У твоих ног

У нас не бывает без обреченности... Без туши, расплывшейся уродливыми черными кляксами под опухшими от слез глазами. Без пальцев, от злости с трудом попадающих по кнопкам. Без тебя. Без меня. У нас не бывает. Нас не бывает.

И каждый раз, как последний. Каждый гребанный раз. Каждый.

Захлебываюсь в тебе. Утопаю все глубже с каждым новым мощным толчком бедер. Толчком в тебя - изнывающую, похотливую, ненасытную. Вновь проигравшую. Вновь победившую.

Наши отношения, словно испорченный метроном. Мы ни черта не двигаемся в такт друг другу. Только в одном мы едины - в желание брать, в желании отдавать. Снова и снова выжимаем друг друга насухо. Так, чтобы затем несколько дней даже не смотреть на других. На тех, кто после тебя. На тех, кто после меня.

Хрипло нашептываешь на ухо непристойности. Подгоняешь, вцепляясь ногтями в ягодицы и плечи. Царапаешь, оставляешь отметины, как только тебе позволено. Тебе и ни одной после тебя. Ты можешь, а я - нет. Единственная поблажка - твои блядские губы, кроваво-красные, словно спелый гранат.

Впиваюсь в них, царапая зубами, агрессивно проникаю языком в рот. Дышим друг другом, продолжая двигаться - трахаться, словно одержимые. Словно мир вот-вот падет жертвой какого-то чудовищного катаклизма. Словно завтрашний день не наступит.

Где-то на полу начинает трезвонить твой смартфон. Больше всего остального ненавижу этот звук. Слащавая попса в очередной раз напоминает о том факте, что я по-прежнему не в твоей жизни. Ты в моей, а я - нет.

Долбанная реальность, где я, волк, попался в смертельный капкан твоего податливого тела, жадных губ и бездонных глаз, затягивающих меня в тебя все глубже. И нет ни единого шанса вырваться на свободу: глотнуть свежего, отрезвляющего воздуха и, наконец, стряхнуть с себя наваждение по имени Лидия Мартин.

Сам загнал себя в смертельную ловушку, научив тебя быть такой, распалив в тебе огонь, которым теперь согреваешь не только меня. Хотел подчинить, укротить, разбудить в тебе что-то по-настоящему темное, ведь у меня никогда прежде не было банши, однако в итоге - укрощен сам. Еще показываю клыки и когти, но понимаю, что никогда уже не смогу стать вновь таким, как прежде. Никогда не смогу причинить тебе настоящую боль. Это осознание терзает меня, мою настоящую натуру. Ту, которая исчезает каждый долбанный раз, когда набираю твой номер.

- Я должна ответить, - стараешься отстраниться от меня, но я ни хера не могу тебя отпустить. Не могу, не хочу, не стану. - Твою мать, Питер, - выдыхаешь мне в скулу, почти до крови вцепившись ногтями в плечо. - У меня будут проблемы.

- У тебя уже проблема. И эта проблема - я, - усмехаюсь, невзирая на саднящую боль в области грудной клетки. В том, чтобы причинять ее, тебе нет равных. Тебе вообще практически во всем нет равных. Во всем, что охеренно нравится мне. Только в тебе. Одной тебе. Осознаю в полной мере, что сам вылепил из тебя свой долбанный идеал, однако уже ничего не могу с этим поделать. - Так что просто забей, раз уже и так сорвалась с короткого поводка.

Ненавидишь, когда язвлю по поводу твоих новых «отношений». Ненавидишь, а я, разглядывая твое хмурое лицо, сердито раздувающиеся ноздри, приоткрытые, истерзанные губы, пожалуй, люблю тебя даже сильнее, чем обычно.

- Познакомишь нас? - интересуюсь с ленцой, наблюдая за тем, как тянешься все-таки к телефону.

Задерживаюсь взглядом на чуть заметно торчащем из-под красного кружева соске. Едва сдерживаюсь, чтобы не сжать его зубами, когда начинаешь гнусаво объяснять своему ублюдку, что в ближайшие пару дней встретиться не получиться. Говоришь так елейно, как никогда не разговариваешь со мной. Мурлыкаешь, словно мартовская кошка, и трешься об меня, будто имея нас двоих одновременно.

Не просто зло берет - к чертям сгораю изнутри от обрушившейся на меня ярости. Настолько сильной, что самому страшно становится. Страшно не сдержаться и попросту переломить к херам твою изящную шею, до головокружения пахнущую моим любимым ароматом. Тем самым, к которому я когда-то сам тебя приучил.

И теперь все это совсем не мне. Совсем, блядь, не мне. Все сучёнку, чей сиплый смех доносится из динамика телефона. И тем, кто был до него. Тем, кто будет после. А мне лишь вороватый секс в придорожном, дешевом мотеле, потому что, видишь ли, в моей квартире нас могут застукать. Впрочем, понимаю истинные причины. Боишься не столько попасться, сколько вновь оказаться на моей территории. Там, где когда-то все началось. Там, где ты впервые лежала рядом со мной на смятых простынях и, крепко сжав мою руку, доверчиво смотрела в глаза. Маленькая девочка, изо всех сил притворяющаяся сильной и смелой. Но ведь правда в том, что ты ни черта не была такой. Пока я тебя такой не сделал. Пока не сломал все то, что было до меня.

Странно, но, глядя сейчас на тебя, впервые жалею, что сделал с тобой. При всем том, что ты сама по себе - мое ебаное совершенство. Надо было смаковать, а не выпивать тебя залпом. Надо было хоть что-то оставить на потом.

- Ты сдурел? - шипишь почти беззвучно, прикрыв мой рот ладонью. - Если хоть кто-нибудь узнает о нас с тобой...

Мрачно усмехаюсь. Ну, конечно же. Кто-нибудь - люди из твоей жизни. Когда-то и я, правда, почти на законных правах был там, но меня по решению долбанной недо-стаи «с позором изгнали». Даже несмотря на ту регулярность, с которой ты трахаешься со мной, все равно ощущаю себя чужаком. Раньше я легко смирился бы с подобным раскладом - в конце концов, вы всего лишь групка тинейджеров, - но все, что касается тебя, наотмашь бьет по моему самолюбию. И то, что ты стыдишься меня, - наиболее болезненно.

Настроение окончательно в никуда.

Резкое движение и скидываю тебя с себя. Кувырком слетаешь с кровати на пол, но даже не смотрю в твою сторону. До смерти заебали эти качели. До смерти заебала ты. Физически. Еще больше - морально.

Не хочется больше никакого продолжения. Не хочется чувствовать себя в тебе, не хочется слышать твои стоны и тонуть в твоих поцелуях. Хочется стать прежним - диким зверем, порвавшим бы в клочья любого, кто посмел бы даже сотую часть того, что ты себе позволяешь.

Очередная безобразная сцена. Ни хера не можем без этих самых сцен. Надо же, чтобы до тошноты от самих себя - от тебя, от меня.

Кромсаем друг друга до костей признаниями и обвинениями. Бьем по самому тонкому, но это самое тонкое, словно вопреки всему - особенно вопреки нам - никак не желает рваться. И все повторяется вновь и вновь.

Долбанная нескончаемая лента Мебиуса. Нескончаемые отношения. Нескончаемая ты.

Плутаю в тебе словно в причудливом лабиринте и ни хуя не могу выбраться, ни хуя не могу найти правильную дорогу. Дорогу в ту жизнь, где снова не будет твоего хриплого смеха у моего уха, твоего запаха, приятно щекочущего ноздри. Там не останется ничего от тебя. От того, что сейчас так люблю.

Наспех надев джинсы, открываю дверь и выхожу на свежий воздух. В голове тысяча и одна мысль, но ни одной здравой. Страшно хочется за локоть вытащить тебя из номера и швырнуть на асфальт - так, чтобы колени в кровь, чтобы дорогие чулки в рванье. Так, чтобы больно тебе, а не мне.

- Эй, - окликаешь меня, высовываясь из номера. Хотя по-прежнему злюсь, не могу не признать, что ты прекрасна. Ты всегда прекрасна, но больше всего вот такая - взлохмаченная, обернутая лишь простыней. - Черт, Питер, почему у нас не выходит по-человечески? - осуждающе восклицаешь, словно во мне все дело, а не в тебе. Хотя, наверное, и во мне тоже.

Зло усмехаюсь, прислоняясь бедрами к все еще теплому капоту и застегивая пуговицы на ширинке.

- А мы не можем по-человечески, - намеренно жалю я. - Особенно, детка, ты.

Мгновение, и, схватив свои разбросанные по всему номеру вещи, бросаешься к автомобилю. Знаю наперед, что последует дальше.

После того, как забрасываешь вещи в салон, подскакиваешь ко мне.

- Ненавижу тебя! - восклицаешь, взмахивая рукой. Останавливаю тебя взглядом. Я и так многое тебе позволяю. Слишком многое. Видимо, понимаешь это и сама, потому что вместо удара по лицу - толкаешь ладонями в грудь. - Почему ты всегда все портишь?!

- Что порчу? - спрашиваю с напускной издевкой. - Наш очередной самый последний трах? Не волнуйся - еще наверстаем. Твой сопляк ведь не будет против немного со мной поделиться?

- Сволочь! - взрываешься, вновь бросаясь ко мне. - Это реально все! Я и так зарекалась больше с тобой не связываться! - качаешь головой, глядя так, словно жутко разочарована во мне. Словно тоже жутко устала. - Он предложил мне уехать, - неожиданно тихо произносишь ты, и я отчего-то сразу же верю тебе.

В глазах темнеет от клокочущей внутри ярости. От мысли, что теперь у меня не будет даже этих украденных, быстрых встреч в мотеле. Резкое движение вперед, и вот уже чувствую, как под пальцами бешено бьется жилка на твоей шее. Выход всегда есть. Нужно просто переломить себя вместе с твоими костями. Одним движением завершить свои мучения. Только вот...

Это по-прежнему долбанная лента Мебиуса. Заметив слезы, проступившие на твоих глазах, смахиваю их губами. Вжимаюсь носом в висок, потихоньку разжимая пальцы.

Однажды мы прикончим друг друга. Специально или случайно, неважно. И от этого никуда уже не деться - процесс разрушения был запущен еще там, на футбольном поле. Я хотел лишь получить страховку, однако все оказалось не так уж и просто. Наша особая связь день за днем обрастала чем-то, еще более особенным. Когда я осознал это, было слишком поздно. А ты? Понимаешь ли ты, что делаешь со мной? Что делаешь рядом со мной?

Отпускаю тебя и отворачиваюсь, намереваясь уйти, когда неожиданно бросаешься ко мне и обхватываешь руками. Вжимаешься так сильно, словно хочешь просочиться под кожу до самых костей. Но правда в том, что даже без единого прикосновения ты уже и так во мне. Когда не вижу тебя достаточно долго, начинаю задыхаться. Задыхаться в вонючем смоге до смерти надоевшего городка и чужих, ненавистных мне людях.

- Почему ты не скажешь? - спрашиваешь тихонько.

- Что именно? - иронично уточняю, даже не пытаясь освободиться.

- Чтобы я осталась, - вороватым шепотом промеж лопаток.

Это так заманчиво - сказать сейчас то, что необходимо, и... Никаких «и». Никаких, к херам, гребанных «и». Я и без того сторожевым псом у твоих ног и отдал тебе больше, чем всем вместе взятым. Порой кажется, что и взять-то больше нечего.

- Лидия, детка, ты вольна делать, что только пожелаешь, - произношу высокомерно и холодно. Так, чтобы наверняка задеть тебя. Так, чтобы хоть на мгновение вновь почувствовать себя тем, кто, а не тем, кого. - Мне плевать. Мне всегда было плевать.

Но ведь все совсем не так, как выглядит со стороны. Во мне просыпается монстр - ревнивый, яростный, беспощадный. Он проводит когтистой лапой по позвоночнику, заставляя крепче сжать зубы, чтобы процесс обращения не начался прямо сейчас. Я не могу убить тебя, но твоего щенка - запросто. Интересно, что бы ты сказала, узнав, что случилось с его предшественниками? Испугалась бы? Возненавидела бы меня?

Только вот плевать, потому что это ничего бы все равно не изменило. Долбанный парадокс - я, обожающий пытать и убивать, не могу жить без той боли, что ты мне причиняешь. Да и ты, раз за разом выплевывающая обещания больше не встречаться со мной, все равно через время объявляешься. Наверное, поводок, прикрепленный к моему ошейнику, намертво врос в твою руку, навсегда нас соединяя.

- Ты все-таки жуткий козел, - восклицаешь, разжимая руки. - Ну и к черту! Уе...

Не дав тебе договорить новое тщетное обещание, запечатываю рот властным поцелуем. В тебе все-таки осталась еще та маленькая девочка, которую я, не раздумывая долго, испортил. Не понимаешь простой истины, - слова абсолютно ничего не решают. Абсолютно и ничего. У меня должно остаться что-то свое - хотя бы самая малость. Что-то, о чем ты никогда не узнаешь. Например, моя любовь.

У нас не бывает без примирений... Без сбитого дыхания губы в губы. Без ладоней, неторопливо скользящих по теплой коже. Без моих поцелуев, без твоих сиплых стонов. У нас не бывает... Нас не бывает.