Темнота замирает, а потом кричит. Её кромсают разноцветные вспышки. Это похоже на агонию. Он уверен, что мог бы услышать вопль, будь музыка чуть потише.
Клуб «Low», сегодня и каждый вечер; убивает время, вырезает паузы, прогоняет молчание. Здесь никто не успеет заскучать. Никто вообще ничего не успеет. Шон верно оценил обстановку: на танцполе легче всего затеряться. Преступники, под шумок проворачивающие свои дела; молодежь, прожигающая жизнь. Вампиры.
Шон сохраняет бдительность. Но он ошибся. Вернее, его обманули. Заманили. Подарили сверхострый слух, сверхтонкое обоняние и идеальное, до боли, зрение. Все равно что пустить мотылька в комнату с раскаленной лампой. Пытка.
Если у него раскалывается голова, то и они не в лучшем положении. Он фиксирует каждое движение; против воли отмечает все шорохи; атакован волной запахов, облепивших кожу будто стайка насекомых. Дезориентирован.
На зал надвигается цунами нового трека. ДиДжей, словно серфер, оседлавший морской гребень; толпа отзывается, и вот всех подхватывает и смывает звуковой поток. Шон позволяет телу дрейфовать. Он обессилен.
Кто-то цепляется за него — утопающий хватается за соломинку. А может, хочет утащить на дно.
— Танцуй, танцуй, — кричит «потерпевший», и Шон понимает, что ему попался камикадзе.
Не разобрать даже, кто трясет его за плечи, толкает в грудь, поворачивает за талию — мужчина или женщина. Желто-коричневая тень открывает лишь чужие голые предплечья, длиннопалые кисти, мельтешащие перед воспаленными глазами Шона. Приторный аромат парфюма, горький запах пота. Шон встревожено озирается — кровь. Уж её-то он почует откуда угодно, в его состоянии.
Это знак или простая случайность? Шон вырывается из сетей тонких рук, прыгающих на нем в такт музыке, и движется против течения. Идет на запах.
Через пару метров останавливается. Запах сильнее всего здесь. Опустив взор, видит под ногами, топчущими пол, салфетку. На ней маленькое красное пятнышко.
Шон поднимает её.
У крови особый букет. Хозяин этой капли ему знаком. Это Ник.
Значит, они следят за ним. Дразнят. Он не может найти их, а они — его. Хотят, чтоб он искал — лучший способ поймать кого-то.
Шон делает противоположное тому, чего от него ждут — идет обратно в толпу.
— Ты вернулся, — бьет по ушам голос неопределенного пола. Уже знакомые паучьи лапки обвивают его ребра. Но на сей раз Шон берет инициативу в свои руки.
Дергает на себя плоское худосочное тело, обняв его так, будто собирается перекинуть через плечо. «Тело» не сопротивляется. Шон невозмутимо, словно проделывал это много раз, склоняет голову и, нащупав губами жилку на чужой шее, кусает её. Получается не сразу — кожа плотная, резиновая.
«Старая курица, жесткое мясо».
Эта мысль едва не заставляет его бросить. Но второго шанса не будет. Шон проглатывает кусочек кожи и, ощутив на языке соленую влагу, отстраняется. Он не гребаный упырь.
Кровь пахнет опьяняюще. Шон готов поспорить — они это тоже чувствуют.
Человек в его руках обмякает — то ли от переизбытка эмоций, то ли от обилия заглоченных веселящих продуктов. Если оставить его здесь, никто не обратит внимания. «Тело» истечет кровью. Шон осматривается, ищет в море бесноватых трезвые глаза, внимательный голодный взгляд. — такой же, как у него самого.
— Потанцуем, малыш, — раздается над ухом низкий голос. Шон снова не уверен — мужчина или женщина.
— Кишка тонка с нами тягаться, — шепчет неизвестный; крепкие пальцы вторгаются в личное пространство, завладев его шей.
Шона толкают, он должен двигаться, но ноша мешает.
— Брось это, — командует незнакомец.
Стало быть, Шон угадал: покусанный доживет свою последнюю шальную ночь на полу клуба.
Ему не позволяют оборачиваться, уводя все дальше в темноту. Благодаря острому зрению Шон замечает в тени дверь. Если он сейчас покинет танцпол, вряд ли стоит рассчитывать на внимание посторонних. Потом вспоминает собственные действия у всех на виду и окончательно прощается с надеждой на помощь.
— Вы которые? — не повышая тона, спрашивает он. — Из какого клана? Вас прислал Отец?..
— Отец? — насмешливо переспрашивает «погонщик». — Твоя информация устарела. Папаша скончался. Хочешь с ним встретиться?
— Но тогда… — Ник в растерянности. — Кто здесь главный?
— Время для разговоров еще не пришло, — чуть мягче добавляет обладатель баритона.
Навстречу им распахивается дверь. Сверкают зеленые колючие глаза, слишком длинные пальцы тянут его за порог. Шон не успевает ни испугаться, ни воспротивиться. Они — хозяева тьмы, а он — самозванец, вторгшийся в чужой мир. Застрял где-то между. Один из миллионов пропавших-без-вести-никогда-не-найденных.
— Потанцуем?.. — вздыхает эхо.

— Добро пожаловать в клуб, — приветствует белозубая улыбка. Одна улыбка — «без кота»; тьма не спешит раскрывать остальную часть, и Шон делает вывод, что действие «отравы» проходит.
— Хочешь выпить? — Под нос ему плещется что-то красное в высоком бокале, воняющее кислятиной.
Шон не успевает ответить — его грубо пихают под лопатки.
— Исчезни, — надзиратель отшивает гостеприимного приятеля.
Играет лаундж. Ленивые томные звуки переливаются под потолком, на площадке покачиваются андрогинные пришельцы.
— Это все еще «Low»? — спрашивает Шон, не скрывая удивления.
— Вот уж нет, — «баритон» презрителен к тем, кто остался сгорать в лихорадке диско. —Это «Демоны».
— Демоны…
Банальное название, но все равно внушает страх. Столь организованные банды ему еще не попадались. Шон впервые чувствует себя беззащитным… человеком. Но нельзя поддаваться панике — они разорвут его на части.
— У вас есть то, что я ищу, — говорит он.
В соседнем зале что-то тяжело бухает, раздаются стоны, и Шон в который раз думает о том, что не все посетители «Low» доберутся сегодня до дома. Потом музыка с новой силой ударяет в стену, и танцы до упаду продолжаются. Кажется, что там сейчас бойня. Невозможно прогнать мысль, что вопли принадлежат страдающим от боли людям.
Острый подбородок упирается в плечо, и провожатый выдыхает ему в ухо:
— У нас много чего есть, сладкий. Можешь осмотреться — твое от тебя не убежит.
Шон оборачивается и видит высокого темнокожего парня — оживший мрак, — плавно скользящего в глубину комнаты. Обращенный. Вампир, настоящий.
Интересно, много их тут?
Шон видит едва заметные различия в тоне кожи танцоров. Проклятые танцуют со смертными. Ему кажется, что монстры горят синим пламенем — зрелище, способное свести с ума. Но — против воли — оно завораживает. Шон спрашивает себя, не заразился ли он сам.
Через некоторое время обнаруживает себя среди танцующих. Покачивается в ритме музыки — последние капли яда продолжают отравлять его разум, заставляя грезить наяву… заставляя желать еще.
От барной стойки отлепляется высокая фигура в черном — Шону не разглядеть лица. Ему все равно, кто это. У танцоров нет пола, нет имен. Танец — вся их жизнь. Их сущность, пока не стихнет мелодия.
Шон ждет, когда фигура приблизится, испытывая почти нетерпение. Он не помнит, зачем пришел сюда. Кто-то хватает его за локоть и разворачивает на сто восемьдесят градусов. Бледный нечеткий овал, два блеснувших белка ни о чем ему не говорят, но через пару секунд рассудок неохотно подсовывает клочки воспоминаний, и Шон понимает, кто стоит перед ним. Пропавший друг, за которым он отправился в логово кровососов.
От неожиданности Шон приходит в себя, но не знает, что сказать, как реагировать.
— Зачем ты сюда явился? — Ник выглядит усталым. У него обескровленные губы, белая кожа и тени вокруг глаз; голос звучит укоризненно, но ведь Шон пришел за ним, пришел спасти его!
— За тобой, — выдавливает парень, чувствуя себя глупо. Дурман постепенно рассеивается. — Сказать по правде, я представлял это иначе. Думал, тебя держат где-нибудь в подвале, на цепи…
Ник молчит. Непривычно видеть его таким серьезным… и уязвимым.
— Мы и так в подвале, — наконец, отзывается рыжий охотник. — Пойдем, — он берет Шона за руку и тянет за собой. — Нам пора уходить…
— А можно? — Шон озирается, но на них никто не обращает внимания. Тип, собиравшийся составить ему компанию, куда-то испарился.
— Я не стану отпрашиваться, — бросает Ник, шагая к выходу.
— Я не понимаю… — Шон старается не отставать. — Как же ты выбрался?
— Я им не нужен, — Ник толкает тяжелую дверь, и через мгновенье оба покидают клуб, а еще через несколько секунд — здание.
— Смываемся! — Шон несется по улице и Ник бежит рядом. Вдогонку им из клуба доносятся затихающие вопли, но никто не преследует, никто не гонится за ними. — Моя машина за углом!
Очутившись в салоне, они переводят дух. Шону не с первого раза удается попасть ключом в замок зажигания. Он хорошенько бьет по газам, когда автомобиль отзывается урчанием.
Вырулив на шоссе, Шон обращает внимание на притихшего друга.
— Ну ты как? Мне искать больницу или обойдешься парой бутылок пива?
Ник сидит, прикрыв веки, откинув голову на спинку кресла. Он неестественно бледен, но жив и, вроде бы, не намерен покидать бренный мир.
— Я и не надеялся увидеть тебя живым, — признается Шон. — И что теперь, они нас отпустили или это просто игра в кошки-мышки?
Ник дергает плечом, но не отвечает.
— Чего молчишь? Это так? Нам дали фору?
— У них новый лидер, — через некоторое время говорит «спасенный».
— Да? Кто-то из «стариков»? Кто еще остался?
— Нет, — Ник шумно вздыхает и повторяет. — Нет. Не из «стариков». Это молодая банда. Им от силы года два… Но в их лидере течет кровь древнего, поэтому он выбрали его своим вожаком.
— Твою ж мать! — Шон ударяет кулаком по приборной доске. — Сколько эту дрянь не истребляй, все равно умудряются сползтись в одну кучу.
— Шон, — Ник, повернув голову, рассматривает профиль товарища.
— Ну? — Тот бросает на него пару цепких взглядов. — Что?
— У меня есть план.
— Неужели?
— Я знаю, как мы его достанем.
— Кого?
— Того самого… главного. Который укусил меня.
— Да? Ну и как?
Ник опять вздыхает. Подвигав плечами, шей, обмякает на сиденье.
— Я знаю, где его искать.
— Обалдеть. — Шон ждет продолжения. — И где же?
— Я должен поспать, — бормочет Ник. — Может, увижу что во сне… Расскажу потом.
Шон кивает и улыбается. Чудом выкарабкались, а Ник сразу за своё: одержим идеей истребления кровососов. Интересно, и каким же это образом он проведал, где шатается древняя тварь? Досталось ему, наверное… Просто жаловаться не хочет.
Такой отчаянный! Никому доверяет, не щадит себя, всегда начеку. Удивительно, что он вот так спокоен. Устал, конечно.
Шон потихоньку сбавляет скорость, чтоб автомобиль меньше трясло. Ему хочется разделить радость по поводу их спасения, но будить друга он не решается.
Хотя радоваться рано. Нечему особо радоваться. Шайку не разогнали, ни один вампир не пострадал — провал для охотника. И люди в клубе, что будет с ними?
Шон мрачнеет.
«Что он там сказал? Во сне увидит? Ну-ну, с каких это пор Нострадамусом заделался…».
— Все нормально, Шон, — раздается голос. Ник не спит, но глаза держит закрытыми… Однако Шону чудится блеск под опущенными ресницами. Лицо рыжего хихакера по-прежнему белое и словно светится в темноте, он кажется умиротворенным…
— Я знаю, что мы будем делать, — говорит Ник. — Веди машину. А на рассвете куда-нибудь заедем, отдохнем на нормальных кроватях…
«На рассвете», — мысленно повторяет Шон.

Он сидит прямо — усталость рассеялась без следа, — уставившись вперед; наблюдая, как под капотом исчезает дорожное полотно. Пальцы начинает сводить судорогой — слишком сильно сжимает рулевое колесо. Бросив взгляд в зеркало обзора, видит — на него смотрит призрак: от щек отхлынула кровь, будто вот-вот потеряет сознание. Но в голове удивительная ясность.
«Значит, до рассвета. Что ж, я могу вести до рассвета. А потом…».