Вокруг было темно. Безликая и всепоглощающая темнота. Она была настолько вязкая и липкая, что сознание невольно тонуло в ней, медленно погружаясь всё глубже и глубже, словно в болотную трясину. На самое дно, где царил мерзостный запах гнили и разложения...

— Где я? — прошептал детский голос.

— Это Пустота, мой мальчик, — донеслось откуда-то из глубин мрака.

Он ощущал чьи-то взгляды. Чувствовал незримое присутствие кого-то ещё. Но увидеть своего собеседника, иль почувствовать его местонахождение, он не мог. И сжавшись в комок, словно запуганный зверёк, он тщетно пытался разглядеть хоть что-нибудь в кромешной темноте.

— А кто я? — тихо шмыгая носом, вопросил он, обращаясь к незримому собеседнику.

— Ты – Сон, — равнодушно ответила Тьма.

— А чей я сон? — сглотнув внезапно подступивший к горлу комок, несмело спросил мальчик.

— Я не знаю. И никто из нас не знает, — холодно произнесли из глубин темноты, — Но у тебя есть великая сила. Будь осторожен. Не заигрывайся.

Обладательница холодного и пугающего голоса исчезла. Она просто ушла. А вслед за ней ушли и другие, словно повинуясь незримому приказу своей хозяйки. И едва различимый шелест шагов Тьмы медленно затих где-то далеко–далеко. А мальчик вновь остался один. Совсем один. В этой кромешной темноте...

Как он догадался, что вокруг никого не осталось? Он не знал. Может из-за того, что со временем он перестал ощущать чужие взоры, устремлённые на него сквозь плотный полог Тьмы? Может быть. А вслед за его незримой собеседницей исчезли и звуки. Ужасающее безмолвие этого места нарушал лишь безумный стук детского сердечка, да тяжёлое дыхание мальчика.

Медленно опустившись на землю, он, всхлипнув, уткнулся носом в собственные коленки. Обхватив голову руками, мальчик отчаянно пытался сдержать рвущиеся наружу слёзы. Его голова буквально раскалывалась от боли, грозясь разлететься мириадами осколков. Темнота давила на него. Давила со страшной силой, словно желая переломить хрупкое детское тельце, сжав его в удушающих объятиях одиночества и тишины. Это было невыносимо.

Он не знал, как долго просидел на земле. Ведь в этом мире не существовало ничего. Даже само Время, покинуло темноту, оставляя мальчика наедине с одиночеством и пустотой. Его терзали противоречивые мысли. Он не знал, как быть. Не знал, что ему делать. И не знал, куда идти...

Было страшно. Страшно даже пошевелиться. И чем дольше он сидел на земле, тем страшнее ему становилось. Но в какой-то момент мальчику удалось совладать со своими страхами и, он несмело поднялся на ноги...

Бесцельно блуждая по бескрайним землям Тьмы, он то и дело опасливо озирался по сторонам, боясь, что вот–вот кто-нибудь набросится на него. Но вопреки его ожиданиям вокруг не было ничего. И одиночество по-прежнему оставалось его единственным спутником, сопровождающим повсюду, где бы не вступила его нога.

Не разбирая дороги, не видя, куда он идёт, мальчик внезапно натолкнулся на незримую преграду. Ощупывая руками холодную стену из мрака, он с криком принялся бить в неё кулаками. Обезумев и отчаявшись, он желал лишь одного – выбраться из этого неприветливого края. Покинуть это проклятое место. Уйти и никогда сюда не возвращаться.

Стоявшая пред ним стена, внезапно покрылась чем-то тёплым и липким. Почувствовав, как на него наваливается усталость, наливая всё тело свинцом, мальчик с утроенной силой набросился на преграду.

— Отпусти меня! Ааааа! Отпусти! — охрипшим от слёз голосом, завопил ребёнок.

И вдруг, неподатливая стена тихо вздрогнула...

«Она преодолима!» — эта мысль яркой звездой вспыхнула в детском сознании.

Осыпая преграду настоящим градом отчаянных ударов, мальчик стремился пробиться сквозь стену. Разбивая собственные руки в кровь, он всё чаще замечал, как по холодному и липкому камню змеятся маленькие трещинки, сквозь которые пробивалось призрачное сияние. Превозмогая усталость, невзирая на острую боль и собственный страх, он не отступал. Ни на миг не прекращал своих безумных попыток разрушить границы Тьмы.

Окончательно выбившись из сил, он всем своим телом прижался к стене, попытавшись предпринять ещё одну попытку разрушить её. Но руки больше не поднимались. И ноги предательски задрожали. Он был больше не в силах стоять, и медленно опустился на землю.

— Как же мне отсюда выбраться? Скажи мне, Тьма! — устало закрывая глаза, прохрипел мальчик, глотая собственные слёзы.

Но ответа не последовало. Он всё так же оставался один. Совсем один, запертый в этом проклятом и всеми забытом месте.

Тяжело дыша, он попытался успокоиться. Взять себя в руки, унять предательскую дрожь во всём теле. Но страх крепко держал его за горло. И сердце стучало так бешено, что с каждым новым ударом оно больно врезалось в рёбра, словно желая выбраться наружу, пробивая себе путь сквозь кости и плоть.

Он не понимал сколько времени уже прошло. Не знал, как долго сидит на земле, прижавшись спиной к холодной стене. Он даже пытался следить за временем, отсчитывая удары собственного сердца. Но уже после пяти тысяч он сбился.

— Пожалуйста... Спасите меня... Пожалуйста... — взмолился мальчик, заскрежетав ногтями по шероховатой поверхности чёрной стены.

Откуда-то издалека донеслись едва различимые звуки. Шум, который досель ему не доводилось слышать. Они исходили откуда-то из-за стены, отделявшей его от объятой светом неизвестности. Замерев, он отчаянно вслушивался в тишину этого мира, стараясь различить, что происходит по ту сторону границы. Но даже перестав дышать, он не смог понять, что творилось за стеной.

Кое-как поднявшись на ноги, он с размаху ударил по стене. Раз. Два. Три.

Трещин, сквозь которые пробивался неясный свет, становилось всё больше. Но этого было недостаточно. Стена по-прежнему стояла, скрывая за собой нечто яркое и тёплое. Нечто неизведанное и столь желанное...

Отступив на несколько шагов, ребёнок стиснув зубы, завопил, бросаясь на преграду. Больно врезавшись плечом в потрескавшуюся поверхность стены, он невольно отшатнулся в сторону, шипя от боли. Но и это его не остановило. Справившись с приступом боли, он вновь принялся таранить проклятую границу. И с каждым новым ударом свет становился всё ярче и ярче. А звуки чуть громче и отчётливее.

Воодушевлённый своей крохотной победой, мальчик не на секунду не останавливался. И упорно продолжил штурмовать неприступную крепость. И после очередного удара, когда он задыхаясь от боли, нетвёрдой поступью отступил назад, его затуманенный взор наткнулся на самую большую и глубокую трещину в стене. Из неё лился свет. Такой тёплый и успокаивающий. Такой родной... Такой прекрасный...

Вцепившись в острые края окровавленными пальцами, он с невообразимым усилием потянул на себя, норовя вырвать хоть один кусочек из треклятой границы. Но ослабевшие пальцы то и дело соскальзывали. Каменные крошки до боли врезались в плоть, разрывая кожу и оставляя на поверхности стены неровные полосы крови.

Глубоко вздохнув, мальчик рухнул на колени. Он, словно зачарованный, смотрел, как в неясном свете блестела тёмно–алая кровь, уродливыми пятнами покрывающая холодный камень границы. Он так сильно желал выбраться из темноты, что не жалея себя самого, подобно бабочке, бьющейся о стекло, после кратких заминок, вновь отчаянно врезался в преграду.

Передышка, длиною в три тысячи шестьсот сорок два удара, для него пролетела мгновенно. Будто её не было вовсе. Но даже так, зная, что все его усилия тщетны, и предчувствуя, что это будет его последняя попытка, мальчик упрямо поднялся на ноги.

Собрав остатки сил, он в последний раз ринулся в бой, нанося ненавистной преграде удар... И стена дрогнула. В призрачном свете чёрный камень опутали мириады змеящихся трещин, и спустя сто три удара сердца, ранее непреодолимая граница рухнула, осыпаясь на землю тысячами блестящих иссиня–чёрных осколков...

Из образовавшегося пролома хлынул ярких свет, ослепивший мальчишку. Прикрывая глаза окровавленными руками, он несмело шагнул в проход, навсегда покидая безликое и безмолвное царство Тьмы...

Вокруг кипела жизнь. Повсюду был свет, казалось, что из него было создано всё: земля, небо, деревья, животные, птицы – всё пестрело яркими и насыщенными цветами. Цветами свободы. Цветами жизни.

Восторженно раскрыв рот, и во все глаза глядя на буйство цветов и красок, мальчик, будто под гипнозом, шёл вперёд, уходя всё дальше и дальше, в самую глубь многоцветного и ослепляющего мира.

Он долго бродил по прекрасным садам, берегам морей и океанов, диким лесам, шумным деревням, многолюдным городам и безлюдным пустыням. И чем больше он видел, тем сильнее ему хотелось остаться в столь прекрасном и неповторимом мире...

— Ты кто таков будешь?

Услышав позади себя чей-то голос, мальчик аж подпрыгнул, и резко обернувшись, выставил руки руки.

— Я не вернусь обратно! Я никому не буду мешать! Я просто хочу увидеть новый мир! — попятившись, воскликнул он.

Он отступал, и стараясь не выпускать неизвестного ему мужчину из поля зрения, медленно двигался в сторону спасительно леса.

— Я и не собираюсь тебя выгонять, — недовольно нахмурившись, проворчал незнакомец, — Всего лишь спросил твоё имя.

— Но я его не знаю... — растерянно прошептал мальчик, на миг останавливаясь на полпути к лесу.

— Как это не знаешь? Разве люди не дали тебе имени? — недоуменно вскинув брови, спросил мужчина.

— Я их раньше никогда не видел... Я долго был совсем один... Там... В темноте... — рукой указав куда-то в сторону, тихо всхлипнул мальчик.

Незнакомец остановился. Он смотрел прямо в глаза ребёнку, словно змей, гипнотизирующий свою жертву зачаровывающим взглядом. Но в его взоре не было и намёка на угрозу. Лишь непонимание. И даже некое подобие сожаления.

— Ты должен создать собственный сон. Собственный мир, — наконец, нарушив неловкое молчание, произнёс незнакомец.

— А как это сделать? И придут ли туда люди? — изумлённо воскликнул мальчик, осторожно прикрывая ладошкой рот.

— Если ты сможешь их заинтересовать, то люди обязательно придут.

— И они останутся со мной навсегда? — радостно возопил ребёнок, невольно сделав пару шагов навстречу мужчине.

— Нет. Но ты больше не будешь так одинок, — покачав головой. ответил незнакомец.

— Правда? Спасибо! — и больше не сказав ни слова, он стремглав побежал через лес, уходя как можно дальше туда, где он смог бы построить собственный мир.

Так в полубезумном сознании мальчика родилась заветная мечта – сотворить мир, откуда никто не захочет уходить.

«Я дам людям возможность создать свой мир, и тогда они останутся со мной навечно...» — с улыбкой подумал ребёнок, поднимая свой взор к небесам.

Поджав тонкие губы, он остановился перед проломом, внутри которого клубилась тьма. Чтобы создать собственный мир, ему придётся вернуться. Необходимо преодолеть собственный страх. Ради мечты. Ради будущего. Ради себя. Он вновь окунётся в безликую темноту. И теперь он знал, что ему делать.

Глубоко вздохнув, мальчик твёрдым шагом пошёл в разлом...

— Добро пожаловать в мой мир. Мою «Страну Чудес»! — весело рассмеявшись, закричал он, разгоняя мрак, и наполняя пустоту яркими красками...

— Что это за место? — зажмурившись от яркого света, прошептала девушка.

— Вот сама и узнай, — хихикнул мальчишка.

Отступив на пару шагов, девушка невольно вскрикнула, когда позади неё раздался детский голос.

Он спокойно сидел на покрытом пушистым мхом камне, болтая босыми ногами. В глубине его лазурных глаз плясали озорные огоньки, завораживающие своим неповторимым танцем. С улыбкой взирая на гостью, мальчик вдруг щёлкнул пальцами и, указав куда-то в сторону леса, расположившегося на востоке, продолжил:

— Ты моя первая «Алиса». А потому я дам тебе власть сотворить собственный мир. Собственную историю.

— Что всё это значит? Отвечай! Немедленно! — раздражённо воскликнула она, нетерпеливо притопнув ножкой.

Мальчик лишь громко рассмеялся. Схватившись за живот, он повалился на спину, заливаясь веселым хохотом.

— Не испытывай моего терпения, наглец. Лучше отвечай на вопрос. По-хорошему, — сощурившись, подобно готовой к броску гадюке, сквозь зубы процедила «Алиса».

— Ах-ах, какая грозная. Какая страшная, — передразнивая собеседницу, пролепетал мальчишка.

Вскочив на ноги, он уперев руки в бока, смерил гостью угрожающим взглядом. В голубых глазах ребёнка отчётливо виднелась небывалая сила, и это не могло оставить равнодушным. Поперхнувшись собственной гневной тирадой, девушка замолчала.

— Покуда ты здесь — твоя власть безгранична. Лишь ты сама способна ограничивать себя. Но не тут, — указав на грудь собеседницы, равнодушно произнёс мальчик, — А здесь. Это твоё оружие. Лишь воображение поможет тебе в этом мире, — указательным пальцем постучав по виску, после краткой паузы добавил он.

— И что всё это значит? — чуть успокоившись, вопросила «Алиса».

— Со временем разберёшься, — со скучающим видом отозвался мальчишка, — А сейчас тебе лучше поспешить.

Ловко спрыгнув к валуна, он просто растворился в воздухе, не успев даже коснуться земли.

— Глупость какая-то, — замотав головой, так, что огненно-рыжие кудри хлестнули её по щекам, гневно фыркнула девушка.

Она стояла посреди цветущего поля, примыкающего к небольшому перелеску. Вокруг не было ни души. Только тихая перекличка маленьких птиц, да жужжание пчёл, роящихся над пёстрыми полевыми цветами. Где-то неподалёку журчал ручеек, берущий своё начало у небольшого родника, бьющего в толстенных корнях раскидистого дуба.

Куда идти, а главное, зачем? Девушка не знала. Но оставаться посреди безлюдной поляны ей не хотелось. На первый взгляд тихий и умиротворяющий пейзаж угнетал её. Она не привыкла к долгим прогулкам на природе. Да и пышное яркое красное платье, с кружевными оборками и туго затянутым корсетом — не самый подходящий наряд для прогулки.

Постояв ещё немного, Алиса всё же решилась пойти в сторону леса, темнеющего на востоке. Она искренне надеялась, что по дороге ей встретится хоть какая-нибудь захудалая деревушка, где она сможет узнать, что это за место такое, и куда ей, собственно, идти дальше.

Миновав цветущую поляну, девушка вышла на слегка затопленную ручьём дорожку, петляющую и перемежающуюся с другими, более узкими и заросшими вьюнками тропками. Острые каблучки то и дело увязали в мягкой земле, заставляя Алису сбавлять темп и идти медленнее. Белоснежные кружева, опоясывающие пышный подол алого платья превратились в грязные и мокрые тряпки, непривлекательно свисающие и волочащиеся по земле. О том, что случилось с замшевыми туфельками, было лучше не думать вовсе. Под ногами всё хлюпало и чавкало.

Но вот, заболоченная местность наконец-то закончилась, и затопленная ручьём тропа плавно перешла в хорошо протоптанную дорогу. Осторожно спускаясь с небольшого холма, густо поросшего клевером, девушка раздражённо отдёрнула подол своего платья.

— Как же мне всё это надоело-то! — буркнула Алиса, остановившись перед крутым подъёмом на ещё один зеленеющий травами холм.

Устало опустившись на землю, она с отвращением сбросила с себя насквозь промокшую обувку. К тому времени солнце уже давно миновало зенит, и на смену удушающей летней жаре, пришла лёгкая прохлада. Слабый ветерок, вальяжно гуляющий меж холмов, лениво трепал роскошные рыжие локоны, заботливо обдувая разгорячённую кожу. Блаженно вздохнув, девушка придирчиво оглядела себя, в который раз отмечая, что её любимое платье совершенно не годится для прогулок по бездорожью.

Украдкой стерев одинокую слезинку, медленно скатившуюся по румяной щеке, она стиснув зубы ухватилась руками за подол своего платья и, с усилием потянув, неаккуратно надорвала кружева. Стараясь быть, как можно более осторожной, чтобы не причинять платью излишнего ущерба, она разорвала неширокий атласный поясок, удерживающий верхнюю часть пышной юбки. Ткань далеко не сразу поддалась, стойко выдерживая все издевательства. Но спустя минут десять девушке всё-таки удалось отделить юбку от корсета. Избавившись от подола, девушка кое-как ослабила шнуровку своего корсета, и не долго думая избавилась от оного. А затем, рыбкой вынырнув из плена шёлковой юбки, она с тяжёлым вздохом улеглась на травяной ковёр.

Теперь-то идти станет легче, ведь избавившись от лишнего груза ткани и ненавистного корсета, девушка осталась в простом льняном сарафанчике, служащем основой её пышного платья, скрытого за обилием кружев и пёстрых шёлковых юбок.

— Как я устала... И есть хочется... — глядя на лениво плывущие облака, негромко произнесла Алиса.

Услышав в животе жалобное урчание, девушка села.

— Надо бы поторопиться, — подбадривая себя, сказала она и, поднявшись на ноги, продолжила свой путь.

Вскоре полянки и травяные холмы сменились еловым редколесьем, медленно переходящим в сосновый бор, который издалека показался ей совсем уж мрачным и жутким.

Осторожно ступая по мягкому покрову мхов, Алиса старалась идти строго придерживаясь тропы, и сходя с неё лишь для того, чтобы обойти ямы и острые камни, изредка торчащие из плотного ковра высохших сосновых иголок. Густой и непролазный лес, казалось, никогда не закончится. Сколько бы девушка не шла вперёд, а он всё никак не кончался. Исполинские сосны угрюмо взирали на босую путницу и, словно бы в насмешку, негромко шуршали верхушками.

Идти становилось всё тяжелее. Извилистая тропа то пропадала, скрываясь в густых и непролазных кустарниках, то вновь появлялась, петляя меж высоких деревьев. Солнечный свет с трудом мог пробиться сквозь густые кроны, из-за чего в лесу воцарились сумерки. Оставаться здесь на ночь, Алиса категорически отказалась. А потому её краткие передышки становились всё реже и реже.

Страх оказаться один на один с диким зверьём, обитающим в лесу, неумолимо гнал её вперёд. Будь у неё с собой хоть какое-то оружие...

Она давно уже перестала обращать на боль в ногах и усталость во всём теле. Она не замечала, как хрустящие сосновые иголки неприятно покалывали тонкую кожу ступней. И больше не чувствовала, как ветки кустов цепляются за подол её платья. Она даже позабыла о голоде. Всё, чего она сейчас хотела, так это поскорее выбраться из леса.

И когда впереди наконец-то стало чуточку светлее, Алиса немедля ускорила свой шаг. Последние несколько сотен метров она бежала, с шумом и треском проламывая себе дорогу сквозь колючие кусты. Миновав очередной непролазный кустарник, она выскочила на широкое пшеничное поле.

Солнце неторопливо уходило за горизонт, окрашивая небеса в багрянец. А там, за полем, уже виднелись тонкие струйки сизого дыма, вырывающиеся из каменных труб невысоких крестьянских домишек.

— Слава Богу! Люди! — радостно воскликнула девушка, стремглав побежав через поле.

Тяжело дыша, она бежала сквозь пшеничное поле. Золотистые колосья больно хлестали её по лицу, но, казалось, что она даже не замечала этого. От радости она позабыла и об усталости, преследовавшей её весь путь через лес. И ей хотелось, как можно быстрее оказаться в деревне, где она могла бы рассчитывать на горячий ужин и кров...

Огибая небольшой холм, с которого неторопливо спускались изредка мычавшие коровы, девушка столкнулась с зазевавшимся парнем...

— Эгей! Оглашенная, смотри куда прёшь! — звучно приземлившись на землю, недовольно гаркнул он.

— А ты ворон не считай! Тогда и падать не будешь, — огрызнулась Алиса, потирая ушибленный лоб.

— Ишь дерзкая какая, — усмехнулся парень, — Кто такая будешь?

— Много ты вопросов задаёшь, болтун. Иди куда шёл, покуда целый, — исподлобья взглянув на собеседника, раздражённо бросила девушка.

Сочтя разговор оконченным, она вскинув подбородок, демонстративно прошла мимо развалившегося на траве парня. Однако тот ей этого не позволил.

— Отвечай, когда спрашивают, глупая девка! — подорвавшись с земли, зло крикнул он, хватая девушку за запястье.

— Убери от меня свои грязные руки! — прошипела Алиса, попытавшись отдёрнуть руку.

Но парень оказался сильнее. И вырваться ей не удалось. А тот, не долго думая, лишь сильнее сжал пальцы на девичьем запястье, а затем, в одно мгновение, с силой потянул её на себя. Не удержавшись, девушка по инерции врезалась в широкую грудь обидчика. Оказавшись в его объятиях, она с отвращением отвернулась. От парня сильно разило перегаром и потом.

— Да ты не кричи. Больно-то не будет, — похабно ухмыльнулся парень, сделав попытку залезть ей рукой под юбку.

Стиснув зубы, она упёрлась ладошками ему в грудь и, с размаху ударила его коленом в пах. От неожиданности и боли он вскрикнул. Пытаясь сдержать внезапно нахлынувшие слёзы, он отпустил девушку и, схватившись руками за «рану», медленно осел на землю.

— Да ты не кричи. Больно-то не будет, — злорадно посмеиваясь, передразнила Алиса, гордо возвышаясь над колено преклонным обидчиком.

— Сука! — сквозь зубы процедил парень, корчась от боли.

— Ха! — победно воскликнула девушка и, влепив обидчику звонкую пощёчину, после чего, с чувством выполненного долга, она продолжила свой путь

Старательно обходя лениво бредущих коров, девушка сама не заметила, как оказалась на окраине захудалой деревушки.

Селение оказалось не совсем таким, каким она его себе представляла: покосившиеся бревенчатые домишки, крытые немного подгнившей соломой, неаккуратные, а местами и вовсе разломанные ограждения из заострённых кольев, размытая и усыпанная коровьим навозом дорога, переполненные сточные канавы, откуда доносилась тошнотворная вонь испражнений и отходов. В целом, картина была не просто удручающей, а отвратительной.

А ведь детстве ей казалось, что у крестьян весёлая и беззаботная жизнь. И было даже время, когда она мечтала о побеге из родного поместья и простой незатейливой жизни где-нибудь в деревне, где люди будут ценить её не за титул и родословную, а просто за то, что она есть на этом свете. Но с возрастом эти глупости вылетели у неё из головы. Да и как ни крути, а себе не изменишь. И как бы ты не желал променять богатства и власть на свободу, а с головой погрузиться в жизнь простого народа не удалось ни одному аристократу. И девушка не стала исключением.

Презрительно морща носик и, стараясь не вляпаться босыми ногами в свежий навоз, она медленно шла по дороге, по щиколотку утопая грязи. Местное население, казалось, вовсе не замечало чужеземку. А может им было просто наплевать. Кто знает, но за всё время её пути, никто так и не окликнул девушку.

Со стороны было видно, что крестьяне живут не просто бедно, а ещё и впроголодь. Даже гнусаво подвывающие дворняги, и те внешне выглядели, словно обтянутые шерстью мумии. Вокруг каждого дома витала отчётливо осязаемая аура безнадёжности и отчаяния. И от этого девушка невольно передёрнула плечами, попытавшись сбросить наваждение.

Выйдя из-за угла очередного ветхого домишки, девушка стала невольным свидетелем разговора между сборщиком налогов, если судить по безвкусной, но дорогой одёжке и внушительному пивному пузу, и старостой деревни, опять же если судить по небогатому, но достаточно опрятному внешнему виду.

— Ну-с, вот и пришло время, — потирая ладони, прогнусавил толстяк, — Так сказать, деньги-то счёт любят.

— Но милсдарь, не далече, чем пару недель назад мы уже заплатили и оброк и налог, — немного помявшись, ответил староста, опасливо покосившись на стражника, стоявшего подле сборщика.

— Так ведь налоги поднялись. Али вас не предупреждали, что отныне налог будет взиматься дважды за месяц? — недовольно сдвинув тонкие брови, равнодушно вопросил толстяк.

— Как дважды за месяц? — удивлённо охнул староста, невольно раскрывая рот.

— А вот так. Нынче времена тяжёлые. Да и не спокойные, — ничуть не смутившись, пробурчал сборщик, — И гарнизон содержать стало дорого. Да и вас оглоедов пока дождёшься, с голоду помрёшь.

Говоря всё это, сборщик налогов без особого интереса разглядывал запачкавшиеся носки своих кожаных сапог. В то время, как несчастный староста аж побелел, аки мертвец восставший, когда услыхал известия о повышении налогов.

— Милсдарь, смилуйтесь. Нам и самим-то есть нечего. Детишки того и глядишь помирать с голоду начнут... — заламывая руки, начал было староста, но молчаливый жест сборщика заставил его умолкнуть.

— Ваши проблемы не касаются лорда. Али ты, деревенщина вздумал против закона пойти? — жестко отрезал толстяк, опасно сощурившись.

— Христа ради, милсдарь, я против закона ни-ни. Ни в жизнь, — замотал головой староста, аж перекрестившись с испугу.

— То-то же, — погрозив крестьянину пальцем, усмехнулся сборщик.

Глядя на всё это безобразие, девушку аж перетряхнуло от отвращения. Мелкий дворянский лизоблюд, безбожно запугивающий несчастных крестьян, вызывал тошноту и отвращения. А эти тонкие усики... Одним словом он больше всего напоминал жирного таракана. Даже эти маленькие карие глазки, выдавали в нём бесхребетное насекомое, прячущееся за спинами стражников и указами лорда.

— Эй, ты! Да, ты! Тебе говорю, — не выдержав, окликнула девушка, указав пальцем на толстяка, — Тебе ж ясно сказали, что нечем платить. Или ты совсем идиот?

— Какая наглая девка, — презрительно скривив губы, пробурчал сборщик.

Подав стражнику некий сигнал, он в ожидании зрелища скрестил руки на груди. А сам стражник, повинуясь молчаливому приказу, пошёл навстречу шлёпающей по грязи девушке.

Но вопреки ожиданиям толстяка, она не испугалась ни угрожающего вида стражника, облачённого в лёгкие доспехи, ни алебарды, хищно блестевшей в его руках. Наоборот, уверенность, с которой она шествовала, будто реинкарнация Жанны Дарк, на мгновение заставила стражника сбавить шаг.

Быстро сокращая расстояние, отделявшее её от стражника, заступившего ей дорогу, Алиса сжала кулаки.

— Помилуйте, милсдарь! Не губите кровиночку горемычную! — взмолился староста, рухнув перед толстяком на колени, — Ото племянница моя. Блаженная она, непутёвая совсем! Не губите, милсдарь!

От неожиданности девушка застыла, аки вкопанная, так и не дойдя до стражника каких-то десять шагов. Она никак не ожидала, что староста вдруг падёт на колени перед этим насекомым, да ещё и станет молить того, дабы он пощадил её.

— Блаженная говоришь? — брезгливо отшатнувшись от колено преклонного старосты, недоверчиво переспросил сборщик.

— Как есть блаженная, милсдарь! Как есть. Вот вам крест, милсдарь! — не поднимаясь с колен, затараторил староста, демонстративно перекрестившись.

— Что ж ты её под замком-то не держишь? Вдруг это заразно? — искоса поглядывая на Алису, спросил толстяк.

— Дык, она скот пасти ходила. Так сказать, от людей подальше, — не раздумывая ответил староста, — Поди сюда, Аглая. Поди сюда!

Поманив девушку рукой, он скорчил ей зверскую рожу, мол, иди сюда, блаженная, покуда голова на плечах.

Удивлённо взирая на старосту, девушка неторопливо подошла к нему поближе. А то, не сказав ей ни слова, потянул её за подол платья и заставил опуститься на землю.

— Не губи, милсдарь! Она ж не со зла. А по неразумению! — заставляя девушку склонить голову, взмолился староста.

— Пущай живёт. Не хочу, чтобы в меня потом люди пальцем тыкали, мол, о блаженную сталь замарал, — с презрением выплюнул сборщик.

— Благослови вас Господь, милсдарь! Благослови вас Господь, — в который раз кланяясь, воскликнул староста.

— Но, чтоб впредь такого не было. А за налогами я позже вернусь, — погрозив пальцем, сердито проговорил толстяк.

— Больше ни-ни, милсдарь. Ни в жизнь! — заверил того староста, удерживая девушку, дабы та ненароком не вскочила на ноги раньше времени.

Постояв ещё немного, тешась видом стоявших на коленях старосты и рыжеволосой незнакомки, сборщик налогов, наконец, жесток приказал стражнику вернуться и, коротко кивнув тому, молча, повернулся к старосте спиной.

— Впредь будь почтительней, девка, — с презрением бросил толстяк, и более ничего не говоря, неторопливо заковылял прочь.

— Какого дьявола?! Ты что творишь? — взбеленилась Алиса, вскакивая на ноги.

— Жизнь твою спасаю, дурёха, — кряхтя ответил староста, медленно поднимаясь с земли, — Или ты её совсем не ценишь?

— Я не просила меня спасать! Сама бы справилась, — возмутилась девушка, тщетно пытаясь отряхнуть перепачканный грязью подол платья.

— Сама бы ты себе только смерть сыскала, — тяжело вздохнул староста, — Ты ж откуда такая непутёвая взялась-то? И чему тебя только родители учили...

— Не правда! Я бы с ним справилась! А ты вместо того, чтобы прекратить это безобразие, вздумал кланяться, да на колени падать пред этим ничтожеством! — зло сверкнув изумрудными глазами, она недовольно всплеснула руками, мол, негоже раскланиваться перед насекомыми всякими.

— Экая ты вспыльчивая. Ну, ладно. Не кричи. Не надо народ стращать, да внимание к себе привлекать, — ухватив разъярившуюся Алису за локоток, мягко, по-отечески, староста недвусмысленным жестом потянул неугомонную следом за собой.

Всё ещё злая, но уже не на старосту, а на собственную беспомощность, она пошла следом. Вступив на невысокое крылечко, староста отпустил девушку, а затем отворив входную дверь, жестом пригласил гостью в дом. А сам же терпеливо остался стоять на пороге, пропуская Алису вперёд. Немного постояв в раздумье, она недоверчиво поглядела на старосту, но тот лишь дружелюбно улыбнулся и повторно пригласил девушку войти в дом. И только после второго приглашения, она переступила порог чужого дома.

Когда же гостья всё-таки решилась принять приглашение и вошла в дом, староста тут же вошёл следом, плотно запирая за собой дверь. Легонько подтолкнув гостью, он кивком головы указал ей на один из пустующих стульев возле грубого сколоченного стола.

— Да ты не стесняйся. И бояться не надо меня. Чай не съем, да не обижу, — в очередной раз мягко подталкивая девушку к столу, с улыбкой проговорил староста.

— А я и не боюсь, — гордо вскидывая подбородок, парировала Алиса.

— Да садись ты уже, неугомонная, — покачав головой, буркнул староста, — Сейчас посмотрю, что там у меня на ужин осталось. Голодная небось, а?

— Немного, — нехотя ответила Алиса и, насупившись, словно обиженный зверёк, осторожно присела на краешек свободного стула.

Староста ничего не сказал, лишь раздосадованно покачал головой, мол, знаем мы ваше немного, но ничего, сейчас что-нибудь придумаем. Подойдя к погасшей печи, он аккуратно отодвинул железную задвижку и, взяв в руки ухват, принялся шарить им в горниле печи. Послышался глухой звон металла. Видимо ухват на что-то наткнулся. И староста, довольный собой, подцепил ухватом найденный в печи чугунок.

Извлекая чугунок на свет божий, хозяин дома аккуратно поставил его на стол. Сняв с чугунка незатейливую округлую деревяшку, выполняющую роль крышки, он утвердительно кивнул. Скорее сам себе, нежели гостье.

— Вот и ужин. Картошка варёная. Горячая ещё, — негромко произнёс староста и, наклонив чугунок высыпал его содержимое в деревянную миску.

Картошка, и правда, была ещё горячей. Даже дымилась, испуская приятное тепло незатейливого крестьянского быта. При виде горячей еды у девушки невольно потекли слюнки, но в силу собственной гордости, она не позволила низменным инстинктам взять над собой контроль. Поэтому старалась даже не смотреть в ту сторону, чтобы не искушать себя, да и не позориться. А есть-то жуть, как хотелось. И живот тут же об этом сообщил, предательски заурчав в предвкушении пищи.

Смущённо отведя взгляд в сторону, Алиса прижала ладонь к животу, в слабой попытке усмирить организм и не позволить себе потерять лицо в присутствии дружелюбного хозяина.

Видя смущение и некую излишнюю зажатость своей гостьи, староста спокойно опустился на один из стульев и, тихо вздыхая, придвинул тарелку поближе к девушке.

— Да ты кушай-кушай. Не стесняйся, — нарушив неловкую тишину, проговорил староста.

— Благодарю, вас... — нехотя обернувшись к столу, негромко ответила девушка.

Но староста лишь махнул рукой. А сама гостья, ещё минутку посидев сложа руки на коленях, осторожно, стараясь не торопиться, взяла в руки некрупную картофелину. Но тут же выронила её из тонких пальцев. Горячая же. Тут же отдёрнув руку, она тихонько подула на обожжённые пальцы. Закусив нижнюю губу, она вновь потянулась за картошиной, но в этот раз быстро схватив её, принялась аккуратно перебрасывать из одной руки в другую, чтобы та немного остыла.

Староста лишь усмехнулся, глядя на неуклюжесть юность гостьи. А сама девушка, казалось бы, и вовсе не заметила хозяйской усмешки, и когда картошина всё-таки остыла, торопливо принялась счищать с неё кожуру.

— Держи, милочка, — придвинув гостье небольшую мисочку с топлёным маслом и махонькую коробушку с солью, предложил староста.

— Фпасибо, — вонзив белоснежные зубки в мягкий картофель, благодарно кивнула Алиса.

— Тебя как звать-то, непутёвая? — подперев щёку кулаком, спросил староста.

— Алиса, — проглотив, ответила девушка, — А вас?

— Идвиг. Староста я местный, — коротко кивнув, представился хозяин дома.

— Очень приятно, сударь Идвиг, — поднявшись из-за стола, произнесла гостья, слегка склонив голову в лёгком реверансе.

— Ух, непутёвая. Сядь уже. Никакой я не сударь. А просто Идвиг, — замахав руками, возмутился староста.

— Простите... Идвиг, — несколько смущённо произнесла Алиса, осторожно присаживаясь за стол.

— И откуда ты только взялась? — откинувшись на спинку стула, вопросил Идвиг, — Сразу же видно, что не деревенская.

— Издалека, — уклончиво ответила девушка, беря ещё одну картошину.

— А в глуши-то нашей чего забыла? — недоверчиво покосившись на гостью, спросил староста.

— Я путешествовала. И так вышло, что заблудилась. В итоге и оказалась здесь... — немного подумав, отозвалась Алиса, — Вы мне лучше расскажите, где я. И чья это земля.

Явно не удовлетворившись уклончивыми и пространственными ответами гостьи, Идвиг не стал допытываться. А посему решил ответить на встречный вопрос:

— Деревня наша называется Выселки. А земля эта принадлежит достопочтенному лорду Франкбурду, будь от трижды неладен, — глубоко вздохнув, пояснил староста.

Поднявшись со стула, он взял в руки пузатый чайник. Немного потрясся его, он услышал негромкое бульканье внутри, и лишь после этого поставил его в открытое горнило печи. Немного повозившись, он открыл подпечек и, вынув из него пяток сосновых поленьев, заправил их в печь. затолкав под дрова туго стянутые соломенные пучки, он взял в руки кресало. Несколько раз постучав им, он высек небольшой сноп рыжих искр, которые упав на сухую солому, тихо зашипели. Из горнила потянуло дымком, солома быстро запылала, ласково обхватывая огоньками поленья.

— А кто он такой? И что вообще из себя представляет? И кто тот усатый толстяк, похожий на навозного жука? — аккуратно макнув картошину в масло, поинтересовалась Алиса.

— Ото сборщик налогов. Себастиан проклятущий. Скупердяй редчайший. Всё ему мало, сколько бы не давали. Поговаривают, что он часть налогов в собственный карман откладывает, — закрывая печь, ответил Идвиг.

— Вот мерзавец. В петлю бы его, да и дело с концом, — недовольно хлопнув ладошкой по столешнице, откликнулась Алиса.

— Экая ты неразумная. Кто ж даст его в петлю-то? Он же верный помощник лорда Франкбурда. А тот сам кого хочешь на виселице вздёрнет, — невесело усмехнулся староста, возвращаясь к столу.

— Но это же неправильно! Так нельзя! Пока он честный люд, да казну хозяйскую обворовывает, деревни же голодают! — тут же возмутилась девушка, — А за такие дела негодяев наказывать нужно. Не в петлю, так в тюрьму!

— Ну, что за девка неразумная! — всплеснув руками, воскликнул Идвиг, — Говорят же тебе нет у нас власти над этим. Нету и весь сказ!

Опешив от внезапного напора, гостья умолкла. Хотя ответить-то она могла. Да ещё и как. Одной виселицей, да костром не обошлась бы. Но спорить с Идвигом ей не хотелось. Да и, правда, а что она может-то? Говорить все мастера, а как до дела доходит в кусты. Только вот она была не такой. Но стал бы слушать её староста? Разумеется, не стал бы. Вот потому-то она и замолчала.

— Да ты не пугайся. Это ж я так, по-старчески ворчу, — попытавшись сгладить недавнюю резкость, отшутился староста, — Но ты права. Так продолжаться не может. Но и поделать мы ничего не можем. У них гарнизон хорошо вооружённой стражи. А у нас, что? Пара десятков мужиков с вилами, да топорами, и три десятка баб, с доброй пол-сотней ребятишек. Да, что тут говорить. Не можем мы ни черта.

Отвернувшись, староста, молча, уставился в мутное окно. На улице уже стемнело. Деревушка погрузилась в ночной мрак. Где-то вдалеке послышался одинокий волчий вой, который подхватили дворовые псы, устроив настоящую какофонию гнусавых завываний и лая. Кто-то особо сердобольный что-то гаркнул, и один из собачьих голосов оборвался.

Возле печи было тепло. Уютно даже. Несколько масляных лампадок, разгоняли темноту просторного, но бедно обставленного дома. И лишь на полатях печи царил таинственный полумрак, прикрывшийся не особо-то и чистой тряпицей, выполнявшей роль коротенькой занавески. В комнате было слышно незатейливое потрескивание полыхающих в печи поленьев. Этот умиротворяющий звук внезапно напомнил Алисе о родном доме. О тихих вечерах, когда она вместе с младшей сестрёнкой слушала мамины сказки возле камина, потягивая горячий травяной чай...

Вспоминая о жизни по ту сторону, она невольно загрустила. Неуёмная тоска по родному поместью и семье вновь заставило её сердце сжаться в комок. Украдкой смахнув одинокую слезинку, она тихо шмыгнула носом.

— Неужели совсем ничего нельзя сделать? — нарушив повисшее молчание, с надеждой в голосе спросила Алиса.

— А кто ж его знает. Можно иль нельзя. Никто и не пытался, — с грустью отозвался Идвиг, не отрывая взгляда от темноты за окном.

— Но если подумать, то наверняка существует какой-нибудь способ. Он просто обязан быть! — немного воодушевившись, воскликнула девушка.

— Не знаю я, Алиса. Не знаю, — тяжко вздохнул Идвиг, — Ложись лучше спать. Утро-то, оно вечера мудренее. Ложись на полатях. Ложись.

Махнув рукой в сторону лежанки на печи, староста вновь тяжело вздохнул. А девушка совершенно растерянная, и не знающая, что ответить, решила не продолжать разговор и, молча, поплелась в сторону печи. Взобравшись на лежанку, она отвернулась к стене, и спустя какое-то время уснула.

Этой ночью сны были больше похожи на обрывки киноленты. Бесконечная череда кадров, последовательно сменяющих друг друга. Они были настолько разными и необъяснимыми, что понять, или хотя бы уловить смысл каждого из них — было попросту невозможно.

Вначале это был лес. Странный, но столь манящий. В нём высились огромные деревья, чья листва причудливо переливалась на солнце, мягко меняя свою окраску от тёмного нефрита до полупрозрачного аквамарина. Но, как бы причудливы не показались исполинские дубы, а на их фоне больше всего выделялся раскидистый клён, листва которого, словно была соткана из багряных лучей заходящего светила.

Именно к нему-то и оказался прикован взгляд Алисы. И как бы она не старалась, но отвести глаз от алого клёна ей не удавалось. Он, словно притягивал её, сладко шепча своей багряной листвой. Но он не издавал ни слов, ни даже едва различимого шороха. Это нерушимое безмолвие, повисшее над лесом могло бы напугать девушку. Но, нет. Она не боялась.

Будто зачарованная, она осторожно ступала по каменистой тропке, медленно приближаясь к таинственному клёну. Ветер мягко играл алой листвой, но вопреки ожиданиям, клён не издал ни шелеста, ни даже едва уловимого шороха. Было странное чувство, словно сам воздух залепил девушке уши, погружая её в мистическую тишину леса. Но она не замечала отсутствия звуков. Всё её внимание было сосредоточено на ярко-алой листве.

Подойдя к дереву на расстояние вытянутой руки, она несмело коснулась листьев. Мягко, будто боясь причинить боль невиданному чуду, проведя указательным пальцем по кромке одной из алых «звёзд», Алиса негромко выдохнула. А затем, она едва не вскрикнула от неожиданности. Ведь кленовый лист, которого она коснулась, оставил на её пальце неглубокий порез, в миг окрасившийся кровью. Но несмотря на эту ранку, боли не было. Совсем. Ни капли. Лишь тонкий кровоточащий надрез.

Безжалостно сорвав, поранивший её лист, девушка с удивлением обнаружила, что тот превратился в широкий наконечник копья, на кромке лезвия, окрашенного кровью. А тем временем местность вокруг неё стремительно менялась. Исполинские дубы, словно растаяли, уступив свои владения каменистой долине и редколесью.

Звуки постепенно возвращались, заполняя собой всё свободное пространство. Теперь был слышен приглушенный шелест травы и низеньких деревьев, мелькающих то тут, то там меж каменистых холмов, тихие подвывания, блуждающего по долине ветра...

Она стояла на вершине одного из холмов, под кронами невысокой, совсем ещё молодой лиственницы. Вместо привычного ей пышного бального платья и замшевых туфелек, она была облачена в лёгкие кожаные доспехи, не слишком умело обшитые тонкими стальными пластинками, да простецкие походные штаны грубого покроя, аккуратно заправленные в поношенные сапоги, стянутые толстым ремешком. Поверх доспехов на хрупкие девичьи плечи был накинут походный плащ, с воротником обшитым волчьим мехом. У левого бедра висел одноручный клинок, рукоять которого была обтянута потёртой кожаной шнуровкой. А её огненно-рыжие волосы оказались стянуты в тугую косу, перекинутую на грудь через правое плечо.

Алиса не знала, зачем здесь оказалась. Впрочем, как и не понимала, почему вместо излюбленного платья на ней были доспехи. Да она и не задумывалась над этим. Её взгляд был прикован к тихому и мирному городку, притаившемуся на западе от долины.

Сознание неумолимо подталкивало её отправиться в город. Пройтись по узеньким улочкам и переулкам, вымощенным булыжником. Заглянуть в замок, гордо возвышающийся над крестьянскими домами, над бастионами которого пестрели ярко-оранжевые знамёна. Узкие бойницы высоких башен замка, угрюмо взирали на неё издалека и, будто перешёптываясь между собой, призывали девушку к действиям.

И стоило ей сделать один единственный шаг навстречу городу, как ландшафт тут же изменился, подёрнувшись непроглядным туманом.

Она оказалась посреди леса. Но на этот раз вполне обычного хвойного леса. Ничем не отличающегося от сотен других, точно таких же. Те же стройные и высоченные сосны, перемежающиеся невысокими елями, возвышающимися над колючими и непролазными кустарниками. В нём не было ничего странного или же запоминающегося. За исключением...

За исключением медленно подступающего к девушке волка. Огромного волка, не меньше полутора метров в холке. В свете солнечных лучей, пробивающихся сквозь плотный сосновый полог, его белоснежный мех мерцал таинственным серебром. Он был, словно облачён в непробиваемые доспехи. Под его огромными лапами, увенчанными иссиня-чёрными когтями, тихо похрустывали еловые веточки, рассыпанные по широкой тропе меж деревьев. А его огромные пронзительные жёлто-карие глаза угрожающе взирали на Алису, будто настойчиво твердя ей: «Беги. Глупая, беги.»

Но она и не подумала бежать. Девушка не шелохнулась. Напротив, она смело глядела прямо в глаза хозяину леса.

Дистанция между ними стремительно сокращалась. Пусть хищник и не спешил, но его широкий и размашистый шаг быстро покрывал расстояние, отделяющее его от бесстрашной незнакомки. И чем ближе он подходил, тем угрожающе становился его взор. С каждым своим шагом, он ясно давал понять, что если девушка не сбежит сейчас, то в будущем её будет ждать только смерть.

И когда между ними осталось каких-то полтора десятка шагов, девушка отточенным движением правой руки, потянулась к рукояти своего клинка. Узрев готовность девушки к битве, волк в два прыжка покрыл оставшееся расстояние до нарушительницы его территории. Но было уже поздно. Тонкие пальцы воительницы уже сомкнулись на рукояти меча, и острая сталь с мелодичным звоном выпорхнула из ножен, хищно блеснув перед самым носом зверя.

И на этом видение оборвалось. Хищник исчез. Растворился в воздухе, как и его лесные владения.

Алиса гордо возвышалась на импровизированной трибуне, сооружённой из поставленных друг на друга деревянных ящиков. А перед ней стояли несколько десятков человек, одетых в простые крестьянские лохмотья. Они, молча, наблюдали за ней, внимательно вслушиваясь в каждое произнесённое девушкой слово, изредка потрясая кулаками в такт её репликам.

— Пришло время сбросить проклятое ярмо рабов! Настал час расплаты за преступления, свершённые против народа! — громко, так, чтобы услышал каждый из присутствующих на деревенской площади, воскликнула воительница.

— Расплата! Расплата! Расплата! — вторя ей, скандировали крестьяне, призывно потрясая, кто вилами, кто тяпками, а кто и топорами.

— Мы слишком долго терпели безнаказанность дворян! Принимали от них тумаки! Мирились с унижениями и страданиями под гнётом лорда! Мы голодали! Мы умирали! В то время, как безмозглые дворяшки только и знали, что пировали за наш счёт, да транжирили народные деньги! — выдержав краткую паузу, покуда народ не умолк, вновь заговорила девушка, — Но пришло время остановить это безумие! Преподать лорду и его псам ценный урок!

И вновь толпа завопила, одобрительно кивая и выкрикивая обрывки реплик Алисы. Народ проклинал и костерил дворян на чём свет стоит, грязно оскорбляя и, осыпая лорда настоящим градом всевозможных угроз. Некоторые даже наглядно показывали, как будут расправляться с ненавистным дворянством, топорами изрубив опустевшие винные бочки. Толпа взбудоражилась.

— Мы вернём себе отобранное! И заставим ублюдков заплатить собственной кровью за наши страдания! — выхватив из ножен клинок, провозгласила воительница, вскидывая свой меч к небесам...

Её окружение вновь изменилось, скрывая гудящую толпу в тумане.

В этот раз она уже ехала верхом на огромном белом звере, некогда встреченным ею в сосновом лесу. Она была облачена в куртку из стёганной кожи, поверх которой была надета короткая до блеска начищенная кольчуга, покрытая рядом металлических пластин, и недлинная льняная туника, с вышитой на груди тёмно багровой лилией. За её спиной развевалась, пристёгнутая к латным наплечникам, багровая накидка, воротник которой был обшит белым волчьим мехом. Тёмные штаны были аккуратно заправлены в кожаные сапоги на шнуровке, а голенища прикрыты изящными стальными поножами. С виду миниатюрные ручки до середины локтя были облачены в кожаные перчатки, покрытые слоем стальных чешуек. Длинные рыжие волосы были распущены. А у левого бедра неизменно висели ножны. Но уже не одноручного грубого меча. А изящного рыцарского полуторника, с загнутой к лезвию гардой.

Позади воительницы маршем следовали вооружённые крестьяне. Некоторые из них успели разжиться вполне сносными доспехами и мечами. Кто-то шёл с копьями и луками. А кто-то по-прежнему оставался вооружён вилами, да топорами. И вся эта разношёрстная и разномастная народная рать, беспрекословно подчинялась своему лидеру, шествующему во главе строя. Они уже прошли несколько незначительных городков-деревушек, принадлежавших мелким дворянам. И ныне их путь лежал к замку лорда.

Проходя через крестьянские поселения, девушка обретала всё новых и новых рекрутов, охотно присоединявшихся к её армии. И чем дальше она заходила, тем опаснее становилась. Её клинок безжалостно разил каждого, кто осмеливался встать у неё на пути. Она оставляла за собой кровь и пепелище, выставляя отрубленные головы, казнённых ею помещиков на длинных копьях прямо перед дверьми разорённых народным войском особняков.

— Замок лорда находится за той долиной, — поравнявшись с воительницей и, махнув рукой в сторону запада, прохрипел один из воинов.

— Я знаю дорогу, — сухо отрезала Алиса, не удостоив особо ретивого воина и взгляда...

После этих слов девушку поглотила темнота. Непроглядный мрак, заставивший её наконец-то очнуться...

Заслышав невнятное бормотание, изредка прерываемое болезненными стонами и вскриками, Идвиг стремглав помчался к спящей на полатях девушке. Ловко запрыгивая на скамью, стоявшую возле печи, он резко отдёрнул занавеску.

— Алиса. Алиса! Проснись!

Безжалостно тряся девушку за плечи, староста не прекращал кричать. Он пытался разбудить её, но та лишь продолжала что-то бормотать, словно впав в некое подобие транса.

— Очнись! Очнись, Алиса! — легонько похлопав девушку по щекам, испуганно закричал мужчина.

— А? Что? Что случилось? — глядя на старосту широко распахнутыми глазами, удивлённо воскликнула Алиса.

Резко поднимаясь, и садясь на полатях, она тут же пожалела об этом. Перед глазами всё поплыло, будто утопая в мутной пелене. Сознание затопила волна острой боли. На время Она лишилась сознания; её голова упала на грудь, и она медленно повалилась обратно на подушки. Она плохо соображала, что происходит, в голове все смешалось от дурноты. Девушка тихо застонала, но не смогла пошевелиться.

В вихре бессвязных образов с ужасающей отчетливостью промелькнуло: это не было сном! А потом она ощутила, что Идвиг рядом и осторожно проводит влажной тряпицей по её щеке. Когда она вновь попыталась приподняться на локтях, то перед глазами поплыли круги, а внутри всё буквально перевернулось, пробуждая новый приступ тошноты и головокружения. Девушка не помнила, как её уложили обратно на подушки и заботливо укрыли. Она слышала какие-то слова, но их смысл ускользал и расплывался.

Потом она провалилась в темноту. Иногда в мозгу ненадолго возникал проблеск света, но затем все вновь исчезало в непроглядный пелене тумана. Так она всплывала, опять падала куда-то, словно в пропасть. Она уже давно перестала понимать, кто она и где находится. Комната кружилась все быстрее и быстрее, качалась, словно палуба корабля в штормовом море. Так текли часы. Временами ей даже удавалось вспомнить, где она, но мгновение спустя все опять погружалось во мрак.

Когда она наконец-то очнулась, уже стемнело. Во всяком случае, так ей показалось. Она почувствовал на лбу холод.

«Наверное, мама положила мне на лоб мокрое полотенце», — с вымученной улыбкой подумала Алиса.

Да, конечно, мама. Кто еще умеет так ласково гладить по голове. Прикосновения были мягкими, успокаивающими. Она, словно наяву представила ее лицо. Мама… Она всегда была такой доброй, так нежно ухаживала за ней, когда она болела. Всегда заботилась о ней...

Слезы подступили к глазам, захотелось плакать. Да, теперь она далеко от родного поместья. Но кто же так ласково гладит её по волосам? Это невозможно, она не дома! Значит, кто-то другой, но кто? Она напряженно пыталась вспомнить.

«А, знаю, это Идвиг», — и сделав усилие, она негромко произнесла его имя.

Староста, который действительно гладил её по голове, ласково ответил:

— Успокойся, я здесь.

Внезапно вернулась память, и неудержимой чередой замелькали картины: треклятый багровый клён, встреча с мародёрами, сожжённая деревушка, долина, огромный волк, неудержимая жажда убийства, битва в поместье графа, заваленные трупами улицы города… Алиса вспомнила и слова того мальчика о дарованной ей власти, и свои желания – освободить народ этих земель. Потом она вспомнила, как во сне боролась волком...

Алиса почувствовала легкое прикосновение и мгновенно открыла глаза. Через дверной проем в комнату проникал свет от очага. Идвиг сидел на стуле неподалёку от печи, возле его ног, свернувшись калачиком, спала внушительных размеров овчарка.

— Что случилось?

— Не переживай. Всё хорошо, — спокойно, ободряющим голосом ответил староста, — Уже несколько часов, как стемнело, но тебе не стоит об этом беспокоиться.

Девушка посмотрела на Идвига и вдруг осознала, что тот очень похож на её отца – такой же задумчивый взгляд, искренняя и открытая полуулыбка.

— Как ты себя чувствуешь? — его голос звучал ласково и нежно.

— Я бы предпочла еще раз повстречаться с тем мерзким тараканом, нежели валяться здесь не в силах даже подняться, — устало прикрыв глаза ладонью, негромко ответила девушка.

— Ну, как только, так сразу, милочка, — невесело усмехнулся Идвиг, медленно поднимаясь из-за стола.

Подойдя к печи, он аккуратно встал на скамью, чтобы подать Алисе чашку с водой.

— Пей. Тебе нужно больше воды. Скоро придёт наш местный знахарь. Он поможет тебе. Обязательно поможет, — помогая девушке приподнять и попить, ласково прошептал староста.

— Вы же ничего ему не рассказали обо мне? — вцепившись в руку Идвига, испуганно воскликнула Алиса.

— Что ты, милочка! Конечно же нет, — ободряюще потрепав девушку по плечу, спокойно ответил староста.

Она отпустила его руку, молча, отвернулась к стене и закрыла глаза. Когда она все осознала, то пришло понимание происходящего. Она просит невозможного. Она хочет спасти всех. Допустим, ей удастся вытянуть собрать ополчение. А что потом? Потом они погибнут, и она погибнет вместе с ними. И многие, многие другие будут обречены на смерть или хуже того, вечное рабство.

— Что ж, мы слишком разболтались, теперь постарайся отдохнуть, — улыбнувшись, проговорил староста.

Спустившись со скамьи, Идвиг наклонился к горнилу печи и, подбросив несколько поленьев, вновь уселся на за стол. Он неотрывно глядел в окно, молча дожидаясь, пока знахарь наконец-то вернётся и принесёт с собой необходимые травы и коренья, чтобы помочь его гостье.

Она честно попыталась заснуть, но стоило закрыть глаза, как голова опять закружилась. Она сопротивлялась, боролась, но разговор отнял слишком много сил, и мгла вновь заволакивала сознание. Временами оно частично возвращалось, и тогда девушка блуждала в тревожной полудреме, то всплывая на поверхность, то опять проваливаясь в пустоту без сновидений.