Тонкие пальцы безжизненно соскользнули с белоснежных клавиш рояля, и те издали чудовищный звук, больше похожий на протяжный возглас протеста. Прислонившись виском к отполированной поверхности музыкального инструмента, девушка на какое-то время замерла — так, словно с последним аккордом только что сыгранной мелодии остатки жизненных сил покинули её. Прикрытые, чуть подрагивающие веки, безвольно свисающие вниз изящные руки и слёзы, тонкими струйками застывшие на щеках.
Странное ощущение. Казалось, будто Бонни смертельно устала, но вместе с тем… Из-за внутреннего напряжения и борьбы с собственными страхами и сомнениями она была настолько живой сейчас, что внезапно Первородному почти нестерпимо захотелось протянуть руку, пробежать пальцами по обнажённой спине, осторожно убрать в сторону упавшие на шелковистую кожу кудряшки и нежно припасть губами к бьющейся на шее вене. Или же с наслаждением провести кончиком языка по женственному изгибу плеча, коснуться острых ключиц, скользнуть ладонями под тонкое кружево платья, неторопливо ещё сильнее оголив длинные стройные ноги. А затем со смаком вонзить клыки в податливую плоть, жадно втягивая в себя терпкую тёплую кровь, наслаждаясь каждой её каплей.
Разорвать, уничтожить, сломать — вот, что лучше всего получалось у Клауса. Вот, что он веками практиковал. Каждый, кто с ним хотя бы раз пересекался, в итоге с ужасом осознавал: любое мнимое проявление нежности со стороны Первородного всегда в итоге приводило к ошеломляющей своими масштабами жестокости.
Закинув голову вверх, Клаус прикрыл глаза. Картинка, парой минут назад всплывшая в воображение, привела гибрида в лёгкое возбуждение.
Нет, пожалуй, всё же он и взаправду имел некоторую слабость к женщинам, обладающим магическими силами — любую другую девицу, досаждавшую ему дурацкими просьбами, Никлаус уже давным-давно порвал на части.
Впрочем, не только магия сыграла сейчас решающую роль в чуть переменившемся настроение Первородного.
Широкая ухмылка застыла на губах мужчины, когда он чуть повёл головой, дабы с блаженством втянуть ноздрями тонкий аромат отчаянья, источаемый ведьмой. Аромат был не особо привычным для Бонни и оттого — ещё более сладостным и волнующим.
Открыв глаза, Первородный ещё шире ухмыльнулся. Может ли хоть что-нибудь в этом мире сравниться по силе ощущений с тем осознанием, что даже самые крепкие рано или поздно ломаются и признают твою безграничную силу? И ведь в этот раз ему даже не пришлось прикладывать особых усилий: стоило лишь немного подождать, и всё пришло само.
Клаус буквально упивался животным ужасом и бессилием людей перед таким могущественным существом, как он. В определённых же случаях — например, с Бонни — отчаянные попытки изменить свою или чужую судьбу дарили ему ничуть не меньшие по силе ощущения. Впрочем, в основном — лишь, как прелюдия к тому прекрасному моменту, когда очередная жертва наконец окончательно теряла последнюю надежду на спасение.
Первородного внезапно обуяло нетерпение. Захотелось побыстрее окончательно расставить все точки над «i» в этой совершенно идиотской, по его мнению, ситуации.
Неужели ведьма и вправду была настолько наивна, чтобы предположить, будто имеет что-нибудь мало-мальски интересное для обмена на хотя бы условную безопасность своих друзей?
Сложив ладони перед своим лицом, Никлаус вновь принялся внимательно рассматривать Бонни, продолжавшую неподвижно сидеть у рояля.
Что же в ней было не так? Что не позволило сразу убить ведьму, хотя поводов для этого было более, чем достаточно?
Поудобнее съехав в кресле вниз и закинув ногу на ногу, мужчина нахмурился. Может, всё дело в какой-то необъяснимой для натуры древнего вампира жертвенности ради друзей? Ладно, в том чёртовом городке новоявленная ведьма была вынуждена принять бой, но что ею управляло теперь? Девчонка ведь не могла не понимать, что гибрид вряд ли оставит её живой. Так зачем прилагать столько усилий для того, чтобы…
Для чего? Мотивы Бонни Беннет по-прежнему казались Первородному до конца неясными. Хотя…
Может, это альтруизм в чистом виде? Ну, такой, с лёгкой — или даже не очень лёгкой — безуминкой. Такой, когда ради благородной цели некоторым и шею свою свернуть не жалко. Давненько Клаус с таким не сталкивался — если, конечно, не учитывать его встречу со старым другом Стефаном. Да и то — Сальваторе понадобились десятилетия, дабы докатиться до такого унылого мировоззрения. Да и интересовала бывшего потрошителя судьба преимущественно лишь одного человека — Елены Гилберт. И под каким бы благородным соусом он не пытался подать всё происходящее, такое древнее существо, как Клауса, было не обмануть. Если Сальваторе поставить — грамотно поставить — перед выбором, то бывший друг оставит в живых лишь одну Елену, плюнув и на всех её друзей, и на своё псевдо-благородство.
А тут… Молоденькая девчонка, вдруг возомнившая себя спасителем если не всего человечества, то совершенно точно — кучки своих придурошных друзей. Видела ли Бонни вообще хоть что-то кроме своего убогого городка? И осознаёт ли до конца, что может уже никогда ничего и не увидеть?
Забавно. Весьма и весьма забавно.
Но, в конце концов, теперь жизнь ведьмы принадлежала ему, так что не было ровным счётом никакого смысла и дальше продолжать лишь со стороны «любоваться» одной из своих новых игрушек.
Вскинув руки над головой, Первородный начал аплодировать. Эхо от размеренных хлопков разорвало тишину старинного особняка, в котором до конца двадцатых годов располагалось подпольное казино, и ведьма, встрепенувшись, словно диковинная птичка при приближении охотника, начала напряжённо вглядываться в царивший в просторном зале полумрак.
Со сцены девушка наверняка не могла хорошенько рассмотреть посетившего её спонтанное выступление зрителя, однако Клаус был уверен: ведьма интуитивно понимает, кто именно сейчас сидит на одном из пыльных, изрядно потрепанных временем стульев.
Наспех смахнув предательски покатившиеся по щекам слёзы, Бонни демонстративно отвернулась от Первородного и не очень умело попыталась скрыть свой страх за рассматриванием подрагивающих на сквозняке огоньков многочисленных свеч, расставленных на крышке рояля и около его ножек на полу.
Ведьма сама зажгла свечи с помощью нехитрой магии несколькими часами ранее. Наверное, ей было не очень-то весело ждать неизвестно сколько в кромешной темноте.
Клаус усмехнулся, поднимаясь из кресла. Всё же не зря он несколько раз игнорировал приглашение ведьмы, каждый раз заставляя гадать, придёт ли за ней «кровожадный монстр» в этот раз или опять-таки нет.
И сегодня монстр пришёл. Правда, значительно позже, нежели это было изначально оговорено. И вовсе не потому, что был чем-либо занят. Нет, Клаусу просто хотелось посмотреть, насколько хватит Бонни этой ночью.
В первый раз она прождала всего полчаса, во второй — час, в третий — около двух часов. Клаус не следил за ней — о действиях ведьмы ему сообщали подручные. Они же следили за тем, чтобы право решать, жить ей или умереть, оставалось за Никлаусом. Таким образом Бонни оставалась в безопасности, но, конечно же, совершенно об этом не догадывалась.
Первородный же, расположившись в удобном кресле своего нового дома, расположенного в старейшем районе Нового Орлеана, лишь довольно ухмылялся полученной информации. Каждый раз он сам назначал наиболее неуютные для молоденькой девчонки места лишь для того, чтобы заставить её ещё больше нервничать и негодовать.
При очередном телефонном разговоре голос Бонни — как бы ведьма не пыталась взять себя в руки — дрожал от страха, однако в итоге она покорно соглашалась и являлась, куда требовалось. Соглашалась, потому что знала: именно Клаус устанавливает правила в этой игре.
Именно Бонни нужна была эта встреча — не ему. Хотя…
Первородный, на мгновение прикрыв глаза, провёл кончиком языка по зубам. Эта небольшая игра некоторое время была неплохим и приятным лекарством от скуки. После того, как Ребекка и Элайджа вновь были заботливо уложены им в гробы, жизнь Клауса стала до тошноты размеренной. Не спасало даже то, что он вновь заставил Стефана стать маньяком-потрошителем и почти полностью отвоевал с его помощью Новый Орлеан.
— Ты давно здесь? — наконец прервала тишину повернувшаяся к приближающемуся Первородному Бонни. Голос девушки звучал сердито, но Никлауса было не обмануть всей этой показной бравадой.
— Достаточно для того, чтобы оценить твою не очень удачную попытку музицировать, — лениво протянул мужчина, усаживаясь в кресло всего в паре шагов от рояля. Вытянув для удобства ноги и сложив на животе руки, Никлаус насмешливо вскинул бровь. — Я так понимаю, что и на продолжение занятий сольфеджио у твоей семьи не хватило денег?
Гибрид намеренно жалил словами, намеренно напоминал о семье, которой у Бонни теперь не было. Не было из-за собственного же альтруизма, до сих пор непонятного Клаусу. Интересно, если он вдруг, шутки ради, всё же оставит Беннет в живых, сколько дней, недель, годов, десятилетий ей понадобится, чтобы наконец осознать: ни один из тех, ради кого она пришла сюда, никогда не пошёл бы ради Беннет и на меньшие жертвы. Уж он-то, Никлаус, знает людскую натуру. Уж он-то за многие века видел, на что способны люди, ради спасения своей шкуры. Ну, или ради спасения своих «любимых». О, ради «любимых» люди вообще зачастую готовы были перебить всех своих родных и друзей собственными же руками. И каждый раз Никлаус виртуозно играл на этой особенности своих врагов. В этом ему действительно не было равных.
Клаус продолжал исподлобья глядеть ведьме прямо в глаза. На мгновение даже показалось, что он заметил в них всё ещё тлеющие огоньки сопротивления, однако в итоге Первородный всё же решил, что это были лишь отблески от горящих свечей.
— Вижу, что тебе всё же понравилось платье, которое я прислал, — насмешливо протянул Первородный, бесцеремонно пробегая взором по ладной фигурке вскочившей на ноги ведьмы. — Жаль, что оно прождало этой встречи так долго. Прости, но был так занят. Знаешь ли, вся эта колготня с кровью твоей подружки, — разглядывая отполированные ногти, небрежно продолжил мужчина. — - Да и Стефан будто с цепи сорвался. Представляешь, порвал на клочки целую колонию ведьм.
Бонни, к удовольствию гибрида, сжала зубы и пронзила его убийственным взглядом. Нет, всё же ему не показалось. Девчонка всё ещё не была до конца сломлена.
— Думаю, что не вполне справлюсь с ним, — фальшиво посетовал Первородный, вновь переведя взор на подружку Елены. — Наверное, стоит его отослать обратно в ваш милый городок. Думаю, вы уже изрядно по нему успели соскучиться. Единственная просьба — не донимайте меня после благодарственными речами. Поверьте, я делаю это лишь из собственного… хм… альтруизма.
Мужчина счёл забавным упомянуть именно эту причину, ведь всего несколькими минутами ранее размышлял об альтруизме самой Бонни.
— Ты ведь именно за этим, насколько понимаю, искала меня? — саркастически вскинув бровь, поинтересовался вампир.
Ведьма медленно опустилась на скамью. Клаус заметил, как крепко она впилась ногтями в бывшую когда-то белоснежной, кожаную обивку.
— Почему же ты молчишь? Не рада встрече? — постукивая пальцами по подлокотнику, начал терять терпение Клаус.
Если девчонка продолжает таращиться в одну точку и молчать, то какой вообще был смысл терять на неё хотя бы несколько минут своей вечности?
— Ты ведь никогда их не отпустишь? — наконец подала голос Бонни, глядя ему в глаза.
Странно, но в её взгляде он не нашёл ни ярости, ни отчаяния — только абсолютно не свойственное людям её возраста смирение со своей дальнейшей судьбой. Странная и внезапная перемена в настроении Бонни слегка напрягли Никлауса. Ведьма же грустно улыбнулась, прежде чем кивком головы ответить на собственный вопрос.
— Зачем тебе это нужно? — спросила она через некоторое время, как раз в тот момент, когда мужчина уже готов был стремительно преодолеть расстояние между ними и хорошенько её встряхнуть. — Ладно Елена… Её кровь нужна тебе и всё такое. Могу понять даже Стефана… Но Тайлер и Кэролайн?
Клаус усмехнулся.
— Послушай, будем откровенны. Тайлер — мой первенец. Я не могу оставить своего бестолкового малыша без присмотра. Ну, а Кэролайн… Ооо, — мечтательно выдохнул гибрид, — из этой малышки выйдет толк. Особенно с таким учителем, как мой друг Стефан.
— Тебе ведь приятно делать из других таких же бездушных монстров, как ты? — покачала головой девушка, протягивая ладонь к белым клавишам рояля. Не успели её пальцы коснуться их, как Клаус уже перехватил рукой тонкое запястье.
Прищурившись и чуть склонив голову вбок, Первородный раздраженно поинтересовался:
— Чего ты добиваешься? Пытаешься воззвать к совести такого «бездушного монстра»? Поверь мне, малышка Бонни Беннет, у таких, как я, её просто нет, — сжав пальцы с такой силой, что жертва вскрикнула от боли, процедил мужчина. — Зато знаешь, что с лихвой имеется? Жажда. Огромная всепоглощающая жажда. И что мне мешает сейчас её хотя бы частично утолить?
— Ничего, — простонала ведьма, пытаясь освободиться.
— Тогда за каким чёртом ты вообще меня преследовала все эти месяцы?! — окончательно потерял терпение Клаус. Впившись пальцами в горло девушки, он приблизил к ней лицо так, что теперь их лбы почти что соприкасались. — Где твои предложения? Где мольбы? Где слёзы и уговоры? Где всё это, твою мать?! Может, я недооценил тебя, и ты попросту малахольная, а? — хорошенько встряхнув её, вампир так резко разжал пальцы, что Бонни от неожиданности рухнула спиной на пыльных пол.
Не глядя в сторону пытавшейся набрать в лёгкие воздух ведьмы, Никлаус раздражённо взъерошил свои волосы. Первородного давно никто так не бесил. Он-то уже напридумывал себе интересных развлечений на ближайшее время, умудрился найти хоть какие-то не банальные причины для такой активности Бонни, а она… Она просто малахольная. Всё оказалось настолько просто, что Клаус начал злиться на самого себя. Нет, всё же у него, оказывается, жила ещё небольшая, но вера в людишек. Только раз за разом они никак не оправдывали этих надежд.
Мужчина вновь ощутил ставшее ему уже ненавистным ощущение глубокого разочарования.
— Какой в этом смысл, если ты их никогда не отпустишь? — к удивлению Клауса продолжила диалог Бонни, поднимаясь с пола и отряхиваясь. — Наверное, в чём-то ты прав, и я действительно малахольная, ведь до этой ночи думала, что смогу хоть кого-то спасти. Но теперь я окончательно поняла, что это невозможно, и поэтому…
Что-то во всей этой ситуации на инстинктивном уровне очень сильно напрягало Первородного.
— Поэтому что? — вкрадчиво протянул гибрид, наконец заметив, что обе руки ведьмы спрятаны за её спиной. Ещё один беглый взор по сторонам, и Клаус, закинув голову вверх, громко расхохотался. — Маленькая отважная идиотка, ты решила, что сможешь меня уничтожить какими-то там кругами и заговорами?
Нет, ну это действительно было невероятным. Несколько месяцев он считал себя игроком, толкающим по доске безвольную пешку, а в итоге из-за своего самомнения даже не заметил, что им тоже захотели сыграть. Неумело, по-детски, но всё же…
Клаус вдруг ощутил неимоверный прилив сил. Пожалуй, такого он не испытывал очень давно.
— Не хочу тебя пугать, куколка, но даже я со своими не очень обширными познаниями в магии знаю, что заклинание такой силы прикончит тебя. А вот насчёт меня — не уверен.
— Я знаю, — согласилась девушка. — Но ради своих друзей…
— Ооо, как интересно, — встрепенулся вампир. — Так ты действительно готова пожертвовать собой ради… друзей?
Клаус с интересом разглядывал девушку, раскладывающую на грязном полу какие-то тетради. Так вот откуда обречённость. И вот, что она смиренно принимает.
Смерть. Свою смерть за друзей. За людей, которые никогда бы не пошли на такие жертвы ради неё. Для Клауса всё было очевидно. А вот Бонни…
Никлаус соврал. Уж в той магии, которая могла причинить ему хоть какой-то вред, он неплохо разбирался. И пока девчонка не вошла в раж, стоило наконец что-то предпринять.
Одно стремительное движение вперёд, и Первородный демонстративно, с издевкой переступил черту и вжал Бонни в ближайшую стену. Глядя в глаза шокированной неожиданной атакой девушке, Клаус насмешливо вскинул бровь и покачал головой.
— Видишь, как жизнь в одночасье может перемениться.
В глазах Бонни больше не было смирения. Ещё бы, ведь теперь она уже не была уверена в том, что вот-вот героически и относительно безболезненно умрёт во имя своих друзей.
Клаус вновь ощутил прилив возбуждения.
Нет, пожалуй, эта игрушка всё ещё была ему интересна. Причём, всего одним идиотским поступком умудрилась выбиться в безусловные фавориты.
— Что ты со мной теперь сделаешь? — прохрипела перепуганная до полусмерти Бонни.
Клаус небрежно пожал плечами. Он пока и сам не до конца был уверен в своих планах насчёт удивившей его своим коварством и жертвенностью девчонки.
В любом случае Бонни изначально неправильно расставила свои приоритеты, однако Клаус не собирался её ни в чём переубеждать. В конце концов, сама жизнь всё рано или поздно расставит по местам. Ну, а он, Никлаус Майклсон, попросту немного поспособствует этому. Совсем чуть-чуть. Как только он один умеет.
— Ох, милая, ты знатно меня повеселила сегодня, а значит, заслуживаешь того, чтобы увидеть своих друзей, — подхватив Бонни под локоть и буквально волоча её за собой к выходу, довольно протянул Первородный.
— Друзей? — недоверчиво переспросила девушка. — Ты и вправду позволишь мне увидеть Елену?
Никлаус кивнул.
Нет, определённо он умел быть душкой. Во всяком случае, пока ему было интересно им казаться. И лишь с теми, кто ему по-настоящему был любопытен.
Бонни определённо относилась к этой категории и, к тому же, имела большой потенциал в некоторых вопросах, посему Клаус даже немного ослабил хватку, дабы не причинять пленнице сильную боль. В конце концов, всему своё время.
Клаус даже пожалел, что никто из родни не сможет наблюдать за ходом новой игры. Интересно, на кого бы поставила Ребекка?
Лично он, Клаус, теперь ставил на Бонни. Хотя жизнь, конечно, была такой непредсказуемой штукой. Да и кто бы не победил в финале… В конце концов, только пешка, съевшая другие пешки, попадает в «дамки», даже не подозревая, что и они остаются на доске лишь до тех пор, пока чья-то рука не скинет их вниз. Уж кто-кто, а Никлаус не единожды в этом убеждался.