Она еле касается кромки льда. Повторяет кончиками пальцев узорчатые спирали замерзшей воды и улыбается уголком губ. Идеальная симметрия, пока ее не расчерчивает пополам зигзаг трещин, расходящийся от места разлома. Туда она только что бросила камень. Ничто не совершенно.
— Никто, — шепчет едва слышно.
Изо рта вырывается облачко пара, и она завороженно за ним наблюдает. Склоняет голову набок, закусывает губу и протягивает руку. Она потирает ладони от холода, кутается в мешковатый свитер и все равно не может согреться. Переступает с ноги на ногу, опускает взгляд и усмехается. Убегать из дома босиком, когда на земле уже лежит снег, не очень разумно.
— Ариэль! — разносится эхом над озером крик.
Родной голос. Теперь чужой.
Она закрывает глаза и делает первый шаг. Ей не страшно, подумаешь, лед трескается под ее ногами. Если не смотреть вниз, можно представить, что не слышит. А если не затыкать уши, можно поверить ему. Снова. Попытаться изменить жизнь. В очередной раз. Позволить спасительной лжи уговорить себя, что глаза лгут, чувства предают, интуиция — параноик.
Что если сделать вид, что ложь — правда?
Небо не рухнет на землю, преисподняя не разверзнется под ногами грешников. Не произойдет ничего запоминающего, и она будет думать, что счастлива. Убедит себя в этом, день за днем все прочнее увязая в паутине вранья. Глядя на него, улыбнется и обнимет, взъерошит волосы и поцелует в шею. Она заставит себя быть счастливой.
А дальше?
— Что потом? — стая птиц испуганно уносится прочь.
Ей хочется поднять руки и взлететь вслед за ними. Оторваться от земли и разглядеть его с высоты птичьего полета. Может быть, там, наверху, она наконец выдохнет? Она чертовски устала. Надоело отрицать очевидное, выслушивать мольбы остаться, убегать, но все равно возвращаться. Потому что она любит, а он обещает исправиться. Клянется. Ползает на коленях. А потом все повторяется.
Крик. Боль. Мрак. Спасительное забвение. Морок в душе, мгла под веками. Она уплывает.
— Ариэль, — убаюкивает ласковый голос.
Она не хочет открывать глаза. Ей тепло и спокойно. Чьи-то пальцы перебирают ее волосы, и она жмурится.
— Бабушка, — ластится она и обнимает колени, на которых лежит.
— Русалочка, почему же ты не научилась плавать? — интонация меняется, будто бабушка отдаляется.
— Нет… нет! Куда ты?!
Она пытается уцепиться, остановить бабушку, но руками загребает только воздух. Невесомость. Ее нет. Никого нет. Она одна.
Мокро. Холодно. Громко. В вены втыкаются иглы. Легкие горят.
Ее куда-то несут, что-то говорят. Она не понимает. Ей не страшно — горько. Она подвела бабушку: так и не научилась плавать. Не смогла пересилить страх воды. А если она…
— Утонувшая русалочка, — хрипло смеется незнакомый мужчина.
— Умирать — это больно?
— Не бросай меня! — цепляется за ее ладонь он. — Я не смогу без тебя!
— Твое время еще не пришло.
Она наконец может открыть глаза и увидеть…
— Ты не бабушка, — вскрикивает она и пятится к стене.
— А ты не русалочка, — пожимает плечами та. Та — это стена, если верить контексту.
— Я Ариэль, — мотает головой она и делает еще несколько шагов назад.
— Верно, — совершенно незнакомая женщина жутко скалится и наступает. — Ты девочка, которую назвали именем из сказки.
— Я настоящая, — в ярости сжимает кулаки Ариэль.
— Не верю.
— Настоящая, — выплевывает, будто это яд, а не слова.
— Нет.
— Настоящая! — взрывается таким криком, что она резко садится и отплевывается водой. Горло раздирает в клочья, она надсадно кашляет. Прижимает свитер, пытаясь прикрыться.
Вокруг столько людей. Они суетятся, несут носилки, наперебой что-то спрашивают.
Звуки сливаются в пчелиный рой. Она пытается встать, но ей не позволяют.
— Ариэль, — теплые руки обнимают ее и прижимают к груди, но она отталкивает их.
— Это не мое имя.
— Но...
Она поворачивается к парню с ультрамариновыми глазами и щурится. Такого цвета в естественной природе не бывает. Это все напускное, неправильное, выпуклое. Жизнь наизнанку. Не ее мир. Какой-то другой девочки, провалившейся под лед. Она не могла быть такой глупой. И у нее совершенно обычное человеческое имя, правда, пока она его не помнит.
— Что ты принимала? — трясут ее за плечи.
— Повежливее, — вырывается она. — Кто вы вообще такие? — отмахивается. С мокрой кофты течет вода.
— Опять порох… — устало то ли спрашивает, то ли отвечает парень то ли ей, то ли хаму в форме.
— Ты уверен?
Парень кивает, обхватывает ее руками и не позволяет больше вырваться. Она лягается, попадая ему по икрам, но он только шумно дышит и держит. Она смыкает зубы на кисти, сжимает что есть силы, его руки крепче вжимаются в ее кости, сдавливают тисками и постепенно лишают сил сопротивляться. Она выдыхается, запал кончается, будто… будто… порох закончился.
Когда она открывает глаза в следующий раз, по глазам бьет свет. Она жмурится и отворачивается, но он становится только ярче, ослепляет, сбивает дыхание. Она давится воздухом, хватается за горло, пытается что-то сказать, но вместо слов — только сдавленные хрипы. Ей нечем дышать. Боль разрывает грудную клетку, выкручивает суставы, ломит связки. В голове ни одной связной мысли, только рыжие волосы и рыбий хвост.
«Ариэль».
Она тянется, но пальцы проходят сквозь.
«Ариэль…»
Свечение меркнет, и она видит лестницу. Она приведет ее к…
«Ариэль?»
Фиалковый запах ударяет в нос, и она расплывается в блаженной улыбке.
— Ариэль.
Она успевает ввести дозу, пока его нет. В этот раз он ничего не сможет сделать. Не помешает.
— Почему?
Ее глаза закатываются, губы бледнеют.
— Я хочу подняться по лестнице в небо. Я хочу…
Ветер распахивает окно, проносится ураганом по комнате. Она вдыхает запах застоявшегося озера, и… пульс обрывается.
Она рассматривает его с высоты птичьего полета.
Ложь на самом деле оказывается правдой.
Это она во всем виновата.