«Подошел ко мне сосед,
Чисто выбрит и одет:
Все в порядке, честь по чести…
Только носа нет на месте».

Каждый раз, когда он приходил на собрания, в голове крутился этот назойливый стишок.
Откуда он его знает?
И разве он уже бывал здесь?
Кажется, бывал. По крайней мере, он их точно уже где-то видел. Тонких и толстых, невзрачных и фактурных, мечтательно приподнятых и печально опущенных. Некоторые были очень даже ничего. Премиленькие, с россыпью золотистых крапинок…
Он отвернулся и вздохнул. Вздыхать у него получалось хорошо. Все-таки опыт.

«Я от страха в землю врос:
— Извините, где ваш нос?!»

Тьфу ты, ну что за напасть.
— Итак, господа, приветствую вас на нашей очередной встрече, — прогундосил ведущий. Он был большим, важным и от этой важности казался еще больше. — Давайте приступим.
Ну, сейчас начнется...
Один жалуется, что его постоянно куда-то водят. Другого суют без спроса и предупреждения. Третьего задирают. Четвертый того и гляди повесится у всех на виду. Пятый хлюпает, сетуя на холода и отсутствие гигиены…
Еще один вздох. Тоже захотелось хлюпнуть или хотя бы тихонько шмыгнуть, но он старался избегать столь неэлегантных звуков.
Вообще-то он был чудо как хорош собой. Тонкий, ровный, изящный.
— Эй, — кто-то толкнул его потихоньку в бок. — По-моему, от всей этой болтовни никакого проку. Сплошное бесполезное нытье.
Покосившись на внушительных размеров соседа, он невольно отметил его престранный наряд. Некогда, по всей видимости, дорогой мундир был сильно изношен и неоднократно штопан вместе со старомодными замшевыми панталонами. Стоячий воротничок засалился и блестел, а плюмаж на потертой шляпе вид имел самый жалкий. Зато лицо под ним излучало непрошибаемое самодовольство.
— Глупость и вздор, — не унималось оно. — Вы же согласны?
Не согласиться с этим хотя бы мысленно было сложно, и, должно быть, сосед прочел что-то такое во взгляде или невольно выдавшем его жесте.
— А! — обрадовался он. — Я сразу понял, что обрету в вас единомышленника, — и, помолчав для пущего эффекту, прибавил: — А знаете ли вы, что однажды я нашел великолепный выход из положения?
Любопытство смешалось с раздражением и знакомо пощекотало внутри, заставив поморщиться. Он не удержался.
— И какой же?
— Какой? — хитро сощурился тот. — А я скажу вам, батенька, какой! Самый что ни на есть настоящий! Через дверь, — и захохотал в голос, наплевав на все честное собрание.
Собрание возмутилось. Загудело, зафыркало. А сосед решил, видимо, повторить свой однажды столь удачно проделанный фокус. Потому что поднялся и с важностью повторил:
— Через дверь, именно. Лучшее время в моей жизни! Если б не один настырный квартальный, быть бы мне по сей день самого благородного чину… Да-с, сударь, так точно! Честь по чести, — крякнул он напоследок и действительно вышел, оставляя нашего героя в глубокой задумчивости.
В конце концов, толстяк в мундире был в чем-то прав: самый простой выход часто самый верный. И он, пожалуй, тоже чего-то стоит и мог бы кое-чего добиться сам по себе.
Размечтавшись, он перестал слушать жалобы взволнованных товарищей. Пред мысленным его взором проносились дальние страны, неожиданные, но неизменно приятные встречи и полная приключений жизнь, в которой не будет места злодейству и темной, противной природе магии...

Проснувшись, Том первым делом схватился за собственный нос и, хорошенько его ощупав, выдохнул с облегчением.
Приснится же такая пакость…
Он повернулся на другой бок и закрыл глаза, для надежности подложив ладонь под щеку, но сон не шел.
Намедни он пробрался в Выручай-комнату и попробовал одно из найденных им в Запретной секции заклинаний: оно делало так, что зеркало показывало не только желанное, но и в высокой степени вероятное. То, чего можно достичь при должном упорстве. Упорства Тому было не занимать, но то, что он там увидел, продолжало стоять перед глазами и днем, и ночью. Существо могущественное, победившее смерть и приводившее магический мир в трепет, но все-таки — существо. С красными щелями вместо глаз, серой чешуйчатой кожей, лысое и безносое. Последнее поразило его как-то особенно неприятно. Том был не из тех, кто чрезмерно дорожит своей внешностью. Плевать он хотел на то, сколько безмозглых дурочек ежедневно пытаются подмешать ему в еду Амортенцию. Но это, знаете ли, было уж слишком! И потом, не утратит ли он помимо носа чего посущественней? И сумеет ли в таком случае по-настоящему насладиться своей победой и заслуженной властью?
— Я вчера свой нос повесил в раздевалке на гвозде, а хватился — нет нигде! — гаркнул кто-то сверху.
Том вздрогнул, схватился за палочку и высунулся из-под балдахина. В спальне посторонних не было, но из-за двери доносилось мерзкое хихиканье Пивза.
Весь следующий день Риддл ходил задумчивый. Хмурился, иногда бормотал что-то себе под нос, трогал и покачивал его, словно желая убедиться, что тот сидит на месте достаточно крепко.
На третий день, когда в рядах его товарищей начались волнения, он явился перед ними в слизеринской гостиной с прояснившимся, одухотворенным лицом.
— Вижу, ты сегодня в прекрасном настроении, Том, — церемонно начал Абракас Малфой, поправляя манжеты рубашки. — Должно быть, ты уже готов поведать нам о той загадочной организации, в которую предлагал вступить?
Риддл кивнул и обвел всех собравшихся не терпящим возражений взглядом.
— Мы организуем книжный клуб, — медленно и торжественно объявил он. — Будем изучать классическую русскую литературу.
В гостиной повисло недоуменное молчание.
— Но… — Абракас снова одернул манжеты, едва не оторвав одну из них, — зачем… зачем нам это? — наконец выдавил он.
Риддл пожал плечами.
— Там есть все, что нужно для мягкого захвата власти: экзистенциальная тоска, путь смирения, поиски сверхчеловека. Первое собрание в среду. Читаем «Преступление и наказание» Достоевского. А с тебя, мой сомневающийся друг, эссе на пять футов на тему «Тварь я дрожащая или право имею?» — немного подумав, мстительно прибавил он.

_______________________________________________
*Отсюда и далее цитаты из стихотворения А. Усачева «Не вешай нос».