«Нужна скорая! Подозреваемый скрылся… Офицер ранен. Без сознания. Не дышит».
Голос Нолана ввинчивается в голову, грудь каменеет.
Тим выворачивает руль, едва глянув в зеркало. Вдавливает педаль газа в пол.
До больницы чуть больше двадцати минут. Пятнадцать, если включить мигалки и наплевать на все.
Все-таки она была права…
Люси. Его девочка. Она была права. Он никогда не сможет мыслить трезво, если речь идет о ней.
В глаза плещет краснотой. Тормоза взвизгивают. Какой-то парень на тротуаре хватается за телефон.
— Видел, да? Этот коп чуть не сбил старушку на переходе!
— Снимай-снимай… Выложим на ютуб.
Брэдфорд не поворачивает головы. В оглушающем токе крови, в пульсирующей на виске жилке бьется одна-единственная мысль.
Она выживет.
Потому что такова ее суть. Она сильнее, чем кажется. Сильнее, чем он.
И она выживет.
Он срывается с места, как только это становится возможным.
«Слабый пульс. Нужна срочная операция… Тим, слышишь? Она справится… Мы должны верить».
— В пути, — выдыхает он в рацию и сглатывает.
Челюсть ноет. Он не замечал, как крепко были сжаты его зубы все это время.

У него было предчувствие этим утром. У него, Тима Брэдфорда, было гребаное предчувствие. По крайней мере, так сказала бы новичок Нолана.
Тим знает, что это просто сумма факторов. Неблагополучный район, жара, от которой у людей едет крыша, и сам Нолан, об интрижке с которым Люси рассказала ему недавно, как бы между прочим, за завтраком. Он просто кивнул тогда, сделав вид, что это самое обычное дело, наверняка зная, что так оно вообще-то и есть. Но внутри на пару секунд появилось инородное паршивое чувство. И теперь напоминало о себе время от времени, когда Люси прикасалась к плечу Нолана, вместо того чтобы позвать по имени, а тот бездумно приобнимал ее за плечи, когда они смеялись над общей шуткой, или как этим утром: когда их ставили в один рейд. Тим насмехался над собой: как же давно он не испытывал подобного, да еще и практически на ровном месте, но этим утром его снова кольнуло, когда он увидел, как Нолан загружает багажник, а Люси что-то рассказывает ему с этим своим восторженно-увлеченным видом. Взгляд ее сияющих глаз на мгновение пересекся с его взглядом и потеплел. Ему даже показалось, что губы ее шевельнулись, округляясь для слова, которое они лишь недавно осмелились произнести.
Люблю… Люблю тебя.
Он ответил ей сдержанной улыбкой. Он сказал про себя: «Я тебя тоже». Он подумал: «Только, пожалуйста, всегда, всегда возвращайся ко мне…»
Но этого она могла и не заметить, отвернувшись к Джону.
Поэтому и казалось, что холодная рука сжала его сердце за миг до того, как он услышал голос Нолана в рации.
Сумма факторов.
Тим знает это…
Но от этого ни хрена не легче.

Все, что он видит — ее лицо. Бледное, почти белое лицо. Ее глаза плотно закрыты, словно глухие ставни на окнах.
Тим не замечает, как оттирает Нолана плечом. Не слышит слов.
«Он выпрыгнул из ниоткуда, я не успел даже… Прости».
Все это не имеет сейчас значения. Если он возненавидит Нолана, то сделает это потом. Но, на самом деле, он слишком хорошо знает эту работу. И то дерьмо, которое на ней случается, выпрыгивая на тебя из ниоткуда.
Он сжимает ледяную руку и быстро идет рядом с каталкой.
Теперь он видит не только лицо Люси, но и рукоятку ножа, торчащую в левом подреберье. Он подавляет импульс схватиться за нее и вытащить проклятую штуку еще до того, как успевает осознать. Сейчас оружие, призванное отнять жизнь, сохраняет ее. Все прочие мысли: о том, что еще может нести в себе этот кусок металла, летят следом в мусорную корзину. Они справятся с чем угодно… С чем угодно, кроме смерти.
Они бегут по коридору к операционной.
— Сэр, вы должны…
Он почти готов выпустить ее руку из своих пальцев, потому что знает: так надо. Но внутри что-то с треском рушится и он, наоборот, резко склоняется к ней.
— Люси…
— Офицер! Мы теряем время!
Ее ресницы вздрагивают. Это похоже на первый солнечный луч, лизнувший крыши домов ЭлЭй в тот раз, когда Люси потащила его вместе встречать рассвет.
— Эй, родная, — он прижимает ладонь к ее щеке и улыбается через застилающий глаза туман, — я здесь.
— Я…
— Нет, — он кладет палец ей на губы, смыкая их. — Просто возвращайся ко мне хорошо? — он прижимается лбом к ее лбу на пару секунд, просто чтобы успеть сказать такое неуместное, такое рвущееся наружу: — И выходи за меня, ладно?
Люси не успевает ответить. Ее глаза закатываются, медики срываются с места. Двери операционной захлопываются.
Кто-то включает в голове Тима Брэдфорда таймер, и безжалостная стрелка бесшумно бежит по кругу.

Это было всего несколько дней назад. Или целую вечность. Люси прищуривается, перекидывает через плечо тяжелые, влажные после душа волосы и нависает над ним.
— Это же очень, очень важно, понимаешь?
— Нет. И вообще, мне всегда казалось, что ты не одна из этих, — отмахивается он.
— Из каких, из этих? — фыркает она, подбочениваясь.
Заткнутый край полотенца выскальзывает, и оно медленно сползает с тела Люси. Так что думать о постороннем становится все сложнее.
— Ну… — Тим медлит, сглатывает, и по огоньку в темных глазах понимает, что Люси прекрасно осведомлена о причинах его заминки. Он приподнимается на локтях. — Не из этих одержимых правилами девиц, которые хотят, чтобы все было идеально. Потому что так, — он делает обманный маневр и вдруг резко привлекает ее к себе за талию, — просто не бывает.
Люси смеется, слегка отталкивая его, и это возня занимает у них некоторое время. Наконец она оказывается под ним, без дурацкого полотенца, с блуждающей на губах призывной улыбкой и затуманенным взглядом.
— Но это и правда важно, — шепчет она.
— Мы все еще говорим об этом?
Тим целует ее: один раз, другой, третий. Поцелуи становятся дольше, глубже, настойчивее. Люси обхватывает его руками и ногами, жмется и льнет к нему, так что мозги окончательно превращаются в желе. И все же, вминая ее в матрас, между стонами, жаркими звуками одобрения и собственным именем, которое снова и снова срывается с ее губ, Тиму удается разобрать что-то вроде:
— Подходящий момент… это важно.

Она не умирает на операционном столе.
— Операция прошла успешно. Теперь остается только ждать.
Тим Брэдфорд умеет ждать. Он садится в холле, слыша тихий щелчок в голове.
Начинается новый отсчет.
Клик.
Она переживает первые сутки, но все еще не приходит в себя.
Клик.
— Сейчас все зависит от нее. А вам не мешало бы позаботиться о себе, офицер…
— Брэдфорд, ты слышишь? — кажется, Лопес. — Съезди домой, прими душ, поспи хоть пару часов.
Он выполняет то, что велено, как приказ, без единой посторонней мысли в голове. И спустя четыре часа снова сидит возле палаты.
Клик.
— Есть положительная динамика, офицер Брэдфорд. Если до утра ничего не изменится, мы переведем ее в другую палату.
Клик.
— Если хотите, вы можете зайти…
И тогда время предательски замирает. Воздух сгущается. Он мешает двигаться и дышать, в нем вязнут мысли, глохнут чувства. Тим запинается на пороге и долго не может отвести глаз от бескровного лица в темном ореоле спутанных волос.
Люси будет в ужасе, мелькает на краю сознания идиотская мысль.
— Офицер?
Он послушно заходит внутрь и не может заставить себя слышать что-то еще, кроме писка приборов. Он садится возле кровати, забирает ее руку в свои ладони и застывает.
Клик…

Утреннее солнце пробивается через жалюзи и слепит глаза, заставляя Тима отвернуться.
— Тшш, спи.
Хриплый шепот и невесомое прикосновение пальцев к щеке будят его куда быстрее треклятого солнца. Он резко поднимает голову от постели и несколько раз моргает, чтобы поверить.
Прерывисто выдыхая и начисто теряя контроль, Тим прижимает Люси к себе, не стыдясь катящихся по щекам слез.
— Хей, потише, сэр, вы меня раздавите, — шепчет она, и он приходит в себя.
— Прости… прости, — говорит он, помогая ей снова улечься и подавая воду.
Она пьет маленькими, осторожными глотками.
— Болит?
— Немного, — отвечает Люси, но сдается под его пристальным взглядом. — Много. Но это ничего, это пройдет.
— Конечно, — Тим осторожно прижимает ее ладонь к своей щеке. — Хочешь чего-нибудь? Может, позвать врача? И что насчет завтрака?.. Ты не ела два дня! Или…
Люси ласково и слишком понимающе смотрит на него, заставляя умолкнуть.
— Знаешь, я действительно хочу кое-чего, — чуть задумчиво говорит она.
— Что угодно.
— Замуж, — отвечает Люси, заставая его врасплох. — То предложение, оно ведь было всерьез?
— Ты помнишь? То есть… — Тим понимает, что снова несет чушь, и что это сейчас совсем не важно. — Конечно, всерьез.
— Отлично. Тогда я согласна, — она улыбается.
— Да? — он как всегда попадает в плен этой улыбки.
Плен, из которого предпочел бы не выбираться.
— Да…
Тим наклоняется, целует ее долго и нежно. Но что-то во взгляде Люси смущает его. Он чуть отстраняется.
— А как же подходящий момент? — спрашивает он и почти сразу же понимает все: по чуть прикушенной губе, вспыхнувшему и отведенному взгляду, наморщенному носу.
— Ты нашла кольцо в тумбочке, — не спрашивает, а утверждает Тим.
— Я нашла кольцо в тумбочке, — с самым серьезным видом отвечает Люси, но ее голос слегка вибрирует от сдерживаемого смеха и удовольствия.
— Проверка Люси?
— Скорее просто розыгрыш, — она все-таки хихикает, а Тим качает головой и снова изумляется, как эта самодовольная девчонка, его новичок, любительница всяких психологических штучек, так хорошо его изучила.
Как стала такой дорогой и важной. Самой дорогой и самой важной.
— Может, после свадьбы нам стоит немного сбавить обороты? — спрашивает Тим.
— Ни в коем случае, — говорит Люси.
— Да, я тоже так подумал, — кивает он и снова целует ее. — И чтобы ты знала, я всегда мечтал о простой американской свадьбе на заднем дворе: обычный вечер с барбекю, орущими детишками, и никаких вычурных шмоток…

Подошедший к палате Нолан замирает под дверью, слыша возмущенное «Ни за что!» Люси и торжествующий смех Брэдфорда. Медленно выдохнув, он опускается на диванчик в холле и кладет рядом принесенный букет. Он хочет дать им время. И еще немного — себе. Потому что его друзья живы и, кажется, счастливы, а это мысль, с которой приятно побыть наедине.