В очередной раз плеснув в бокал немного виски, я кинул взгляд на почти опустевшую бутылку и недоуменно повел плечом. Забавно… Скоро утро, а я по-прежнему сижу здесь в компании с «Джонни Уокером», не замечая, как летит время.
Впрочем, для вампиров это обычное явление. Порой не отдаешь себе отчет в том, как проходят года. Да и что их вспоминать, если все сливается в череду дней, месяцев и лет, сплошной черной полосой всплывающей в сознании под одним единственным девизом: «выжить».
Целое столетие я пытался выжить, каждый день умирая все больше и больше. Да, теоретически меня убили еще в далеком 1864-ом, но тогда, полный шока от всего, что случилось, мой разум вряд ли в полной мере воспринимал это. Я продолжал по инерции ходить, дышать и даже вести себя так, словно ничего и не произошло, пока, раздираемый внутренними муками, не уехал из отчего дома, оставив Стефана на попечение Лекси и со всей неотвратимостью осознав, что прошлого не вернуть.
В тот день началось мое длинное путешествие к смерти.
Я боролся как мог. Боролся с собой, с врагами, с той тьмой, что неуклонно поглощала меня день за днем. Я пытался обхитрить смерть, играя против нее ее же оружием – убивая напропалую всех вокруг и умерщвляя в себе самом все человеческое. Я, воспитанный в традициях юга, осознанно превращал себя в совершенно другого человека: жесткого и бесчувственного, ибо прежнему мне не было места в том мире. Прежний Деймон Сальваторе, солдат армии Конфедератов, настоящий джентльмен и галантный кавалер, умер, пытаясь спасти свою любовь. А то, что от него осталось, стремительно регенерировало, обрастая панцирем совершенно не свойственных мне качеств и привычек. Тех самых, которые впоследствии стали моей второй натурой.
Я отпил еще глоток виски, остро ощущая во рту его резкий вкус: такой же ядовито-обжигающий, как и вся моя смертоносная жизнь. Сейчас, оглядываясь назад, я вполне отдавал себе отчет в том, в кого я себя превратил, и что со мной все это время происходило. Беспощадный и неуправляемый, как мор или чума, я шел через годы, одержимый одной-единственной мыслью о потерянной для меня возлюбленной и не подозревал, что та, которой я был столь беззаветно предан, была, на самом деле, лишь прекрасной оболочкой, неспособной на ответные чувства.
Какая ирония! Женщины, которых я любил, всегда выбирали Стефана. Сначала Кэтрин, а затем и Елена.
Елена… Одно ее имя уже вызывает нежность в моей ожесточенной душе. Она научила меня тому, что, даже умерев однажды, можно продолжать жить. Не существовать, зверствуя, а по-настоящему жить. Ради взгляда ее шоколадных глаз, ямочек на щеках, когда она улыбается, ради того, чтобы проснувшись утром и взглянув в окно, вспомнить – в мире есть Она! Эта милая девочка, так похожая на мою первую любовь, но гораздо более чистая, искренняя и настоящая.
Кэтрин была фальшивой насквозь. Она лгала всегда и во всем, притворяясь, когда ей это требовалось, безжалостно играя чужими жизнями. Елена была готова пожертвовать собой ради друзей и близких. Какая потрясающая драма! Больше столетия будучи влюбленным в редкостную стерву, за очень короткий срок я вдруг переосмыслил все, что творилось в моей душе.
С этого началось мое воскрешение.
Прежний Деймон, жестокий и ироничный, стал постепенно отступать, отмирая по частям и возвращая мне мое прежнее «я». Но вместе с этим вдруг появился отчаянный страх быть отвергнутым. Страх, что кто-то догадается, как сильно я хочу быть любимым, как больно мне бывает оттого, что я возвращаю свою человечность, как легко может ранить меня обидное слово из уст той, ради которой я был готов на все.
Я продолжал носить прежнюю маску – маску циничного, беспринципного, безжалостного негодяя. И даже совершая добрые поступки, старался сделать все, чтоб никто не мог проникнуть в глубину моих мыслей. Я сорвался лишь однажды, признавшись Елене в любви, но тут же стер из ее памяти это воспоминание и больше никогда не позволял себе даже минутной слабости. Елена и так знала, что я люблю ее. Не могла не чувствовать этого. Но, создавая видимость просто дружеских отношений, мы оба словно заключали себя в какие-то особые рамки, за пределы которых по негласному соглашению не выходили никогда.
Ради ее спокойствия я не собирался делать этого и впредь. Даже теперь, когда жить нам всем оставалось меньше суток.

***
Утро позолотило верхушки деревьев перед моим окном.
Бутылка опустела, но я не был пьян. И, хотя я так и не смог уснуть этой ночью, сил во мне было предостаточно. Контрастный душ, зубная щетка, бритва «Браун», несколько движений расческой по растрепанным волосам. Свежая рубашка, немного одеколона.
Мои приготовления прервал стук в дверь. Это был не Стефан, тот не стал бы утруждать себя проявлениями вежливости. Значит...?
Я подошел и открыл.
Елена. Взволнованная, с лихорадочным румянцем и слегка размазанной над левым глазом тушью. Видимо, накладывала макияж второпях и не заметила этого в спешке.
Лицо к лицу, глаза в глаза. Мое отражение в ее зрачках.
- Деймон, я зашла сказать, что через полчаса мы собираемся внизу!
Она стояла передо мной, трепещущая от сознания, что это, возможно, последний день ее жизни, такая милая, живая, такая желанная, что я не удержался и, придерживая ее запястья, чтоб не получить очередную оплеуху, слегка наклонил голову и поцеловал ее.
Жестко, насильно раздвигая своим языком ее губы и вторгаясь в запретную зону со вкусом малинового джема, который она ела на завтрак. Впитывая в себя удивительную смесь невинности и искушенности, которая всегда так отчетливо была видна мне в этой совсем еще юной девочке.
Елена дернулась, вырвала руки и, упираясь теплыми ладошками в мою твердую грудь, попыталась отстраниться, отвернуть лицо, хоть как-то избавиться от такого грубого монстра, как я.
Я всегда был для нее монстром. Не мой брат, со звериной жестокостью уничтоживший всю семью ее далеких предков, перегрызая горло невинным жертвам, а я, готовый отдать за нее жизнь, закрывающий ее собой от взбалмошной ассистентки Изабель, дерущийся ради нее с Элайджей, осознано идущий на схватку с Клаусом, зная, что шансов против него у меня нет. Но Елена никогда не оценит этого. Все лавры достанутся Стефану с его праведной моралью и красивым мрачным лицом. Что ж, это ее выбор.
Я оторвался от сладких губ, стремительно отступая на шаг и с болью в сердце наблюдая, с какой брезгливостью она вытирает их тыльной стороной ладони.
Не удержался, сглотнул от нахлынувших чувств и, чтобы не выдать свое состояние, иронично спросил:
- Что, так противно?
- Ты чудовище, Деймон! – выплюнула Елена. – Как ты можешь? Даже в такой момент…
- В какой момент? – я приподнял бровь, возвращаясь к маске обаятельного мерзавца, привычной и удобной, словно любимая старая одежда, полностью характеризующая своего владельца. – Через пару часов все мы можем умереть. Стефану досталась страстная ночь любви, а я прошу лишь крохотный невинный поцелуй. Практически братский. Разве это много?
Елена вспыхнула, как и всегда, когда ее задевали мои слова. Мне так нравился гневный румянец, украшающий миловидное личико, и скоротечная ярость в сверкающих шоколадных глазах, что порой я специально дразнил ее, чтобы полюбоваться более эмоциональной стороной ее натуры. Злясь на меня, она становилась более яркой, естественной и темпераментной, чем та Елена, с которой встречался мой скучный и с некоторых пор высоконравственный брат.
- Ты невыносим! – бросило мое сокровище.
Я снова придвинулся ближе, прижимая девушку к дверному косяку и опаляя своим дыханием. Я чувствовал каждый изгиб ее стройного девичьего тела: грудь взволнованно вздымалась, бедра напряглись, шея чуть откинулась назад. Это было похоже на секс, только наоборот. Со Стефаном она занималась любовью, со мной занималась ненавистью. Что ж, спасибо на этом. Горячие эмоции всегда предпочтительней холодного безразличия.
- Действительно?
Я насмешливо улыбнулся, дразня ее глазами. Как же я хотел ее в этот момент, свою пылкую, горячую девочку, похожую на гордую лань. Поправочка: не свою. Она никогда не была моей, но от этого не становилась менее желанной.
- Деймон!!!
- Что? – мне всегда удавалось состроить невинную рожицу, когда я этого хотел.
- Прекрати сейчас же меня прижимать!
- А я прижимаю?
Елена обратила на меня огонь своих глаз. В них плескалось целое море негодования.
- Ты ничего не добьешься. Никаких поцелуев, вообще ничего. Я люблю Стефана, понятно тебе? И что бы ты не сделал, как бы не поступил, ничего не изменится!
О, да! Она тоже умела быть жестокой и бить по самому больному. Если б ее удары оставляли следы, моя душа давно бы покрылась синяками, а сердце кровоточило бы, не переставая. Но я научился привыкать к ее показной жестокости. Возможно, это наша последняя пикировка, так что следовало насладиться моментом. И я нацепил на лицо самую едкую ухмылку из своей коллекции.
- Да-да, дорогая моя, я знаю. Я чудовище и монстр, а мой брат Святой Стефаний. Но признай, что целуюсь я лучше. И кстати, у тебя макияж поплыл, - и я нежно, с превеликой бережностью, вытер размазанную крошку туши у нее под бровью.
Она снова вспыхнула, подарив мне крохотную надежду на то, что слова о поцелуе оказались правдой, и изо всей силы оттолкнула меня от себя. Маленький отважный котенок против бенгальского тигра. Я даже не почувствовал ее усилия. Но, уважая ее волю, отступил в сторону.
- Я тебя ненавижу, - процедила она сквозь зубы.
- Осторожно, - предупредил я. – Такими признаниями не бросаются понапрасну. Это может иметь последствия.
Она слегка нахмурилась и недоверчиво покачала головой, не совсем понимая, что я имел в виду. Видимо, я неплохо преуспел в изображении хладнокровного мерзавца. Может быть, стоило пойти на сцену? Сэкономил бы на курсах актерского мастерства… А что?
- Через полчаса, Деймон. Мы ждем тебя внизу.
В ее голосе звучало беспокойство. Словно осознав, что перешла какую-то черту, Елена пыталась удержать солдата своей маленькой армии.
Успокойся, моя девочка, я не собираюсь дезертировать. Я от тебя никуда не денусь.