Гер­да ку­рит на бал­ко­не под пес­ню «David Bowie — Heroes» и вспо­мина­ет вес­ну, что пах­нет зна­комс­твом с ним. Та вес­на, что не­ожи­дан­но стол­кну­ла ее с Ка­ем ос­та­нет­ся в па­мяти с хо­рошим са­унд­тре­ком, вку­сом шам­пан­ско­го на гу­бах и нес­бы­точ­ны­ми на­деж­да­ми. С Ка­ем они прос­то друзья. Да-да. Сто­ит на­поми­нать об этом по­чаще, ку­та­ясь в его джем­пер, за­бытый на ко­моде в спаль­не, и не пред­став­лять, что сей­час он об­ни­ма­ет Ко­роле­ву.

На язы­ке гор­чит ос­тывший ко­фе и оби­да, а гор­ло сжи­ма­ет­ся от не­дос­ка­зан­ных слов. Гер­де не сто­ит мол­чать, по­ра бы на­учить­ся го­ворить Каю о том, как по­рой бы­ва­ет боль­но от его слов.

Гер­да за­кури­ва­ет оче­ред­ную си­гаре­ту и кри­вит­ся — дым щип­лет гор­ло. Она прос­ти­ла его не­любовь и не за­была, что на кры­ше цве­тут их ро­зы. Де­ла­ет за­тяж­ку и ду­ма­ет о том, что дол­жна по­пытать­ся на­учить­ся жить без не­го. Гер­да слиш­ком быс­тро при­выка­ет к лю­дям, впус­ка­ет их в свою жизнь, а по­том они — вот не­год­ни­ки! — ис­че­за­ют.

Кай пи­шет о том, что Гер­да опять не пра­ва. Не нуж­но в их от­но­шения вме­шивать Ко­роле­ву. Гер­да кри­вит гу­бы в улыб­ке — ведь ей сов­сем не боль­но! — и на­бира­ет еще раз: «Из­ви­ни».

Его джем­пер дав­но не хра­нит ни его за­пах, ни его теп­ло и во­об­ще про­питан си­гарет­ным ды­мом. За бал­конным ок­ном хо­лод­ная ночь и Гер­да прод­рогши­ми паль­ца­ми пи­шет сно­ва и сно­ва: «Из­ви­ни, Кай».

Ее «из­ви­ни» по­вис­ло в воз­ду­хе. Кай не от­ве­ча­ет, Гер­да нер­вно ку­рит и смот­рит на оди­ноко го­рящее ок­но в до­ме нап­ро­тив. Кто-то та­кой же оди­нокий, как и она не спит.

Прод­рогшие паль­цы не сра­зу по­пада­ют на нуж­ные кла­виши, гу­бы шеп­чут сло­ва, что она пы­та­ет­ся на­писать Каю.

«Ес­ли я те­бе не нуж­на — прос­то ска­жи».

Кай дол­го не от­ве­ча­ет, а ког­да за­вет­ное со­об­ще­ние при­ходит, Гер­де лег­че не ста­новит­ся. Он не­лепо ухо­дит от от­ве­та.

Гер­да при­кусы­ва­ет гу­бу.

Друзья не рас­тво­ря­ют­ся во вре­мени, они прос­то ру­шат, то, что есть. И Гер­да в этом от­лично пре­ус­пе­ла. Мо­жет да­вать мас­тер-клас­сы или чи­тать лек­ции на эту те­му в уни­вер­си­тете.

Боль рав­но жизнь.

Это ле­то гор­чит на язы­ке, си­гарет­ный дым за­бива­ет лег­кие и пос­леднее «из­ви­ни» не спа­сет ни­чего. В ка­кой-то мо­мент Гер­де ка­жет­ся, что и спа­сать не­чего. У Кая всег­да бу­дет Ко­роле­ва, а у нее нет да­же ко­та.

— Мы всег­да бы­ли прос­то друзь­ями. — На­поми­на­ет се­бе Гер­да и хва­та­ет­ся за еще од­ну си­гаре­ту.

«Ес­ли я те­бе не нуж­на — шли мно­гото­чие».

Кай сно­ва мол­чит.

Это ле­то за­пом­нить­ся жар­ки­ми дня­ми и не­выно­симо хо­лод­ны­ми — оди­ноки­ми — но­чами, не­допи­сан­ны­ми от­че­тами, по­херен­ной ра­ботой в сто­лице и Ка­ем, что ее не лю­бит и, ко­торый слиш­ком чу­жой, что­бы ее об­ни­мать.

Гер­да пи­шет ему пос­леднее со­об­ще­ние и ста­вит точ­ку в их не­до-от­но­шени­ях. Лег­че не ста­новит­ся. Она по­рыва­ет­ся уда­лить его но­мер, но ка­кой в этом смысл, ес­ли зна­ет его на­изусть?

Гер­да зна­ет, что это ко­нец. Ни­чего не спас­ти. Она слу­чай­но — или же нет? — ста­вит точ­ку.

Гер­да зна­ет, что осень бу­дет за­кута­на в си­гарет­ный дым, при­сыпа­на ус­по­ко­итель­ным и чу­жими ру­ками, что бу­дут ее об­ни­мать.

Эта осень бу­дет са­мой хо­лод­ной из всех.

Эта осень прой­дет с хо­лод­ны­ми ру­ками; без Кая их не­кому греть. Не то что­бы он час­то ее сог­ре­вал.

И, ес­ли чес­тно, Гер­да прос­ти­ла бы его гор­дость, не за­день Кай ее.