Я не смогла… Не смогла сберечь того, кто дарил мне океаны любви и бесконечного счастья.

Всё началось со щелчка Таноса. Я рассыпалась, исчезнув на пять лет, а Баки остался. Половина населения планеты канула в лету, оставив близких горевать.
Барнс, потерянный и дезориентированный, гонимый и чужой всем и везде, остался наедине с собой и миром. Его душа, терзаемая воспоминаниями об ужасах Гидры, с каждым новым днем становилась всё тоньше и слабее. Боль и непрекращающиеся кошмары преследовали его повсеместно, не давая забыться хоть на миг; не позволяли перевести дыхание и расслабиться. Сыворотка суперсолдата едва справлялась с истощенным недостатком сна организмом… Но он нашел выход, ставший для него, в конце концов, входом во тьму и бесконечность.
В день возвращения я застала Баки в нашей крохотной квартирке, сидящим на полу, заросшим и помятым. Он раскачивался из стороны в сторону, тупо глядя в одну точку. Обычно, его усиленный слух улавливал любой звук и шорох, и я должна была бы быть обнаруженной, но…
Выронив из рук стаканчик с кофе, тихо позвала его по имени. Он сразу же обернулся. Я вскрикнула. Передо мной сидел кто угодно, но не мой Баки. Не тот Баки, который всегда предпочитал аккуратную стрижку и легкую щетину спутанным сальным волосам и неопрятной бороде. Но даже не это меня испугало. Его глаза, лучистые и небесно-синие, сейчас казались пустыми, стеклянными. Он смотрел на меня, будто узнавая. Понадобилось долгих пять минут, чтобы он в один прыжок пересек квартиру и сгреб в объятия.
Баки обнимал меня, гладил волосы, руки, плечи. Касался, будто не веря, что я снова с ним. Позже, буквально лежа у меня в ногах, он плакал. Рыдал, сотрясаясь всем телом. Кричал. Орал до хрипоты и сорванного голоса. Я пыталась успокоить его, да только ничего не получалось. Он бился в истерике, со всей силы впиваясь ногтями в живую ладонь. Сев позади него и положив ладони на широкую спину, повалила на себя сверху. Всхлипнув пару раз, Баки перевернулся на бок. Положив голову мне на живот, уснул. Представить страшно, через что ему пришлось пройти. Мой бедный, бедный сержант...
Неделя после возвращения была прекрасной. Казалось, что рядом со мной снова тот Баки, которого я полюбила восемь лет назад, но мне так только казалось. Жаль, что я поняла это слишком поздно.
Первым звоночком о начале конца стали сигареты. Самые обычные, как мне казалось, сигареты. Баки начал курить. Сначала курил, когда уходил в магазин за продуктами. Через время — на балконе, а после уже и в квартире. Я обращала внимание, что после курения он становится другим: веселым и улыбчивым. Но, поняв, чем на самом деле пахнут его сигареты, впала в ступор. Травка. Это была чёртова травка! В этот же день у нас состоялся серьезный разговор: Бак признался, что действительно курит марихуану. Начал буквально через полгода после моего исчезновения.
Он клялся мне, что завяжет, что сделает это ради меня, ведь я для него важнее всего на свете. Да только я не смогла… не смогла его остановить.
Время шло, и Баки действительно перестал курить. Я выдохнула, решив, что проблема ушла. Но она наоборот надвигалась на нас девятым валом, желая разгромить наш маленький и уютный мир.
Я всполошилась, когда Баки начал чаще уходить из дома, пропадая где-то часами, а после и на полдня. На мои вопросы, куда он ходит и что делает, отвечал, что просто встречается с друзьями. Я предлагала пригласить их к нам домой, но Барнс отшучивался, отнекивался, уходил от разговора. Всё внутри меня кричало, что беда уже на пороге, но мне отчаянно не хотелось в это верить.
Время было тяжелым: Флагодробители орудовали по всему миру, переселенцы из разных стран оседали в Нью-Йорке, привозя с собой разные вещи, среди которых, конечно же, были и наркотики.
Паззл сложился, когда я, идя в супермаркет мимо сожженного дома, увидела Баки у развалин в компании нескольких молодых людей. Двое были арабской внешности, и трое — афроамериканцы. Сначала мне подумалось, что я обозналась, но подойдя чуть ближе, едва не потеряла сознание — там действительно был Бак. Он сидел за импровизированным столом, на котором аккуратной белой полосой лежал какой-то порошок. Счастливо улыбнувшись, он вдохнул его сначала одной ноздрей, потом второй. Не прошло и пары минут, когда Баки истерично и неестественно засмеялся. Откинул голову, продолжая смеяться. Когда схлынула первая волна эйфории, один из арабов подал ему шприц и жгут, а другой — стопку, скорее всего, с алкоголем.
Не в силах на это смотреть, я вышла из-за укрытия и дрожащим голосом позвала Барнса. Резко обернувшись, он виновато смотрел на меня. Глаза его были красными, и я… я узнавала в них ту пустоту, что была в день моего возвращения.
Слёзы градом катились из моих глаз, а Баки всё продолжал сидеть неподвижно, обжигая пустым, лихорадочным взглядом. Набравшись смелости, я подошла к нему. Взяла красивое лицо в ладони, осыпая поцелуями. Надеялась, что это разбудит того Баки, которого люблю, но я не смогла… не смогла достучаться до него.
Бак вернулся домой поздно ночью и молча сел на край нашей кровати. Мы молчали, хотя мне хотелось орать. От боли и разрывающей вины. Не выдержав, снова разрыдалась. Била его кулаками, куда могла попасть и дотянуться, а он просто сидел истуканом, понурив голову. Когда остатки сил покинули меня, просто привалилась к его боку, шепотом умоляя остановиться, прекратить делать то, что он делает. Говорила, что нас впереди ждет долгая и счастливая жизнь и чтобы это сбылось, ему нужно сделать правильный выбор. Нужно просто соскочить. Я клялась помочь, обещая, что мы справимся вместе. Вдвоем. Без врачебного вмешательства. Баки кивнул головой, давая понять, что согласен и готов. И я поверила. Не могла не поверить. Ведь это же мой Баки!..
С каждым днем ситуация становилась только хуже. С каждым разом Баки всё дольше пропадал, скрываясь в каких-то заброшках. Однажды он не приходил домой трое суток, и я едва не лишилась рассудка, а когда пришел, моё сердце сжалось.
Побитый и израненный, он ввалился в нашу квартиру, держась рукой за бок. Кое-как уложив на кровать, отняла его руку от левого бока, вскрикнув — у Баки была глубокая колотая рана, из которой фонтаном била кровь. Не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы её остановить.
Баки бредил. Скорее, из-за раны, но и тяжелая смесь наркотиков делала своё дело. Он звал кого-то, плакал, кричал и молил о помощи. Время от времени приходя в сознание, просил у меня прощения, целовал руки и клялся в любви. Я отвечала, что люблю его больше жизни, и всё это дерьмо мы пройдем вместе. Но я не смогла… только не после того, как на третьи сутки, когда рана едва начала заживать, Баки снова сбежал, исчезнув с радаров на неделю.

Прошел год с моего возвращения и весь этот год Баки провел в бреду. После того, как он вернулся через неделю, эйфория и зрительные галлюцинации стали его обычным состоянием. Он редко приходил в себя, а если и приходил, то на считанные часы, большую часть из которых проводил в слезах у меня на коленях, моля простить. Это самые страшные и тяжелые двенадцать месяцев в моей жизни…
С каждым днем иллюзорный мир затягивал его всё глубже и глубже, а все мои попытки вырвать его из этого кошмара обращались прахом. Истерзанное пытками, обнулением и зверствами сознание Баки под воздействием наркотиков рисовало ему жуткие картинки, из-за чего он мог начать крушить мебель, борясь с противником. Мог начать стрелять, защищая меня от агентов ГИДРЫ. Но хуже всего было, когда он просто падал на пол и начинал кричать. Истошно, протяжно, хрипя и кашляя. Его ломало. Организм требовал всё большую дозу, и я хотела ему помочь, правда. Я должна была помочь ему, но я не смогла!
Я боролась за Баки слишком долго. Слишком много сил бросила на то, чтобы вытащить его из этих зыбучих песков, совершенно позабыв о себе.
Одним утром, после того, как он снова забился в дальний угол, прячась от воображаемой угрозы, просто сбросила вещи в сумку и ушла, тихо закрыв за собой дверь. Я сбежала на другой конец города, туда, где было тихо и спокойно, а окна дома выходили на озеро. Но и там мне не было покоя. Мне казалось, что уйдя от Баки, жизнь начнет меняться, но становилось только хуже. Не было ни минуты, чтобы я не плакала. Я выла белугой, плавала от окна к окну, неизвестно чего выглядывая. Я винила себя за то, что так поступила с родным человеком, но мне был жизненно необходим перерыв!
В одну из ночей я всё же не выдержала и сорвалась туда, где жила моя душа — в нашу маленькую квартирку, в которой Баки так страстно и нежно любил меня многие ночи подряд. Шагая по коридору нашего этажа, споткнулась об оглушающую тишину. Сердце гулко забилось, ладони вспотели. В голове скользнула мысль, что там, за дверью, меня ждет что-то очень плохое, но я гнала её.
Толкнув скрипучую дверь, аккуратно шагнула во мрак комнат. Тихо, чтобы не напугать, позвала Баки. Ответа не последовало. Позвав его чуть громче, свернула в сторону нашей спальни.
Сияние Луны пробивалось сквозь приоткрытые жалюзи, давая достаточно света, чтобы ориентироваться. Бросив беглый взгляд на кровать, шумно сглотнула — Баки дома, спит. Но что-то внутри кричало об обрушившейся катастрофе…
Взяв мужчину за руку, я замерла — его живая ладонь была холодной. Вскочив с места, склонилась, прощупывая пульс на шее. К счастью, он был, но довольно слабый.
Потянувшись в карман пальто за телефоном, стала судорожно его искать. И в этот самый миг, на моё колено опустилась его левая ладонь. Наши взгляды встретились. Пожалуй, сейчас он смотрел на меня до боли осознанным взглядом.
— Всё хорошо, малыш, — прохрипел Баки, поглаживая мою ладонь большим пальцем. — Не звони никому. Я буду в порядке. Просто немного перебрал. Пожалуйста, обними меня.
— Бак, — сквозь слёзы говорю я, — тебе нужна помощь.
— Нет. Мне нужна ты. И немного покоя. Обними меня, детка. Мне так холодно.
Сдерживая рыдания, ложусь рядом с ним, прижимаясь всем телом. Он заключает меня в объятия, совсем как прежде. Мягко целует в висок, отчего я впервые громко всхлипываю. Баки проводит носом по моей щеке, успокаивая.
Напряженно слушая его учащенное сердцебиение, замечаю, что удары стали замедляться, а спустя миг прекратились вовсе. Некогда крепкие объятия ослабли.
— Баки! — сквозь слёзы позвала я. — Бак! Баки! Баки!
Но он не отвечал. И уже никогда не ответит. Вечность замерла для него навсегда.

После похорон прошло два месяца. Во всю мёл снег. Сугробы доставали мне до колена, а снегопад не думал прекращаться. Я откровенно замерзала, привалившись боком к его надгробию.
Я не смогла… не смогла найти в себе сил, чтобы остаться с ним рядом и вытащить из кабалы. Не смогла выстоять в этом неравном бою. Не смогла удержать его от падения. Не смогла сберечь. Не смогла найти нужных слов, чтобы тот Баки, в которого я так страстно влюбилась однажды, снова вернулся ко мне. Не смогла…
Думала, что теперь, когда его не стало, смогу найти хоть одну причину жить и просыпаться по утрам, но без него я не могу найти покой. Да и не может быть никакого покоя предателю. Любящий человек всегда рядом, всегда поддержит. А я не смогла. Не смогла.
Поднявшись с места, отряхнула пальто от снега. Задула лампадку и, не оборачиваясь, пошла прочь. Села в машину, завела мотор. Окинула взглядом кладбище. Задержалась взглядом на горизонте: небо было хмурым и серым, напоминая пару любимых глаз. Горько улыбнувшись, тронулась с места. Однажды мы всё равно будем вместе. Навсегда. По-настоящему.
Гололед, метель и незамеченный фонарный столб довели мой замысел до конца.

[/center]
[center]Я смогла.