Сегодня у Джона был совершенно обычный день.
Хотя нет, сегодня планы малость поменялись и в итоге пришлось таки поехать на работу, но это ничего страшного: мужчине было в радость. Всё равно он – собственник одного доходного бизнеса, пускай не крупного. Так что проблем, считайте, нет…
Кажется, многие сейчас удивлены; признаться, даже бывший повелитель тьмы иногда презрительно поднимал бровь, в редкие промежутки ясного ума поражаясь сегодняшнему положению; но что есть, то есть, того, как говорится, не миновать. Притом же «сейчас» его как нельзя лучше устраивало.
Мужчина возвращался с работы. Было пять часов вечера седьмого ноября Н-ного года. Ну, чтобы не путаться, скажем, что прошло три с половиной года спустя его последнего яркого события; именно где-то в четырёхлетней давности затерялись столь знакомые лица и имена: Анджела, Чес, Миднайт. Именно там зарылось не то чтобы окончательно, но довольно глубоко умение изгонять демонов. Теперь от этого всего осталось чуть больше, чем ничего; сейчас перед нами далеко не Джон Константин, а лишь отдалённо напоминающий его человек – Джон ***. По паспорту, по крайней мере. И новый Джон *** позабыл многие молитвы, позабыл, как чертить пентаграмму, позабыл, на какие подтипы делятся демоны, позабыл, что и сам чуть не оказался на том свете… Многое позабыл. Хотя людей, вертевшихся перед глазами и по сей день, забыть не мог; все они сейчас жили своей жизнью. Наверное. Кроме одного – кроме Креймера.

Могло пройти много-много лет, но мужчина никогда бы в жизни не забыл своего водителя, временами вспыльчивого, наивного, доброго и нетерпеливого. Только в Чесе он когда-то приметил черты истинно симпатичного ему человека; с таким бы под боком жить – и вообще жизнь бы окрасилась в цветные тона. Но какие подсказки жизнь даёт, такие и отбирает: и парнишку отобрала. Сейчас в Джоне не осталось ничего из того, что он испытывал в прошлом, когда вспоминал его гибель: только горечь. Сухая, жгучая, першащая в горле горечь. Но ему уже было неприлично так много горевать, поэтому изредка, седьмого ноября – именно в тот день, когда парнишка погиб, он мысленно обращался к нему, силясь ещё каким-то сознанием проникнуть в Рай и услыхать его голос. Но всё молчало; тогда он понял, что больше не посредник между Раем и Адом, что навсегда потерял бывшие умения; воскресили его нормальным человеком – понял Джон тогда. А раз даровали жизнь… ну-у… что ж, нужно её использовать!

И Джон нехотя начал существовать. Точнее, нет: просто жить.
Он не смог остаться в том городе, где произошло одновременно так много хорошего и плохого; к тому же известно, что хорошее в прошлом принимает отрицательный оттенок в настоящем, будучи подогреваемое завистью. И бывший повелитель тьмы уехал. Уехал в Ирвайн – городок в шестидесяти километрах от Лос-Анджелеса – и зажил обычной жизнью, которую ему предписал… кстати, кто?
И вот там-то ему и стало в принципе всё равно, что будет дальше: с кем он будет, как он будет, кем он будет. Жизнь медленно, но верно начинала терять краски. Боже упаси, Джон не жаловался! Но что-то острое и горячее разъедало время от времени ему душу; оно будто гласило «Джон, очнись!». А Джон не хотел очнуться, потому что мало ли, что его могло ждать там, за гранью настоящего…
Всё это метафоры. Однако надо сказать, что жизнь мужчины пошла более прогрессивнее, чем во все его прошлые года: он, как известно, стал бизнесменом своего рода, завёл довольно выгодное дело – свою риэлторскую контору, а также женился. Жизнь пошла в гору – сказали бы многие; а Джон бы не сказал. Точнее, да: она пошла, но как-то грузно, невесело, без того огонька, с которым он скатывался с неё в прошлом.

Теперь же… он был счастлив. И как тут не быть счастливым, иногда спрашивала его совесть. Мужчина усмехался и думал «Действительно, как?..», сам отчасти не понимая значения вопроса и ответа. Теперь у него есть Кейт, есть Дженни, которой сегодня, кстати говоря, исполняется три годика. Бывший повелитель тьмы горько улыбался: почему же в этот день всё так символично? И смерть, и рождение, и всё близкие люди.
Джон поёжился и кинул мелочь, неприятно бренчавшую в кармане, какому-то парню в переходе. Раздался телефонный звонок, он принял вызов.

– Да, любимая?

– Ты где? Послушай, мне будет нужна твоя помощь… – раздался слегка хрипловатый, далеко не нежный, но для него приятный голос Кейт. – Сейчас я иду в ясли забрать Дженни, а ты, пожалуйста, съезди по адресу, который я скажу… я подарок один заказала. Его нужно забрать… Ох, а ты готовил такой шикарный сюрприз и всё время молчал? Мне кажется, она будет довольна до чёртиков!

– Да… – простодушно ответил Константин. – Всё для неё. Говори адрес.

Кейт проговорила название улицы и дома.

– Ого! У чёрта на куличках! Я успею до вашего прихода?

– Должен… не переживай, я придумаю что-нибудь, – хмыкнув, ответила девушка. – Поймай такси, вот! Сейчас в том направлении пробки навряд ли будут: двадцать минут туда, двадцать – обратно, и дело в шляпе. Номер заказа отправлю тебе смской, а их сейчас предупрежу… Ладно, давай! До встречи, любимый! – Джон уже выходил из перехода, когда послышались гудки. Он стал поспешно высматривать какое-нибудь такси, но на стоянке было на удивление пусто, и на горизонте – тоже не видать. Пока искал, стоял и ждал, что-то автоматически занудело в его памяти; ах да, восклицание о том, как раньше было лучше: и водитель, считай, свой, и отличнейший собеседник в одном лице, и скидки хорошие делал… впрочем, Чес был толковым пареньком, а он, Джон К., сгубил его. Это основополагающая причина, по которой он бежал от прошлого и имел безграничное желание потерять его…
Джон вспоминал, как познакомился с Кейт и как началась их семейная жизнь; честно сказать, ничего особенного. Всё случилось, как у многих. Мужчина ни разу не пожалел о своём выборе, но и ни разу его не похвалил… Наверное, и в его жизни настало то прохладное равнодушие, с которым мы принимаем наиболее рациональные решения в нашем дальнейшем пути: так мужчина, вчерашний парень, решает, что заведёт серьёзные отношения, семью, выберет нужную работу и будет теперь менее расточительным. Также решил и Джон; приехав в этот город, он мгновенно почувствовал моральное истощение, угасание и решил избавиться от него хотя бы таким банальным и приемлемым в обществе средством – женитьбой и заведением семьи. Да, прошлый он не мог и помышлять о браке; сегодняшнему Джону было уже всё равно – в любом случае даже эта его семья была какой-то наигранной, скучной, серой. Он, честно, отдал бы сегодняшнее благосостояние за те минуты безрассудства, в которые он был вовлечён в холостом прошлом; теперь эти новые пометки в паспорте как тяжеленная ноша. Впрочем, всё не так плохо: Константин не жаловался, родных любил и старался быть примерным отцом. Но когда нет в жизни того огонька, часто вырываются слова сожаления, верно?.. Джон не видел в своей жизни кардинальных перемен, хотя внешне произошло много всего; однако внутренне ему стало скучно.

Но пусть так – решил когда-то он. Зачем менять? В любом случае он сегодня уже не тот Константин, не тот повелитель тьмы; теперь он обычный, даже типичный представитель рода человеческого. Джон усмехнулся и махнул рукой, увидев на горизонте приближающееся такси. Оно методично стало сбавлять скорость и остановилось ровно перед мужчиной; бывший повелитель тьмы залез, хлопнул дверцей и, не оборачиваясь, буркнул адрес. Водитель кивнул и где-то через полминуты отъехал от стоянки. Константин поначалу наблюдал городской пейзаж, а потом достал телефон: Кейт отправила ему номер заказа. Он вновь набрал её номер, решив кое-что переспросить:

– Алло, дорогая, а забирать этот твой подарок не так долго? Просто я бы мог попросить меня подождать пару минут… – получив одобрительный ответ, Джон обратился к водителю:
– Вы же сможете подождать меня пять минут? Было бы очень хорошо, если бы я смог доехать и назад…

– Конечно! – раздался явно молодой, но хриплый голос. Мужчина поблагодарил и, вздохнув, отвернулся к окну, припоминая прошлые времена: тогда ему не нужно было упрашивать – Чес понимал с полувзгляда, куда везти и отвозить ли обратно. Чес… Константина передёрнуло; холодок пробегал у него по спине при том воспоминании, когда ему возвестили о его гибели, точнее, он сам догадался; по-хорошему, даже не смог взглянуть на милого водителя в последний раз, только на его могилу. И на этом всё бесславно закончилось.
Джон никогда не забывал Креймера, да и не мог, даже если бы захотел: парень въелся в его сердце нестираемым пятном. И за все эти годы ничто не смогло отмыть его; боль же разъедала и разрушала сердце – Константин считал, что это от каких-то до одури банальных слов, несказанных им Чесу вовремя. Банальных, но важных; грубо говоря, типичное сожаление о том, что мы что-то не сделали, всегда хуже сожаления о сделанном и его результатах. Сейчас Джон проклинал себя прошлого за то, что не смог рассказать парню о той благодарности, что никогда не сквозила в их общении; он хотел сказать «Спасибо, друг» и мягко похлопать по плечу. Но это всё – дело давно минувших дней. Казалось бы, он должен уже давно перестать себя корить за такие вещи, ведь прошло почти аж целых четыре года, но отчего-то именно эти воспоминания были свежи как никогда. Всё угасло и померкло, но Чес в его памяти был ярок и незабываем. А почему вдруг такое исключение, Константин и не знал: он переставал давать себе отчёты в последние три года. Потому что он не делал ничего такого экстра неординарного за всё это время. В этом-то весь и секрет…

– Какой вам нужен будет подъезд? Просто мне нужно знать, с какой стороны заезжать… – неожиданно раздалось со стороны водителя. Джон, не оборачиваясь, бросил:

– Первый… это со двора.

– Окей! – Мужчина помнил, какое звонкое и весёлое было у Креймера «Окей!» – совсем непохожее на это, тусклое и уставшее, лишь с долей какого-то восклицательного выражения. Он давно скучал по всему, что было связано с парнем… но скука его не находила ответа. Мужчина давно вырос из той стадии, когда мы с горечью признаём свои ошибки молодости, но всё-таки насчёт этого не переставал себя корить: всё, казалось ему, только из-за него. И сожаление, и такая глупая смерть, и сегодняшнее скучное житьё-бытьё…
Впрочем, хватит! Джона уже тошнило от этих однообразных, повторяющихся изо дня в день мыслей; теперь ведь он другой человек, совсем другой. У него должны быть заботы куда важнее и свежее прошлых; из его памяти должны стереться и забыться все чувства тех лет, все лица тех лет, все приключения тех лет… только вот даже в этой системе наметилось исключение: Чес никак не забывался. Но, наверное, в этом можно сделать послабление.

Джон начал дремать, как его оповестили о том, что они приехали; он нехотя вышел из машины, сделал пару шагов в сторону подъезда с какой-то яркой вывеской, зашёл, машинально со всеми поздоровался и потребовал заказ номер такой-то. Пару минут суеты, и вот мужчина вышел с огромной коробкой сам не зная чего. Наверное, это большая красивая кукла – Дженни всегда мечтала о такой. Наверное, она будет счастлива… Константин усмехнулся и отыскал глазами машину, увидел полуопущенную голову водителя и не сразу узнал, то ли это такси, на котором он приехал. Обычно он помнил лица, а здесь времени рассмотреть не было; к тому же, капюшон и какие-то слишком обыденные черты не давали хоть какой-нибудь запоминающейся оригинальности. Впрочем, Джон особо не вглядывался; ему стало всё равно с тех давних пор, как его наивный водитель погиб, на тех, кто его довозит: ни лиц, ни имён он не запоминал даже самых разговорчивых. Видимо, из какой-нибудь глупой верности, хотя, в общем-то, навряд ли.
Бывший повелитель тьмы уселся в машину, назвал обратный адрес и после полностью погрузился в созерцание безрадостных, но обычно приятных и знакомых нашему сердцу городских пейзажей. Так и пролетели сорок минут поездки…

А Константину вконец надоело сравнивать, сравнивать прошлое и настоящее, потому как он уже знал все стадии этого процесса, все умозаключения, каждый раз приходящие с несколько необычным удивлением, и все колючие неприятности, зашифрованные там. Поэтому на сей раз избавил себя от такой глупости; сегодня можно отдохнуть. А то с каждым сравнением груз на сердце становился ещё тяжелее, а сбрасывать его не представлялось возможным.
Наконец перед его глазами неожиданно появилась знакомая многоэтажка; Джон автоматически пробежал взглядом до седьмого этажа: свет горел, значит, уже дома. Ему требовалось за те полминуты, что он будет добираться до квартиры, переменить своё настроение на такое, чтобы с ним можно было без подозрений окунуться в семейную жизнь, пропитанное, конечно, теплом, но… грех такое говорить, но искусственным. Константин в ту же секунду разогнал эти мысли и оставил пару купюр на бардачке, даже не оглядываясь.

– Сдачи не нужно, – коротко бросил и вышел, придерживая рукой пакет с куклой. Но не успел он сделать и шага, как тот же хриплый голос остановил его:

– Подождите, пожалуйста. Я не могу взять такую крупную сдачу. – Джон почему-то вздрогнул. Тогда ему в голову пришла мысль не оборачиваться – это казалось единственно верным спасением. «Господи, что за ужасный бардак в моей голове?» – встряхнулся, поёжился и полуобернулся, хотя делал это с великим неудовольствием.
– У вас не найдётся… помельче? Будет даже лучше, если вообще без сдачи, – беспристрастно продолжал водитель, выйдя из машины и теперь протягивая через крышу руку с дрожащими на ветру деньгами. Константин смотрел на эту руку, не решив затруднять себя запоминанием ещё одного ненужного ему лица. Он взял деньги назад и стал искать в кошельке купюру помельче; действительно нашёл и, запихнув старую крупную обратно, протянул прежнюю сумму, только уже без сдачи. Водитель взял не сразу, будто раздумывая; впервые в жизни Джон не испытал неприязни к тому, что его задерживали. Потом наконец парень взял деньги; бывший повелитель тьмы хотел разворачиваться, однако не повернулся полностью; вместо этого произошло нечто другое, ставшее каким-то мгновением «икс» в его последующей жизни.

Тогда мужчина запомнил почему-то каждую мелочь, каждый звук, каждый оттенок серости вокруг; он даже мог сказать, что впервые смог услышать, как звучит тугая тишина перед какими-нибудь важными словами. А потом они – эти самые важные слова. Важные, но, честно сказать, дурацкие и банальные.

– Джон… даже не взглянул на меня. Это можно засчитать как личное оскорбление? – последнее произнесено с усмешкой; Джон поначалу тоже усмехнулся и хотел на автомате ответить что-нибудь едкое, а потом замер, остановился, вспомнив, в какой именно из реальностей он сейчас находится. И холод пробежал по его спине; оцепенение сковало тело. Мужчина даже задержал дыхание, понимая, что вот оно, то, чего он так страстно желал, а с другой стороны он спрашивал себя, возможно ли?.. По факту, конечно, нет: вот он сейчас обернётся, поймёт, что ему показалось, и, грустный-грустный, одолеваемый ещё более тяжкими воспоминаниями, поплетётся домой. Но это должно быть по какому-то скупому, слишком банальному плану… на деле же…

– Что? – полухрип сорвался с его губ; Джон обернулся, только сейчас понял, как его жутко передёрнуло (не скажешь, что неприятно) оттого, как было произнесено имя – уже давно он не слыхал такой интонации, такого голоса, пусть ставшего менее звонким, но потому не менее… родным? Или каким? В самом деле, Константин впал в безумство тогда, совершенно не понимая, что происходит вокруг него, но послушно поднял взгляд на водителя, снявшего капюшон; сердце ёкнуло, на секунду показалось, что это один из его снов – приторно-сладких и несбыточных. В них всё было именно как сейчас.
Он изменился, пускай не сильно, но заметно; в таком случае говорят, что повзрослел. А Джону лишь казалось, что он просто поддался той же болезни, что и сам повелитель тьмы. Лицо – бледное, под глазами очертания тёмных кругов, волосы слегка растрёпаны, но своей курчавости не утратили, улыбка… наверное, должна быть, но на её месте пока было пусто. Пусто и холодно. А глаза, глаза, глаза… что, какими словами можно описать то самое зеркало души? Разве что самыми банальными… Эти карие, вечно тёплые глаза, содержащие солнце внутри себя, обычно лучились, светились; теперь же они просто отражали действительность – сухую, серую, пасмурную и однообразную. Константин ещё раз понял, что что-то всё-таки застопорило в них тот извечный природный свет, что-то, похожее и на его временный сон.
Да-да, именно сон. Чем больше мужчина смотрел на него, тем больше понимал, что все эти три с половиной года беспробудно спал, ничего не опасаясь и ни о чём не задумываясь. И только теперь стал медленно пробуждаться, медленно понимать, что происходит вокруг, медленно осознавать то впустую потраченное время. Понимание, кто он есть на самом деле, стало протискиваться в его сознание, но с трудом.

– Чес… – прошептал. Потом долго ругал себя за напыщенную трагичность ситуации, посчитал, что повёл себя слишком мягко. Могло показаться, что он, повелитель тьмы, растрогался. Стоп, он же уже не повелитель тьмы, разве нет?

– Да-да, я понимаю, ты удивлён и, вероятно, хочешь мне врезать за то, что я не рассказал тебе о своей лживой смерти, о том, как меня подставили. Но, надеюсь, ты поймёшь и меня, и моё положение… – начал тихо Креймер, обошёл машину и теперь был в двух шагах от собеседника; смотрел грустно-грустно, как небо теперь смотрит на них. Константин ощущал своё частое дыхание, своё неверие в собственные чувства; он не верил глазами, ушам, что перед ним был тот самый Чес Креймер и что-то говорил. Он мелко качал головой в стороны, как полоумный, силясь привести бурю мыслей в порядок, и невидящим взглядом всматривался в родные черты, уже потихоньку стирающиеся из памяти. И да, ему могло вполне показаться, что Креймер изменился – воспоминания не освежались уже года два, ведь когда-то тогда он потерял последнюю оставшуюся у него фотографию якобы погибшего. Но худоба и бледнота не были свойственны тому вечно здоровому и весёлому пареньку; что-то, видимо, случилось. Ах да, забыли про рой вопросов в голове Джона насчёт того, как Чес остался жив! Но это после, это потом…

– Креймер, твою мать!.. – сдавленно шептал, вертя головой в стороны, словно силясь разогнать сон, если это опять был сон. – Ты был жив всё это время и… молчал? Креймер, – проговорил чуть громче, вскинув подбородок, – я не знаю, как мне реагировать, честно: то ли… то ли вмазать тебе хорошенько, то ли обнять, гадёныша этакого! – Мужчина действительно чувствовал, как тряслись его руки в желании что-то сделать. В конце концов он отпустил пакеты, те хлюпко плюхнулись в лужу рядом. Глупо говорить о том, что было уже всё равно. Джон так и не определился, что хотел сделать, а лишь резко схватил водителя за грудки и зачем-то легонько встряхнул, но более не сделал и движения, похожего на грубое встряхивание. Только пристально, даже с каким-то чувством смотрел и не мог понять… многого не мог понять.

Чес не сопротивлялся, послушно ожидая хоть удара; даже глаза прищурил, но не свёл их с Константина.
– Джон… – сорвалось тихое с его губ, – я понимаю твои эмоции. Прости.

– Да, мы же взрослые люди, я всё, всё понимаю… Чес, – губам было ещё непривычно произносить это имя, хотя сам он был готов уже давно к такой перемене в его жизни. – Просто и меня пойми… пойми ту бурю на душе, что вообще никогда не давала мне нормально жить, а теперь и подавно: она ведь оказалась оправданной… Я ещё не могу поверить. – Джон поднял на него взгляд, жадно впиваясь им в лицо и действительно ещё отдалённо доверяя своим чувствам – спасибо, пару раз уже обманывали. А теперь, когда желанная мечта была так близко, Константин стал неверящим циником – уж лучше казалось ему в тот момент проснуться и чем раньше, тем лучше. Но он не просыпался, в то время как карие глаза пускай каплю равнодушно, но вполне реально смотрели на него, смотрели в него, вглубь… Мужчина встряхнул головой в сотый раз, ощутил, что дрожь уже унять не сможет, и только крепче сжал ворот куртки своего водителя. Чес, кажется, что-то говорил; Джон не слышал, а наблюдал, наблюдал за всем: за сухими, отчего-то посиневшими губами, за бледными впалыми щеками, за преданно смотрящими на него глазами, за курчавыми прядями, развевающимися на ветру. Ему хотелось наблюдать за всеми переменами, что происходили в Креймере; да, бывший повелитель тьмы знал, что потихоньку скатывался в безумство. Неожиданно парень усмехнулся – однако как-то совсем не весело – и прежним тихим хриплым голосом проговорил:

– А ты не постарел… Даже морщинки не прибавилось! – Его рука дёрнулась было вверх, но Чес насильно остановил её, боясь своих собственных движений. Джон это заметил, сглотнул, понимая, что Креймер ясно чувствует ту пропасть между ними, образовавшуюся за три с половиной года. К тому же, нельзя сказать, что в прошлом они были отличными друзьями… просто как-то так получилось, что Константин не мог забыть его из-за какой-то той особенной черты в его характере: привлекательной и невыносимо милой. А сейчас, после тщетных попыток оставить прошлое, он вдруг находит человека из этого самого прошлого; почему-то в такие моменты сразу начинает казаться, что вы были отличными друзьями. Да, Джон зацепился как утопающий за соломинку. И теперь навряд ли сможет отпустить.

– Ты не веришь, что я рад… что счастлив… – прошептал мужчина, разжимая пальцы и выпуская воротник Креймера.

– Я верю, что ты хочешь мне вмазать, – ухмыльнувшись, ответил Чес, пристально вглядываясь в собеседника. Джон усмехнулся и покачал головой. Его взгляд во время этой угнетающей тишины наткнулся на упавшие пакеты; он тут же вспомнил про какую-то другую реальность, существующую вне его самого: оказывается, у него есть жена и ребёнок… У Константина похолодело на душе: неужели он позволил себе опуститься до такого? Он ощущал озарение; да, звучало это всё до крайностей банально, но он вдруг начинал понимать, что всё вокруг – сплошь враньё. Это всё выдуманное, и он попал в этот выдуманный круговорот жизни. А парнишка, придя из прошлого и принеся его мысли, отрезвил его, хотя сам того, наверное, даже не понимал. Впрочем, эти революционные мысли прошли быстро; Джон поднял пакеты и многозначительно взглянул на Чеса.

– Иди, Джон. Это же твоя жизнь. У тебя есть семья, – отчего-то горько улыбнулся. – Так что иди. Случайность же, видимо, свела нас единственно для того, чтобы ты узнал, что я жив.

– Нет, – твёрдо отрезал мужчина, сурово на него глянув. – Не для этого. Для чего-то другого, очень важного. Даже не спрашивай, я и сам ничего толком не понимаю, – добавил он, видя разомкнутые губы в желании спросить. – Это просто чувство есть такое, говорящее, что нас ждёт многое… Я же хочу знать всё в подробностях: как ты выжил, где скрывался, почему молчал, зачем… – Константин остановился и замял предложение; продолжение «зачем мучал?» он решил оставить при себе – это какие-то слишком вульгарные слова для них с Креймером. – Короче, всё. Жди меня здесь. Я скоро вернусь.

– Зачем возвращаться? – грустно усмехнувшись, спросил Чес, оперевшись о машину. – У твоей дочки день рождения, как-никак. Отпразднуй это на высшем уровне. Не стоит приходить… – добавил тихо, менее уверенно. Джон лишь презрительно посмотрел на него, как в былые времена, и бросил скупое «Дурак!..». Развернулся и поплёлся к подъезду. А Креймер его понял как нельзя лучше и лишь странно улыбнулся. И мужчина точно знал, что водитель ему поверил. Потому что как иначе?..
Пока Джон ехал в лифте, то тщетно старался привести себя в порядок: и взгляд казался ему диким, и румянец на щеках неоправданным, и руки – слишком трясучими, и слова – бессвязными. Он чувствовал себя открытой книгой, любой, казалось ему, мог взглянуть на него и точно пересказать все его коварные планы и мысли в голове. Мужчина едва вытерпел те полминуты, пока лифт поднимался на седьмой этаж; и тусклая подсветка, и тёмные стены, и зеркало с его тревожным лицом – всё будоражило нервы, и так расстроенные. Перевороты, столь частые в его прошлой жизни, в нынешней были редки, именно поэтому его душа сейчас болезненно отзывалась о происходящем, даже как-то слишком неестественно прося о стабильности. Вот последнее-то было странно… впрочем, это всё можно списать на привычки прошедших трёх лет.

Джон выпрыгнул из лифта в сильнейшем волнении и ещё минуты две искал ключ; его телефон между тем отчаянно вибрировал в кармане – Кейт, видимо, уже искала его. Наконец он ворвался в общий коридор и, не закрывая дверь, сразу же бросился к своей квартире; пару раз лихорадочно нажал на звонок, потом одумался, выдохнул и уже более-менее спокойно начал открывать дверь ключом. Константин потом ещё долго ругал себя за излишнюю нервозность и совсем не к месту звонок, наверняка встревоживший его жену. Как только он открыл, на пороге уже стояла слегка взволнованная и удивлённо на него поглядывающая женщина его лет с тёмно-пепельными волосами до плеч, серо-синими глазами и не слишком выразительными чертами лица: тонкие губы, недлинные ресницы, кожа даже с каким-то нездоровым оттенком; и фигура у неё была обычная, даже слегка нескладная, зато стройная. На ней сейчас были какие-то домашние штаны и кофта; впрочем, Кейт всегда была милее в обыденной одежде, чем даже в том самом платье. В общем, с первого взгляда она казалась симпатичной, но не смазливой; теперь Джону казалось, что он, по какой-то странной причине, смотрит на неё как в первый раз. Только в отличие от того настоящего первого раза, когда он её увидел и почувствовал симпатию, теперь он ощущал только какое-то подозрение: в бывших даже, кажется, любимых чертах он угадывал сейчас слишком много… лжи? неправдоподобности? Искусственного равнодушия? Чёрт его знает, только когда он увидел Кейт, то как-то сразу отпрянул на шаг; женщина изумлённо на него смотрела и, кажется, что-то спрашивала.

– С тобой всё в порядке, Джон? Неважно выглядишь… что-нибудь случилось? – Константин тяжко дышал, будто пробежал стометровку, и тем самым жутко выдавал себя – взволновать же Кейт было делом нетрудным. Только вот сейчас он с ужасом переворачивал валуны своей памяти, силясь понять, ответить на какой-то едва существуемый вопрос. Отдалённо он напоминал «почему», но это могло быть неточно; мужчине же становилось всё страшнее и страшнее открывать для себя что-то новое – естественно, ну кто хочет каких-то серьёзных, рушащих всё прошлое перемен? Джон бы остановил этот процесс, да не мог: раз сделал шаг, делай второй – было его правилом. А шаг первый был сделан сегодня в лице…

– Джон, да ответишь ты мне сегодня? – наконец не вытерпела Кейт и подошла к нему вплотную. – Что случилось, милый? Ты выглядишь неважно…

– Всё в порядке, Кейт, – глухо ответил Константин, а потом посмотрел в отворённую дверь на кухню: там сидела черноволосая хорошенькая Дженни в нарядном платьишке и со смаком поедала пирожное. Она не обратила внимания на шум и казалась неестественно спокойным ребёнком. Всегда. Джон похолодел, наверное, побледнел и перевёл взгляд на вопрошающее лицо Кейт; и вновь повеяло каким-то безразличием. Страшным безразличием. Мужчине казалось, что ещё чуть-чуть и он сойдёт с ума.
– Всё в порядке, милая, – добавил он и поцеловал жену в холодные губы. Та хмыкнула, но приняла на веру.

– Ты привёз, да? – оживившись, вдруг вспомнила она, наклонившись и беря пакеты в руки. – Ой, какие грязные! Благо, подарок не пострадал!

– Машина облила грязью около дома… – неловко объяснил Джон, ощущая, что, наверное, сегодня Кейт не поверит ни единому его слову.

– Дженни была так рада твоему огромному мишке! – шёпотом начала Кейт, пропустив мимо ушей намеренно или нечаянно историю с машиной. – И сладостей сколько надарил ей, сладостей! Вот теперь не уследишь за девчонкой… едва её сегодня оторвала от них, представляешь? Ну, давай сюда их. Думаю, моему подарку она тоже будет рада… – Женщина перехватила пакеты, ловко стряхнула с них грязь и пошла на кухню; Джон оставался недвижим, с каменным выражением лица наблюдая эту ставшую для него вмиг чужой семейную картину. Кейт обернулась и недоумённо окинула его взглядом.
– Ты чего там стоишь? Раздевайся и проходи! Вместе отпразднуем, а потом – обещанная прогулка в парк аттракционов! – «Нет-нет-нет! да что же это такое со мной?» Константина будто раздирали на части какие-то обрывки мыслей, фраз, чувств… всё было непонятным и ничто не хотело собираться воедино. Голова вспухла и готова была взорваться при любом удобном случае.

– Послушай, Кейт… мне нужно на пару минут спуститься. Докупить кое-что... – глухо и очень неуверенно проговорил мужчина, невидящим взором смотря на жену. Та приподняла бровь.

– Что докупать-то? Я сегодня всё, что нужно, купила и приготовила! Зачем?

– Ну, это необходимо, – прошептал Джон, указывая кивком головы на Дженни. Кейт тут же всё поняла и заговорщически закивала.

– Ладно-ладно… только если это что-то особенное! А то разбалуем её: и так сегодня горы сладостей у её ног…

– Это нечто другое, – взволнованно бросил Константин и, проследив взглядом за Кейт, когда она повернулась, схватил с тумбочки свой бумажник – там и кредитка, и деньги, и всё остальное нужное – и сорвался с места, едва прикрыв за собой дверь квартиры. Зато в общем коридоре закрыл хорошенько… с чего бы так?
О, сейчас Джон понимал чуть больше, чем ничего; состояние было такое, как будто его лихорадило. Предметы плыли перед глазами, голова раскалывалась, внутри груди что-то тошнотворно горело, а в мыслях перебирались за минуту сотни вариантов происходящего и все – неправильные. Ему срочно хотелось увидеть Чеса, спросить его обо всём; даже было сумасбродное предположение, что парнишка мог знать о причинах таких странных метаморфоз с ним.

И ещё одно Джону было стыдно признавать. Но он признал.
Константин больше никогда не вернётся обратно. Странно, но его пугал собственный дом, собственная семья, собственный город и даже отражение в зеркале. Он хотел убежать от этого всего поскорее; только в Креймере он отыскал нечто похожее на правду, на живое чувство, на яркий образ, пускай и у сегодняшнего Чеса от прошлого едва осталась десятая часть того характера. Но, по крайней мере, водитель был красочной иллюстрацией на фоне граффити-пейзажа города, людей, родных – так казалось Джону. И, быстрым безумным шагом спускаясь с крыльца, он думал только об одном своём спасении: о Чесе Креймере.

Парнишка, сутуло оперевшись о машину, ждал его, кажется, всё в той же позе и, только лишь когда Константин оказался в двух шагах, тяжело поднял голову, окинув его уставшим взглядом. Джону показалось, что Чес стал ещё бледнее, что глаза его потускнели ещё сильнее, что весь он вдруг начал с двойной силой источать слабость и будто какое напоминание о возможно сложных операциях в прошлом. Взгляд его был каким-то болезненным, а руки немного дрожали; первое, что сделал Константин, это спросил его:

– Как себя чувствуешь, Чес? Выглядишь неважно… – Креймер, отдышавшись, с трудом выпрямился и, закусив губу, как можно более простодушно взглянул на него.

– Не хочу показаться нытиком или слабым человеком, но… – он медленно моргнул, качнулся в сторону и издал слабый хрип; Джон подхватил его тут же – Креймер упал в обморок. Впрочем, это было совсем ожидаемо, если присмотреться к его общему виду. Мужчина сам не понял, какое дикое волнение всколыхнулось в его душе, как первый раз в жизни он был готов решительно на всё, чтобы спасти человека на своих руках. Нет, никогда такого не было… сегодня же будто все чувства, ранее законсервированные в его душе, вырвались вдруг разом, во всём своём соку. И оказались направлены только к одному человеку – к Креймеру. Но не успел Константин и опомниться, как голова паренька приподнялась и посиневшие губы сипло прошептали:

– Джон, нет причин для волнения… Господи, не делай такое страшное лицо – тогда и мне становится не по себе,– усмехнулся, когда поднял на него глаза, и постарался встать самостоятельно. – Это в порядке вещей. Со мной такое может происходить хоть по два раза на дню. И, знаешь, я к этому привык. Хотя, признаться честно, работе мешает сильно, но я креплюсь, когда за рулём. Просто сегодня день выдался… тяжким. – Парень схватился за его руку и делал тщетные попытки устоять на собственных двух.

– Опирайся о меня, Креймер… Тебе нужна помощь! Давай по крайней мере сядем в машину, – Джон знал, что нёс какой-то несуразный бред и позабыл все правила оказания первой медицинской помощи человеку, но тем не менее в возникшей ситуации ему казался этот вариант единственно возможным. Чес слабо улыбнулся, всё равно упорно встал на ноги, но в следующую же секунду отключился вновь; Константин снова успел подхватить его и теперь уже не спрашивал мнения своего упёртого водителя, а затолкал его в салон на пассажирское место, где он когда-то сидел, а сам сел за руль. Его первой мыслью было везти парня в первую попавшуюся больницу, но адреса всех больниц выпали из ума; мужчина чертыхался, но, не думая ни о чём лишнем более, сорвался с места, как-то нереалистично вспомнив навыки вождения и позабыв прилипшую к нему любовь к статичности и размеренности. Ему стало плевать на чьи-то дни рождения, на милицию, могущую его остановить и задержать, на то, что подумает Кейт, на поиски его, на вскоре частые звонки и смски – словом, на всё. Он хотел спасти паренька и решил, что во что бы то ни стало сделает это.
В экстренных ситуациях резко вспоминаешь то, чего не делал, может быть, лет пять или шесть; то же самое было с Джоном сейчас, и он даже не подумал о трудностях; машина, казалось ему, как-то сама плавно выехала с парковочного места и понеслась по дорогам, езда её была не эталоном безопасности и совсем далека от управления ею Чесом, но сносна. Только потом Константин с изумлением переваривал это событие у себя в голове, понимая, что в добром здравии навряд ли бы даже сумел без происшествий выехать. А тут… Тогда он с горечью подумал, что делает с ним Креймер. Или уже сделал…

На очередном повороте в неизвестном направлении человек рядом оживился и даже подал голос; очередной обморок продлился недолго.
– Ого, повелитель тьмы вспомнил, как водить машину! Кажется, с такими умениями ему уже не нужен водитель… куда ты хочешь меня везти? – Устало приподнял голову и посмотрел на него; Джон бросил в его сторону мелкий встревоженный взгляд и пробубнил:

– В больницу. С тобой точно не всё в порядке.

– Серьёзно? – наиграно-насмешливым тоном спросил Чес и усмехнулся, насколько позволяли силы. – Нет, Джон, больница мне не поможет.

– Тогда что же поможет? – Константин остановил машину на светофоре и вопросительно посмотрел на парня: тот выглядел хуже прежнего, и казалось, будто его сильно лихорадило: щёки покрылись неестественным румянцем, всё тело трясло, а глаза безумно перебегали с одного предмета на другой.

– Ты, Джон, – ответил Чес серьёзно, и ему хотелось верить, несмотря на его воспалённое сознание. – Конечно, зря ты оставил без предупреждения свою семью… кстати, пока не поздно, ты можешь вернуться обратно. Я бы и сам как-нибудь добрался…

– Ага, – иронично подтвердил мужчина, кивнув. – Ну так? Договаривай свой второй план.

– А ты всё прежний… – прошептал и какими-то слишком счастливыми глазами посмотрел на него, потом откинул голову назад и опустил веки; Константину даже показалось, что Чес вновь потерял сознание. Оказалось, нет: парень лишь отдышался, а после продолжил свою речь.
– Я буду благодарен, если ты отвезёшь меня домой. Улица N, дом номер два. Знаешь, где это? – Джон, тронувшись с места, с полминуты не отвечал, а после проговорил:

– Примерно. Разберёмся. Это же в восточном районе? – Чес кивнул. – Значит, относительно я представляю, куда ехать.

– Спасибо, Джон… – едва слышно шептал, прикрывая глаза и чему-то улыбаясь. – Врач не нужен точно… только ты будь… рядом…

– Не трать силы, просто помолчи. Расскажешь потом, отчего с тобой случается такое… – недовольно перебил его болтовню бывший повелитель тьмы, считая её лихорадочным бредом. Но мужчина и предположить не мог, что всё зависело в прямом смысле от него…
Десять минут езды прошли более чем незаметно, хотя первое время тянулось как часы; Креймер иногда дремал, иногда приходил в сознание, но ненадолго; Джон же, не задумываясь о правилах дорожного движения, продолжал вести машину и сидел словно на иголках, весь обуреваемый мыслями и считающий, что делает слишком мало для того, чтобы Чес вернулся в норму. Впрочем, это было весьма понятно с его стороны и в его случае. Телефон между тем разрывался от звонков, вибрируя не переставая; сначала мужчина подсчитывал количество звонков ради какого-то праздного, отстранённого интереса, а потом, потерявшись где-то между цифрами пятьдесят и шестьдесят, забросил это дело, отключил телефон полностью и, на каком-то перекрёстке остановив машину, вынул и выбросил сим-карту. Чес с каким-то сожалением проследил за куском намагниченного пластика, канувшего в луже вместе с тревожными возгласами бедной женщины, а Джон сделал это без сожаления, а даже с холодным равнодушием, с каким мы избавляемся от истинно ненужной нам вещи. Да, он всё давно решил; видимо, жизнь поставила его перед выбором, слишком двойственным и по-любому безнравственным: либо семья, либо Креймер. Чувствуете, почему безнравственным? С какой стороны не подходи, везде он совершает предательство; и мужчина, рано поняв это, решил выбрать Чеса. Какое-то веление его души подсказало ему столь смелую и навряд ли явную для хорошего семьянина мысль. Но пусть так. Он лично чувствовал, что делает правильно; это решение выделилось ярким красным пятном на фоне серого пейзажа, а значит, оно приведёт к переменам, пускай и далёким от него в данную секунду.

Наконец они доехали до какого-то не слишком нового одиннадцатиэтажного дома; Джон предубедительно спросил парнишку, его ли этот дом; Чес приоткрыл глаза и, дыша ещё реже и тяжелее, кивнул. Ему становилось минуты от минуты хуже, и Константин проклинал себя, что повёлся у него на поводу и не отвёз в больницу. А, видимо, медицинская помощь здесь нужна была и даже очень… Мужчина кое-как, вкривь и вкось, припарковал машину, заранее зная, что будут претензии других автовладельцев к нерациональному использованию места, но преждевременно послал всё это к чертям и поспешил помочь Креймеру выйти. Чес смог самостоятельно выбраться из машины, стараясь собрать все свои силы в кучку, но всё-таки первый его шаг едва не выдался неудачным, поэтому вскоре парнишка нехотя, но опёрся о Константина. Тот считал, что его бывший водитель просто не хочет показаться слабым, поэтому и ведёт себя так, будто здоров. «Узнаю прежнее ребячество… хоть что-то не пропало в нём!» – Джон пристально наблюдал за Креймером, пока тащил его до подъезда.

– Этаж пятый, Джон. Возьми ключи… – Парнишка ослабленной рукой залез в карман, пока они ждали лифт, и подал сверкнувшую в полумраке лампы связку собеседнику. – Квартира 65… – Чесу стало неловко, и он постарался удержаться на собственных ногах, что поначалу удалось недурно, но потом с тяжким вздохом привалился к стене, запрокинув голову. Константин хотел было придержать его, но тот предупредительно поднял руку, останавливая его; дыхание Креймера было неровным, отрывистым и очень болезненным – казалось, что он задыхается. Общий вид явно не улучшался, а порой даже наоборот… Наконец лифт приехал, они вошли; ехали почему-то слишком долго; Константин наблюдал за прислонившимся к стене водителем, рассматривал его в подробностях, силясь уловить те черты, которые он упустил во время их недавнего разговора рядом с машиной. «Зачем же в тебе убили того весёлого парнишку? Где та беззаботная улыбка, где вечно задорные глаза того яркого тёплого цвета, где даже та серьёзность, впрочем, лишь надуманная и никак не настоящая? Где же всё это? Наверное, я упустил многое…» – думал с горечью бывший повелитель тьмы, а пальцы непроизвольно, до ужаса сильно желали коснуться этой такой близкой пылающей щеки и провести по ней; Джон хотел сказать, что всё хорошо. И не понимал, откуда происходило это желание.
Где-то между вторым и третьим этажом Креймер приоткрыл глаза и, безумно, слабо улыбнувшись, проговорил:

– Джон, я чувствую, что ты удивлён. Возможно, даже неприятно. Наверняка сейчас думаешь, в кого превратился твой водитель… Но ты сам… – выдохнул, на секунду прикрыл глаза, – Ты сам ведь знаешь, что я не один такой. Ты… тоже. И ещё многие люди, если уже не все… Думаешь, брежу? Нет-нет, я полностью осознаю, что говорю! И, вероятно, нам предстоит с тобой ещё многое, чтобы понять, что происходит. Это будет сложно…

– Да-да, хорошо, Чес, только прошу тебя, не утруждай себя сейчас разговорами. Поправишься – всё расскажешь, – перебил его Джон, недовольно скрестив брови на переносице. Парень усмехнулся, а между тем двери лифта открылись; пока Константин спрашивал, какой ключ от чего, и открывал двери в общую прихожую и саму квартиру, Чес напряжённо молчал и лишь уже в своём коридоре тихонько сказал:

– Ты всё же считаешь меня безумцем, правда? – Джон кинул ключи на тумбочку и включил свет, затворив за собой дверь и одновременно осматривая помещение.

– Правда, – снисходительно улыбнулся. Креймер плюхнулся на стул и покачал головой.

– Я так и знал… впрочем, вскоре постараюсь тебе рассказать… – шептал будто даже для себя, нежели чем для мужчины. – Ставки нынче слишком высоки…

– Я всё понимаю, Чес, да, – нетерпеливо перебивал его Константин, замечая, что у парня начался бред. – Ты обязательно расскажешь, только не сегодня. Твоя комната… там? – Креймер молча кивнул, уткнувшись взглядом в пол. – Окей, давай доведу тебя дотуда, ты переоденешься и ляжешь в кровать, хорошо? – Тот безэмоционально кивнул и привстал со стула; Джон немного помог ему и отвёл в маленькую тёмную комнатку с тёмно-синими задёрнутыми шторами – это единственный элемент, который он запомнил там. Всё остальное пролетало перед глазами и не задержалось в голове, поэтому спроси мужчину сейчас, что он помнит о квартире Креймера, он бы ответил: синие шторы. И паренька, угасающего прямо перед ним.
Бывший повелитель тьмы заставил усесться Чеса на кровать, пробормотал что-то про то, чтобы он переоделся, а сам вышел в коридор, а потом, подумав, на кухню. Сама квартира была небольшой, в чём-то тесной, а тёмные тона ещё уменьшали её, но Джону было удобно здесь как никогда. Даже удобнее, чем у себя, хотя его квартира была если не в два, то в три раза больше этой и роскошнее. Но дело было не в пространстве и не в обстановке, в чём-то другом. В чём-то под далёким названием «Атмосфера», хотя Константин не верил в такое. Но, чем больше он не верил, тем сильнее начинал ощущать какую-то особенную энергетику этого места; за пару минут мужчина смог понять, как жил Чес все эти три с половиной года. А жил он как-то неуютно, будто боясь себя и окружающего мира, и, казалось, он готовился куда-нибудь уехать, при этом без жалости готов был бросить и этот дом, и все свои вещи. Об этом говорил истинный минимализм и дешевизна предметов, наполняющих дом Креймера; взять бы ту же самую кухню: практически у многих есть свч-печи, но здесь её как ни бывало. И холодильник маленький, и сама кухня маленькая, и никаких украшений, присущих для такого места.

Константин чувствовал, что бредил похуже Чеса, но, смотря на всё это, не мог не ощущать в своей душе какое-то ужасное и всё вскрывающее чувство; то было схоже с пробуждением после долгого, очень долгого и показавшегося почти что вечностью сна. Он открыл это в себе в ту самую секунду, как Чес заставил его взглянуть на него; мужчина, сидя в кухне на табуретке, пытался искоренить из себя нечто похожее на предательство; о да, в его случае теперь всё нынче не имело чётких границ, а было лишь отдалённо «похоже». Его глодало неприятное осознание того, что во время той самой поездки в такси он не ощутил ничего подобного… может быть, лишь также отдалённого, но всё-таки похожего на присутствие знакомого рядом. Ведь бывают же такие моменты, когда по прошествии многих лет ты чувствуешь друга буквально на расстоянии? Здесь же не было ничего подобного… если честно, Джон разочаровался. И не понял, в ком: в себе или в Чесе.
Через минуту встряхнул своей головой, поняв единственное: виной здесь был явно не Чес. Всё плохое – лишь в нём самом.

– Джон… – раздалось слабое из коридора; на пороге в следующую секунду показался переодевшийся в обыденную одежду Чес – теперь, когда на нём не было привычной мешковатой куртки, можно было разглядеть, как он похудел за всё то время, что они не виделись. Раньше он точно не был таким – мог утверждать Джон с пеной у рта.

– Да? – Мужчина поднял голову и посмотрел на парнишку. – Почему ты не в кровати? Знаешь, я подумал и решил, что нужно вызвать врача. Я тебе уж точно ничем помочь не смогу… – Между тем Креймер подходил к нему и, когда меж ними осталось шага два, не больше, слабо улыбнулся, будто не расслышав вопросы.

– Скажи, я ведь изменился? И изменился ужасно… в ужасную сторону… Да? – глаза его в сумраке зашторенных занавесок, казалось, блестели; он был очень бледен и в любую секунду мог упасть в обморок. Константин только раскрыл рот, как Чес бессильно повалился вперёд; мужчина опять едва успел поймать его, резко вскочив. Голова Креймера измученно лежала у него на плече; бывшего повелителя тьмы отчего-то крупно передёрнуло – теперь холодок пробежал не только по спине, но и где-то в районе сердца, головы, души… Парень устало засопел, упираясь на него, как на свою единственную опору; что-то в этом тронуло Джона, который в следующее мгновение, впрочем, отказался от самого себя в ту самую секунду. Тогда он был слишком нелогичным. Определённо.
Константин скоро дотащил водителя до кровати и сгрузил горячее тело туда; Чес дышал громко, глубоко, часто, иногда во сне дрожащими губами что-то проговаривая. «Лихорадит сильно» – и это было неутешительным выводом для Джона. Он осторожно прикрыл парня покрывалом, а потом задумчиво сел на краешек постели, невесело поглядывая на него. Пока его мысли, спутанные донельзя, витали вокруг да около сегодняшнего сумасшедшего дня, будто заставившего его самого открыть глаза или проснуться, – называйте как хотите – Джон начинал заострять внимание на всяких ненужных мелочах. Например, он заметил, что в этом доме все окна зашторены, из-за этого везде стоял приятный, но угнетающий в то же время сумрак; впрочем, за окнами не было ничего интересного – лишь «грязь» сгущалась на небе и промозглая влажность продиралась в квартиры. Но почему-то даже сейчас не хотелось включать свет или обогреватели; казалось, ненужно. Константин хотел посидеть так немного, словно бы что-то понять. И на это ушла лишь минута; жалкая минута, но столь богатая выводами.
Мужчина понял, почему во всё своё прошедшее время мёрз и тщетно, хоть и бессознательно искал свой дом – потому что он был здесь, в этой квартирке и с Креймером. Пускай это место было далеко до роскоши, но зато оно казалось родным. Бывший повелитель тьмы усмехнулся сделанному открытию, утёр свой горячий лоб – мысли его и вправду закипали из-за наплыва нового – и встал с кровати, громко скрипнувшей ему в ответ. Правда, решимость его поугасла, когда Чес проснулся от возникнувшего звука и вопросительно-стеклянными глазами посмотрел на него. Джону стало неприятно от этого взгляда, и он подошёл к изголовью кровати, решив поправить подушку и покрывало, на деле же – просто убедиться, что парень реагирует на него и ещё не в беспамятстве. И действительно, Креймер перевёл на него свои тёмные глаза и слабо дёрнул иссохшими губами в попытке что-то сказать. Но до мужчины долетел лишь тусклый хрип.

– Знаешь, я всё-таки вызову скорую помощь. Не могу больше смотреть на тебя такого.

– Джон, мне ничего не поможет: ни скорая помощь, ни лекарства, ни врачи. Мне в силах помочь только ты… я тебя искал, Джон, ведь понял, что ты моё спасение. Ты ещё не понимаешь, но в тебе – огромная сила, пускай это и преувеличенно-пафосно сказано, но… – Чес выгнулся; его грудь начала быстро вздыматься – столько слов оказалось максимумом для него. Константин покачал головой, одновременно снимая трубку с домашнего телефона, лежащего тут же на тумбочке. Креймер глазом проследил за ним, услыхал шум нажимающихся клавиш и протянул руку, останавливая мужчину.
– Джон, я же сказал, что ненужно… ты мне не веришь… – горько усмехнулся; бывший повелитель тьмы перестал нажимать кнопки, а потом, подумав, кинул телефон на тумбочку и взял ладонь Чеса в свою. Будто какое сигнальное слово заставило его отменить своё решение; было несложно догадаться, какое именно. Парень улыбнулся теперь спокойно, благодарно, но измождённо взглянув на друга; Константин не переставал себя ругать за то, что повёлся.

– Чёрт бы тебя побрал, Креймер – ведь не хотел идти у тебя на поводу. И пошёл в итоге…

– Потому что веришь… впрочем, я буду тебе премного благодарен, если принесёшь со стола мои лекарства. Да-да, у врачей я бываю чаще нужного, хотя ты наверняка сомневаешься. Только вот все эти баночки… – он махнул рукой в сторону стола, около которого уже хозяйничал Джон, собирая нужные препараты в руки, – Не помогают. Точнее, лишь подавляют мою болезнь…

– Откуда это у тебя? И… вообще, что это? – поинтересовался мужчина, искоса на него поглядывая и выкладывая коробки на тумбочку перед кроватью.

– Врачи говорят, что это осложнение после операции… – Чес манерно поднял брови и хитро усмехнулся – так он делал, когда не верил тому, что говорил. – Но лично мое мнение другое…

– Операция? Ах да, тогда… – Константин пододвинул стул и уселся рядом с постелью больного; между тем парень привстал на локтях и стал неспешно принимать лекарства, с каким-то особенным вниманием выдавливая таблетки. – Как это… случилось? – Мужчина услышал голос – будто не свой, хриплый и отчего-то виноватый; взгляд не мог подняться на Креймера; тяжёлое чувство повисло камнем на душе.

– Я сам многого не знаю, Джон, – серьёзно начал Чес, пытаясь поймать его взгляд. – Я думал, ты знаешь. А оказывается, скрыли… В общем, я перенёс множество операций – травмы у меня были тяжелейшие. Нет смысла их перечислять, просто скажу, что ещё бы час – и мы сейчас с тобой бы не разговаривали. И реабилитировался я долго – целых полтора года. Когда ещё был без сознания, хотел думать, что ты знаешь… Честно признаться, – парень немного смущённо улыбнулся и проглотил таблетки, запив стаканом воды, постоянно стоящим тут же, – честно признаться, я, во всех свои бредовых снах, вспоминал только тебя. И только о тебе почему-то была моя первая мысль. Но каково же стало моё разочарование, когда мне сказали, что не нашли подобного человека в городе и, видимо, не искали. Я сразу понял, что вокруг какая-то подстава, хотя весьма вероятно, что тогда мог бредить и страдать исключительной паранойей. А потом я сбежал… – Чес устало опустил голову и заговорил тише, кротко улыбнувшись – этот рассказ давался ему нелегко. – Мне прописали строгий режим дня и обязательное посещение врачей, но я на всё это жестоко забил. И поплатился здоровьем: моё состояние ухудшилось и с тех пор шло скачками – то лучше, то хуже. Сейчас ещё считается нормально, Джон… бывало и вправду хуже… – поднял свой немного виноватый взгляд и снова дёрнул губы в улыбке. – И никакие врачи с тех пор не сумели помочь мне… к тому же, произошло одно странное событие… о котором чуть позже, Джон… – дыхание стало неровным, парень прилёг; Константин обеспокоенно на него посмотрел. – Нет, не стоит так волноваться – сам знаешь… И ещё кое-что: я предчувствовал, что именно здесь, именно в этом городе есть ты… есть моё спасение… – уже в почти что новой стадии бреда говорил Креймер, тяжко задыхаясь. У мужчины вновь возникла соблазнительная мысль позвонить в скорую.

– Не напрягай себя разговорами, Чес… видишь, как ты слаб? Тебе нужно отоспаться… потом поговорим, – шептал Джон, накрывая его простынёй; глаза Креймера нездорово перебегали с него на потолок; сильный озноб заставлял его тело часто-часто вздрагивать.

– Да, наверное… хотя мне нужно тебе многое рассказать. И… прости, что выгляжу таким слабым… – шептал, прикрыв глаза. – Верно, ты ожидал увидеть другого Чеса… а я вот такой. Прости.

– Я вообще не ожидал тебя увидеть, вот в чём проблема. А, увидев, не мог не быть рад этой встречи. Будь ты хоть каким: больным, пусть даже инвалидом или прежним – я буду считать тебя другом и всегда буду рад тебе. Правда, – Джон сам не ожидал услышать от себя такие слова, но услышал – то было отчасти странным, отчасти приятным событием. Мужчина не успел начать корить себя за излишнюю растроганность, как Чес тихо улыбнулся, выразив если не губами, то глазами преданное спасибо. После его веки постепенно стали опускаться, а дыхание – становиться размеренным; через пару минут Креймер забылся в полутревожном сне, в каком забываются тяжело больные. Впрочем, это было даже хорошо – так решил Константин, вздохнув и всё ещё терзаясь насчёт звонка в скорую. Но какое-то врождённое доверие к парню пересилило его собственные желания; мужчина решил понаблюдать за Чесом день, сегодня дать ему отоспаться, а завтра посмотреть на состояние и всё-таки допытаться, что хотел от него бывший водитель.

Джона поразили слова Креймера, хотя отчасти он считал их бредом воспалённого рассудка – кто из нас не говорил всякую чушь во время болезни? Но его просто не могла не заинтересовать одна деталь в рассказе Чеса: его какая-то слишком преувеличенная роль в выздоровлении последнего. Поначалу Константин хотел причислить это к бреду, но что-то, наверное, голос интуиции, подсказал ему далеко не равнодушно отнестись к этому. «Вероятно, он знает что-то ещё и это что-то я узнаю только завтра. Надеюсь, ситуация прояснится», – думал бывший повелитель тьмы, сидя на стуле и тихонько бренча пальцами по тумбочке. Сегодня уже навряд ли что-то изменится; неизвестность же, к тому же, не имеющая под собой твёрдого основания, разъедает душу сильнее в два раза. Джон, хотя и отдалённо, предчувствовал перемены. А обычно чутьё его не подводило…
Он не хотел признавать, но безумно волновался за Чеса, пускай его болезнь и не казалась такой уж серьёзной. Константин не отдавал себе отчёта в этом чувстве – казалось, и не нужно. Правда, это сильно выбивалось из его прошлого равнодушного характера; помнится, не переживал так сильно даже за Кейт, когда та заболевала. Он не знал, почему Чес обладал такой исключительностью, но втайне даже упивался ею, считая приятной. Вместе с тем мужчину гложило чувство стыда: перед семьёй, Кейт и в особенности Дженни. Наверняка они сейчас не находят себе место – праздник сорван стопроцентно. Но он чувствовал, что иначе поступить не мог; всем знакомы такие моменты, когда, решаясь на абсурдный поступок, мы, несмотря на полный разрыв со своим незначительным прошлом, идём на него без жалости и сожаления. Джон ощущал одобрительный отклик в своей душе и не мог ему не повиноваться; к тому же, это было единственное за все последние годы хоть какое-то чувство, движение в его застоявшейся душе. Упустить такую возможность уже приравнялось к упустить жизнь. А его самые лучшие годы и так проходят впустую…

Джон задумывался об этом часто, но сегодня решил сделать исключение и не думать об этом: надоело. Лучше заняться более полезными делами – понять, например, где и как ему переночевать. Ладно, какой-нибудь диванчик в этой квартире отыщет, но ведь у него нет ни другой одежды, ни зубной щётки, ни белья… Константин усмехнулся и понял, что искатель приключений из него никакой, хотя раньше, бывало, он мог запросто о таких мелочах не думать. «Видимо, постарел и стал таким привередливым», – с горькой усмешкой думал мужчина, не отрывая почему-то своего взгляда от Чеса; Чес казался ему неизменным, за все три года, кроме каких-то душевных и частью незначительных изменений в лице, он не поменялся – как будто прошёл день, а не около четырёх лет, и расстались они только вчера вечером. Да, в пареньке больше не было того огонька в глазах, здорового румянца на щеках и широкой улыбки на губах, зато он ни черта не изменился. Впрочем, наверное, он сам, Джон Константин, не так уж подвергся жизненным обстоятельствам, как думал на самом деле; просто когда меняется душа, кажется, меняется и тело. Но на самом деле меняется лишь взгляд; и Джон не знал, что, повстречав парнишку, вновь приобрёл тот серьёзный, а порой и шутливый взгляд, взгляд живых глаз, а не какого-то зомби, закованного в повседневные дела. Он «просыпался» и не знал более других причин, кроме Креймера, по которым это происходило. А их было много… но всему своё время.
Константин порешил любым способом проникнуть в квартиру и забрать свои вещи; зная характер Кейт, можно было предположить, что она не сразу, но через пару часов бесплодных самостоятельных поисков поплетётся в полицию подать заявление о пропавшем муже. Мужчина глянул на время и, хоть и было пока рано, решил отправиться в свой прошлый дом; вероятно, многие его уже корят и обзывают нелестными словечками за этакое предательство семьи, но Джон почему-то чувствовал, что не вызвал сильного потрясения в душе Кейт или тем более Дженни: его жена всегда была равнодушна, даже как-то слишком, и переносила все тягости, какими бы они ни были, легко и без лишних расстройств – это точно не была сила воли или твёрдость духа, это был обычный пофигизм – теперь это мужчина мог сказать точно, а дочка навряд ли вообще заметит исчезновение папы – пока ещё маленькая, но, кажется, уже копия своей мамы. Бывший повелитель тьмы действительно был уверен, что все в этой игре многого не теряли: как его семья, так и он сам. Там его хватятся лишь для официоза, для некоторой галочки в графе «Обязанности»; здесь же хватятся не ради всего этого, а по простой причине беспокойства – оно в этом доме истинно и как-то слишком по-детски наивно.

Константин осторожно встал, отыскал лист бумаги и ручку, написал пару строчек о своём временном уходе и, положив записку на тумбочку, тихо вышел из квартиры; пришлось захватить ключ Чеса, иначе закрыть дверь не представлялось возможным – мужчина хотел думать, что парень не будет сильно ругаться за это.
Он вышел на улицу: было уже что-то около девятого часа. Темнело быстро, промозглый дождь продолжал моросить; Джон решил дойти пешком – в принципе, оно было не далеко, километрах в двух. Это должно занять не более часа; Константин двинулся быстрым шагом, одновременно окунувшись в какие-то свои мысли – их было предостаточно. А дождь, подумал бывший повелитель тьмы, поможет ему отрезвиться и не слишком уйти в выдуманную реальность.
Мужчина не заметил, как пролетел час; вот он уже стоял перед своим домом – тот выглядел почему-то пустынно, даже забыто, слишком горько и невесело, хотя обычно такое вызывают одиннадцатиэтажки наподобие дома Креймера; Джон постоял пару минут перед крыльцом, запрокинув голову вверх и высматривая своё окно – свет печально не горел. Значит, навряд ли кто был дома: обычно Кейт могла сидеть либо в кухне, в либо в комнате, но там везде было темно. Константин, уже давно перестав обращать внимания на морось, подумал ещё пару мгновений и зашёл в подъезд; неспешно поднялся на скрипучем лифте, вышел на своём тёмном пустом этаже. Ещё шесть метров – и он уже стоял в прихожей своей бывшей квартиры: действительно, никого. Везде сумрак, воздух какой-то слишком прохладный даже при отоплении, а никаких звуков, кроме монотонно стучащих капель об окно, не было слышно, казалось, во всём доме; пусто и одиноко стало на душе Джона, когда он вошёл в свои большие шикарные апартаменты, насквозь пропитанные роскошью и смертельной холодностью. Ему впервые стало не по себе, и он тут же решительно направился в спальню, чтобы скорее набрать вещей и уйти отсюда. Много времени это не заняло: вещей у него было мало, а собирал он их быстро, поэтому уже вскоре, минут через десять, мужчина поспешно выбегал из дома, скорее стремясь к Чесу, уже наверняка ожидающему его.

Обратный путь только просвистел в ушах, а добирание на лифте не показалось вечностью, а всего лишь – парами секунд. Как и должно быть. Джон поспешно ворвался в квартиру, скинул куртку и обувь и прошёл в комнату: Чес полусидел на кровати, сосредоточенно читая какую-то книжку; мужчина едва мог сдержать улыбку. Креймер заметил его не сразу, видимо, сильно зачитавшись; когда же обратил внимание, то поднял голову, встретив его тихой улыбкой.

– Мне казалось, что писать записки – это уже давно изжившее себя прошлое… а оказывается, нет. Иногда такой способ бывает актуальным и в наши дни…

– Ну-ну, ты чего вдруг расфилософствовался? Просто иного выхода у меня точно не было…

– Теперь… – неуверенно начал, – теперь ты остаёшься со мной?

– Я должен следить за тобой, ибо твоё состояние пока намного хуже среднего… я не мог иначе, если ты о семье и так далее. Если хочешь ругать – ругай; тебе позволю, – твёрдо отчеканил Джон, кидая сумку рядом с кроватью. Чес захлопнул книжку с хитрой улыбкой.

– Ого, с чего бы мне такие привилегии? Но, если ты хочешь знать, я не осуждаю тебя. Потому что вижу, что так тебе легче. – Тёмные серьёзные глаза пристально глядели на него; Константин лишь хмыкнул и молча добавил света в комнате, включив все пять лампочек.

– Так лучше. Я буду спать на диване, если что… есть свободная полочка в шкафу?

– Да, конечно!.. Открой вот этот, там места полно! – Креймер оживился и указал на шкаф-купе около противоположной стены; пока бывший повелитель тьмы складывал свои вещи, парень сидел глубоко задумчивым и пристально наблюдал за ним. Потом резко решился и начал:
– Послушай, Джон… о записках я не просто так заговорил. Разве ты не заметил?

– Нет, – честно ответил мужчина, полуобернувшись и удивлённо окинув взглядом Чеса. – А что такое?

– Мне есть, что рассказать тебе, Джон… и есть также некоторые пускай глупые, но доказательства… я и сам не знаю, доказательства чего именно. Просто вдруг они помогут тебе понять что-нибудь? – тихо и осторожно проговаривал Креймер, исподлобья посматривая на собеседника.

– Я не совсем понимаю, о чём ты говоришь. – Константин взволнованно взглянул на него, а после подошёл и потрогал его лоб. – Температура ещё выше… давай ты расскажешь обо всём завтра, а сегодня лишь скажешь, какие лекарства тебе нужны, пойдёшь умоешься и ляжешь спать, окей? Не думаю, что это настолько важно, чтобы не было возможным потерпеть до завтрашнего дня…

– Джон, я ведь и так терпел… целых два года прошло с тех пор, как я нашёл кое-что, – парень с укоризной на него посмотрел. – Возможно, эти бумажки помогут нам и…

– Всё завтра, Креймер, всё завтра! – напомнил ему Константин; Чес нехотя привстал с кровати, послушно назвал лекарства, которые ему сказали принимать при высокой температуре, и направился в ванную умыться. Джон быстро организовал ему всё что нужно; парень вернулся, принял нужные препараты и улёгся спать. Мужчина выключил свет и поспешил уйти, однако больной слабо, но ощутимо схватил его за руку, прося остаться. Джон ворчал и противился, ссылаясь на глупость ситуации и необходимость Чесу лечь раньше, но таки остался, опять и снова поддавшись капризам парнишки.
Константин остался ненадолго – всего на час – а потом покинул Креймера; и этого часа хватило сполна для того чтобы восполнить какие-то странные пробелы и пустоты внутри себя. Он вновь вспомнил, как это – беззаботно смеяться, говорить всё что можно (пусть даже такую откровенность он раньше себе не позволял – сейчас как будто что-то сближало), и вообще, чувствовать прошлое, безвозвратно потерянное. Да, мужчина остро понял, что они теперь совсем-совсем другие, чем прежде, и это, в какой-то степени, даже плохо, но он также и понял, что вместе они смогут разобраться в причинах оного и всё преодолеть. Правда, что именно всё, не совсем понятно, но Джон видел, чувствовал, что впереди их ждёт что-то явно оригинальнее обыденных психологических проблем.
К тому же, Чес что-то знал. И Константин даже представить не мог, какой это огромный толчок к будущим головокружительным приключениям!.. Что ж, пускай и мы будем пока теряться в догадках… А сегодня у Джона был самый обычный день.

Константин с трудом повернул голову в сторону: теперь его начинало, кажется, подводить зрение, ибо на полу он увидал свет, явно ярче лунного, который исходил от той самой непроверенной комнаты. Мужчина не мог точно знать, правда это или обман зрения, но в следующую секунду будто бы пришёл в себя и, более не оборачиваясь в сторону комнаты, ринулся вперёд по коридору, понимая, что если не поторопится, то сегодняшний день может закончиться весьма и весьма печально. Только сейчас до Джона дошло, что Чес таки пошёл за ним и теперь, судя по всему, съехал с катушек по полной.
Повелитель тьмы, изредка запинаясь, перелетал через ступеньку, чувствуя, как пролётом ниже мальчишка поспешно бежал; ветер свистел в ушах, фонарь остался где-то там, на полу – Константин только сейчас вспомнил, что выронил его, поэтому теперь бежал в полной тьме. Пару раз под ногами обваливались ступеньки, один раз он даже упал и чуть было не прошёлся спиной по всем ступенькам, однако удержался; несмотря на препятствия, Джон скорости не сбавлял, чувствуя нараставшую тревогу в душе. Хотя тревожиться, согласитесь, было определённо некогда. Бывший повелитель тьмы стал намеренно громко дышать, чтобы заглушить противный смех в ушах – он доносился откуда-то снизу.

Когда Джон спускался со второго этажа – лестничные пролёты здесь были большими, как показала практика, – внизу громко хлопнула дверь, и раздалось заглушённое улюлюканье. Мужчина чуть ли не остановился, замедлил шаг, чувствуя панику на душе, но собрал себя в кучку и вновь заставил бежать, хотя было отчего-то тяжело (несмотря на то, что боль в голове постепенно проходила). И вроде бы ему не впервой видеть умалишённых людей, но почему-то Чеса оказалось увидеть очень и очень жутко… всё мгновенно холодело на душе. Благо, что из прошлого осталась твёрдость духа – именно поэтому он сейчас бежал, несмотря на постоянное онемение, готовое накинуться на него и разом остановить. Как оголтелый, выбежал он из здания, хлопнув дверью так, что та вконец слетела с ржавых петель; взгляд его бешено прошёлся по двору, по видневшемуся пустырю сквозь дыры в ограждении; метрах в сорока находились ворота, в мгновение ока дрогнувшие и остановившиеся: Чес выбежал.

Джон вздохнул, покачал головой и ринулся что есть силы; ему всегда казалось, что он быстро бегает, поэтому задача догнать парнишку, причём нездорового, не представлялась ему сложной, однако, оказавшись на пустыре, мужчина увидал вдалеке быстро удаляющуюся фигурку и подивился скорости больного. Он пытался догнать, но не мог: Креймер был во много раз быстрее его. Будто к нему резко прибавились силы; это было странно, но на раздумья у Константина было не так много времени, поэтому оставалось только бежать. Мужчине нужно было пробежать ещё половину, как Чес уже выбежал из калитки, гулко скрипнув ею; Джон прибавил скорости, ещё не зная точно, но предчувствуя, что если он не нагонит Креймера сейчас, то произойдёт нечто нехорошее. А ещё он немного проклинал этого упрямого мальчишку: вот надо было лезть следом, если знаешь, что это не может обернуться ничем хорошим? Константин ведь серьёзно надеялся проверить ту комнату, уже не чувствуя, а наперёд зная, что в ней хранится нечто важное; ужасная головная боль, от которой сейчас слегка тошнило, уходила на второй план – любопытство, как известно, сильнее. Наконец Джон добрался до калитки и, не останавливаясь, резким движением перемахнул через неё – благо, она была невысокая, где-то полтора метра в длину.
Фигурка убегающего растворялась в промежутках темноты и вновь появлялась в свете от окон; скорость была фантастической, но Константин старался не отставать. Теперь, когда они вновь «шли» по аллее, только уже с расстоянием друг между другом в двести метров, в голову мужчине пришла одна не очень позитивная идея: что, если парень сядет в машину и?.. Нет, дальше не хотелось думать; Джон, не чувствуя усталости, рвался вперёд и вперёд, стараясь обогнать ветер, дующий ему в спину. Он пару раз окрикивал Чеса, но всё безуспешно – водитель его будто не слышал. Бывший повелитель тьмы бежал и проклинал, проклинал всех: и себя, и Креймера. Считал, что оба хороши; впрочем, жаловаться после – сейчас надо молиться, чтобы всё окончилось благополучно.

До машины оставалось финальных сто метров; Джон только сейчас ощутил, как выдохся, но темп постарался не сбавлять; неприятным звуком по его уху резануло тарахтение машины – парень завёл её. На секунду в салоне блеснул свет, потом мигнули фары; через пару секунд, когда оставалось буквально метров пятьдесят, машина резко двинулась с места и, невзирая на крики Константина «Креймер, остановись!», быстро покатилась вперёд, развернувшись в сторону главной улицы. Мужчина на ходу взвыл, понимая, что это конец, но бежать не остановился: благо, что водитель, видимо, не совсем в уме, вёл автомобиль не так резво, поэтому где-то в метрах ста от него можно было скорым шагом ещё находиться. Сердце Джона не успевало леденеть от происходящего: слишком резко сменялись ситуации и картинки; зато сам мужчина на удивление стойко держался, понимая, что даже в такой жопе, как сегодняшняя, нужно искать выход. Но выхода, кроме как лихорадочно бежать, больше не было. А на ходу мыслей и возникнуть не могло… не успевалось.

В горле пересохло, голову сдавило, лёгкие, казалось, иссушены полностью, а ноги были ватными, но Джон бежал не переставая. Машина, шарахаясь из стороны в сторону, резко завернула на главную улицу и скрылась за углом дома; послышались бибиканья, торможения, треск и, наконец, скрежет ломающегося корпуса; Константин слышал это даже на расстоянии где-то ста пятидесяти шагов от места вероятного ЧП; в сердце больно что-то кольнуло – верно, нежелание терять. Опять. Снова. Нет, Джон не хотел верить и, вертя головой в разные стороны и шепча как молитву «Нет-нет!», бежал, чувствуя, как глаза застилает какая-то смутная пелена. Он действительно вёл себя как ребёнок в тот момент, но упорно отрицал самый возможный и самый печальный факт исхода этого события…
Пробежал мужчина всё расстояние до поворота на главную улицу с заунывной пустотой внутри головы: мысли были излишни. Они, однообразные до зубовного скрежета, выветривались и не пытались задерживаться; Джон, закусив губы до крови от какого-то слишком чистосердечного крика, впервые в жизни нёсся так быстро, не обращая внимания на то, что мог запросто умереть на месте от нехватки воздуха – это только со стороны кажется абсурдным, на деле же чистая правда. Константин, наконец вырвавшись на финишную прямую, оказался глубоко не рад увиденному: пять машин всмятку, некоторые из них более разбиты, некоторые – менее; две были даже вообще перевёрнуты. Сбито человек шесть, случилось это на перекрёстке на зелёном сигнале светофора. Ужас, катастрофа, крики, стоны раненых, кровь, много крови на сером асфальте и полосатой зебре; всё пронеслось перед глазами Джона просто как немного неприятная картинка – он судорожно бежал к машинам, высматривая одну единственную и чему-то неслышно молясь. Мужчине было стыдно и очень гнусно на душе переступать через окровавленные тела погибающих и не оказывать им помощи; он даже проклял мерзкого парнишку за его упрямство и случившееся. Но больше он проклинал себя… за что? За всё! Определённо…

У Константина нашлось время покорить себя, но вот он, прикрывая рот от дыма вспыхнувшей – чужой, слаба богу – машины рядом, пробрался в середину столпотворения, в самую гущу раненых и даже убитых… это был ад, но он сумел отыскать глазами покоробившийся корпус перевернувшегося такси. Нужно было вытащить Чеса оттуда до того, как машина вспыхнет по примеру соседней; Джон знал: у него пара десяток секунд в распоряжении. Почему-то тогда он не мог сомневаться в своих силах.
Константин с яростью рванул на себя дверцу машины, сам встал на колени и стал инстинктивно шарить руками по уже дымящемуся салону, боясь, что мог зайти не с той стороны. Рука нащупала тело Креймера; Джон с силой потянул парня на себя за рукав и край куртки, тот полувыпал из машины на асфальт. Без сознания. Пока мужчина выгребал его оттуда полностью и, взяв под руки, оттаскивал к дому рядом, на какой-то газон, подальше от случившегося, то успел заметить, что Чес сильно не пострадал – только пол-лица в крови из-за сильного ушиба. Но ничего, кажется, живой; когда они были на расстоянии трёх метров от машины, та резко вспыхнула и загорелась, обдав щёки Джона жарким воздухом.

Мужчина почему-то не догадался взять парня на руки, посчитав это слишком странным, поэтому волок его до газона; там они остались незаметными; впрочем, кажется, Константину удалось проделать это быстро и слаженно, что никто не успел схватиться – и, видимо, ещё долго не схватиться. Почувствовав под ногами траву, Джон отпустил тело Креймера, а сам, тяжело дыша и впервые за пять минут непрерывного марафонского бега отдыхая, плюхнулся рядом и откинулся назад. Он не верил в случившееся, в то, что сделал – слишком быстро это произошло. Не верил и в себя, что смог. Но, оборачиваясь в сторону и видя пускай отключившегося, но живого Чеса, он вновь осознавал, что спас. Наконец-то. Хоть раз в жизни. Хоть кого-то…

Джон лежал так долго, чему-то глупо ухмыляясь и не спеша вставать; над ним раскинулось тёмное, неприятное и грязное ночное небо без звёзд и луны, только фонари и огни домов подсвечивали его. Где-то впереди, вне его мира, слышались крики, ругань, стоны, надрывные сирены скорой, пожарной и милиции; Константин ещё долго тяжело дышал, только минуты через три полностью восстановив дыхание. Потом встал, глянул на разбирательства впереди, на уносящихся на носилках раненых, истекаемых кровью, и перевёл взгляд на Чеса: тот дышал ровно, будто спал, но так и не очнулся.

– Ты самый настоящий говнюк, Чес… – прошептал, но не с укоризной – корил он почему-то себя, – а с усмешкой. После приподнял виновника аварии и чьих-то смертей и, закинув его руку себе за шею, а своей подхватив его тело, понёс до автобусной остановки. Нужно было ехать домой. Подальше отсюда. Их так и не заметили, и неизвестно, чем закончиться разбирательство этого дела: номера машины наверняка сгорели, а если здесь стояли видеокамеры, но навряд ли отыщут виновника так быстро. Ну, даже если и отыщут, Джон им ни за что не отдаст своего упрямого засранца.
Константин сел в автобус, идущий как раз до их района; правда, там придётся немного пройти до дома, но это ничего; в салоне почти что не было людей, поэтому слишком пристального внимания и ужаса удалось избежать; только лишь какая-то инициативная дамочка предложила салфетку, чтобы вытереть пугающую кровь. Джон поблагодарил и стёр её самостоятельно с лица своего отключённого соседа. Доехали без происшествий; после десяти минут ходьбы по пустынной улочке в обнимку с бездыханным телом Константин наконец оказался дома. Да, именно дома.

Когда Джон сгрузил пыльное, малость грязное тело горе-водителя на кровать (благо, что та была застелена каким-то покрывалом, иначе бы не отмыть потом), то сам рухнул рядом на пол, закинув голову на постель: да, отвык он от такого. Ну, по крайней мере, вспомнил былые навыки и… спас. Спас его, тем самым искупив прошлую вину, но не до конца. Ещё была тяжесть на душе, тянувшаяся из прошлого и остающаяся неизменной: кто-то помог Чесу тогда, кто-то поддержал. Кто-то, а не он, когда-то взявший над парнем ответственность, пусть и в далёком прошлом. Константин откинул эти мысли и выдохнул: они ему уже надоели, надоело прошлое. Нужно строить настоящее. Только не такое… мужчина усмехнулся. Он сходил с ума, поэтому такой бред был вполне уместен.
Не успел Джон встать, как позади него послышались едва различимые слабые слова; мужчина резко вскочил и развернулся: Чес приоткрывал глаза, шевеля губами.

– Вот видишь, что вышло… – смог услыхать Константин; его взяла злость, и он не слишком дружелюбно ответил:

– Говоришь, будто я виноват! Знаешь, что случилось из-за твоей упрямости?

– Кажется, много нехорошего… – парень грустно усмехнулся, с трудом поворачивая голову в сторону. Джон хотел сказать ещё что-то ядовитое, но промолчал, покачав головой из стороны в сторону.
– Что я делал, скажи… надеюсь, ты не пострадал? – спросил менее уверенно, будто чувствуя свою вину. Мужчина тяжко выдохнул и, стараясь на парня не смотреть, начал:

– Ну, ты стал убегать от меня и дико чему-то смеяться. Потом завёл машину, и я, к сожалению, не успел тебя остановить. Далее ты выехал на главную дорогу на зелёный свет… пострадало машин пять или шесть, точно не помню. Ты едва не сгорел – через пять секунд машина, в которой ты лежал без отключки, взорвалась. Многие пешеходы оказались ранены… кто-то, быть может, и смертельно, я не знаю, у меня не было времени. Ты и правда не помнишь себя тогда? – спросил Джон, в упор глядя на вмиг побледневшего парнишку: его взгляд стал стеклянным, отчаянным.

– Нет… нет, – прохрипел он, усиленно мотая головой в стороны. – Ничего не помню! – почти взвыл и резко присел на кровати, обхватив затылок руками. – Ничего, Джон… И я вновь погубил многие жизни. Но, послушай, ты же мне веришь? – Креймер соскочил с постели и приблизился к мужчине вплотную, каким-то убитым и жалким взглядом смотря на него; Константин опасался, что его бывший водитель ещё не обрёл здравый рассудок, поэтому поспешно закивал. Чес выдохнул, опустил голову и горько усмехнулся – на смену вспыльчивости пришла апатия.
– Знаешь, это был не я… точнее, я, но словно в каком образе монстра. Да, я был монстром, точнее, он был во мне… Это ужасно, – сдавленно прохрипел, губы дрогнули. – Теперь ты увидел доказательство моим словам воочию. Этого примера тебе достаточно, чтобы поверить в то, что Ад не дремлет?..

– Почему ты так уверен, что это Ад, а не что-нибудь… кхм… другое? – перебил его Константин, окидывая пристальным взглядом.

– Что-нибудь другое например что? – язвительно спросил парень, уперев руки в бока – тут проявилась одна занимательная черта его характера: он не любил, когда идеи, по его версии, совершенные, оспаривали. Впрочем, в следующую секунду Джон понял, что действительно ляпнул нечто лишнее: иного и быть не может.
– Просто пойми, я ведь тоже без дела не сидел все эти года… – Чес отвернулся, склонив голову. – Я прорабатывал все возможные варианты. Но – увы – ничего иного…

– Либо у тебя с фантазией туго, – вставил бывший повелитель тьмы, пожав плечами и усаживаясь на ближайший стул; Креймер стрельнул в него гневным взглядом, а после хмыкнул.

– Джон, здесь дело не в фантазии, а в правдоподобности, в возможности такого события. Предполагать можно что угодно, но вот сопоставлять это с реальностью… ты должен меня понять.

– Понимаю-понимаю, Чес, не думай… Просто всё это как-то странно, – наконец уступил мужчина, соединив ладони и не мигая смотря вперёд. – Сам пойми: сегодня я видел слишком мало, чтобы делать какие-то выводы…

– Что на третьем этаже? – вдруг перебил Креймер, развернувшись и сузив глаза.

– Ничего интересного. Хотя мне показалось, что в конце коридора, в последней, не исследованной мною комнате что-то есть, но я не успел проверить: ты уже мчался от меня по лестнице. И вот нужно было тебе переться за мной, упёртый ты баран? – спросил не раздражённо, но строго; парень по привычке потупил глаза, но не более.

– Я думал, что смогу в этот раз вытерпеть… прости… – добавил шёпотом, нехотя; Константин поморщился и отмахнулся: мол, только не это.

– Передо мной ты не виноват, – покачал головой и более не добавил ни слова; Креймер сам додумал продолжение: он был виноват перед семьями погибших. Джон просто не хотел напоминать, хотя увидел, как помрачнело лицо парня.

– А ты сам… как? Что-нибудь с тобой было? Я оказался прав, думая, что ты имеешь сильную психику? – угрюмо спросил он, вновь устало усаживаясь на кровать.

– Да, прав. Лишь немного голова болела. Но… знаешь, я теперь до умопомрачения хочу съездить туда снова и проверить все остальные этажи плюс ту комнату на третьем. Может, информации станет больше…

– А вообще, что на всём третьем этаже? Комнаты, развалины или нечто ещё? Расскажи всё, что видел! – Чес вскинул своё разгоревшееся лицо на Джона – кажется, его вновь начинала охватывать лихорадка. Мужчина с сомнением посмотрел на него, но проговорил:

– Там нет ничего особенного, я же говорил… Похоже на рабочие места, даже на офисы, правда, в каждом стоял какой-то странный аппарат или станок – уж не знаю…

– Джон! – внезапно перебил Креймер, взглянув на него. – Джон, ты помнишь что-нибудь из экзорцизма? Какие-нибудь заклинания, изгоняющие нечистую силу? Лично я напрочь позабыл…

– Зачем это? – недоверчиво спросил Константин, поморщившись – только не прошлое.

– Понимаешь, я чувствую, что сегодня… сегодня было финалом… – говорил парень, согнувшись в три погибели и обхватив голову; его знатно потряхивало. – Теперь я полностью под влиянием тёмных сил, самого дьявола!.. Я ещё чувствую, Джон, что это во мне… – тараторил, едва не скатываясь в истерику – был на грани, голос дрожал. – Во мне… я думал, что прошло, но нет… будто влияние того места достигает и досюда… – последнее прошептал, а после без сил рухнул на кровать; Константин бросился к нему, боясь, что тот потерял сознание: оказалось, нет, но состояние было такое, что потеря сознания могла наступить в любой момент. Мужчина обеспокоился не на шутку, только сейчас вспомнив, что Чес мог сильно удариться в аварии и потому обезуметь. Впрочем, это было бы не так страшно: Джон забыл поблагодарить Бога за то, что парень вообще остался жив и цел. Случилось это только чудом, не иначе.

– Чес, что с тобой? Кажется, тебя вновь начинает лихорадить… ну конечно, после такого бега-то! – Константин стаскивал куртку с Креймера, чтобы помочь ему переодеться. Бывший водитель вдруг очнулся и, привстав на локтях, негромко произнёс:

– Не беспокойся… я сам… – Джон отбросил куртку в сторону и резко ответил:

– Ну сам так сам, вредный мальчишка! – Креймер осторожно приподнялся и, тяжко дыша, принялся расстёгивать кофту, при этом грустно улыбаясь.

– Я и так доставил немало проблем – по-хорошему, ведь я могу считаться виновником того, что расстроил твою семью? Да и вообще, возишься со мной… я начинаю чувствовать унижение, прости.

– Это. Всё. Твоя. Гордыня, – тыкая пальцем ему в грудь, медленно и раздельно проговорил Константин, а потом ухмыльнулся. – Твоя отвратительная гордыня. Ты всегда был таким непослушным, отказывающимся принимать помощь других… всё сам да сам! Всегда…

Чес смотрел на него подёрнутыми поволокой глазами и счастливо улыбался; Джон даже смутился этой странной, не по теме улыбке.

– О, повелитель тьмы возвращается… вот он, Джон, твой характер, который я так любил. Я думал, он навсегда утерян… – Константин не нашёлся сразу, что ответить, поэтому хмыкнул и отвернулся, направившись к выходу. Хотя в душе был совершенно удовлетворён: кажется, они оба вернулись. Вот он, прошлый Чес, а вот теперь и он сам, прошлый повелитель тьмы. Всё идёт закономерно.

– Переодевайся. Я приготовлю чай, потом договорим. Ты ведь там, кажется, одержан самим дьяволом, разве нет? – усмехнулся мужчина, выходя из комнаты и думая этим вопросом смутить парнишку.

– Когда ты прикоснулся, всё прошло, – твёрдо и серьёзно ответил Чес, вздохнув. – Всё-таки было бы неплохо, если бы ты вспомнил какие-нибудь заклинания… я хочу избавиться, – Джон лишь дёрнул бровью и вышел. Переоделся сам, приготовил чаю. После вернулся к Креймеру: тот лежал на боку, уставившись впереди себя.

– Говоришь, я прикоснулся и всё прошло? Ну, я помню один ритуал. Но ничего не обещаю – как говорил раньше, я потерял свои силы…

– Ты так считаешь! Их у тебя заблокировали! – вдруг воскликнул водитель, тревожно на него посмотрев.

– С чего такая уверенность? – приподнял бровь повелитель тьмы.

– Есть доказательства… те самые… – почему-то прошептал и резко встал с кровати, подлетев к столу; Джон был недоволен этими резкими скачками парня – так тот никогда не выздоровеет. Чес порыскал что-то в ящиках, вернулся, сел на кровать и протянул Константину плотный конверт больших размеров, при этом глядя серьёзно, даже сурово.

– Что это? Неужели мне придётся всё это читать? – с неприязнью спросил Константин, беря в руки конверт. Креймер не сменил своего странного взгляда и лишь коротко бросил:

– Это один лист. Достань, – Джону стало не совсем уютно от этого холодного голоса и осознания того, что в его руках лежит нечто слишком важное. Но он открыл конверт и вытащил содержимое… минуту повелитель тьмы пристально смотрел на эту вещь, силясь найти хоть какое-нибудь объяснение видимому. Перед ним лежал действительно один, но очень толстый лист яркого фиолетового цвета со странной структурой – создавалось ощущение, будто бы он был сделан из каких-то корней – однако на ощупь чувствовалась лишь гладкая поверхность. На полстраницы было изображение пентаграммы и человека – какие-то линии соединяли некоторые фрагменты рисунка и фигуры, подписи на них были очень мелкими и, казалось, сделаны вообще на непонятном языке. Джон почему-то застопорился именно на этом изображении: интуиция ему подсказывала, что оно важно, однако последующий текст был куда понятнее.
– Прочти… – шёпотом добавил Креймер, а сам лёг на кровать, укутавшись одеялом; мужчина проследил за ним взглядом: парень вновь, казалось, угасал, причём куда быстрее предыдущих разов. Это не могло не волновать… Джон, однако, принялся читать; написано было как-то слишком заумно, но основную мысль он понял: так называемые экзорцисты блокируют силы демонов и прочей нечисти. Мужчина, даже не дочитывая до конца, усмехнулся наивности этого документа и хотел было отдать Чесу, как наткнулся на последнюю фразу: «И, образно говоря, влияние на этот тип людей осуществляется следующим образом…». Константин резко перевернул лист, но там ничего не было. Он вопросительно посмотрел на Креймера; тот, в свою очередь, внимательно смотрел на него.
– Ты прочёл? Вот видишь, ты можешь заблокировать то странное влияние тёмных сил на меня и на себя… Честно говоря, всё это прописные истины, но суть дела в том, что нашёл я их там, около здания – кто-то из работающих там выронил его. Да и сам лист… странный, не правда ли?

– Ты читал точно до конца? – перечитывая последние незавершённые строчки, спросил Джон.

– Кажется. Но там ничего интересного нет…

– Как нет? – вскинулся мужчина и всунул Чесу листок в руки. – Прочти последние строчки, вслух!

Парень был неприятно поражён этим почти что приказом, но послушно взял лист в руки и зачитал:

– Люди такого типа довольны редки, но всё-таки встречаются…

– Нет-нет! Что это? О чём ты? Разве ты не видишь, что там написано? – не унимался Джон, уже не крича, а только в неверии мотая головой в стороны. Чес слегка виновато на него посмотрел и вздохнул.

– Я читаю ровно то, что вижу. И да, я прекрасно знаю, что там написано нечто другое… более важное, но… я его не вижу! Как бы то ни казалось смешным или невозможным, но это так! Я действительно вижу только эти слова… лишь однажды мне причудилось словосочетание «влияние на людей» или что-то около того, не помню точно. Это было где-то год назад, когда я решил перечитать бумагу; однако в следующую секунду я вновь увидел прежнее предложение… Значит, здесь всё не так просто… – проговорил тихо, задумчиво, а потом вскинулся, будто резко вспомнив: – Ах да, так что там в действительности-то написано?

Константин, поражённый до глубины души произошедшим, прочёл вслух.

– На следующей странице должно быть весьма интересное продолжение. Но его нет, – Креймер вновь впал в глубокую задумчивость, подперев голову кулаком и будто бы даже не слушая собеседника. – Значит, ты не видел… почему? – спросил шёпотом, уже наперёд зная, что спрашивает нечто совсем давно известное ему.

– Потому что был прав. Ты, Джон, как всегда особенный. И на тебя не распространяется это самое влияние. Впрочем, ты прочитал про себя – эта вся страничка посвящена таким как ты, – Чес, казалось, был чем-то раздражён. – Помнишь, что я тебе говорил, когда мы только-только встретились… в смысле, вчера? Я говорил, что ты спасёшь меня, говорил, что, быть может, и не только меня… что разберёшься в происходящем! Я тоже верил, что какое-то влияние на человечество есть. Ты ещё не догадываешься, но ты можешь предотвратить его. Раз оно на тебя не подействовало…

– Почему? Подействовало. Только я как-то сам смог от него избавиться… – Джон хмыкнул, сложил ладони вместе. – Думаешь, проделки Ада? – спросил он спустя минуту раздумий; парень молча кивнул, пристально на него смотря.

– Ты сомневаешься?

– Я проверяю все версии. Может, появилась сила куда могущественнее Ада? А мы не знаем… может, и никогда не узнаем, а бороться ведь как-то нужно. Очень много вопросов, – Джон повертел в руках фиолетовый лист и затолкал его обратно в конверт.

– Попробуй вспомнить какой-нибудь ритуал изгнания демона или что-то типа того. Ты даже вроде говорил, что вспомнил. Соверши его надо мной. А потом посмотрим… Если я увижу эту надпись, значит, моя версия верна. Как видишь, они – честно не знаю, кто даже это может быть – скрывают от многих людей что-то, пусть даже такие мелочи по типу этого предложения. Не каждому дано увидеть. Кто знает, может, мы ещё многого чего не видим, будучи под влиянием? Даже ты…

– А честно говоря, всё это звучит как добротный такой бред! – не вытерпел наконец Константин, обхватив голову руками. – Добротный и запутанный бред…

– О, тебя не должно удивлять такое! – усмехнулся. – Вспомни: каждое наше приключение начиналось подобным образом, – ладонь плавно опустилась на плечо повелителя тьмы и осторожно похлопала; Джон поднял голову и ухмыльнулся: может, водитель и прав. Может, это действительно нечто занятное, а он впустую переживает.

– Ладно, я подумаю насчёт ритуала… мне нужно будет многое вспомнить. А ты пока отдохни и наберись сил. И ещё: я бы сходил туда снова. Мне нужно посмотреть все комнаты и этажи… кажется, самое интересное только впереди, но я не успел.

– Всё из-за меня, прости, – неожиданно сдавленно прошептал парень, опустив голову. – И те погибшие… тоже из-за меня и из-за моей тупости… ненавижу себя! – Мужчина встал и положил руки ему на плечи.

– Чес, посмотри на меня… – Креймер сидел, сжавшись и прикрыв лицо ладонями. – Чес, я приказываю, посмотри на меня! – Парень кинул на него жалкий взгляд. – Вот так… Послушай, ты не виноват. Как бы то ни было… Тебе нужно просто успокоиться и прийти в себя. К тому же, ты ещё болеешь… я обязательно придумаю что-нибудь, поверь мне, Чес.

– Но я же убийца… никто не может знать, что я делал во время прошлых безумств, – отчаянно воскликнул и истерично усмехнулся.– Может, я убивал, а ты не знаешь?..

– Чес, – грубо перебил его безумную речь Константин. – Я считал тебя навсегда утерянным, навсегда погибшим… Теперь я тебя встретил живого, здорового; не знаю, как мне благодарить судьбу. В чём-то ведь и я отброс общества, если уж говорить честно… Ты убил, а я предал.

– Хочешь сказать, мы прекрасно подходим друг другу? – успокоившись, спросил Креймер, улыбаясь. Джон опустил руки и кивнул.

– Такое будет длиться долго, пока мы не поймём нечто важное. Или пока важное не случится… Впрочем, давай лучше не будем думать о наших грехах – когда-нибудь отмолим – а подумаем лучше о насущном. Отдыхай, – он ободрительно похлопал по плечу и направился к выходу; Чес прилёг на кровать более спокойный, даже с улыбкой.
– Я разберусь… обещаю, – сказал Джон, выходя и выключая свет.

– Нет.

– Что?

– Не ты. Мы, – Константин был готов поспорить, что Чес сейчас улыбнулся. А Чес и улыбнулся.
– Мы опять в команде, Джон. Как в старые добрые времена, – тот ничего не ответил, лишь тепло улыбнулся и вслух хмыкнул. Несмотря на целый рой проблем и вопросов, на случившееся сегодня, он чувствовал себя спокойно и счастливо – такого чувства у него на душе уже давненько не бывало. Вся та прошлая жизнь казалась стагнацией; теперь всё как-то пошло в плюс. Но как бы то ни было, а становиться повелителем тьмы приходилось вновь – и Джон был рад выдавшейся возможности. Рад был вновь решать какие-то необычные задачи, участвовать в сражениях и приключениях. Только вот знал ли он (или Креймер), что жажда приключений приятна лишь поначалу? Что всё окажется слишком сложным для понимания? Что придётся вновь не жить, а выживать?..

Утро выдалось слишком серым, муторным, похожим на болото, только не зелёное и не внизу, а какое-то грязное и наверху; тучи гурьбой сжались где-то на востоке, закрыв солнце, и постепенно двигались на город. Джон стоял в кухне около окна, уже давно одетый и готовый — только понять бы к чему. Он не знал, сколько сейчас времени, но чувствовал, что встал довольно рано: на улице было даже скорее темно, чем светло. Он не смог спокойно заснуть из-за вчерашнего: во сне ему постоянно снилось, будто он подходит к той самой последней комнате, какой-то яркий свет его ослепляет, и он вскрикивает. Страшно не было, а было, скорее, как-то неприятно потому, что этот сон повторился раз пятнадцать; жутко и зловеще оказалось действовать по какому-то нудному алгоритму и не иметь возможности выйти из него.
Джон обернулся на таймер над плитой: 4:59, секунда, и 5:00. Так рано… Он закрыл глаза и прижался лбом к холодному окну; пальцы сжимали горячую кружку с кофе; какая-то тошнота подходила к горлу, и он пытался её залить напитком. Нервы из-за отсутствия сна обострились; Константин, как ни пытался, не смог оставить в покое мысли о предположениях Чеса и практически всю ночь только их и обдумывал. В итоге никаких результатов и отвратительное настроение. Он вновь глянул за окно, залпом выпил кружку кофе, не обратив внимания, как неприятно оно обожгло горло, и уселся на стул, прикрыв лицо руками и вздыхая.


Вопросов было много, а ответов — мизер. За ночь Джон до конца обрисовал в голове ритуал, даже вспомнил, где у него завалялась книжка, и решил ещё кое-что… Он сегодня точно пойдёт туда. Ещё раз. Чтобы убедиться и не важно в чём. Ему нужно было туда просто даже как-то физически; Константин порешил, что пойдёт прямо сейчас. Правда, нынче не было машины, да и из памяти как-то стёрся адрес того места, но Джон намеревался отыскать его как-нибудь.
Почему-то перед тем, как выйти, он пожелал ещё раз взглянуть на документ, хотя не предполагал, что пошёл в комнату единственно для того чтобы увидеть Чеса; Чес спал, болезненно неровно дыша и приоткрыв рот; конверт лежал тут же, и Константин его забрал. На кухне вновь оглядел лист, вновь всё перечитал, вновь задумался и вновь ничего не решил. Всё. Слишком. Запутано. После Джон отбросил в сторону «доказательство» чего-то, взял обычный лист и ручку и настрочил пару слов о своём уходе; хотя Креймер, казалось ему, должен был понять его и так.


Выходил поспешно, будто убегал, даже пальто прихватил и надевал уже по пути. Необъяснимое тянуло его туда — нет-нет, уже не любопытство. Это осталось в прошлом. Теперь какое-то тревожное чувство поселилось в его душе. Будто что-то ужасное надвигается, как те тучи с востока. Впрочем, это всё нервозность и мнительность; вроде бы, Константин и знал, а всё равно не мог отделаться от этого. Он не помнил, как нашёл верный автобус и как добирался дотуда; весь был погружён в мысли, мысли, мысли… вязкие, словно болото.
Джон вспоминал вчерашние слова Креймера о происходящем. «Люди стали несчастнее… стали реже улыбаться. Перемены, затронувшие и нас с Чесом. Нет, не укладывается…» — Джон помотал головой и вскинул глаза кверху, на бежевый потолок автобуса; потом обратил свой взгляд на улицы: люди были редки в такое время, но всё-таки некоторые появлялись. Константин смотрел и пытался понять, что не так; определить внешне и издалека как-то не удалось. Он многого не понимал, например, того, как парень решил всю эту задачу так легко, как определил без особых усилий, что люди стали такими-то (нужное слово вставить), как узнал, что во всём виноват Ад. Нет, конечно, он и в прошлом был довольно умным, но как можно было построить такие догадки на пустом месте? Джон не понимал — лично он думал бы год и ни к чему бы не пришёл; а может, он просто-напросто потерял фантазию? Он усмехнулся: в его случае возможно всё. Однако версию с Адом нужно проверять и проверять…


Люди… Двуличные существа! Зачем им, с одной стороны, подставлять своих же, а с другой, почему бы и нет? Люди всегда стараются делать что бы то ни было лишь во благо себе или своих родных; а Ад этим пользуется, пользуется глупостью и безмерным чревоугодием. Разве этого Джон не знал? Знал. Просто за стенкой спокойной жизни он полностью позабыл о том, каков есть мир. Эта спокойная жизнь мало сказать, что усыпила его… обезвредила, заставила похоронить прошлого повелителя тьмы! А Константину нравилось… Он вздрогнул: если смотреть так, то Чес чертовски прав. Но как, как ему удалось дойти до этого? Хотя, если он говорит, что обдумывал это всё два года, то может быть… но всё равно странно! И даже если это и Ад, то как справляться? Читать над каждым молитву?
Нет, Джон знал ещё давно, что проблему нужно уничтожать на корню: вырубать, выжигать, зачищать. Так же и здесь. Но как? Где ему отыскать тот самый корень? К тому же, если это организация, хорошо скоординированная и устроенная, то значит, будет непросто подобраться к самому его сердцу… наверняка ублюдки хорошо всё продумали, что даже если сотни не попадут под это некое влияние, то всё равно не смогут дать отпора. А нужно. Впрочем, типичная ситуация. Особенно для Константина.


Всё это ещё не слишком хорошо уложилось в его голове; хотелось доказательств более крупных и масштабных. А на это необходимо время, которого, в общем, не так и много… Поэтому Джон порешил именно сейчас довериться мнению Креймера, даже если тот окажется не прав. Он позволит парню быть его путеводной звездой, позволит себе довериться глупо и слепо. В этом было что-то непростое, но вместе с тем и приятно-тайное.
Автобус остановился около остановки; конечная; этим местом оказалось что-то около середины аллеи; значит, нужно пройти километра два пешком либо по прямой, либо по дворам. Людей практически не встречалось, только издали кое-кто иногда перебегал улицы или входил в подъезд. Утренний неприятный туман повис над городом; небо покрылось серой плёнкой неравномерно: где-то с оттенком синего, а местами, причём не только около востока, с розоватым. Джон решил пройти другим путём и зайти не с калитки: так получалось идти до здания быстрее, прямым маршрутом, а в прошлые разы приходилось давать огромный крюк по аллее и потом ещё в диагональ. Константин спешил, зная, что времени у него немного; минут через пятнадцать уже был около забора, ловко перелез через него и поплёлся прямиком к невесело торчащему из тумана грузному зданию. Пустырь теперь напоминал серый кафель, на котором разлилось молоко тумана; можно было видеть только в радиусе десяти метров вокруг себя. Джон удивился, припоминая, что впервые за три с половиной года видит подобное в этом городе: здешнему климату не были присущи туманы и сырость. Казалось, эта пустошь с её гадким туманом — раковая клетка, распространяющая вокруг себя опухоль — на город. Всё вокруг постепенно заражалось и не имело возможности дать отпор.


Джон встряхнул головой, понимая, что, когда он приходит в это место, то сразу начинает размышлять о всяком бреде. Но от этого паранойя не пропадала… Он вошёл во двор — ворота были слегка приоткрыты с прошлого раза — и двинулся к чернеющей дыре входа. Внутри было всё так же, в противовес его мыслям и предположениям — ничто не изменилось, хотя логично было почему-то предполагать, что что-то должно стать другим. Константин точно не знал, откуда эти мысли. В здании было темно, но не так, как вчера, а туман заполнил комнаты ещё плотнее, окутав каждый предмет «одеялом»; на стенах блестели капельки влаги, с потолка закапало сразу в нескольких местах, а тишина стояла прежняя — почти гробовая, только какая-то упругая и слишком искусственная. Джон не стал задерживаться на первом этаже, хотя теперь время для поисков было самое хорошее — дневной свет был куда лучше даже фонарика; он сразу прошёл до лестницы и стал осторожно взбираться на следующие этажи. Второй этаж он лишь окинул беглым взглядом, не сходя с лестничной площадки, и пошёл на третий, решив, что ничего интересного он не найдёт.
Константин решил подниматься и проходить вглубь третьего этажа быстро — таким способом решил обмануть боль, мистически исходящую от этого места. Он буквально бежал, перелетая через развороченные ступеньки; об осторожности забыл, впрочем, отделался лишь парами ушибов — ступени под его ногами как-то подозрительно быстро превращались в труху. Но на это он внимания не обращал — просто не было времени — и уже преодолевал первые комнатки на третьем этаже. Краем глаза замечал сломанные им вчера стенки и перегородки, но бежал вперёд, не останавливаясь; где-то до середины всё шло хорошо, но после голову вновь резко стиснула боль — сильнее предыдущей где-то раза в три. Перехитрить не удалось. Джон усмехнулся и, несмотря на подступившую тошноту к горлу и головокружение, продолжил бег, уже будучи в метрах десяти от заветной комнаты. Фонарик по-прежнему лежал на полу, нетронутый и не сдвинутый, даже включённый; он заметил его только тогда, когда споткнулся. Пластик загремел нереалистично громко. Впрочем, среди такой тугой тишины такое нормально.


Он почти праздновал победу, когда оставалось пару шагов до поворота, но радоваться оказалось рано: в голову попал будто какой разряд, перед глазами заплясали молнии, и Константин согнулся пополам, ощущая, как тело проткнули тысячи игл. Было не то чтобы больно — жутко неприятно становилось от их количества. Он схватился за голову, остановился — боль утихла, — но после понял, что так нельзя: идти сегодня нужно до конца. Поэтому заставил себя расправить плечи и направиться вперёд, держась рукой за стену. Джон добрёл до комнаты и наконец зашёл в неё, подняв взгляд на середину — ровно в то место, где обычно в других стояли аппараты.
Он уже надеялся на всё, что только возможно в этой жизни, но только не на увиденное — не на пустоту. Джон выругался и с силой ударил по стене; не могло быть такого, что здесь ничего не было! Но как бы Константин ни вглядывался — всё пустота. Эта комната была будто бы головным офисом на этом этаже: она оказалась просторнее, светлее и менее разрушенной. Здесь не было ни тех странных аппаратов, ни какой-либо другой тяжёлой техники. П.т. не верил, ведь до того предчувствовал, что именно здесь кроется тайна; в итоге боль осталась прежней, а ответ на интересующий вопрос — так и нераскрытым. Но Джон не сдался и упорно проследовал на четвёртый этаж, будучи расстроенным насчёт произошедшего.


Обычно боль увеличивалась по мере восхождения на этаж, но на лестничных пролётах к четвёртому наступила относительная стагнация; Константин вздохнул спокойно — хоть не становилась больше, и то хорошо. Правда, уже наверху в глазах помутнело, и предметы слегка сдвинулись в сторону, но он вовремя удержался о стену и дальше продолжил путь. В отличие от прошлых этажей, здесь впереди была дверь, оказавшаяся закрытой; Джон уже начинал опасаться, как бы не на замок. Но стоило легонько толкнуть плечом, и створки разошлись в стороны; он оказался в совершенно тёмном помещении — окон здесь не было — и осторожно сделал первый шаг, на всякий случай открыв двери пошире, чтобы тусклый свет с лестничной площадки хоть как-то освещал это место.
Помещение казалось не принадлежащим всему зданию, потому что сохранилось в почти что первозданном виде: длинные ряды столов, какие-то доски с ещё рабочими маркерами, специализированная посуда для опытов, даже вполне годная на вид техника по типу телевизора и телефона и ни одного обрушения или завала — даже штукатурка не сыпалась и стены не отсырели от влаги. Только все небольшие лампочки над столами были перебиты; Джон сразу понял: это лаборатория. Он быстро прошёлся по широким промежуткам между столами и заглянул во многие ящики, перевернул некоторые предметы, но ничего, кроме «голого каркаса», не нашёл. Будто бы это место подготовили для каких-то целей и, даже не использовав и не нагромоздив в нём своего добра, забросили. Константин проходил это помещение раз пять; оно было разделено на три зоны, и все они были похожи, различались только по обстановке. И нигде ничего, ни единой бумажки или какого-нибудь доказательства присутствия здесь работы; но Джон знал: они работали и ещё как. Просто по каким-то смутным причинам дойти сюда мог не каждый, поэтому решили не громить здесь всё, оставив предметы в целости и лишь вынеся главное; головная боль между тем переросла из мигрени в тупую — Константин точно не сказал бы, что это лучше, но временное затишье ему нравилось.


В итоге ничего он здесь не нашёл, хотя обследовал каждые пять метров этого пространства; даже включил телевизор — тот работал, правда, не был подключён к антенне, потому и не показывал, да и экран у него местами потрескался или туда забралась влага. Джон присел на ближайший скрипучий стул и задумался: кому нужен такой геморрой? Разве что ради какой-то глобальной, сильно важной цели; или кто-то серьёзно заигрался, теперь воспринимая игру за нечто действительно существенное? Константин качал распухшей головой, потирал виски и ничего не понимал. Эти некто весьма вероятно рассчитывали, что кто-то, несмотря на некое чудовищное воздействие этого места, всё-таки доберётся до четвёртого этажа и далее, поэтому вылизали и здесь всё дочиста. Значит ли, что это их план? Хотя для чего: может, просто мера предосторожности?
Джон запутался и резко вскочил с места, направляясь к противоположной лестнице; ему хотелось всё срочно обсудить с Чесом, поделиться и послушать его мысли, но он не мог бросить пятый этаж неосмотренным. Он ещё раз оглядел зал позади себя и бегло стал подниматься по лестнице; пролёты были вообще нетронутыми, тёмными и гладкими; никаких обрушений, как на первом этаже. Константин сразу понял, что до верха добирались единицы… а может быть, даже никто. Как только он дошёл до первой площадки и посмотрел вверх, на плотно закрытую чёрную дверь, то сразу ощутил нарастающее давление в висках. «Кажется, будет довольно нелегко», — со вздохом подумал он и сделал первый шаг на ступеньку, с какой-то непривычкой ощущая под ногами гладкую поверхность, не испещрённую трещинами.


Дышать почему-то стало тяжелее, в глазах затуманилось; голова за пару секунд превратилась в свинец, а ноги стали ватными. Джон понял, что это вообще не очень хорошо, но упорно продолжил путь, даже не решив сбавить скорости, хотя сейчас это давалось с трудом. Под конец пролёта он думал, что легче действительно застрелиться, чем продолжать терпеть эту боль; в итоге неловко споткнулся и, не имея сил удержаться, упал, больно стукнувшись головой о камень. Перед глазами мгновенно засверкали искры и стало темнее; Константин не смог встать и сам изумился резкому отсутствию сил в себе.
— Твою мать, мне нужно же встать и идти! Что со мной? — Джон повернулся на живот, понял, что чувствует себя хреново как никогда, и посмотрел на дверь: сквозь щель между полом, показалось ему, проникал тусклый свет. Он очень удивился, ощутил максимальное давление на голову, а после силы резко покинули его — казалось, он отрубился по чьему-то сигналу.


Очнулся Джон после того, как почувствовал подступившую тошноту к горлу; так ужасно ему ещё не было никогда в жизни. Он, превозмогая боль, резко вскочил и подбежал к перилам; стошнило его прямо куда-то вниз, на нижний пролёт лестницы или дальше. Константин ощутил себя легче, но от этого стало не лучше: головная боль всё равно была решающим фактором. В голове, казалось, взрывали петарды, грохотали пушки, и вообще творилось чёрти знает что; Джон развернулся к двери — свет ещё горел. Тут только он вспомнил, что провалился в полуобморок: и сколько же он провалялся? В темноте он едва мог разобрать стрелки на ручных часах, но всё-таки отдалённо увидел, что не более получаса. «Целые полчаса потерял… да что со мной?» — Джон потряс головой, но стало только хуже. Он подошёл к двери, опёрся на неё; в голову, по ощущениям, вошла игла — такой была боль. «Есть же, что скрывать… но что?» Он резко, как мог, потянул дверь на себя; в глаза ударил свет — нет, он не был ярким, просто почему-то усилился раз в десять. Джон, морщась, всматривался в яркую вырвиглазную белизну и ничего не мог разобрать; слабость как-то разом ухнула на всё его тело: ноги чуть не подкосились, благо, рядом были перила, за которые он удержался.
Потом свет угас, хотя Константин с ужасом понял, что тот и не менялся — это он сам не привык. Свет исходил от какой-то громадной установки посередине — к слову сказать, этот этаж был выше предыдущих в два раза. Вокруг источника света змеились железные мостики — Джон был как раз на одном из них. Установка напоминала капсулу, каплю с местами металлической, а местами прозрачной оболочкой и светящимся «нутром»; но это он заметил очень не сразу — в его случае было вообще сложно понять, где он и в какой реальности. Не успел он сделать и двух шагов, как перед глазами посыпались искры, затем реальность стала искажаться, трещать, рябить, как в старых чёрно-белых телевизорах, и расползаться по швам; сквозь неё начали проглядывать какие-то другие фрагменты из жизни — тоже искажённые, ужасные. Константин точно не помнил, о чём они, просто помнил ту жуть и страх, что сковали его сердце; это здание умело исковеркать чужие воспоминания. Джон даже боялся потерять их, забыть, принять те, ложные; особенно одно, связанное с Чесом. Техника била по больному.


Боль не отставала ни на шаг, становясь обширнее с каждой секундой; он взвыл и пытался очнуться, вырваться из этого омута; оказалось сложно — кто-то извне, казалось, управлял им, его мыслями и решениями. Но Джон не позволил и, кажется, крикнув, поднёс руки к голове и стал усиленно тереть лицо. Потом увидел, сквозь едва заметный шлейф ужасных воспоминаний, свои руки; радости его тогда не было предела — смог. Правда, перед глазами, словно видения, ещё мелькали обрывки и сцены, но уже не так: Константин теперь видел пусть не так чётко, зато наяву это чёртово помещение. Он оглянулся вокруг себя и понял, что упал и сполз вниз, прислонившись к перилам. Этаж был тёмным, пустым, несмотря на яркое излучение и огромные размеры странной установки. Горло почему-то стало нестерпимо жечь, а образы каких-то людей в голове усиливались; Джон побоялся сойти с ума.
«Нет-нет, это не Ад… либо я долго не был в нём, но всё-таки… Это куда ужаснее всего того, что я переносил!» Он постарался встать хотя бы с помощью перил; ноги его сами несли в сторону странного аппарата, сияние которого жгло глаза с каждым шагом сильнее. При приближении становилось сложнее отделять реальность от танцующих в воображении силуэтов; Константин часто спотыкался, не видя перед собой ровно ничего из окружающего; на пару мгновений ему показалось, что он сошёл с ума.


С горем пополам Джону удалось обойти аппарат, в итоге ничего не поняв и не разглядев в подробностях этот предмет. В ушах что-то зашипело, и он порешил скорее оттуда уйти, пока не начались более сильные глюки и дальнейшее помутнение рассудка. В дверях он в последний раз посмотрел на установку, хмыкнул и рванул вперёд, не обращая внимания на появившуюся боль в мышцах. Бежал долго, не останавливаясь, до самого выхода с пустыря; если честно, и сам не помнил, как преодолел это всё расстояние. Где-то к третьему этажу уже прошли полностью все странные глюки и видения; как только он выскочил на улицу — утихла боль и общая слабость. А пару минут здорового бега на свежем воздухе вообще вернули его в норму; выбегая из калитки, Константин даже обернулся в сторону здания, подумав, а не пойти ли ему туда снова, раз всё так быстро прошло? Но идея была абсурдной, так как даже при быстром взбирании на последний этаж боль всё равно настигала; Джон побоялся, что если ещё раз совершит такой поступок, то навряд ли вернётся здраво мыслящим человеком, поэтому пока воспоминания свежи и рассудок цел — нужно бежать к Креймеру.
Константин взглянул на время: было почти что семь. «Неужели я так долго бултыхался после того, как очнулся?» — изумился он, покачал головой и продолжил путь к автобусной остановке. Боль, конечно, отступила, но слишком явная тяжесть осела где-то в области груди и немного головы; Джон всё ещё дышал редко и глубоко, словно заболевший. Было такое ощущение, что в мозгу хотели провести что-то наподобие зачистки, а в итоге перевернули всё вверх тормашками: мысли не могли упорядочиться, всё слетело со своих «полочек», а сознание ещё было шатким.


Тем не менее вскоре такое состояние прошло — потом остался лишь небольшой шок. Но Константин был недоволен и этим, так как считал, что это слишком позорно для него, для повелителя тьмы, пускай и бывшего. Он сидел в автобусе и отъезжал всё дальше и дальше от этого проклятого места. Джон стал думать, что скажет Чесу. «Если это Ад, то зачем им такая установка? Что она делает? Хотя это логично: наверняка все эти боли и видения — её влияние. Может быть, Ад решил усилить свои способности, потому и обратился к людям, пообещав тем, кто поможет, не трогать их? Но это же слишком обманчиво… обманчиво… так могли повестись только самые отпетые идиоты! Во всяком случае, надо всё рассказать Креймеру — он знает куда больше. Думаю, нам удастся додуматься хоть до чего-нибудь». Константин более не смог думать об этом, потому и поскорее прервал цепочку мыслей — именно от них становилось как-то тяжело. Тяжело разбираться в запутанном и хорошо отлаженном организме тёмных сил.
Через полчаса Джон был уже дома, точнее, перед дверью квартиры. Было что-то около полвосьмого; Чес наверняка должен был проснуться. Константин почему-то остановился на пороге, не решаясь провернуть ключ; через минуту, правда, очнулся и зашёл, сам не поняв, почему так застопорился в тот момент. В ванне шумела вода, значит, парнишка начинал потихоньку вставать; Константин неспешно разделся, вошёл в комнату, нашёл свою записку на тумбочке рядом с кроватью, хмыкнул и проследовал на кухню. Надо было что-нибудь приготовить.


У Джона была в самом разгаре готовка, как в кухню вошёл Чес, слегка удивлённый, с мокрым лицом и полотенцем на плечах. Константин кинул в его сторону дружелюбный взгляд, молча поприветствовав кивком головы.


— Доброе утро, искатель приключений. Но… что с тобой? — тревога послышалась в голосе; Креймер подошёл ближе и внимательно взглянул ему в лицо. — Ты очень бледный, да и выглядишь неважно. Что-то произошло, — даже не спрашивал, а уверенно утверждал. Джон неловко усмехнулся, покачал головой и продолжил нарезать ветчину. Чес пристально смотрел на него, а потом присел на ближайший табурет, подперев голову руками.
— Рассказывай.


— После… — тихо ответил Джон, вздохнув и покачав головой. — Сначала поедим.


— Ты странный… ты был на четвёртом этаже?


— Больше: на пятом… — Константин внимательным, но усталым взглядом окинул его и вновь отвернулся. Креймер почтительно помолчал, но этого хватило только на минуту.


— Правда? И что же там? Судя по твоему лицу, ничего хорошего.


— В нашем деле уже ничего хорошего открыться не может, поверь. И да, я же обещал, что после. — На этом разговор прекратился и продолжился только к концу завтрака. Константин сидел задумчивый и неожиданно начал тараторить, силясь рассказать всё как можно полнее и больше. Чес слушал с жадным вниманием, не упуская ни одной мелочи; Джону было сложно рассказывать о своих ощущениях на самом последнем этаже.


— То, что голова адски разрывалась, упоминать не стоит, так как со мной происходило нечто похуже этого… Иногда я не мог точно управлять своим телом, меня сковала жуткая слабость; когда я вошёл на пятый, перед глазами начали плясать какие-то глюки, образы, воспоминания и всё искажённые… я не мог понять, где реальность, а где выдумка! Это ужасно, да. К тому же, перед самой дверью на пятый мне стало слишком хреново, и я упал… представь себе, я упал в обморок! Я, который никогда в жизни не терял сознания, терпел жуткую боль, раскис нынче как кусок!..


— Не стоит, Джон, — мягко остановил Чес, лёгонько коснувшись ладонью его руки. — С этим многие вообще не справляются. А ты справился. Ты молодец, Джон, — Джон ощутил на душе невиданный всплеск эмоций и постарался выдохнуть, чтобы не вывалить всё на паренька.
— Что было на пятом? Если на четвёртом лаборатории, смею догадываться, что на следующем…


— Огромная светящаяся установка!


— Я был на верном пути, — усмехнулся Креймер. — Ну, продолжай.


— Однако мне было сложно разглядеть её в подробностях… видения перед глазами жутко мешали. Мне стало невероятно плохо, даже, кажется, тошнота подошла к горлу. На некторое время мне удалось противостоять глюкам, но потом они стали усиливаться. Я решил уйти, так как боялся, что смогу потерять даже эти хлипкие и не столь важные воспоминания.


— И правильно сделал! — воскликнул вдруг Чес, с жаром на него посмотрев; Джон удивился такой реакции парня, ответил лишь усмешкой и хмыкнул.


— Ну, что думаешь? Это Ад?


— Теперь я даже более чем уверен, что это Ад! — с полным пониманием дела воскликнул Креймер, прямо на него смотря.


— Как ты это тогда объяснишь? Зачем им такие установки? Влиять на людей, но… тот Ад, который я знал, умел, при определённых условиях, делать это и без всяких механических излишеств… Тогда зачем?


— Усилить, — просто ответил Чес, пожав плечами. — Усилить влияние, тем самым воздействуя на большее количество людей. Масштабы действия сравни: что было в прошлом и теперь. — Парень приподнял бровь, усмехнувшись. Константин задумался, подперев лицо ладонью.


— Откуда ты это так точно знаешь и так уверенно доказываешь? — после минутного молчания резко спросил он, сузив взгляд. Чес, кажется, ожидал этого вопроса уже давно, поэтому нисколько не смутился.


— Джон, это пришло не сразу. Я додумывался до этой идеи целых два года. Честно говоря, часть из этого мне приснилась, но остальную я продумывал сам. Просто это… единственно обоснованный и уместный здесь вариант. — Креймер покачал головой, усмехаясь. — Ну, ладно, давай я объясню подробнее: наверняка моя бессвязная речь не вызывает доверия…


— Нет! — вдруг перебил Константин, будто очнувшись ото сна. — Нет, не утруждай себя… я верю. Извини, что иногда задаю такие вопросы. Сам понимаешь: в такое порой трудно поверить, но я верю. Не то чтобы этому, но тебе. И твоим решениям, — он посмотрел на Креймера внимательно и улыбнулся; тот покачал головой, не сумев скрыть улыбки.


— Это в тебе не изменилось… — прошептал, почему-то прикрыв глаза. Джон немного подумал, а потом высказал:


— Знаешь, чем больше я наблюдаю за всем этим происходящим, тем более убеждаюсь, что нам нужно скорее покончить с этим. У меня осталось пару атрибутов из прошлого… ты же понимаешь, о чём я? И чем быстрее я это сделаю, тем лучше; у меня тягостное чувство с самого утра на душе, будто времени осталось впритык. Вставай! — Константин вскочил с места и направился в комнату; Чес послушно пошёл за ним.


— Что ты собираешься делать? Какой ритуал, точнее? — Джон между тем рылся в своей сумке.


— Тебе ли не знать, Чес Креймер, каким самым банальным способом борются с тёмными силами здесь, на Земле? Это, естественно, изгнание! Самое обыкновенное, ничего экзотического не будет, так как у меня нет специализированных предметов на этот случай. Зато есть обычный молитвенник, крест и крест на цепочке. Этого будет достаточно: в нашем с тобой случае нет никаких отягчающих обстоятельств. По крайней мере, будем по умолчанию считать так; если получится, то мы угадали. — Чес внимательно слушал, садясь на кровать. — И ещё: многое в этом деле зависит от тебя и твоей совести. Я тебе сказал, что написано на том листке, а между тем именно по тому предложению мы сможем определить, сработало или нет. Поэтому будь честен — нет так нет. Будем придумывать другое.


— Я понял. Я готов, — парень кивнул. Константин достал нужные атрибуты, положил на тумбочку и оглядел собеседника с ног до головы.


— Если процесс пройдёт успешно, то в каком-то смысле очищусь и я, потому что чувствую, что влияние Ада на мне хоть и не так огромно, но существенно. Будем надеяться, что сможем прозреть. Верно? — Креймер молча усмехнулся, почти что не двигаясь и ожидая его действий. Джон вздохнул, взял в руки цепочку с крестиком, повертел её и подумал, как давно он этого не делал. Способности хоть и пропали, но он надеялся, что сила молитвы поможет — пускай слабо, но хотя бы так. Он оглядел Чеса, хмыкнул и резко потянул молнию на его кофте вниз; парень от изумления потерял дар речи, однако вскоре Константин пояснил свои действия тем, что повесил ему на шею цепь с крестом. Серое холодное железо неприятно прикасалось к коже; Креймер продолжил безмолвно наблюдать за напарником.
— Ложись, — коротко приказал он; Чес повиновался и откинулся на спину назад. Ничего не поясняя, Константин схватил молитвенник и крест с тумбочки, приблизился к кровати, поставил одну ногу рядом с туловищем парня, низко наклонился над его лицом и поднёс руку с крестом к его бледной груди; в другой руке была толстая книжка, Джон с первого раза открыл нужную страницу и, перед тем как начать, негромко сказал:
— Прикрой глаза, Чес…


— Да знаю, — с нетерпеливой улыбкой ответил Креймер, ухмыльнувшись. Константин тоже усмехнулся, прошептав что-то едва разборчивое в ответ, и принялся читать молитву. На первых строках голос варьировался, был неровным, однако потом прошлые навыки дали о себе знать. Джон стал читать размеренно, негромко, чётко, выговаривая каждое слово и сливая их в «единый поток», как учили тому правила; его взгляд был неподвижен, остановлен на лице Чеса. Правда, минуту спустя Константин невольно переместил его на грудь парнишки, только сейчас заметив штук пять шрамов на бледной коже — они не выделялись, но при близком рассмотрении были заметны. Потом он вновь посмотрел на лицо бывшего напарника: губы приоткрыты, изредка подрагивают, тёплое дыхание равномерно убаюкивает слух, а на мягкие, слегка кучерявые волосы очень приятно смотреть. Джон почему-то улыбнулся. Да, именно приятно и сейчас он себе это позволит…


Спустя некоторое время, когда молитва закончилась и Константин аккуратно отошёл, он понял, что вёл себя тогда более чем странно. Впрочем, это быстро забылось. Чес привстал, снял с себя крест и пристально взглянул на собеседника.


— Дай мне тот документ, — произнёс твёрдо, требовательно. Константин всё понял, пошёл в коридор, вытащил из кармана пальто конверт со странной бумагой и вернулся, протянув его Креймеру. Тот взял, аккуратно вытащил и устремился взглядом куда-то в конец.
— «И, образно говоря, влияние на этот тип людей осуществляется следующим образом…», — прочитал медленно, смакуя каждое слово, а после поднял сияющий радостный взгляд на него. — Получилось, Джон! Значит, я был прав!


— Получается, это действительно Ад… — хмыкнул он, покачав головой. — Только я искренно надеюсь, что ты сказал правду… — его взгляд стал капельку суровым.


— Обижаешь, Джон… я же обещал. И свои обещания держу. Я теперь действительно вижу это предложение… — было видно, что сам Чес, несмотря на свои уравновешенные речи, немного взволнован произошедшим, сам ещё не совсем верит. Константин улыбнулся и сказал «Ладно».
— Только вот, Джон, что делать дальше после доказательства, у меня совсем нет идей…


— Не может быть, — Константин отошёл к окну и отодвинул шторы в стороны, пустив немного скудного света в комнату. — Даже мало-мальского плана нет? Ну, посуди сам: мы убедились, что это проделки Ада, хотя и не совсем, но не суть важно. Теперь, раз мы рассмотрели это в локальном смысле, нужно посмотреть в глобальном: а что остальные? И как это отражается на других людях? И что, в конце концов, от нас скрывают, раз уж мы вне влияния? Думаю, есть смысл сходить туда снова… — он многозначительно глянул на Чеса, упершись о подоконник. — Как знать, может, мы, прозревшие, и увидим что-нибудь. После этого как думаешь, что нужно сделать, если мы до конца убедимся, что это Ад?


— То, что ты сделал со мной: избавить человечество от влияния… — проговорил Креймер серьёзно, даже как-то слишком. Джон не сдержал смешка.


— Ну-ну, всё человечество — это ты загнул! Что, надо всеми шестью с половиной миллиардами читать молитвы будем? Тогда нам не хватит и ста лет, пускай нас таких одарённых активистов станет хоть тысяча. Да и до этой тысячи надо дойти… только вот как? Это тоже вопрос, увы, пока нерешённый. Я подумаю над этим. И ты тоже. Всё это странно…


— Джон, — вдруг перебил его с улыбкой Чес, — Джон, а ты чувствуешь, что становишься собой день ото дня? — Джон хмыкнул и кивнул.


— Да. Я ведь тоже… избавился от остатков влияния. Когда читал молитву… — На минуту они замолчали, думая о своём; потом Константин, нахмурившись, осторожно произнёс:
— А что, если это вера?


— В каком смысле? — поднял на него удивлённые глаза парень.


— Ну, если рассматривать все варианты, даже абсурдные… вдруг здесь не играет роль молитва или что-то там ещё, а вышла на первый план вера? Твоя вера в… меня, — Джон как будто и сам удивился, произнеся это слово. — Вдруг ты сам захотел и избивался от этого всего?


— Это разве что-то коренным образом меняет?


— Мне нужно додумать этот ход развития событий, — Креймер ухмыльнулся.


— Смотри, не придумай инопланетян. А то это как-то… банально, — оба негромко рассмеялись, вспоминая недавнюю стычку. Спустя минуту Джон, скрестив руки на груди, спросил:


— Как твой ушиб? Заживает?


— С переменным успехом, но, думаю, в скором времени не останется ни царапинки, — улыбнулся, кивнув. — Спасибо за помощь и беспокойство обо мне…


— Мелочь! — тут же отмахнулся Джон, скрывая улыбку и отворачиваясь к окну; можно было подумать, что он смутился; впрочем, Чес так и подумал. Константин обвёл глазами улицу, людей, рябую пелену дождя и только сейчас заметил нечто странное…
— Чес, подойди… — почти шёпотом позвал он, изумлённым взглядом смотря в окно. Креймер удивился, но послушно встал и подошёл к нему. — Надеюсь, я не один это вижу?


— Что именно, Джон? — спросил парень, внимательно вглядываясь в улицу.


— Посмотри на людей… на их глаза, походку, осанку… — говорил Константин, протирая глаза и вновь всматриваясь в происходящее. А оно было более чем занимательным, хотя с первого взгляда как будто ничего и не было особенного. Все до последнего люди, идущие по улице, двигались с одинаковой скоростью, с похожими лицами и выражением глаз — равнодушным, даже «слепым» и серым; как только Джон заметил это, то холодок пробежал по его спине: раз он избивался от влияния, значит, может видеть многое. И от увиденного стало нехорошо, хотя точная причина такого поведения ещё не сформировалась в его голове. Просто предчувствие, вот и всё. Но оно стало решающим.


— Получается, это и есть внешний вид влияния? Значит, я всё-таки был прав на этот счёт… — прохрипел Креймер, не верящим взглядом смотря на всё это.


— На какой счёт? — Константин внимательно посмотрел на его побледневшее лицо. Парень сглотнул, медленно моргнул и, взглянув ему в глаза, тихо проговорил:


— Я был прав, думая, что мы видим лишь какую-то иллюзию. Мы настоящие — вот! — он указал на людей, в чём-то похожих на зомби. — При этом мы видим нечто другое, своё: там есть порой и смех, и улыбки, и более разнообразные походка и жесты. Однако это не в реальности; реальность здесь. Такими мы были тоже, Джон, веришь или нет, — Чес покачал головой, будто сам ещё не до конца верил. — А теперь мы особенные… сколько нас таких, как думаешь?


— Я ничего не знаю об этом, только чувствую, что всё это не есть хорошо… чувствую, что приближается нечто ужасное, — прошептал Константин, разворачиваясь к окну и упираясь лбом о холодное стекло. На удивление Креймер не воспринял его слова за шутку, а серьёзно спросил:


— И что ты чувствуешь именно? Ужасное в плане чего? — минуту Джон не отвечал, уставившись на улицу; он был словно под гипнозом однотипного серого потока людей. Между тем мысли его двигались в хаотичном порядке, как молекулы, и, соударяясь, давали начало чему-то новому. Они были смутными, неопределёнными, такими же, как небо над головой, но вскоре Джон уверенно выдал, глянув на парня строго, даже сурово:


— Нам всем грозит опасность.


— Быть может, ты поддался панике? — осторожно спросил Креймер, опуская руку на его плечо. — Увидеть такое не очень приятно, верю…


— Нет-нет, не в этом дело! — воскликнул Константин, отходя от окна к кровати, а от неё — к тумбочке. — Просто, как мне кажется, ко мне вернулись былые способности. И я чувствую, предвижу. Это очень тревожное чувство. Оно как будто роится, шумит, скребёт на душе… знаешь? — парень кивнул. — Вот… Опасность. Это слово мне выводится яркими красными буквами, когда я закрываю глаза…


— И что нам делать, по-твоему? Я уже даже не спрашиваю, что за опасность…


— И не спрашивай! А делать… дай подумать… — Джон присел на край стула и через полминуты вскочил.
— У тебя есть в городе близкие друзья, девушка? Ну или просто кто-нибудь дорогой сердцу?


— Ну… есть, — почему-то с мелким смущением ответил Чес, но взгляда не отвёл.


— Тебе нужно их всех срочно собрать в одном месте. Предлог любой. Единственное ограничение — во времени. Только сегодня. Завтра… мне кажется, уже будет поздно, — Джон выглядел очень взволнованным и теперь начал бродить широкими шагами по комнате. — Собери их сегодня. А дальше… дальше как пойдёт.


— Понял. А ты? — тихо спросил Креймер, опустив взгляд; выглядел он каким-то подавленным, хотя Константин не заметил этого.


— А я — за своими… — Джон выглядел решительным; Чес не стал более ничего спрашивать, а лишь молча согласился, почему-то с тяжким вздохом присев на кровать. Джон минуту подумал, а потом добавил:
— Хотя ты выглядишь неважно… как самочувствие? Как голова? Я и совсем стал забывать, что с тобой случилось вчера…


— Терпимо, — Чес кивнул. — Заживает. Думаю, что смогу.


— Ты и вчера думал, что сможешь… — передразнил его Константин, покачивая головой и горько хмыкая. — Впрочем, если считаешь, что ничего страшного, тогда действуй в силу своих возможностей, хорошо? — Кивок. — Собери их всех, понятно? Желательно, конечно, рассказать, но… кстати, почему ты им всем до того не рассказывал своих сомнений и подозрений? — Джон посмотрел пристально-пристально, но Креймер оставался спокоен.


— Потому что такой бред серьёзно воспринять мог только ты, — мило усмехнулся, наблюдая изумление в его лице.


— Серьёзно? — не на шутку озабоченно спросил Константин.


— Серьёзно!


— Ну ты и!.. — Джон ухмыльнулся и не договорил, потом малость сконфузился и встал. — Короче, действуем по плану. Мы с тобой встретимся… да хоть здесь. Или в парке рядом. На всякий пожарный. Своих друзей зови собраться здесь же. Всё понятно?


— Да понятно, понятно! — нехотя ответил Креймер, шмыгая носом и вставая с кровати. — Нужно выманить под любым предлогом. Это я могу.


— Вот и хорошо. Начинай, — сказал Константин и, выходя, обернулся, словно собирался что-то добавить, но лишь многозначительно посмотрел, нахмурился и хмыкнул, для чего-то кивнув. В нём сейчас боролись смешанные чувства: с одной стороны, он не понимал, отчего такой бред пришёл ему в голову, а с другой, был очень рад тому, что Чес его поддержал. Даже не остановил и не спросил. Настоящий напарник. Выбегая из дома, Джон почему-то улыбался. И его улыбка слишком ярко контрастировала с общим безрадостным видом улицы; прохожие, эти полуживые грустные зомби, с некоторым удивлением, впрочем, не таким явным, провожали его взглядами: он знал, что выглядит для них странным. А они — для него.
Он жадно всматривался в каждые лица, стараясь найти то «живое», похожее на его собственное; но везде был один и тот же пессимизм и почти рабское равнодушие. Сердце леденело с каждым шагом по этой проклятой земле; Джон начал шёпотом читать молитву; иногда ему даже казалось, что лица немного оживлялись.

Константин решил сегодня во что бы то ни стало отыскать семью, помириться с женой – уж неважно как – и… попытаться спрятать их, уберечь? Нет, он и сам не знал, он вообще ничего толком не знал, лишь чувствовал, что сегодняшний день и сегодняшние открытия не просто так были ему даны… Вероятно, это знак, прошлое научило его читать и распознавать знаки, но к сегодняшнему дню это умение значительно притупилось. В общем, многое решала здесь интуиция, которая была у Джона не ахти какой точной.
Он решил сначала зайти домой, хотя вероятность найти там родных была маленькой: Кейт наверняка на работе, а Дженни – в садике. «Интересно, они такие же?..» – почему-то всплыло в голове Константина, и в следующую секунду его передёрнуло: порой он ненавидел свою любознательность. Тупое любопытство. Он сплюнул и ускорил шаг.
Как оказалось, никого дома действительно не было: лишь пустые холодные комнаты и серые отблески неба на блестящем паркете. Джон почему-то на минуту остановился в прихожей, сделал пару шагов по ней, добрался до поворота в когда-то бывшую его спальню; что-то тянуло его пойти туда. Там было чисто, свежо, светло; только серый тон за окном и сгустки темноты по углам портили всё. На прикроватном столике по-прежнему стояла рамка с фотографией семьи, рядом тряпочка – ещё влажная, протирали недавно. Константин хмыкнул, ощутив то самое неприятное ёканье на душе: Кейт помнила его, ни черта не забыла и, по-видимому, не отнеслась к его исчезновению пофигистично. А он, опьянённый пришедшим прошлым, много чего надумал… Джон взял в руки рамку, и на душе вдруг стало так противно и тоскливо; на фотографии они в полном составе, правда, лиц совсем не разберёшь в такой темени. Он развернулся, давая свету упасть на фотку; ужас пробрал его до самых костей – лица их такие же. Такие же мёртвые, холодно безэмоциональные, как у тех людей на улице. И он сам… почти такой же, только выражение такое, будто внутри происходит борьба. Впрочем, это отчасти понятно; Константин сжал зубы, помотал головой и отбросил рамку в сторону; стекло звонко нарушило желейную и манящую тишину здесь.

«Нет, это не они. Их нужно срочно спасти. Я спасу!» – твёрдо думал он, выбегая из квартиры и даже, кажется, её не закрыв, и ощущая, как к горлу подкатывает огромный ком. Теперь искать Кейт нужно было только на работе – деловой центр находился недалеко отсюда. Константин быстро затопал в ту сторону.
Впрочем, он немного преувеличил серьёзность ситуации: не все были такими поголовно зомби. Кто-то был менее под влиянием, немного походя на нормального человека, а кто-то более… ну, и так понятно. Джон теперь как-то привык, перестав шарахаться; да и на него перестали удивлённо пялиться. Добрался за минут пятнадцать; в холле текла неспешная жизнь, обычно казавшаяся ему просто бешеной; на администрации его прекрасно знали. Девушка, только немного удивлённо дёрнув бровью, попросила его проходить, а она постарается связаться с Кейт, так как та, кажется, на совещании. Константин с нетерпением выслушал её неспешную речь, ещё раз оглядел теперь равнодушное (а когда-то вечно улыбающееся) лицо и пошёл к лифтам. Да, нехилое время он провёл под влиянием – тем самым мистическим, иначе как его ещё назвать? Вероятно, как-нибудь это да повлияло на него, пускай даже сейчас всё хорошо. Вероятно, он ещё многого не знает. Вероятно…

С Джоном в кабине вместе едут какие-то работающие здесь: двое мужчин, одна женщина. Константину даже кажется, что он их помнит… помнит какими-то чересчур активными. И это снова не слишком-то хорошая новость за день. Офис, где работает Кейт, на двадцатом этаже. Да, деловой центр – это огромное многоэтажное здание с самыми современными технологиями. Здесь множество офисов разных компаний; мужчины, о чём-то шёпотом лениво переговариваясь, выходят на пятнадцатом, а женщина – на девятнадцатом; в итоге целый этаж Джон остаётся один на один со своими тревожными мыслями.
«Интересно, как там Чес?» – промелькнуло у него перед тем, как двери расползлись в разные стороны. Впереди него было множество отгороженных кабинок, снующие туда-сюда люди, звонки, переговоры, шуршание бумаг и принтеров; он пошёл прямо, в тот офис, чьи окна выходили на широко разостлавшийся внизу сквер и пару невысоких многоэтажек рядом – ну, как невысоких: каждые этажей по двенадцать, но в сравнении с этим зданием, они, конечно, низкие. За окном темно, повсеместно включаются огни; на горизонте уж все города сверкают разными оттенками от светло-синего и зелёного до ярко-красного и оранжевого. Джон впервые признал, что красиво, хотя многое не видно из-за тумана; слишком засмотревшись, он не сразу заметил секретаршу, обычно встречавшую его и провожавшую в кабинет жены. Её звали, кажется Жанна, и она была слегка полной, но миловидной блондинкой; и теперь она подошла к нему, что-то спрашивая. Константин помнил её лицо, вечно оживлённое, и был уже слегка удивлён едва членораздельной речи и тусклым выражением глаз.

– Она освободиться минут через десять. Подождёте? – Джон кивнул. – Тогда присядьте вот здесь, я ей сообщу о вашем приходе, – он сел на удобные красные кресла рядом с окном; таким образом шумный офис был где-то позади, за спиной. Сейчас же перед глазами – красивая крупная панорама. Жаль, что нет солнца и темно так, будто вечер. Кстати, почему так?
Константин глянул в небо: тёмное-тёмное, не дневное. На секунду ему стало не по себе; он не знал, что скажет Кейт, да и не думал об этом – мысль казалась второсортная, – зато на первый план слишком ярко вышло разглядывание пейзажа за окном. Это жилое здание впереди казалось неким подобием младшего брата этому: с высоты двадцатого этажа, по крайней мере. Джон не знал, к чему эти бредовые мысли, но старательно обдумывал их, старательно что-то высматривал. Те минуты начали становиться для него каким-то славным, тихим отдыхом перед… чем?

Судьба сама дала ответ, не дожидаясь многих вольнодумий.
Константин не успел и ахнуть, как здание неожиданно затряслось, всё загудело, небо покрылось ярким бело-красным оттенком, и в промежутках между тёмными тучами становились видны какие-то мигающие точки, стремительно летевшие вниз… Джон не успел и глазом моргнуть, как пара минут решили его жизнь наперёд – снова, снова и опять открывался взору просторный Ад. Только не тот, мифический и даже в чём-то родной ему, а другой – беспощадный, суровый, настоящий. Константин очнулся только тогда, когда под его ногами ходуном заходил пол, а глаза отыскали того младшего «братика» этого здания; он по нескольку раз протёр глаза, щурясь и силясь понять, не кажется ли ему это. Нет, не казалось: на самую крышу, обвалив где-то этажей пять, приземлилось нечто похожее на космический корабль из фильмов-фантастики с блестящими огнями и гладким корпусом; куда-то вперёд, на те самые красивые огни на юге города, летели ещё два таких же или похожих; один сновал недалеко от офисов, то взлетая, то резко пикируя, что, казалось, он скоро врежется в здание, а ещё пять или шесть направлялись в правую сторону, держа ровное построение.
Джон наблюдал, затаив дыхание и абстрагируясь от внешнего шума: поднялся визг, крики, паника, толкучка. Он смотрел и не мог оторваться от корабля впереди, от осыпающихся кусков здания под ним, от человека, что, повиснув на краю чего-то, всё-таки полетел вниз. И таких потом стало много: десятки, десятки… тех, кого ещё не задавило. Константин едва оторвался только потому, что кто-то дотронулся до его плеча рукой и сказал срочно уходить; только тогда он догадался, что вокруг, увы, не компьютерная реальность и чем быстрее ты будешь реагировать на изменения, тем выше твой шанс выжить.

Усевшийся на дом корабль мелко и часто стал обстреливать всё вокруг; пулемётами, видимо, оснащён был со всех сторон. Здание затрещало, немного накренилось; свет погас, включилась сирена, зазвучали монотонные предупреждения о сохранении спокойствия и нежелательном использовании лифта, который, впрочем, заглох где-то между тринадцатым и двенадцатым этажами с целой кучей людей. Не повезло, думал Джон, пробегая мимо и спускаясь вместе с толпой по лестнице. Бежать долго. И непонятно куда. Выход, да. Но точно ли там все найдут спасение от разрушавшегося здания? Не одна проблема, так другая: расстрел. Джон, сбегая и по возможности протискиваясь быстрее потока, слышал свистящие рассечения воздуха и отчаянную, глухую стрельбу; где-то что-то рушилось, а где и что – уже неважно. Вокруг крики, темнота, сыплющаяся штукатурка; равнодушные лица немного оживились, но среди них Константин отыскал только одно действительно испугавшееся, однако затерял его в толпе. Ещё один непонимающий ничего счастливец. Или наоборот.

Он мало чего понимал, но знал: нужно уходить отсюда и передвигаться желательно по тоннелям. Нападение, но какое, откуда – чёрт его знает! Война? Нет, навряд ли: разве не могли власти предостеречь от этого свой народ? К тому же, последнее время по праву могло называться спокойным… Почему? Вопрос явно не только его.
Второй мыслью Джона было найти Креймера. Срочно. Конечно, проблема – в каком именно месте – отходила на задний план, как только раздавались взрывы (уже взрывы!) и чьи-то крики: лишь бы парень был живой.
А ещё где-то в этой толпе Кейт: может, сзади, или впереди, или они вообще идут бок о бок или они когда-то сталкивались – неизвестно, лишь слепящая темнота вокруг и вырвиглазные мигающие красные сирены. Константин молил Бога, оставившего их сейчас, чтобы его жена была жива и сумела укрыться где-нибудь. А как же дочь? Сердце Джона просто леденело: если не Кейт, то безумно хотелось спасти ребёнка. Однако сейчас, в бесконечных, тёмных и кружащих голову пролётах, он не мог помочь Дженни абсолютно ничем; даже если он выйдет, то навряд ли сумеет так быстро добраться до детсада. В тот момент он мог лишь молить, молить о том, чтобы детей эвакуировали в безопасное место.

«Почему я оказался прав? Это неспроста…» – судорожно прокручивал у себя в голове Джон, сбившись со счёту, какой этаж он уже миновал. Кажется, десятый; осталась ровно половина. Ситуация не менялась: всё та же берущая за душу паника, те же звуки обстрела, прибавившиеся истошные крики где-то запертых людей или даже раненых; Константин только сейчас вспомнил, что люди спускались не по основной лестнице – той остеклённой, светлой и просторной – а по запасной: ту, красивую, наверняка давно разбомбили. Здесь было темно, частью накурено, но по крайней мере, безопасно.
Спускание показалось вечным, а этажи – теми самыми кругами Ада, о которых говорили много и с усмешкой; Джон был из таких и был абсолютно прав, только вот сегодняшняя ситуация казалась раз в десять хуже тех кругов. Темно и непонятно; в Аду-то, по крайней мере, знаешь, за что это и куда в итоге приведёт, а здесь – просто водоворот без времени и цели.
Наконец, ближе к выходу, стало свежее, суетнее, а крики и толкучка возросли до невозможности – все пытались протиснуться в подвал. Но Джон не хотел – ему нужно было выйти. Около запасного выхода, сейчас неплотно закрытого, стояли охранники, призывавшие людей к спокойствию и регулирующие движение потока, созывая их скорее спуститься вниз. Константин протиснулся к ним и начал приоткрывать дверь, хотя из-за напирающих людей сзади это было сложно.

– Эй, куда? Спускайтесь вниз, снаружи вы можете погибнуть! – прокричал ему кто-то из охранников; Джон не обратил внимания и успел приоткрыть небольшую щель, которой ему хватило, чтобы выйти; выскользнул быстро, совсем не парясь о том, что ожидает его снаружи. Инстинкт самосохранения, как известно, у мужчин начисто отсутствует. Джон вздохнул прохладный воздух всеми лёгкими, чему-то усмехнулся и оглядел то место, куда вышел. Это был задний двор при здании; магазинчик через дорогу был разрушен и даже дымился – видимо, недавно разгромили. Константин осторожно выглянул из-под навеса над крыльцом и посмотрел в потемневшее небо: резко, с неприятным скрежещущим звуком, пролетел корабль близко-близко над землёй, расстреляв здание сбоку. Он постарался рассмотреть его в подробностях, но ничего на ум, кроме пресловутых фильмов-боевиков, не приходило. Корабль казался точно скопированным оттуда…
Джон выругался, осмотрелся и решил припомнить, что находилось рядом с задним двором: например, не было ли каких-нибудь тоннелей и подземных переходов? Кажется, одни точно должен был быть – всё-таки, где-то слева проходила широкая автомагистраль. Если вход ещё не завалило чем-нибудь – прошло мало времени с начала бомбёжки, то был хороший шанс не так много светиться на поверхности, что было весьма и весьма опасно. Константин услыхал истошный приближающийся свист рядом, где-то с правой стороны; инстинктивно он вжался в дверь, но любопытного взгляда не отвёл: корабль промелькнул с фантастической скоростью где-то впереди, превратив в развалины здания через дорогу; небоскрёб как-то страшно накренился, осыпая землю под собой осколками. Падал он не в сторону Константина, но тот решил поскорее убраться отсюда.

Джон огляделся, выдохнул и рванул через двор к покосившимся воротам – их задел снаряд, видимо, поэтому открыть их не оказалось проблемой. После он побежал по улице к видневшемуся в метрах двухсот входу в подземный переход – благо, не завалило. С периодичностью встречались рытвины – дымящиеся, свежие; люди шарахались в разные стороны, теперь-то точно избавившись от влияния. Правда, было поздно. А вообще, могло ли быть иначе? Пускай даже Константин бы встретил Чеса раньше, и они вместе отгадали, быть может, больше, чем знали сейчас… но что бы это поменяло? Они – вдвоём – наверняка смешны тем, кто задумывал это; даже будь добрая тысяча таких, очнувшихся раньше времени, это что-нибудь бы дало? Джон ещё не хотел верить, но видел ясно, как падал город… и сотни, сотни городов в мире. А они, люди, были бессильны, пусть даже те, кто заранее видел какое-то влияние. Теперь нужно было лишь только спастись. Спастись…

Об отпоре и думать стыдно. Константину, пока он бежал, приходили в голову разные мысли – честно говоря, под бомбёжку и стрельбу это получалось почему-то лучше. Прежде чем нырнуть в подземку, он увидал несколько десятков боевых самолётов… нет, наши не дремали, но что смогут сделать эти крохи с махинами, в пять раз больше и мощнее их? Да они сотрут их в порошок одним пулемётом! Но мы сопротивлялись, и это было похвально. Дорога была заполнена машинами – столкнувшимися, горевшими, перевернувшимися, лишь изредка целыми. Но ездить было уже не лучшей идеей – дороги хорошо простреливались, поэтому люди бросали машины и бежали кто куда, чаще всего в подвалы. В подземке тоже оказалось почему-то многолюдно: то ли отсиживались, то ли ждали помощи, впрочем, мифической… Джон стал протискиваться сквозь толпу – яблоку было негде упасть. Иногда сыпалась штукатурка – значит, недалеко взорвалась бомба или упал очередной небоскрёб.
Константин протискивался к выходу и молил, чтобы все любимые им люди остались живы в этом ужасе. По крайней мере, Чес должен; Чес однозначно должен. А почему это так – чёрт его знает; Джон считал, что иначе и быть не могло: должен же быть у повелителя тьмы напарник? Но это всё, конечно, шутки… На всю подземку горела лишь одна тусклая лампочка, слышен был плач, чьи-то неистовые крики о спасении и нервный шёпот. Он видел в сумраке лица… почти очнувшиеся лица.

Наконец выбрался наружу, осторожно взбираясь по ступеням; на востоке небо окрасилось красным: то ли корабли разогнали тучи, и это закат, то ли какой-то город уже горел… Джон честно не понимал, зачем им всё это: зомбирование, создание своих засекреченных центров, наконец, нападение – столь безжалостное для обычного порабощения. Хотя когда рабство было лёгким?.. Он глянул наверх, в бездонную серую муть: штук двадцать выплыли откуда-то из-за облаков и рассеялись по разным сторонам маленькими точками. Ещё и ещё. Думают, что не хватит, хотя на деле было бы достаточно всего лишь десятка таких кораблей. Люди бессильнее некуда; вот и самолёт, взорвавшись, полетел медленно, красивой полыхающей точкой и с надрывным, жалобным свистом куда-то за соседний дом; послышался взрыв, красные клубы дыма витками пошли к небу; проиграл. Джон знал, что рисковал, но упорно бежал к ближайшему повороту на улицу; маршрут был в голове идеальным и быстрым, но кто знает, что ждёт впереди? Константин намеревался добраться до парка, до дома или чего-нибудь вокруг, найти Чеса и потом спрятаться в каком-нибудь подвале. А дальше…

А дальше только выживание, судя по всему. Никто не может предполагать, какие существа управляют этими штуками; всё же это оказались инопланетяне, с усмешкой думал Джон, понимая, как это, чёрт подери, не оригинально! Не оригинально, а всё равно ужасно… кто бы только мог подумать! По крайней мере, следующие шаги он хотел продумать, основываясь на желании не становиться рабом. Что угодно, только не рабство…
Константин огибал дымящиеся улочки, прятался в магазинах с выбитыми стёклами, когда слышал характерный свист или стрельбу, хоть и знал, что навряд ли спасёт его убежище, если попадёт в него. Многие здания уже были в развалинах, небоскрёбы кренились, некоторые уже упали; люди, по какой-то причине не сумевшие спрятаться, хаотично бегали по самым открытым местам; паника, паника царила вокруг и в сердце каждого. Джон обернулся, почувствовав запах гари: сзади загорелся тот самый офис; он лишь услышал своё сдавленное «нет», но понял, что возвращаться бессмысленно. Ровно, как и искать Кейт или Дженни – наверняка о них позаботятся. А вот Чес… И почему именно парня вспоминал он, именно о нём волновался… волновался даже сильнее, чем о своих родных? Константин долго себя спрашивал, хотя время было не самым подходящим, а потом нашёл ответ: потому что Креймер был из реальной жизни, из той, где он сам жил… там он был счастлив. В чём-то вместе с ним и делил своё счастье. В чём-то на двоих. Кажущаяся простота, кроющаяся в этом вопросе, далась Джону ой как нелегко.

Он силой заставил себя переключиться на более актуальную проблему: как перейти пешеходный переход, если на ту сторону позарез как нужно, а на здании напротив уселся корабль и хлещет пулями весь этот открытый настежь участок? Опыт прошлых смельчаков не очень-то радовал: их трупы неравномерными горками усыпали всю дорогу. Константин застал тот момент, когда эти люди, увидав какой-то подвал на другом конце, радостно рванули туда, надеясь найти спасение. А нашли смерть – космический корабль застал их врасплох, прямо на середине. Стрельба была страшная; в ушах до сих пор комом стояли испуганные крики и стоны людей и холодная трескотня пулемётов. Он встряхнулся и вновь посмотрел туда: корабль улетать не собирался, изредка постреливая по домам; иногда со звоном лопались стёкла и падали серебряным дождём вниз. Джон наблюдал из укрытия, из приземистого магазинчика на углу. В итоге порешил искать другой путь, хотя и получалось дольше. Нужно было осторожно добраться сквозь магазины на улицу правее и оттуда как-то суметь незаметно проскользнуть – по идее, та часть должна быть вне зоны обстрела корабля.
Первые этажи были самыми уцелевшими этажами в сравнении с верхними: здесь хоть и тоже было всё в руинах, зато ничего не обваливалось и можно было вполне безопасно проходить.

Джон, перебираясь через огромные обломки, успел заметить, что оказался в руинах бывшего когда-то магазина… кажется, ружей и ножей, короче, чего-то охотничьего. Конечно, прилавки пострадали сильно, большая часть товара была теперь непригодна, но Константин сумел отыскать среди камней, пыли и стекла удивительную находку: аж целый настоящий мультитул – многофункциональный раскладной нож, грубо говоря. В развернувшейся обстановке он был актуален как никогда: это и разные ножи, и плоскогубцы, и маленькие ножницы, и отвёртки, и куча всего другого… Такое чудо стоило кучу баксов, Джон знал, поэтому поспешно бросил себе в карман – правда, был минус в том, что отсутствовал чехол, но это, кажется, не столь трагично. Обрадованный находкой, целой, невредимой (лишь чуть поцарапанной осколком), полезной, он поспешил дальше, услыхав с улицы тревожные выстрелы, а после – бомбёжку; вниз полетели чёрные дымящиеся точки бомб и мин. Взрывы поднялись такие, что он порой не слышал своего дыхания. Кажется, на верхний этаж здания, в котором он сейчас находился, упала бомба: всё ужасно затряслось, начала сыпаться штукатурка, а где-то позади даже обвалился кусок стены, а за ним – потолка и пола от второго этажа. Джону, согнувшись, бежал, стараясь скорее выйти отсюда на узенькую улочку, а дальше – нырнуть в переход и на ту сторону. Где-то там ждал его Чес.

Он спешил, не успевая даже удивиться разрухе, охватившей город в какие-то минут двадцать: когда-то процветавший мегаполис медленно превращали в руины… Серое небо даже почернело от дыма, копоти и, наверное, вражеских, не пойми откуда взявшихся кораблей – те были, кстати, небольшими, но мощными: казалось, они опередили технику человечества лет на сто-двести. Даже самые лучшие боевые самолёты казались в сравнении с ними грузными и неуклюжими – корабли невидимых врагов сбивали их, обгоняли, безболезненно подрезали и обманывали, заставляя впечатываться в здания. Одна пятая города горела точно; дым плёнкой стелился по городу, заставляя задыхаться и кашлять. Улицы и когда-то красивые парки теперь напоминали картины из постапокалипитческих игр: везде разруха, руины, горы трупов, развороченные тела умирающих, изредка где-нибудь виднелся огонь. Редкие высотки остались целыми – только две на юге, и одна – на западе. Да и то здания сильно покосились, горели и не ровен час были готовы упасть. Первые минут десять после нападения стоял невероятный грохот – его Джон слышал даже из укрытия в офисе. Здания падали, падали, падали… рушились и с жалобным свистом рассекали воздух, приземляясь на землю. Сколько осталось в живых? Константин не знал и горячо желал одного… одного, впрочем, вполне понятного. Он и сам не понял, как именно ему повезло выжить – именно ему, а не этой, например, расстрелянной девочке лет двенадцати, которой ещё бы жить и жить…

Джон вздохнул и отвёл глаза, скорее переходя улицу и спускаясь в забитый переход: здесь, впрочем, людей было почему-то меньше. Много раненых. Ужасно много раненых; воздух пропитан приторным запахом крови и… боли. Кто мог – оказывал первую помощь. Его никто не заметил, лишь пару испуганных взглядов проводили его, зачем-то идущего на другой конец тоннеля. Мало кто понял его странный поступок: зачем выходить навстречу смерти? Между тем Константин оглядывал происходившее: пол забрызган кровью, слышны вздохи, негромкие стоны и вновь плач ребёнка. Везде дети плакали, искренне не понимая, почему они должны страдать. Это было самое ужасное. Джон почему-то вспомнил о своей дочери и вздрогнул, однако понял, что сейчас, находясь километрах в двух от неё, он навряд ли поможет ей. Единственное, что в его силах – это молиться. Эти чудодейственные слова обычно его не подводили.
Он, пригибаясь, осторожно вышел из перехода и тут же побежал к ближайшему дому. Появляться на открытых местах равняется смерти; уж лучше по руинным зданиям, которые, впрочем, могут в любую секунду рухнуть, зато при отсутствии обстрела точно приберегут. В конце этой улицы, по которой идти что-то около километра, и находился дом Чеса, а рядом парк. Где искать парня – вот уж чего он не знал, но догадывался, что где-то рядом. В подвалах, скорее всего. Жаль, что свой телефон он лишил сим-карты, а экстренная служба наверняка сейчас не в состоянии помочь даже себе. Никто не в силах помочь кому-либо, порой – даже себе. В данный момент это было так.

Джон, аккуратно передвигаясь из магазина в магазин, из подъезда в подъезд, горячо желал, чтобы встреча с Чесом стала таким же лёгким событием, как и его чудесное спасение из самого разгара битвы. Над головой то и дело пролетали корабли; Джон рассмотрел их в подробностях, но так бы и не смог описать в точных словах. Иногда они сбрасывали бомбы, что доставляло кучу хлопот, иногда лениво постреливали. В общем, это было нечасто – здешняя улица удалена от центра, что было её плюсом. Вкруг было пустынно, ни души – лишь мёртвые, не успевшие… Константин привык к трупам: видеть их, перешагивать через них. Это взаправду не вызывало ничего серьёзного в его душе – сказывалось прошлое. Но вот узнать в следующем трупе своего знакомого было бы… неприятно.
Джон знал законы войны. Потому и не особенно растерялся. Сейчас он поставил себе цель найти Чеса, далее, вместе с ним, убежище и еду. А потом и других людей – это очень желательно, ибо одним им не выжить. Когда на улице война, общество автоматически вспоминает навыки прошлых предков: в древности выживали, сбиваясь в стада. Вместе с тем Константин шестым чувством полагал, что искать слишком огромное стадо тоже не нужно – во-первых, такие группы легче разбить, во-вторых, захватчики наверняка знают такую тактику поведения людей, в-третьих – на улице-то не война… не совсем война, а, судя по всему, грубый и неожиданный захват, поэтому чем больше группа, тем легче врагам… Люди для чего-то нужны им, этим существам; а разруху и обстрел многих можно объяснить многими факторами: города им наверняка не нужны, а людей и так шесть с половиной миллиардов, какая-то тысяча или даже сотня тысяч погоды не сделает. Зато поразвлекаться впервые, быть может, за сто тысяч лет – дело занятное. Это ведь инопланетяне, верно? Джон порешил, что да. Когда-то он сделал верное предположение, посчитав его слишком банальным. И вот какой выдалась банальность. «Интересно, сколько они летели до нас? Миллионы лет? Ведь, кажется, вокруг нас на многие световые века нет и признака на другую цивилизацию… тогда откуда? И что им надо? Вероятно, это их проделки с тем заводом и аппаратами. Их и ещё каких-то… людей».

Он добежал до дома и, укрываясь в ближайшем здании, посмотрел в ту сторону: половина дома жестоко разгромлена, превращена в рухлядь. Парк позади полыхает высоким пламенем; сердце стало потихоньку сжиматься. Джон, оглянувшись по сторонам, со стучащей кровью в ушах пробежал «голую» сотню метров до подъезда; всё обошлось, что показалось ему странным – ему казалось, что в любую секунду из-за угла мог выскользнуть корабль и расстрелять его, как тряпичную куклу. Но этого не произошло; он скрылся под козырьком крыльца и посмотрел на скрутившуюся, словно пластилин, железную дверь – видимо, снаряд попал сюда. Джон попытался её сдвинуть, но, как оказалось, входа в здание, кроме узкой дыры между покосившейся дверью и стеной, не было. Пришлось пригнуться и на четвереньках вползти в душный пыльный подъезд; под ногами шуршала штукатурка и камни, на голову посыпалась пыль. Константин поспешил вползти и отойти оттуда – в то место потом как раз приземлился увесистый камень сверху. Теперь на зубах скрипел песок, а голову было не очистить… впрочем, ничего. В подъезде свет не горел: все лампы выбило. Ступени были раскурочены, вывернуты будто наизнанку; далее Джон даже идти не хотел.
Он подумал, что Чес мог быть здесь. По крайней мере, в подвале – отличное место, чтобы на время бомбёжки перекантоваться. Он осторожно спустился по ступеням, точнее, по остаткам от них. Подвал был плотно прикрыт, но в темноте Константин распознал блики света из-под двери, всё поняв… Он осторожно постучал. Послышались торопливые шаги, тревожный шёпот.

– Кто? – раздался грубый приглушённый голос.

– Свои… – негромко ответил Джон, усмехаясь. Ответ пришёл не сразу – кажется, за той стеной активно совещались. Он не вытерпел и добавил: – Да что вы там шушукаетесь: я такой же, как вы. Такой же едва спасшийся…

– Открывайте, ну чего вы! – раздалось звонкое откуда-то из глубины подвала. Константин вздрогнул и улыбнулся.
Засов пронзительно заскрипел, Джон увидал высокую коренастую фигуру мужчины с грубыми чертами лица: полщеки рассекала засохшая ссадина. Он смотрел угрюмо, даже сурово; его взгляд неспешно прошёлся по нему, и только потом мужчина сделал вывод:

– Ладно, заходи! Только здесь есть свои правила: не нарушать покой, слушаться главных и не высовываться без разрешения. Всё ясно? – Джон поморщился, но кивнул. – Тогда проходи.

Подвал был довольно просторным тёмным помещением с трубами, вьющимися в разных направлениях; здесь было, естественно, тепло, светло и в какой-то мере уютно. Хотя светло не так достаточно: две лампы явно не могли осветить всё помещение полностью. Но было хотя бы безопасно и чисто. Людей оказалось что-то около двадцати-двадцати пяти человек – слегка многовато для таких размеров комнаты, но все как-то умещались: кто-то сидел, кто-то даже лежал и тихонько посапывал, большая же часть была занята какими-то мелкими делами. В противоположном углу подвала стояла небольшая плита, на ней что-то готовилось; рядом находились несколько чанов с водой, запасы еды, даже кто-то приволок мини-холодильник. «Умеют же люди организовать себе дом даже в таких ситуациях!» – ухмыляясь, заметил Константин.

Все вокруг удивлённо уставились на него, с интересом оглядывая. Народ разномастный, но больше всего семей с детьми. Встретивший его мужик неловко протянул свою огромную лапу, кивая и на автомате говоря:
– Я Стив, – Константин пожал руку, кивнув.

– Джон.

– Добро пожаловать в нашу группу. Как там теперь… наверху? – спросил осторожно, несмотря на привычную прямолинейность. Джон пожал плечами.

– Хуже некуда, хотя атаки стали реже. Бомбят, стреляют. Едва добрался. Город в разрухе, выход ваш едва не засыпало, а в дверь попал хороший такой снаряд… – не успел Константин договорить, как Стив уже казался недовольным: цокнул, покачал головой. Его речь прервал радостный возглас:

– А меня, как всегда, и не заметил, да, Джон? – Джон, не разворачиваясь, уже узнал, улыбнулся, поблагодарил Бога и эту группу, что приютила его водителя… Константин развернулся и не помнил, какая счастливая улыбка была на его губах. Но знал, что она – полная копия этой наисчастливейшей улыбки безумца с губ Креймера; они, подумав пару секунд, всё же решились и неловко обняли друг друга. Направленные несколько десятков глаз как-то смущали, честно говоря. Джон отстранился и усмехнулся, слегка грубо потрепав парня по волосам.

– Ну, как ты?.. Цел хоть?

– Да цел, цел… Правда, немного осколком плечо задело, но это ничего…

– Не сильно хоть? – взволнованно спросил Константин, сразу хмурясь и пристально поглядывая на перевязанную руку.

– Нет… правда-правда, – добавил, лучезарно улыбнувшись. – Сам-то как? – он оглядел толпу вокруг и отвёл Чеса в сторону, показывая, что дальнейший разговор никого не должен интересовать.

– Я, как видишь, в порядке полнейшем и даже немного неестественном для сложившейся ситуации. Но… я так и не нашёл Кейт. Трагедия настигла меня прямо в офисе – приказ об эвакуации, всё такое… Мы очень долго спускались по лестнице с двадцатого этажа, по пути я её не встретил. Думаю, она сейчас также в подвале. А Дженни… я ничего не мог поделать. Идти в уже разрушенный садик нет никакой здравой возможности. Остаётся лишь молить Бога, чтобы уберегли детей в первую очередь…

– И ты можешь так спокойно говорить об этом? О своей маленькой дочери, которая неизвестно где и неизвестно в каком состоянии? – с серьёзным упрёком спросил Чес; получилось слишком громко, многие обернулись. Константин сурово, даже холодно посмотрел на парнишку и тяжко вздохнул, мелко покачав головой. Они молчали где-то минуту – долгую, вязкую, неимоверно сложную для них тогда. Молчали и просто смотрели друг другу в глаза; тяжесть одного взгляда постепенно возрастала, а уверенность другого – убывала. Люди перестали обращать на них внимания, занявшись своими делами; разговаривали здесь негромко, но теперь их собственный разговор мог потеряться среди других. Наконец Джон заговорил, нехотя, будто лишь только некоторые исключительный обстоятельства заставляли его.

– Ну? Что? Почему молчишь, Чес? Говори дальше, я слушаю. Ругай. Ругать ведь легче, чем знать правду, верно? А рассуждать о каких-то метаморфозах наверху, побывав в той среде всего лишь пять минут, дело нехитрое, да? Ну? Прав я? – Константин отошёл и присел около стены на пол, вздохнув и стирая пыль с макушки.
– А ещё легче упрекать за те или иные поступки, совершённые в ситуации, которой ты не знаешь, – Джон кинул пристальный взгляд на Креймера, явно сконфузившегося. – Короче, Чес, дурак ты! Вроде умный, а всё равно дубина!..

– Прости, Джон, – сдавленно прошептал, попытался вдохнуть полной грудью – почему-то не получилось. – Прости, я не хотел… да, дурак, – Чес сделал пару шагов вперёд, потом назад и вскоре сел рядом с ним. – Не так я представлял себе нашу встречу, не так. Вновь я виноват. Да, не стоило…

– Да забей! Просто знай, что в той ситуации я решительно не мог вернуться… Мне и вправду остаётся лишь молиться. Зато я счастлив до чёртиков, что нашёл тебя живым, – пробубнил Константин, скидывая с себя пальто. – Хоть что-то радостное за этот ужасный день…

– Я ведь ошибся… – прошептал Креймер, взглянув на напарника. – Ошибся, Джон… жёстко прогадал с источником.

– Это неудивительно. Откуда бы у тебя могли быть такие мысли? – также негромко спросил Джон, обернувшись в его сторону. – Всё логично и вполне понятно. Честно говоря, я не чтобы бы пребываю в ужасе, но в неприятном удивлении. Люди разгромлены, раздавлены как мухи; ты бы видел, в каких руинах сейчас город. Уверен – даже города. Или уже и страны…

– Не говори… – покачал головой, прижав к себе колени.

– Ты видел их корабли? – горячо зашептал Джон, придвинувшись ближе к водителю, чтобы слышал только он. – Они мощны, они круче нашей самой современной техники раз в пятьдесят! И вообще, ты не задумывался, кто это: они? Получается только одно – самое глупое и нелепое – инопланетяне. Но ведь до ближайших галактик, где, по исследованиям, есть только намёки на какую-никакую жизнь, тысячи световых лет! Тогда откуда? Что-то упущено?

– Это вполне. Не забывай про влияние. И, кстати, заметь, какие теперь люди… – Креймер поднял голову и обвёл взглядом всех, словно приглашая сделать то же самое и Джону. – Очнулись.

– Это я заметил. Ещё давно. Видимо, установки выключили. Решили побаловаться – не готовый же материал загружать? – Константин напряжённо утёр пот со лба и устало откинулся спиной на стену. – Получается, нас водили за нос как кроликов. Как глупых животных, а не развитую цивилизацию… Но мы же не одни такие, правда? Не одни, которые догадались о некоем влиянии и сумели вынести его? – Чес обернулся в его сторону и как-то невесело посмотрел в глаза: впервые в жизни карие глаза – самые «тёплые» глаза в мире – не выражали никакой надежды.

– Может быть. Только вот где они, эти люди? – Далее прошептал, наклонив голову к Джону. – Эта группа точно не из таких. Ты видишь только внешнюю сторону: здесь хорошо и уютно. Но какими силами это достигалось!.. Пятерых недосчитались, когда те ушли за продуктами и предметами первой необходимости. Здесь хорошо и уютно, но ненадолго; скоро спокойствие смениться паникой, и ты не узнаешь их. Через дня два у нас уже не будет продуктов. Нам придётся искать другое объединение, более сильное…

– Я, кстати, однажды думал об этом… слишком огромные группы нам искать не стоит. Понимаешь, почему? – Константин пристально посмотрел на парнишку: тот задумался.

– Мы будем уязвимы… что-то такое, верно? А ещё, быть может, им будет как раз удобно нас таким образом ловить и крушить.

– Всё правильно! – Джон кивнул, отвернувшись. – Конечно, их цели ещё не ясны, но уже можно предположить, что ничего хорошего они от нас не хотят. Как думаешь, зачем им на нас нападать? Им нужны ресурсы? Земля? Планета? Может быть, люди? Но зачем? И зачем было зомбировать их? Похоже на какую-то подготовку, честно говоря… – Чес качал головой, печально улыбаясь.

– Слишком много вопросов. Не мне это знать, думающему, что то были проделки вообще мистических сил. Я в шоке, хотя по мне и не видно. Это трудно – понимать, что теория, которую ты любовно развивал целых два года, с треском провалилась; реальность оказалась противоположной. Но… на самом деле, это странно. Если бы они хотели нас истребить, то уж нашли бы куда более крутой и резвый способ, нежели чем бомбёжка. Да и не логично это, если принять на счёт то, что они влияли на людей. Это опровергнуть нельзя, ибо мы это видели воочию. – Креймер поднял на него тяжёлый взгляд. – Тогда какого хрена они открыли себя? И если пришельцы здесь ради завоевания, то почему начали так: со стрельбы, разрушения? С их, судя по всему, высокими технологиями можно было бы сделать это и изящнее, я считаю.

– Развлечься. Даже инопланетяне любят развеяться. Так получается. Хотя… – Джон хмыкнул, потерев подбородок, – кажется, я начинаю понимать их логику. Вероятно, даже с их высокими скоростями было довольно долго лететь до Земли. Они устали. И подумали: людей на земле всё равно аж целых шесть с половиной миллиарда, и каких-то несколько сот тысяч явно погоды не сделают. Так почему бы и не поразвлекаться? По такому случаю даже установки отключили. Чтоб интереснее…

– Поражаюсь, как ты можешь рассуждать так здраво… – почему-то сконфузившись, выдал Чес. – А я вот поддался панике… представляешь? – Парень вздохнул и поднял слегка усталый взгляд на него. Только сейчас Джон, всмотревшись в полутьме в его лицо, увидел, как измученно и болезненно выглядел его водитель; здоровье его поправиться столь быстро явно не могло, а недавние события тоже этому не способствовали.

– Ты выглядишь не очень. Тебе лучше отдохнуть, Чес… – Константин почему-то захотел провести ладонью по его щеке, но после одёрнул себя от столь безрассудного действия. Парень смутился, пожал плечами и хмыкнул. Тем временем какая-то женщина, старше Джона примерно на десять лет, тихо подошла к ним и протянула что-то ему.

– Каждому полагается в день две кружки воды. Это пока… Держите, – голос её звучал робко, а тень скрывала лицо, немного взволнованное. Джон принял пластмассовую кружку и кивнул.

– Спасибо вам, – женщина поклонилась и хотела было отойти, а потом вдруг сказала:

– Я вас помню: я видела вас сегодня, быть может, час тому назад. Вы шли по улице как-то слишком… ярко и вызывающе, – она крупно смутилась и скорее отошла; Константин ничего не ответил, проводив взглядом подол её юбки.

– Ты уже знаменитость, – усмехнулся Чес, покачав головой. Джон ухмыльнулся и сделал пару глотков из кружки, а потом передал её Креймеру.
– Мне-то зачем? – удивился парень. – Это твоё…

– Ты болеешь. Тебе нужно пить воды намного больше, чем две кружки в день. Я перекантуюсь. Пей, – приказным тоном заставил он, и водитель подчинился, выпив всю воду за раз. Джон откинулся головой на стену, стараясь не замечать благодарный взгляд парня. Минут пять они молчали; Константин разглядывал помещение с его темноватой подсветкой, наблюдал за людьми, копошащимися около наспех сколоченных столов. Стив с кем-то там ругался.

– Не успел встретиться со своими? – спросил вдруг Джон, оглядев Чеса. Тот помотал головой, даже ничего не сказав: видно было, что не хотел касаться этой темы; на том разговор и закончился. Джон вновь стал оглядывать помещение: около противоположной стены, ближе к углу, спали люди, накрывшись одеялами с головой; а может, это были раненые. В возникнувшей обстановке остаться целым приравнивалось к чуду. Константин краем глаза заметил, как Креймер потихоньку дрожал, но явно пытался это скрыть.
– Тебя, кажется, знобит, Чес…

– Нет-нет! Всё в порядке!.. – на автомате ответил парень, повернувшись в его сторону и состроив неуместную улыбку. – Всё в порядке, Джон… здесь просто слегка прохладно. – Константин не дослушал его и обратился к какому-то мужчине, сидящему рядом с дверью – видимо, эта и была стража:

– Послушайте, здесь есть лишние одеяла? – мужик перевёл угрюмый взгляд с конца своих сапог на него и бросил:

– Лишних нет. А те, которые были, полагаются в первую очередь детям, – Джон недовольно цокнул и, даже не сделав голос на тон тише, проговорил:

– Чёртовы дети! – поднял с пола своё пальто и аккуратно накрыл им Чеса. – Оно должно быть тёплым. Больше не могу тебе ничего дать, да и ненужно: сильно нагреваться нельзя, – потом приложил ладонь к его лбу, покачав головой. – Горячий… плохо!

Креймер с благодарной улыбкой наблюдал за его действиями, а в конце произнёс:
– Ты так смешно заботишься обо мне… мне кажется, что когда-нибудь ты сдерёшь со своей дочери одеялко и отдашь его мне, если того потребует ситуация, – он усмехнулся, и Джон тоже не смог сдержать смеха. Они долго улыбались и посмеивались, хотя Константин и знал, что в каком-то смысле его поведение безнравственное. Но сегодня – можно; пока длиться эта эпоха истребления, прежние рамки жизни непреклонно рушатся. На данный момент у него есть только один человек, сохранить жизнь которому – чуть ли не священная обязанность. И этот человек – Чес Креймер.

– Который час? – Джон глянул на свои часы.

– Полпятого. Время пролетело незаметно.

– Я слышал, что в пять у нас планировали провести вылазку если не наружу, то хотя бы в оставшуюся часть дома. Отыскать, если остались, ещё какие-нибудь продукты или уцелевшие вещи. Я собирался пойти… – Креймер говорил спокойно, тихо, а глаза его смотрели серьёзно, несколько печально.

– Ну да. Я так и разрешил. Ты останешься. Всё ясно? – приказным тоном говорил он, хмыкая. Парень покачал головой.

– Каждый мужчина обязан пойти в разведку. Пойду и я.

– Разве ты не чувствуешь, что болен? Нет-нет, ты остаёшься. Я за тебя проверю мест в два раза больше, им с этого не убудет. Но только не ты, – Чес почему-то не стал сопротивляться, хотя известно почему: самочувствие и правда было не из лучших. Он тяжко дышал, щёки покрылись нездоровым румянцем. Джон видел это и не знал, как помочь, кроме как отдыхом. Через пару минут он добавил:
– Может, поспишь? Пока время спокойное…

– Может быть, – пожал плечами парень и откинулся на стенку. Через пять минут он мирно посапывал, правда, редко и тяжко выдыхая. В это время Джону предложили скромный обед из чизбургера, картошки и чая; он поел только картошки, да и то не до конца, решив оставить всё остальное Чесу, когда тот проснётся. В остальные полчаса ничего интересного не происходило: в подвале стихло, кажется, наступило подобие сончаса. Ну, хоть дети перестали спрашивать что-либо своими визгливыми голосами… Константин выдохнул и задумался о чём-то своём; изредка комната вибрировала – видимо, сверху бомбили. Один раз трясло сильно, даже штукатурка с потолка посыпалась. Джон побоялся, что Чес проснётся, но тот спал крепко. Он сам с замиранием сердца пытался прислушиваться, куда падали бомбы: было бы не комильфо, если в здание – от него и так рожки да ножки, а еда ещё нужна. А делать вылазку куда-то дальше дома пока не хотелось.
Через некоторое время у двери собралась группа мужчин; Константин встал и подошёл туда же – к нему уже направлялся Стив, который бы навряд ли снизил голос из-за спящего Креймера.

– Мы идём в разведку. Брать всё, что пригодится здесь: еду, вещи, предметы, которые могут понадобиться. И его буди, – Стив кивнул в сторону Чеса.

– Он не пойдёт. Не видишь, что болеет человек? – даже с некоторым раздражением спросил Джон.

– Все мужчины обязаны. Кто будет искать пищу для женщин и детей? Буди, – был непреклонен мужик.

– Из-за одного человека мы явно ничего не потеряем, – Константин обернулся на спящего и, посмотрев на его спокойное лицо, понял, что не допустит того, чтобы Чес пошёл. Стив напрягся, засопел, небольшие его глазки загорелись злобой. Он не хотел сдаваться, и это было видно.

– На каждого здесь был выделен собственный участок и этаж расследования. Таким образом, план рушится, чего не должно быть.

– Ну я, я пойду за него, куда нужно. Есть ещё вопросы? – не услыхав больше ничего, Джон обогнул Стива и направился к двери. Там уже негромко распинался о правилах безопасности какой-то немолодой мужичок. Константин его не слушал, но охотно получил в руки далеко не новый пистолет – какое-никакое, а оружие. В его распоряжении оказались два верхних этажа. Всего пять квартир, потому что шестую завалило. «Чердак» считался самым опасным: не ровен час, как могли скинуть бомбу и угодить прямо туда. Но Джон решил не оспаривать и идти; к тому же, он не понравился Стиву, поэтому отныне всё самое сложное – ему. Ну, по крайней мере ему, а не Креймеру…
Константин обернулся на спящего в последний раз, чему-то легко улыбнулся и направился в открытую дверь. Он вышел не последним, и кто-то за ним громко хлопнул ею; это оказался Стив, в полумраке темноты ухмыльнувшийся. Джон молил Бога, чтобы хлопок не разбудил Чеса, и возненавидел в ту секунду Стива всей своей душой. «Ну ничего, я думаю, мы уже завтра отсюда уйдём. Господи, даже в такой ситуации люди умудряются быть тупыми – когда жизнь висит на волоске и нужно действовать сообща…»
Весь отряд разошёлся, Константин последовал наверх, осторожно ступая по уже разрушенным ступеням.

Пистолет в руке казался непривычным, хотя Джон последние полтора года усиленно занимался стрельбой: ну вот совсем это было не его, совсем. Он чутко прислушивался к звукам извне, но улицы странно молчали, были слышны лишь переговоры наших и шарканье их ног по обвалившейся крошке. Все они рассредоточились по нижним этажам, а Джон пошёл на верхние; приключение обещало быть интересным. Он быстро добрался до десятого – сам даже не ожидал, что это окажется так легко, несмотря на трудности во взбирании. На этаже находились три квартиры, на самой площадке лежал кусок от потолка одиннадцатого; видимо, дальше придётся несладко. Все квартиры были открыты: у одной даже двери не оказалось, а у остальных двух они висели на петлях. Джон начал с самой первой, особенно стараясь не вглядываться в дизайн или обстановку, что очень отвлекало; он тупо обследовал каждую комнату на предмет нужных ему вещей. Каждому ещё в начале дали два огромных мешка; Константин аккуратно собирал еду из почему-то ещё целых холодильников. Квартиры были полуобрушены: обои местами отклеились от стен, штукатурка вся была на полу, столы и шкафы оказались частью поломаны и перевёрнуты. Но в основном ничто не мешало поиску; в итоге он нашёл немного овощей, всяких йогуртов, банку кефира, три замороженных курицы, несколько наборов вилок-ножей, две пачки молока. Больше в холодильниках просто не было – всё вымели подчистую – но Джон посчитал, что для одного этажа это очень хорошо. Однако дальше всё пошло куда сложнее…
Полпроёма оказалось разрушенным, пришлось по обвалинам забираться наверх – все руки после были в ранах и мозолях. Наверху виднелся пролом в крыше; часть обломков валялись хаотично по остаткам лестницы, по полу. Кусочек серого, уже темнеющего неба неприветливо глядел сквозь эту дыру; под упавшими кусками камня была полностью погребена чья-то квартира – в итоге оставалось проверить всего две. На площадке зияла широкая дыра; подойти к квартирам можно было только узким кромкам и очень осторожно. Здесь двери оказались предубедительно прикрыты: Джон понял, что будет нелегко. Он, осторожно балансируя на узкой полоске оставшегося пола, чутко прислушивался к звукам извне и продвигался дальше; вероятность того, что сюда мог прилететь снаряд, был довольно высок – последний этаж, как-никак. К тому же, в это место уже попадало… Но был слышен только гул ветра – одинокий, заунывный, неприятный. И тишина снаружи. Только один раз где-то издали просвистел, кажется, корабль; Константин напрягся, но звук исчез столь же мгновенно, как и появился.

Первую дверь жутко заело, Джон даже отчаялся её было открыть, но последний, ожесточённый рывок решил всё: та поддалась, и он вошёл. Эта комната хотя и была похуже тех, что были на десятом этаже, но среди квартир на одиннадцатом оказалась самой лучшей. Она находилась далеко от места взрыва, но и ей досталось: все окна выбиты, стены потрескались, целой мебели практически не было. Даже холодильник на боку. Продуктов нашлось не так много, в основном полуфабрикаты – это, в общем, тоже хорошо. Тут Джон вспомнил о том, что Чесу желательно бы избавиться от высокой температуры, поэтому порылся в ящиках, нашёл самое простое, что только могло оказаться там – аспирин и прихватил на всякий случай градусник. Удивительно, но тот был цел.
После Константин решил проверить вторую квартиру; в конце концов в ней не нашлось ничего интересного – жильцы вынесли всё, что смогли, а остальное было в разрухе. Этой комнате досталось больше всего: когда он вошёл, то сразу ощутил промозглую прохладу – в стене зияла огромная дыра, где-то в его рост. Полквартиры было полно обвалившимися кусками крыши; Константин смог зайти только в прихожую и гостиную; от кухни не осталось почти что ничего. Джона как будто тянуло к той дыре, что находилась в комнате, и он не смог отказать себе в том, чтобы туда пойти; когда вошёл, холодный ветер хлынул ему в лицо, заставив съёжиться. Он прижался к стене и стал подходить к отверстию – предосторожность нужна была в любом случае. А в возникшей ситуация даже жизненно необходима.

Джон, остановившись около самой дыры, присел на корточки и стал аккуратно выглядывать; на улице было спокойно, лишь дом на той стороне тихо полыхал пламенем да обезображенные трупы не успевших добежать валялись посреди двора, раскуроченной площадки и вздыбившихся глыб асфальта. Откуда-то тянулось облако аж чёрного дыма – кажется, недалеко находился завод, видимо, попало в него. Дальше домов с выбитыми окнами простиралось лишь поле самого что ни на есть настоящего развала; это не нуждалось в описании, да и слова сейчас в голове выплавлялись нелегко – сердце, даже повелителя тьмы, леденил только вид того самого города, в котором он когда-то жил и который за несколько часов превратился буквально в труху. Что будет дальше – было логичным вопросом. Но думать об этом явно не хотелось. Потому что каждый, вплоть до ребёнка, сейчас понимал, что дальше быть лучше уж точно не может…
А Джон смотрел и не мог оторваться. Пофигизм в его сердце постепенно сменялся на что-то другое – более тоскливое, угрюмое, безысходное. Ага, и это он ещё говорил, что равнодушен к происходящему. Впрочем, когда вокруг одна опасность, совершенно нет времени на раздумья, но стоит лишь остановиться на миг, взглянуть, во что превратилось всё, бывшее родным в прошлом, как становилось мгновенно ужасно грустно и отвратительно. Константин упрекал себя, заставлял встать, очнуться, спуститься в безопасный подвал, но не мог: хотелось ещё минуту побыть здесь, посмотреть на эту картину постапокалипсиса из игр, только вживую. Хотелось будто бы выразить сожаление этой минутой молчания – пускай и Ирвайн не был его любимым городом. Однако он встретил здесь свою жену… и не только. «Не только», – почему-то горько усмехнулся Джон и хотел было встать, как некое обстоятельство вновь прижало его к стене.

Где-то слева негромко засвистели двигатели корабля; уже привычный звук. Константин спрятался за камень и стал осторожно выглядывать; гудение приближалось. Наконец молниеносно пролетел корабль куда-то вперёд, скинув снаряд в дом рядом. Взрыв, тряска, густая пыль; даже это здание заходило ходуном, и с него вниз полетели камни. Джона дёрнуло в сторону, и он ударился лбом; благо, пронесло. Он в ту же секунду выглянул и увидал удаляющийся корабль, уже ставший точкой; тот направлялся к центру. Вот кому, значит, теперь несладко. А потом ещё один пролетел справа, далее сверху, ещё пять откуда-то по диагонали, одиннадцать – Джон считал – сверху и десять – с левого бока. Поднялся гул невозможный – сердце на него откликалось с какой-то болью. С такой, вероятно, болью люди прислушивались к свисту немецких истребителей во времена Второй мировой… И тогда Константин не спрашивал себя, скинут ли они на него бомбу или нет; тогда он просто молча наблюдал, думая не о своей жизни, а о многих тысячах тех, кто неудачно вышел, например, за хлебом в соседний магазин. И о тех, кто сейчас жмётся в тесных подвалах там, под многоэтажками, уже обрушенными, и думает, что спасётся, хотя на деле… Не просто так этот рой чёрных точек останавливался там, ой не просто! Джон с горечью вспомнил о Кейт и особенно о Дженни… в ту секунду он стал действительно ненавидеть себя за то, что позволил себе идти сюда, в безопасное место вместо того чтобы помочь хотя бы дочери. Злость на самого себя и на какое-то послабление, на какую-то дерзкую прихоть заклокотало в его душе; он вздохнул, стараясь сделать это спокойно, но в итоге получился прерывистый выдох.

Он вновь будто очнулся. Он будто снова оказался вне чарующего влияния безответственной холостяцкой жизни и понял, что натворил такого дерьма, какого в жизни себе не позволял. И что Чес пытался предостеречь его или достучаться до совести, но он сам был упрям как баран. Джону стало холодно; так бывает при резком, неприятном воспоминании о чём-нибудь. Прошлое слишком вскружило ему голову, не так ли? Но ведь он теперь другой человек, и этот другой человек не мог так запросто забыть семью, кинуть их на произвол судьбы… Сердце холодело, леденело; вместе с тем Константин понимал, что одними унижающими мыслями дело сдвинуть с мёртвой точки нельзя. На этом и порешил завтра с самого раннего утра уйти отсюда. И не то чтобы в подвал офиса, а, скорее, куда-нибудь в место поближе, чтобы навести справки: наверняка в таких крупных объединениях уже прошла «перепись населения». Естественно, глупо тащиться в сам офис, уже давно сравнявшийся с землёй. Или ещё стоящий, но в очень бедственном положении… Был план Б – подобраться ближе к детсаду и во-первых найти дочь. Константин решил обдумать эти два варианта вечером, а пока возвратиться.
Спуститься оказалось не так сложно, хотя создалось такое ощущение, что ступени превратились в ещё большую труху… Далее наконец-таки последовал тёплый подвал, чувство какого-никакого, а дома; Джон вошёл в помещение и тут только заметил, что стало темнее: одна лампа то ли перегорела, то разбилась, видно не было. И на полу под ногами пыль захрустела сильнее прежнего… Всё это говорило о том, что здесь также ощутили силу взрыва рядом, даже больше, чем сам Константин. Джон обеспокоенно глянул в сторону, ища глазами Чеса около стены: тот сидел, полусклонив голову вниз – то ли спал, то ли просто прикрыл глаза, было непонятно. Джон сначала сгрузил мешок рядом с остальными такими же около импровизированной кухни, впрочем, ничем не огороженной, и поспешно пошёл к Креймеру.

Он не стал беспокоить его и просто присел рядом. До него только-только дошло, что всё это время он ходил без пальто, которое отдал Чесу; ну и пусть. Джон откинул голову на стену и стал смотреть на слабо мигающую лампочку. Кажется, ещё немного, и она перестанет гореть. Пока каким-то магическим образом ещё приходит электричество, она будет освещать, а потом… что будет потом? И не только с ней – со всеми ними?.. Они ведь тоже, как эта лампочка, потихоньку угасают. «Нет», – уже твёрдо и давно решил Константин, точнее, не только он: многие тысячи неверующих в упадок цивилизации. Они все давно и упорно говорили «нет», никого не слушая и упрямясь принимать другую точку зрения. И снова Джон был не оригинален… Он горько хмыкнул. Рядом послышался шорох.

– Ты вернулся, Джон. А меня даже не разбудил… – было сказано с мелким упрёком, впрочем, глаза светились благодарностью. Тёплой и слишком неожиданной для возникнувшей ситуации. Константин лишь полуобернулся к нему, но так и не смог оторвать взгляда. Почему-то. Вновь. Что-то было успокаивающее и… даже привлекательное в этом парнишке.

– Ну уж извини, – с явной издёвкой проговорил Джон, потягиваясь. – Как ты, кстати? И да: я принёс тебе некоторые лекарства – самое банальное, что я только мог найти в той разрухе, – пока он копался в карманах и отыскивал аспирин, то каким-то шестым чувством ощущал на себе до черта благодарный взгляд Чеса – так тот смотрел очень часто, особенно в прошлом… как на кумира – и это было вовсе не его преувеличенной оценкой. Кажется, когда-то Креймер и сам признавался в этом, только ему, повелителю тьмы, было тогда плевать. А сейчас?
– На, выпей это. Думаю, аспирин поможет тебе… хоть немного. Ты же вроде поспал… так как самочувствие?

– Уже лучше… – зачем-то прошептал Чес, улыбаясь и беря в ладонь таблетку; Константин встал и быстро принёс воды. Тот её выпил. Джон вновь присел рядом и вздохнул.

– Знаешь что, Чес? Я, когда ходил наверх, смог увидеть нечто подозрительное… – Бывший водитель вопросительно поднял голову. – Я заметил, как эти самые космические корабли летели прямо в центр города изо всех сторон. Их было много: десятки, десятки… Такое ощущение, будто у них там сейчас собрание. Короче, нечто важное тянет их туда… А там моя семья…

– Ходить туда не лучшая затея, – предупредительно высказал Креймер, немного осёкшись и с опаской посматривая на Джона. Тот усмехнулся.

– Да… ходить туда… действительно не очень удачно, – он покачал головой, снова усмехнулся и откинулся, прекрасно понимая, сколь странным кажется напарнику. Чес некоторое время пристально смотрел на него, а потом отвернулся.

– Глупо говорить, что я хорошо понимаю тебя… но я вижу, что ты сильно хочешь сорваться туда и чем быстрее, чем лучше… Правда? – спросил даже как-то весело, будто речь шла об очередном пустяке. О да, Креймер так умел! Джон хмыкнул, усмехнулся, но так и не ответил, одним взглядом выразив согласие и зная, что Чес его и так поймёт. И тот понял, кивнул и немного горько улыбнулся.

– Хочешь отговорить, – уверенно сказал Джон, с усмешкой смотря на него. Тот вмиг посерьезнел.

– Может быть, и хочу. Только никак не смогу. Ты же упёртый баран, который никого и никогда не слушается. Тебе, естественно, виднее. Действуй как знаешь, Джон Константин, – Креймер проговорил всё это слишком просто, без толики эмоций. Слишком, слишком равнодушно… и по фамилии зачем-то назвал. Джон знал, когда так бывает: когда далеко не всё равно. Кажется, Чес такой же упёртый баран, как и он сам…

– Мне всегда интересно твоё мнение. Просто бывают случаи, когда я не могу поступить иначе.

– Можешь, – перебил Креймер, глянув в его сторону сверкающим взглядом. – Можешь, но не хочешь сесть и подумать. Впрочем, решай сам, – вдруг ответил бесстрастно и отвернулся. – Кстати, там уже раздают ужин. Пойдём?

Джону ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Однако зудящая нерешённая проблема, как это обычно и бывает в таких ситуациях, не давала нормально жить; было желание договорить, доспорить, до… «до» чего-нибудь. Но лишь бы то оказалось законченное действие.
Прошёл ужин, дело клонилось к вечеру. В середине проходило собрание: обсуждали дальнейшее планы, запасы, местность вокруг и примерное расположение хоть каких-то группировок людей… Константин послушал пару минут и вскоре отошёл обратно, в их с Чесом угол; паренёк же остался слушать. Джон ясно видел наивность и чрезмерный позитив в планах этих людей; а ведь всё было не просто, ой как не просто! Не существовало рядом никакой огромной и уже обжившейся группировки людей, не было никаких планов по спасению или мощной армии от государства; по-хорошему, не было и государства. А они о чём-то мечтали. Думать надо совсем о другом…
Вскоре вернулся Чес, стал рассказывать об итогах собрания; Джон его почти не слушал, думая о совершенно ином… Часов в десять та же женщина, которая приносила им воду, приволокла матрац. «К сожалению, остался только один». Константин, недолго думая, отдал его Чесу, а сам расположился на своём пальто. Произошло это как-то само собой; Креймер же спорил долго, но против малосговорчивого напарника никакие средства не помогали. Благо, что подушка нашлась – это для Джона уже было хорошо; а одеялом могла служить и вторая половина пальто. Чес устал спорить и решил пойти на поводу. А Константин знал – это такая своего рода благодарность; иначе тот говорить «Спасибо» не мог. И он к этому привык; в чём-то даже это ему нравилось.

Когда погасили свет и пробил час официального сна, Джон услыхал за собой шёпот – Креймер лёг совсем рядом.

– Ты же не спишь… подвинься ближе, чтобы других не будить, – Константин развернулся и подвинулся ближе, аккуратно перетащив пальто. В темноте было жутко не видно, но, кажется, он находился теперь на расстоянии полметра от его лица. Где-то около импровизированной кухни слабо горел светильник, но даже так они находились в темноте; бледные лучи едва доходили до них. Чес впереди виднелся в полумраке.

– И? Чего ты хотел? – Джон прилёг и упёрся на локоть. Креймер, кажется, сложил ладони вместе и подложил их под голову.

– Просто… зачем спать, если всё равно не спится? Можно поговорить… о чём угодно, – Константин едва сдержал смех.

– Ты что, ребёнок что ли? – Ему показалось, что собеседник сконфузился или даже смутился.

– Нет! – прошипел в ответ, а, услыхав тихий смех со стороны Джона, успокоился и, кажется, тоже усмехнулся. – Нет, просто я хотел поговорить… и даже неважно о чём. Знаешь, такое бывает?..

– Бывает, когда вокруг всё сложно… – понимающе кивнул Константин, немного улыбнувшись. – Так становится легче, по крайней мере. Ночные разговоры… а я, честно говоря, никогда не любил.

– Но всё равно не спал. А бессонница лично у меня бывает тогда, когда я не договариваю нечто… пусть и не важное. Нечто нужное, вот, – он замолчал, и Джон замолчал. Последний вообще не знал, о чём говорить: чувство неловкости сковало его всего. На деле же хотелось поделиться многими впечатлениями, но… какой-то барьер мешал. А может и не барьер – просто выдумка?..

– Как твоя рука, кстати? – решил он начать с самого банального.

– Господи, ты до сих пор волнуешься! Я же сказал, что нормально. Буквально задело кожу, не больше…

– Завтра покажешь.

– Вот упрямец!..

– Эй вы, оба, потише там! – раздался громкий шёпот откуда-то недалеко; Чес и Джон прокашлялись и почему-то улыбнулись. Да, они умели послать все правила к чёрту! Константин покачал головой, подумал, что это со стороны будет выглядеть странно, но всё равно пододвинулся ещё ближе, чтобы не будить всех остальных. Теперь лицо паренька оказалось не более чем в десяти сантиметрах от него. Даже чувствовалось дыхание…

– А как в общем состояние?

– Аспирин помог, – Креймер кивнул. – Так что ты планировал завтра?.. Ты, кажется, ловко увиливаешь от этой темы. Просто скажи.

Джон замолк, действительно не зная, что ответить. Он и сам не решил, а за вечер передумал столько разных вариантов, что тупо ткнуть пальцем в один из них было не решением проблемы. Но вопрос стоял ребром: идти или не идти. Точнее, потом в голову пришло, что идти в любом случае пришлось бы, но вот только куда – следующий и куда более сложный вопрос.

– Идти нужно, – на одном дыхании выговорил он, – только вот не к Дженни – это действительно глупая и слишком поспешная идея. Но идти нужно…

– Куда?

– Я и сам бы рад знать, только… – Джон хмыкнул, – мне нужно понять одну вещь: где находятся группы, знающие не меньше, чем мы, а может, и больше?

– Это выяснится только со временем, Джон. Просто так найти интересных нам людей мы не сможем… Если идти некуда, почему бы денёк не продержаться здесь? Тут хорошо, и пока есть еда. А вот послезавтра можно отправляться в путь…

– И я наберу продуктов и вещей – когда ходил на верхние этажи, специально не забирал всё.

– Отлично! Но… – в голос закралось сомнение, – но сможем ли мы так сходу найти то, что нам нужно, а не нарваться на какую-нибудь мину? Один только чёрт знает, что планируют эти твари!..

– Лично я вполне углядел логику их действий. Точнее, план. Им нужны люди, большие скопления людей, чтобы захватить их. Передвигаться нужно, конечно, осторожно, но мы уж с тобой выживем. И не в таком выживали, да, Чес? – Джон попытался усмехнуться, но как-то не получилось; Креймер, кажется, тоже остался безответен и даже грустен.

– Скажи же… – добавил совсем-совсем тихо, так, что Константин его едва услышал, – скажи же, что в Аду было… легче? И менее страшно?..

– О таких вещах нельзя говорить всерьёз что-нибудь определённое. Для каждого – своё. Но лично мне… да, это место как-то роднее. Было бы даже очень круто – я не зря употребил именно это слово, – если бы это был Ад, а не… не эти, – он сделал особенную интонацию на слове «эти», хотя шёпотом это удалось не так хорошо. – В случае с Адом ты хотя бы знаешь, с чем имеешь дело и как можно ему противостоять. Однако здесь… Любое сопротивление бессмысленно, сколько бы люди ни старались. Остаётся лишь выживать, Чес. И мы просто обязаны это сделать.

– Всё это легко звучит… – начал было со вздохом Креймер, но его перебили:

– Знаю-знаю, а на деле дерьмо. Но что поделать? Выжить – ещё не самое сложное, что нам предстоит. Выдержать атаку, собрать все силы, восстановить города и продолжить цивилизацию – вот в чём наша истинная цель. Продолжить человеческий род после этой катастрофы… а это намного сложнее.

– Да-да… только не заглядывай слишком вперёд. Для начала нам бы просто… не сдохнуть, – невесело выдохнул Чес, покачав головой; глаза стали привыкать к темноте, и Константин смог разглядеть его очертания.

– Не сдохнем. Когда бы повелитель тьмы и его водитель сдыхали? Я из Ада выбирался как нечего делать, а ты просто смерть пережил. Не хочется сглазить, но фортуна частенько бывала на нашей стороне.

– А почему молчит Рай? Или почти никак не откликается Ад? – вдруг резко спросил Чес, слегка повысив голос и даже приподнявшись. – Почему ты перестал ощущать их присутствие и якобы потерял все способности? – Джон покачал головой.

– Где-то я слышал одну легенду, правда, считал её всегда глупой. Да и сейчас… стараюсь считать. Но получается всё меньше и меньше, – он старался, чтобы его голос не срывался, но получалось плохо. – Говорят, что одновременное существование мистических сил и внеземных цивилизаций просто не может быть – будто бы они взаимоисключают друг друга. В нашей ситуации всё довольно противоречиво, если верить этому: с одной стороны, Ад и Рай мы с тобой знаем не понаслышке, получается, что все эти космические корабли и разгромы за стеной – миф; с другой стороны – это нашествие мы видели воочию и испытали на себе все самые отвратительные последствия его, получается, в мире не может быть никакой мистики! И всё снова по кругу: мы с тобой в демонах разбираемся даже лучше, чем в людях, мы дотрагивались до них, мы спасались от них, это было нашей работой. Это было, по крайней мере, моим смыслом жизни… Это не может быть огромным глюком! Тогда что?

– Тогда эта теория – просто абсурд! – тихо воскликнул он, дёрнув плечом – Джон усмехнулся: видимо, ему тоже было не очень-то приятно слышать такое. Работа, как ни крути, запала глубоко в сердце, пускай он чаще всего лишь был водителем и скромным наблюдателем.

– Абсурд абсурдом, а вдруг окажется правдой? И мы либо всю жизнь обманывались, либо сейчас по-крупному обманываемся…

– Бред! – прошипел Чес, скрестив руки. – Давай лучше обсудим то, куда пойдём дальше…

– Вперёд, только вперёд. Впрочем, завтра мы ещё обсудим, и я даже постараюсь выведать обстановку снаружи, – Джон поудобнее устроил под головой подушку и улыбнулся, вполне зная, что если Чес не увидит улыбку, то почувствует. Креймер успокоился и лишь хмыкнул.
– Ты хочешь поговорить о чём-то другом, – заверил он.

– Аналогично и ты, – как ни в чём ни бывало заявил водитель; его взгляд наверняка был хитрым в этот момент.

– И о чём же?..

– О многом, Джон. Хотя я и не знаю точно, о чём именно… – немного помолчал, потом продолжил. – Или тебе кажется странным, когда бывшие знакомые, напарники, не видясь три с половиной года, хотят наконец поговорить друг с другом, как это называется, по душам? Точнее, это слово не совсем уместно в нашем случае, но… я надеюсь, основную мысль ты понял. Мне интересно, как ты жил всё это время… Сейчас спокойного времени будет не так много; только перед сном – всё, что у нас осталось, – вздох. Не то чтобы тяжкий, но явно не радостный. Константин чувствовал, что почему-то этот рассказ не слишком-то понравится Креймеру, хотя тому должно быть всё равно. Джон не знал и понимал, что ему и самому отчего-то слова дадутся с трудом. Почему? Неужели говорить о более успешном, чем когда-то, прошлом стало так тяжело? Он добился многого, в разных сферах жизни; а в далёком-далёком прошлом Джон был лишь каким-то жалким повелителем тьмы, без особого статуса в обществе и приемлемых для своего возраста занятий. Но почему говорить-то трудно? «Искусственно» – зачем-то ярко светилось в его голове. И правда, искусственно… то было успешно, но искусственно. А прошлое с Чесом пускай и было безумно, но… приносило сердцу радость. Именно так.

– Многое – понятие растяжимое, – в итоге прошептал Константин, усмехаясь. – Тебе что, интересно, в конце концов, как я женился что ли? – Джон знал, что угадал, поэтому, даже не потрудившись услышать ответ, пересказал довольно банальную историю о себе и о Кейт; честно говоря, с собственных же уст она оказалась ещё более отвратительной, чем была до сих пор. И он понимал, что всё это из-за глупого влияния… по-дурацки, но правда: теперь, проговаривая все эти слова нескладного рассказа, он видел очень чётко, что тогда действовал действительно другой человек. И не от этого становилось страшно, а от другого: повелитель тьмы был рабом. Вот что оказалось труднее всего переварить…

– А друзья? У тебя были друзья? Почему ты не волнуешься о них… – последнее предложение не было вопросом; оно вообще оказалось очень странным. Константин вздохнул.

– У такого, как я, в принципе друзей быть не может. Забыл?

– А семья? – сквозь темноту были видны любопытные тёмные глаза; Джон смотрел в них и не мог оторваться. «А семья?» – спросил он себя сам и конкретно запутался. Действительно, какое место?..

– Ну, семья — это семья. Для меня это другое, нежели чем друзья, – со стороны Чеса послышался смешок.

– Обычно семья – это, во-первых, самые лучшие друзья. Я так считаю, – Константин перевернулся на спину. И не стал спорить. С правдой не поспоришь, и убегать от этой простой истины тоже глупо. На том и закончился разговор; Джон знал, что Креймер сделал какой-то вывод. Какой-то очень умный, но для него самого неизвестный вывод. «Пускай…» Он сам был спокоен и почему-то чувствовал себя удовлетворённым.

– Завтра ты просто обязан рассказать о себе.

– Истиной платишь за истину? Равноценный обмен?

– Нет тут никакого обмена и дурацких заблуждений… Есть только желание узнать. И ничего более, – Чес не ответил. Минуту они молчали. Потом послышался его голос.

– Странный ты человек, Джон. Даже семейная жизнь тебя почти что не изменила.

– Я бы хотел, чтобы она не изменяла меня вообще, – Константин обернулся к нему и ухмыльнулся. Креймер усмехнулся в ответ, а потом перевернулся на другой бок, показывая тем самым, что ночные «посиделки» закончились.

– Странный, странный, безумный ты человек… – доносился шёпот как будто бы издали, – Но я рад, что ты вернулся, странный человек по имени Джон Константин.
И «странный человек по имени Джон Константин» улыбнулся, быть может, впервые искренно. А может, и не впервые – чёрт его знает вообще! Это уже всё было неважно…