Его называют Красным Змеем, и Маргери думает, что ему действительно подходит это прозвище. Есть в Оберине Мартелле нечто опасное, хищное… и в то же время притягательное. Она старается не показывать открыто свой интерес, ведь является невестой короля Джоффри. Лишь кидает быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц, но и его достаточно, чтобы рассмотреть, оценить. Пары мгновений хватает, чтобы запечатлеть образ Оберина на подкорке мозга.

Его губы растягиваются в улыбке, в то время как почти чёрные глаза сверкают стальным блеском. В его жестах резкость и своеобразная грация. Змей, змей… Они всегда нравились Маргери, хоть она никому не рассказывала об этом.

Однажды, когда она гуляла в саду в Хайгардене, Тирелл заметила змею. По окраске сразу поняла, что та ядовита. Тогда Маргери замерла, опасаясь неосторожным движением вызвать агрессию. Удивительно, но страха в тот момент она почти не чувствовала. Змея подползла ближе, скользнула по её ноге, обутой в изящную туфельку, и скрылась в ближайших кустах. Лишь когда она исчезла, Маргери поняла, что почти не дышала.

Рядом с Оберином ей тоже трудно дышать. Особенно когда он смотрит прямо ей в глаза, так пронзительно, будто видит насквозь. В такие моменты Тирелл очаровательно улыбается, ощущая себя глупенькой наивной девчонкой рядом с этим мужчиной, опыта которому не занимать не только в жизни и на войне, но и в любви. Сплетни о том, какой Оберин горячий любовник, нередко доносятся до Маргери. Одни осуждают его, считая слишком развратным, другие мечтают оказаться в его постели. И среди последних не только женщины.

Тирелл видит издалека, как Оберин наслаждается сочным виноградом. Кусает, и нежная мякоть лопается, брызгая соком. Он облизывает губы, и Маргери чувствует тянущее тепло, которое скапливается внизу живота. Она думает: каково быть любимой им? Или хотя бы каково быть той, кого Оберин Мартелл желает? Ей не суждено это узнать. Маргери замечает интерес в его глазах, вежливо улыбается, поддерживает беседу, но помнит, что является невестой короля, будущей королевой. И это важнее плотских страстей.

Но когда она перед сном лежит в своей постели, то мысли невольно возвращаются к Оберину. Маргери скользит руками по своему телу, задерживаясь на особо чувствительных местах, и представляет, будто это Красный Змей ласкает её. Он проник в её фантазии, мысли и сны, будто яд, не смертельный, но дурманящий разум, вызывающий лихорадку. Ей жарко, её пульс частит, и Маргери не знает, где ей найти противоядие. В объятиях Джоффри это точно не удастся.

***
Она гуляет по саду, в кои-то веки не в компании кого-то из родни или подруг, когда замечает Оберина, стоящего перед небольшим причудливым фонтаном. Его руки сложены за спиной, а глаза чуть прищурены. Маргери подходит ближе и спрашивает:

— Вам нравится этот фонтан?

— Ничуть, — отвечает он. — Ему не хватает плавности форм, изящества.

Немного неожиданно слышать это от того, кто, кажется, сам состоит из резких углов. Это касается и его черт лица: высоких скул, орлиного носа, крупного рта с чувственными губами, и его непримиримого характера, вызывающих манер.

— Тогда почему Вы неотрывно смотрите на него? — интересуется Маргери.

— Порой наш взгляд приковывает не только красота, но и уродство. — Оберин поворачивается к ней. — Но это, конечно, не касается Вас. Вы самый прелестный цветок в этом саду, леди Маргери. И я считаю, что король Джоффри не заслужил такую очаровательную невесту.

— Осторожнее. Ему не понравились бы эти слова, если бы он Вас услышал. Лучше не вызывать гнев Джоффри.

— Даже он не настолько глуп, чтобы ссориться с Дорном.

Оберин выглядит и звучит уверенно. Любого другого человека, говорящего так, Маргери сочла бы безрассудным, если не глупым. Любого, кроме дорнийского принца. О его отчаянной смелости ходят легенды, и, если пришлось бы — он наверняка сразился бы даже с Семерыми.

Маргери нежно улыбается, смягчая тем самым тон их разговора.

— Лично я не желаю ссор, — произносит она. — Я за мир между нашими землями.

— Вы так же мудры, как и прекрасны. — Оберин обхватывает сильной мозолистой ладонью, так непохожей на руки других лордов, её нежную ладошку, подносит к губам и целует, задерживаясь на несколько секунд. Другая девица на её месте покраснела бы. Но не Маргери. Она воспринимает этот жест как должное, она ведь будущая королева, ей должны восхищаться, любить её. Но что-то внутри сладко трепещет, будто бабочки бьются в её животе, задевая крылышками нутро.

Оберин явно замечает её реакцию, пусть и неявную. Его губы изгибаются в улыбке, а глаза лукаво блестят. Учитывая огромное количество его любовных побед, он давно научился считывать людские эмоции, особенно если это касается влечения. А Маргери действительно тянет к нему. И то, что эта тяга запретна, делает её лишь сильней.

Оберин предлагает ей прогуляться по саду, и Тирелл соглашается. Ведь нет ничего предосудительного в том, что будущая королева налаживает связи с влиятельными подданными. А за светской беседой легко можно замаскировать истинные мысли и желания. К тому же, принц Оберин весьма умен и образован, много путешествовал, многое повидал, и его истории, в которые он уместно вставляет остроты, вызывают у Маргери неподдельный интерес.

***
После этого леди Тирелл нередко замечает обращенный на неё взгляд Оберина, в котором полыхает тёмное пламя. И ей кажется в такие моменты, что она сама сгорает дотла. Принц улыбается ей, чуть чаще, чем другим, так, словно они знают какой-то секрет, известный лишь им обоим. Когда проходит мимо, слегка касается её предплечья, не скрытого рукавом, ведь Маргери всегда любила открытые платья, и она чувствует, будто его пальцы обжигают её. Они ведут беседы, и нередко в словах Оберина ей мерещится скрытый подтекст, и она догадывается о его смысле: Маргери нравится принцу, и он желает сделать её своей. Но, может, ей только кажется, и это всё — игра её воображения. Может, яд Красного Змея проник так глубоко, что никакое противоядие ей уже не поможет.

В глубине души Маргери жалеет, что является Розой Хайгардена и невестой короля. Она могла бы родиться леди из мелкого знатного дома, и тогда о её будущем не так сильно пеклись бы, на её плечах не лежала бы такая ответственность. Она могла бы наплевать на все приличия и стать любовницей Оберина. Маргери всё больше уверяется в мысли, что он хотел бы этого. Она достаточно знает мужчин, чтобы понимать, когда они неравнодушны к женщине. И пускай их вряд ли связывало бы больше, чем несколько ночей, Маргери узнала бы, каково это — принадлежать Оберину Мартеллу. Каково это — знать, что хотя бы ненадолго он принадлежит ей.

Она представляет, как чужие руки — мужские и женские — ласкают тело дорнийского принца, как он сминает чьи-то губы в поцелуе, как прижимает чьё-то тело к постели или стене и ритмично двигается, постепенно ускоряясь, сводя с ума откровенными ласками. Но не Маргери, не её. И это заставляет кусать от бессилия нежные губы. Она будущая королева, это её желанная цель. Но короля желает лишь её разум, а не сердце и тело.

***
Маргери спускается по каменным ступеням, ведущим от дворца к берегу моря. Тут обычно не бывает людей, и она нередко приходит сюда, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Тирелл надеется, что лёгкий ветер, доносящий до неё брызги солёной воды, сможет привести её в чувства, охладить сжигающую её страсть. Но негромкие уверенные шаги, раздающиеся за её спиной, рушат эту надежду.

У Маргери возникает знакомое чувство. Словно опасная змея приближается к ней, извивается кольцами по ступеням. Леди Тирелл прерывисто выдыхает, затем оборачивается, и на её лице сама собой появляется милая улыбка. Не маска, как это часто бывает в столице. Нет, этого человека Маргери искренне рада видеть, хоть под рёбрами и скребет тревога.

— Здравствуйте, принц, — произносит она.

— Называйте меня просто Оберин. Хотя бы, когда мы наедине, — просит он.

— Хорошо… Оберин. — Его имя так легко срывается с её губ, будто было создано именно для них. Он подходит ближе, смотрит внимательно, словно хочет угадать, что у неё на душе. Словно уже знает об этом. Это сбивает с толку, лишает Маргери привычной уверенности. Она пытается избежать многозначительной тишины, потому говорит, чуть торопливей обычного:

— Мне нравится здесь бывать. Это место лишено лоска, лишь скалы, берег моря и вода, простирающаяся до самого горизонта. И обычно нет других людей. Здесь я чувствую себя почти свободной.

— Почти… Звучит печально, — произносит Оберин. — Ведь подлинной свободы Вам никогда не видать.

— Увы, людям нашего положения, как правило, неизвестно, что это такое, — вздыхает Маргери.

— Ко мне это не относится. Я живу как хочу, — возражает Мартелл. — Пускай это многим не нравится.

— Я даже завидую Вам, — признается она.

— То есть, если бы у Вас был выбор: безграничная свобода или титул королевы, Вы бы выбрали первое? — уточняет Оберин. Маргери колеблется, и он усмехается:

— Конечно же, нет. Мы оба находимся там, где желаем, каким бы ни являлся наш выбор. И, откровенно говоря, я думаю, власть будет Вам к лицу.

На последних словах он протягивает руку и едва касается её щеки кончиками пальцев. Если бы их кто-то увидел, этот жест сочли бы слишком фамильярным. Но здесь лишь они вдвоём, и осознание этого будоражит Маргери. Она прерывисто выдыхает, чуть приоткрыв рот, и замечает, как взгляд Оберина задерживается на её губах.

— Я намеренно последовал за Вами, леди Маргери, — признается он, и её сердце начинает биться чаще от этих слов.

— По какой же причине? — интересуется она, пытаясь казаться невозмутимой, но румянец, розами расцветший на её щеках, выдаёт девушку.

— Пускай Вы предназначены королю и не собираетесь отступать от этого, но меня невероятно влечёт к Вам. А я не привык отказывать своим чувствам и желаниям, — поясняет Оберин.

— Мы оба такие упрямцы, — срывается с её губ. А в следующую секунду Мартелл увлекает её в жадный, неистовый поцелуй. Слова больше не нужны. Её едва не сбивает с ног напор Оберина, никто прежде не целовал её с такой страстью и властностью. Джоффри вряд ли будет когда-то так целовать свою будущую супругу. Но о нём Маргери сейчас не думает.

Она цепляется пальцами за плечи дорнийского принца и чувствует, как с каждым движением его языка яд всё быстрее распространяется по телу. Всё, её не излечить, ведь главное лекарство от её мук — как можно больше напитаться этим ядом. Больше сводящих с ума поцелуев, больше ласк, становящихся всё откровеннее. Ладони Оберина скользят по её телу, обжигая прикосновениями кожу через открытые участки платья, больше подходящего моде Хайгардена, а не столицы. Он спускается губами к шее Маргери, и ей хочется, чтобы Оберин прикусил нежную кожу, ставя метку принадлежности ему. Но он, конечно же, этого не делает. Не хочет как-то скомпрометировать Маргери и тем самым разрушить её будущее.

Но это не мешает ему вжиматься в неё так плотно, что ткань, разделяющая их, кажется несущественной преградой. Леди Тирелл приглушенно стонет, и Оберин призывает всю силу воли, чтобы не сорвать с неё платье и не взять прямо здесь и сейчас. Вместо этого он сминает руками её юбку, поднимая выше, касаясь крутых бёдер.

— Оберин… — шепчет Маргери, ощущая, что находится всего в шаге от того, что так страстно желает. Она делает то, чего обычно не позволяет себе: отдаётся во власть эмоций, сейчас застилающих все доводы разума. Сейчас она не леди из высокородного дома, не невеста короля, а девушка, каждая клеточка тела которой стремится соединиться с мужчиной, держащим её в своих объятиях. Маргери просит взять её, так, чтобы она забыла обо всём. Но Оберин выдыхает ей в губы:

— Не представляешь, как я хотел бы сделать это. Но не стану. И ты сама потом будешь благодарна мне.

В её глазах ясно читается разочарование. Тирелл пытается отстраниться, но принц удерживает её со словами:

— Это не значит, что я не покажу тебе, что такое настоящее удовольствие, пока ты ещё не стала женой мальчишки, восседающего на Железном Троне.

Он забирается ладонями ей под юбку, касается там, где никому прежде Маргери не позволяла. Могла бы позволить Ренли, но первого супруга больше интересовал её брат. Ничьих ласк она так не жаждала, как Оберина. Он касается её нежной плоти, именно так, как она хочет, и Маргери бесстыдно подаётся ему навстречу. Мартелл заглушает поцелуями её сладкие стоны и так плотно прижимается к ней, что она чувствует бедром его возбуждение. Тирелл отстраненно думает, что наверняка он будет утолять голод в чужих объятиях, но старается сосредоточиться не на этом, а на восхитительных ощущениях, что Оберин дарит ей.

Маргери срывается в ослепляющее наслаждение, негромко вскрикнув, и Мартелл притягивает её к своей груди, ласково гладит по волосам. Ему мало, слишком мало того, что сейчас произошло между ними. Оберин желал бы провести с ней много прекрасных ночей, показать все грани чувственности и подлинной страсти. Но она Роза Хайгардена, будущая королева, и их дорогам суждено разойтись.

Он целует Маргери, и на несколько секунд она обнимает его так крепко, будто тоже не хочет отпускать.

— Вспоминайте обо мне в Вашу первую брачную ночь, — шепчет ей на ухо Оберин. — Быть может, тогда близость с Джоффри покажется чуть приятнее.

Маргери вспыхивает, и с её губ готов сорваться дерзкий ответ, но она молчит и позволяет Оберину уйти. Его ласки не утолили её жажду, напротив — сделали ещё сильней. Она уверена, что в ближайшее время не сможет смотреть ему в глаза, не мечтая всё повторить.