Скорпиус морщится, когда мокрый снег попадает за воротник пальто, тает и холодной водой стекает по спине. Рубашка прилипает к телу, и он ежится. Все правильно, ему должно быть плохо. Если завтра сляжет с воспалением легких — и того лучше: забаррикадирует дверь и не пустит к себе никого. Скорпиус Малфой хочет боли, потому что физическая хоть немного отвлекает от моральной.
«Не думать, не смотреть, не чувствовать», — три незыблемых кита его существования, но не сегодня. Сегодня все тщательно возведенные барьеры рушатся от одного взгляда. Теперь она чудится ему в каждой проходящей девушке.
Витрина магазина. Вихрь рыжих волос опускается на плечи. Вдох, судорожный выдох.
Лавка под раскидистым деревом. Заливистый смех. Раз, два, спокойно.
Споткнувшаяся о камень незнакомка. Запах корицы и гвоздики. Задерживает дыхание.
Фонарь освещает шумную компанию. Яркие зеленые глаза. Сердце пропускает пару ударов.
Скорпиус сжимает голову руками и крутится на месте. Концентрированная боль выплескивается, течет по венам, разъедает внутренние органы. Он больше не может с этим жить. Каждый день просыпаться, завтракать, идти на работу, обедать, возвращаться в холодную квартиру, ужинать, смотреть в потолок, спать. Бесконечный день сурка без права на амнистию.
Редкие всполохи бывают, но их он боится еще больше рутины. Скорпиус боится закрывать глаза. Зелье Сна-без-сновидений уже не помогает. Степень привыкания запредельная, он почти наркоман, но все равно глотает галлонами, не понимая толком зачем. Она все равно приходит, принимает он зелье или нет. Если хочет, конечно. Садится рядом и долго-долго смотрит перед собой. А когда все же поворачивается к нему, то вместо привычной зелени Скорпиуса затягивают пустые глазницы, в которых отражаются все муки ада. В такие ночи он просыпается от собственного крика в холодном поту.
Все говорят, нужно жить дальше, отпустить, забыть. Они убеждают: его вины нет, случившееся — нелепая случайность. Никто ничего не понимает. Он не должен был, не имел права позволить ей умереть. Не уберег, не уследил, не заслонил собой.
В Джессике было столько тепла и света, что хватало на двоих с головой. Без нее остается только тьма: тягучая, непроглядная, промозглая. Она тянется за Скорпиусом шлейфом, с каждым вздохом высасывая остатки жалкой жизни. Сегодня этот круг должен замкнуться, он уверен. Он наливает стакан огневиски до краев и залпом выпивает, не раздеваясь, падает на постель и зажмуривается. Под веками тут же всплывают черные буквы, выбитые на белом камне: «Джессика Райли, так и не ставшая Малфой». Он сам настоял именно на такой надписи.
Скорпиусу обещали, что боль утихнет, но она только крепнет изо дня в день. Они клялись быть вместе, несмотря ни на что, он не сдержал слово, потому что перед ее смертью дал другое — жить, как бы ни хотелось умереть. И не смог. Скорпиус пытался, но оказался слишком слаб. Без нее он лишь оболочка, механически совершающая необходимые действия. Он больше так не может.
Алкоголь делает свое дело. Скорпиус чувствует, как проваливается в липкий дурман.
— Сегодня все началось, — лихорадочно шепчут губы, — сегодня все закончится.
Она приходит почти сразу. Или ему так только кажется? Скорпиус давно теряет счет времени: оно то растягивается до бесконечности, то несется вскачь, но когда она рядом — замирает. Джессика улыбается. Впервые за все время, что снится. Опускается рядом и гладит по щеке. Скорпиус слышит стук своего сердца, видит жар ее взгляда, чувствует холод ее прикосновений. Он вздрагивает всем телом, инстинктивно пытается отстраниться. Джессика только качает головой и крепко сжимает руку на его предплечье:
— Сегодня все началось, — повторяет она его же слова, — сегодня все закончится. — Ее губ касается та самая улыбка, от которой раньше подкашивались ноги, а внизу живота рождалось возбуждение, вот только сейчас Скорпиуса бросает в холодный пот, а кишки скручивает почти ужас. — Я дам тебе выбор. Ты же этого хотел, — щурится она, отпуская наконец его руку.
Он садится, опирается на изголовье и потирает запястья.
— Хотел.
— Тогда чего боишься?
От нее веет опасностью и скрытой угрозой. Скорпиус теряется: смотрит во все глаза, пытаясь разглядеть свою Джессику. Ласковую, тихую, улыбчивую девушку — солнышко, освещавшее каждый миг.
— Тебя, — выдыхает еле слышно и тут же закашливается.
Она забирается на постель и, не отрывая взгляда, ползет к нему. Скорпиус шумно сглатывает, сжимает покрывало в кулаках. «Это не моя девочка!» — вопит разум, но тело не двигается с места, покорно сжимает в объятиях такое знакомое тело. Ее волосы пахнут не корицей — гнилью, вздохи пропитаны безысходностью и болью, а на губах оседает привкус горечи. Она, будто заведенная кукла, исполняет команды, не осознавая их смысла. Застывшая восковая оболочка: без души, без чувств. Блеклая тень его Джессики.
Осознание бьет одновременно по всем нервным окончаниям, и Скорпиус отталкивает ее от себя, прерывая пластилиновый поцелуй.
— Ты больше не хочешь меня? — Она тянет к нему руки, с которых кусками отваливается кожа. — Скорпи? — жалостливо всхлипывает, но глаза застилает белый туман: они совершенно неподвижны, безразличны.
Она хватает его, оставляя впившиеся ногти в его руках, ладони скользят — она буквально рассыпается, а Скорпиус апатично наблюдает. Он просто не верит, что это происходит с ним. Вместо облегчения или хотя бы покоя он получает разлагающуюся невесту в своей постели и ничего не делает.
— Вот на кого я стала похожа! — кричит замогильным голосом, когда волосы тлеющими пучками падают на колени. — И тебе все равно?!
«Пронзительности крика позавидует и банши», — отстраненно думает он.
— Ты не моя невеста, — спокойно отвечает, прежде чем она окончательно превращается в пепел.
Скорпиус глубоко вздыхает, скидывает покрывало на пол и снова садится на кровати.
— Это просто дурной сон. Еще один кошмар. — И он закрывает глаза…
И открывает. Он сидит на полу, крепко сжимая в руках пустой стакан, на коленях колдография Джессики. Она смеется и, раскинув руки, падает в снег — озорная, счастливая, пока живая. Скорпиус морщится от боли в затекших мышцах и пытается встать, но почти сразу опускается обратно.
Странно, он же помнит, что заснул на кровати, тогда как оказался на полу? Рядом обнаруживается пустая бутылка с огневиски. Он усмехается. Ничего сверхъестественного, никаких видений: он просто надрался до гриндилоу перед глазами. Скорпиус сжимает виски и со второй попытки все-таки поднимается, с трудом стаскивает одежду и плюхается на постель. Никаких струпьев и сажи, а покрывало само упало, потому что он пьяный сполз на пол.
Скорпиус вытягивается в полный рост и смотрит в потолок. Голова раскалывается, в глазах двоится, в душе пусто: ни боли, ни отчаяния, ни страха, лишь скорбь отдается эхом в сознании. Скорпиус привычно списывает все на алкоголь.
На это раз ему снится его Джессика. Она кидает в него снежками и убегает, прячется за деревья, но он находит ее раз за разом, а она только смеется, целует в нос и выворачивается, чтобы снова убежать. Скорпиус любуется вихрем огненных волос и нежностью в зеленых глазах, запоминает до мелочей.
Впервые после ее смерти он спит спокойно. Впервые видит ее именно такой, какой помнит. Впервые не хочет умереть.
Скорпиус берет колдографию с прикроватной тумбочки и долго рассматривает родные черты лица. Он не понимает, как это произошло, но уверен: без Джессики не обошлось. Как и всегда, она дала ему силы идти дальше. Без нее, но с памятью в сердце. Скорпиус знает: так или иначе, она всегда будет рядом.
Он выполнит данное ей обещание. Теперь выполнит.