Малия не любит ходить вокруг да около, по крайней мере – метафорически. Зато умеет наблюдать и выслеживать. Любит честную схватку. И ненавидит, когда ей лгут. Поэтому просто сжимает локоть Лидии в школьном коридоре и почти силой волочет за угол. Мартин возмущенно шипит, широко распахивая кукольные глаза. Малия сдерживается, чтобы не прижать ее к стенке и не зарычать. Кажется, Лидия понимает это и затихает, глядя на нее вопросительно и с тревогой. Малия хмурится, пытается подобрать слова, но потом плюет на все эти дурацкие, непонятные ей условности и спрашивает в лоб:
- Ты хочешь Стайлза?
Длинные, щедро накрашенные тушью ресницы вздрагивают, брови ползут вверх в картинном недоумении.
- Ты совсем сду…
- Хочешь? – обрывает банши Малия, и радужка глаз на миг вспыхивает электрически синим.
Лидия шумно выдыхает.
- Нет, - говорит, вздергивая подбородок.
Малия замечает, что подбородок слегка дрожит. Зубы банши несколько раз дробно ударяются друг о друга, а затем она с силой сжимает челюсти. Лидии страшно, это Малия понимает. Но пахнет не только страхом.
- А он тебя?
Запах усиливается. Он щекочет ноздри Малии, раздражая своей непонятностью. Лидия перестает дрожать. Совсем. Щурит глаза и бросает с высокомерной небрежностью:
- Уже, думаю, нет.
Малия долго смотрит на нее в упор, затем круто поворачивается и идет прочь, едва ли замечая попадающихся на пути школьников.
Лидия провожает ее глазами. И впервые за долгое время голоса в голове молчат. Их заглушает чувство – царапающее, гнетущее, но Лидии все равно нравится. Потому что сейчас она – обычный человек. С самой обычной болью.

- Ты не спишь, - бормочет Стайлз в самое ухо.
Он обнимает ее со спины. Они знают, что это не лучший вариант. Но единственный выход, когда твоя девушка сворачивается клубком на самом краю кровати и неотрывно смотрит в окно на щербатую луну.
- Я спросила ее, - голос отчего-то сипит.
- Что? – его рука на талии напрягается, а затем исчезает вовсе, оставляя холодную пустоту. Стайлз откатывается на спину. - Ну зачем, Малия? Я ведь сам рассказал тебе об этом. Стал бы я…
- Она сказала, нет, - она прерывает его излияния без всяких эмоций. – Сказала, что не хочет тебя.
От повисшей в комнате тишины хочется зажать уши руками. Он сглатывает, и перед ее глазами стоит его дергающийся в этот момент кадык, его глотка. Она могла бы сжать ее зубами – не смертельно, но достаточно крепко, чтобы у него в голове не осталось ни единой мысли о Лидии Мартин.
- Вот видишь… - с секундным запозданием говорит Стайлз и снова обнимает ее.
Даже не будучи койотом, она ощутила бы холод его рук. Он жжется через тонкую ткань.
- Я думаю, она врет, - совсем тихо говорит Малия.
Стайлз молчит. А затем придвигается ближе. Малия накрывает его ладонь своей, переплетая их пальцы, и притягивает к лицу, касаясь губами прохладной кожи. Несвойственная ей нежность затапливает, заставляя задыхаться. Хочется скулить в голос. Бежать без оглядки. Потребовать от Стайлза каких-то слов. Но она молчит. Затем оборачивается и целует – мягко и долго, не отрываясь, пока хватает воздуха. На языке появляется терпкая горечь. Малия больше не хочет вести. Она хочет поддаться. И эти чувства – совсем не волчьи. Страх, боль и отчаянная решимость – такие знакомые и привычные – сейчас не имеют ничего общего с инстинктами зверя. Сейчас она просто человек. Женщина. И она почти уверена, что знает, какой именно запах исходил от Лидии…

Стайлз монотонно закидывает первые попавшиеся вещи в рюкзак. Взгляд то и дело возвращается к неубранной постели. Малия исчезла на рассвете. Не в первый раз, но сейчас это невольно тревожит.
Все дело в этом дурацком разговоре.
«Я думаю, она врет».
Стайлз ненадолго замирает, затем смотрит на свою доску, не так давно испещренную разноцветными нитками. Он приближается к ней медленно, как во сне, берет фотографии Малии, Лидии, свою и прикалывает их посреди временно пустующего пространства. Вздрагивает и воровато оглядывается, когда внизу раздается стук.
- Стайлз, поторопись! – гремит с первого этажа голос отца.
- Мне сегодня позже! – кричит в ответ.
На лестнице, а затем по коридору раздается звук приближающихся шагов. Скрипит дверь.
- Учти, я могу это проверить, - говорит шериф Стилински.
Стайлз пожимает плечами, делая самое невинное из своих лиц. Его отец закатывает глаза, топчется на месте, шумно вздыхает и все-таки выходит из комнаты, бросая напоследок предостерегающий взгляд, который нельзя прочесть иначе как: «Имей в виду, я слежу за тобой».
По губам Стайлза скользит теплая, рассеянная улыбка.
- Я тоже люблю тебя, пап…
Он вновь смотрит на доску. Берется за нитки. Какой цвет между ним и Лидией? Конечно, зеленый. Между ними все давно и предельно ясно. Между ним и Малией? Рука тянется к желтому, и Стайлз вынужден согласиться с этим. Он смотрит на получившийся угол, вершиной которой является его самодовольная физиономия. Отступает на шаг и склоняет голову на бок. И отчетливо ощущает - что-то не так.
Раздражение внутри поднимается неожиданно и сметает на своем пути любые догадки.
Да что за бред? Чем он вообще занимается?
Он хочет покончить с этим как можно скорее, но его внимание привлекает другая фотография – на противопложной стороне доски. Рядом с ней стоит большой знак вопроса. Стайлз хмурится, пытаясь сосредоточиться на нем, а не на улыбающемся лице Пэрриша рядом. Но это не помогает. Стайлз слишком хорошо знает это чувство. Он испытывал его почти всю старшую школу, глядя как Лидия прижимается к очередному тупице, которого выбрала себе в бойфренды.
Стайлз возвращается к пресловутому треугольнику. Долго смотрит на Малию. Потом на Лидию. Он снимает фотографии одну за другой.
Но перед этим меняет цвет с зеленого на красный.