— Привет, Сара.

Ууу, что за глаза… Наверняка еще и припадки случаются. Поздравляю, Гретхен, ты как всегда оказалась права.

Она быстро и спокойно излагает Саре цель визита. Тут размазывать нечего. Нужно дать ей выпустить пар, поменяться ролями.

— Так что держи. Будем считать это примирительным подарком. — Гретхен протягивает Саре хорошо знакомый кнут. Сара в шоке, кажется, но берет. Чудесно. — У тебя пять минут. И постарайся оставить побольше шрамов.

Гретхен не спеша расстегивает рубашку, снимает, бросает на пол небрежно и так же небрежно поворачивается спиной к Саре, опираясь на стол. Сара не может отвести глаз от бледной спины, изуродованной когда-то таким же, наверное, кнутом.

Сара с отвращением морщится, отбрасывая кнут в сторону.

— Не хочу тебя подгонять, но осталось три минуты.

Когда заточенная железка скользит под подбородком, вспарывая кожу, Гретхен верит. Ровно секунду. Убивают сразу, как только появилась возможность. Сара не способна на это. Однако чего не натворит нервная женщина?

И Гретхен вытягивается, замирает дыханием, смотрит через плечо.

Гретхен не умеет плакать на заказ. Генерал смеялся над этим. Мол, сколько операций прошли бы гораздо легче, если бы удалось немного растопить эти льдинки. Нет, никогда не получалось. Но Гретхен была талантливой ученицей, она научилась обращать недостаток себе на пользу. Плакать она не умела. Это правда. Зато ее льдинки умели смотреть с такой беззащитностью, собачьей преданностью, тоской или что там нужно было для дела, что не поверить было невозможно. Даже Генерал верил.

И теперь эти голубые глаза молили Сару: «Не убивай, не убивай…» Да, не убивай, дай мне время подумать, как еще тебя встряхнуть, сдернуть с крючка и сделать главной. Ну что ж, есть способ.

Гретхен медлит еще мгновение, оборачивается, углубляя и продлевая царапину на шее, и целует Сару. Железка куда-то падает.

Зеленые тревожные глаза встречаются с холодными голубыми.

— Позволь мне помочь, Сара.

Гретхен не отводит взгляда, когда чувствует тонкие уверенные пальцы на своих шрамах. Умница, у тебя получилось. Пальцы дрожат, и Гретхен целует снова. Мягко, покорно. Сара запрокидывает голову, пряча губы, но Гретхен целует шею.

И тонкие пальцы сдаются. Скользят от шрамов к груди в скромном черном бюстгальтере, Гретхен подается вперед, касаясь всем телом, замирает.

Надо сказать, она удивлена, не ожидала, что в этой докторше столько чувственности, думала просто поунижаться. Однако время.

Гретхен еще раз целует шею, стягивает с плеч Сары куртку, целует обнажившееся плечо и сразу опускается на колени. Задерживается на пару секунд, надо помнить, что теперь не она босс. Сара чуть сжимает пальцами гладкие плечи. Гретхен поднимает глаза. Надо же, какой взгляд, пожалуй, даже не придется представлять Барроуза.

Она быстра, уверена, но — только вторая. Расстегивает джинсы Сары и, чутко прислушиваясь, как отзывается каждое ее движение, запускает руку. Сопротивления нет, и Гретхен, избавив Сару от белья и путей к отступлению, жжет жарким дыханием.

Ей странно, что, уверившись в своем главенстве, Сара не отпускает, а опускается рядом на пол, хоть до кровати подать рукой. Гретхен и теперь не противится, хотя ей давно пора быть в другом месте.

Сара понимающе, с болью смотрит на страшный шрам на бедре Гретхен.

— Мужчины — свиньи.

Гретхен уверяет себя, что сказала это нарочно. Но лучше просто закрыть глаза и стиснуть зубы, подставляя брюхо, как доверчивая псина. Лишь бы эта истеричка успокоилась и успокоила своего чертового гения. И да, ей не приятно, просто докторша знает, что делать.

— Мы ничего не решили.

Живые зеленые глаза в смятении, но честны. Голубые льдинки Гретхен грустно соглашаются.