Шарлотта любила апельсины. Его милая, навеки маленькая девочка могла есть их до тех пор, пока живот не начинал болеть, а кожа на руках чесаться от сыпи. Анжела ужасно на него сердилась за это, называла безответственным человеком, который готов потакать любому капризу ребёнка, и грозилась, что перестанет разговаривать с ними обоими, если они снова сотворят подобное. Шарлотта и Патрик кивали с самым невинным видом, держа за спиной скрещенные пальцы, а спустя время всё повторялось вновь.

Шарлотта любила есть апельсины дольками, чтобы сок стекал по пальцам, а Патрик с удовольствием счищал с них толстую кожуру. Ему нравилось, как яркий цитрусовый запах ударял в нос, а на губах дочери, от нетерпения ёрзавшей на стуле, расцветала улыбка. В эти моменты она напоминала Патрику его самого. Отец тоже любил апельсины и приучил его к ним, также чистил их для него («Только руками, Патрик. Никакого ножа»), и это был их момент чистого, безусловного счастья.

«Пап, — довольно кричала Шарлотта, облизывая пальцы, — а я съела больше тебя!»
«Потому что ты моя маленькая обжора», — отвечал Патрик, подхватывая дочь на руки и целуя в сладкую от сока щёку.

В тот день он тоже заехал в супермаркет за апельсинами, ведь был повод отпраздновать — удачное телеинтервью, в котором он поставил на место самого Красного Джона, наводившего ужас на Калифорнию... Он до сих пор помнит, с каким глухим стуком высыпались фрукты из пакета и катились, катились по паркету в зловещую темноту коридора.

Лисбон как-то спросила, откуда он взял силы, чтобы пережить первые дни, а он ответил, что не помнит. До сих пор всё покрыто какой-то плотной белесой плёнкой, и не разглядеть тех воспоминаний: что он делал, куда ходил, ел ли, спал ли. Патрик помнит только боль, растянутую во времени без конца и края.

А потом случилось нечто странное. В один из дней он неожиданно ощутил знакомый аромат — сочный и рыжий, как солнце и счастье, которому уже не было места в его жизни. Усилием воли Джейн заставил себя собраться и присмотреться к миру вокруг. Почему-то показалось куда более важным найти источник запаха, чем узнать причину, по которой его снова вызвали в КБР.

Сфокусировав зрение, Патрик увидел напротив себя невысокую, миниатюрную брюнетку, которая с участием смотрела на него.

— Я могу вам помочь, сэр? — кажется, она задавала этот вопрос не в первый раз, но на лице не было и тени раздражения.

— Я... мне позвонили... Сказали, нужно подписать какие-то документы...

— Ваше имя, сэр?

Джейн на секунду замер, понимая, что последует далее, но, мотнув головой, ответил:

— Джейн. Патрик Джейн.

Ему показалось, что в просторном помещении, наполненном голосами и гулом работающей техники, стало значительно тише, но агент напротив только кивнула и указала рукой на приоткрытую дверь в конце коридора.

— Давайте пройдем в мой кабинет. — Когда Патрик не сдвинулся с места, она настойчиво взяла его под локоть и слегка подтолкнула. — Пойдёмте, мистер Джейн. Меня зовут агент Лисбон. Я вам всё объясню.

От нее пахло апельсинами. Яркими, сочными фруктами, которые так любила Шарлотта. «Апельсины — это самое лучшее, что может быть в мире», — повторяла его дочь, подпрыгивая на стуле. Патрик крепко зажмурился, глубоко вздохнул и пошел вслед за агентом Лисбон.


— Хватит, Джейн, — с шутливым укором говорит Тереза, нарезая аккуратными кружками апельсины. Сок остаётся на кончиках ее пальцев, и он уже представляет себе, как будет целовать каждый из них, ощущая на языке кисло-сладкий вкус.

— Я ничего не говорю. — Он улыбается, подпирая плечом дверной косяк, и наблюдает за тем, как жена выкладывает фрукты на тарелку.

— Ты красноречиво молчишь, — Лисбон разворачивается к нему и вытирает руки полотенцем. — Я помню о твоём пунктике, что апельсины нарезают только претенциозные снобы, но у нас гости...

— Уверен, Ригсби, Чо и даже Эббот меня поддержат. Они свои парни.

— Зато Елена и Грейс вряд ли одобрят испачканные манжеты, и, прости, свежий маникюр тоже немаловажная вещь.

— О, это всё такие мелочи. Ты не хуже меня знаешь, что радость куда ценнее испачканной одежды.

— Несомненно, но один раз потерпишь.

Лисбон забирает блюдо со стола и направляется к выходу из кухни, но Патрик касается ее локтя, останавливая. В ответ на вопрошающий взгляд, обнимает за талию и зарывается носом в волосы. Лисбон тихо выдыхает, шепчет, что гости уже заждались, но Патрик находит чувствительное место за ушком, прижимается к нему губами и вдыхает лучший в мире запах счастья.

Он никогда не спрашивал Лисбон что это: духи, шампунь или крем. Порой ему кажется, что так пахнет она сама, а порой, что аромат апельсинов он чувствовал лишь в день их знакомства, а всё остальное — плод его воображения. В одном он уверен точно — Лисбон дала ему второй шанс на жизнь, вырвала из темной бездны единственно возможным на тот момент способом, и за это он будет благодарен ей до конца дней.

Они входят в гостиную, наполненную смехом и шумом голосов. Эббот и Ригсби увлеченно спорят о том, кто выиграет в предстоящем бейсбольном матче, а Чо, потягивая пиво, с неизменно бесстрастным видом слушает их болтовню. В другом углу гостиной, удобно устроившись на диване, сидит Грейс и с улыбкой слушает волнения будущей мамы Эббот, наверняка с ностальгией вспоминая саму себя в положении.
Маленькие отпрыски Ригсби с криком носятся по гостиной, играя то ли в полицейских, то ли в супергероев, а за ними, пока еще не уверенно, бежит их с Лисбон сын.

Он замечает родителей и торопится к ним. Лисбон как раз успевает поставить блюдо на стол и подхватывает на руки сына. Он заливисто хохочет, обнимая ладошками её лицо, трется носом о нос, и улыбка Лисбон освещает гостиную, как и жизнь Джейна.

На какой-то безумный миг Джейн чувствует рядом присутствие Шарлотты. Его девочка будто бы обнимает его за спину, прижимается щекой к боку и шепчет, глядя на смеющегося брата: «Апельсины — это самое лучшее, что может быть в мире. И ты тоже скоро их полюбишь».

Джейн глубоко вздыхает, обнимает Лисбон и целует в головку сына, в который раз остро осознавая, что значит — любить больше самой жизни.