Во сне Ник снова приходит в тот бар. Он не знает, почему возвращается именно туда. Неужели они тогда делали что-то важное, из-за чего теперь ему нет покоя?
Он идет, и пол качается, потому что принятый наркотик уже подействовал, и Нику хорошо. Такие места – здесь он чувствует себя как рыба в воде. Едва подумав об этом, Ник оглядывается – Трой бредет следом. Во сне Ник уделяет ему больше внимания. Трой встревожен, озирается, чуть ли не дрожит. Совсем не похож на солдата-психопата. Маленький и хрупкий точно стеклышко, которое легко разбить.
Ник понимает – тогда он отдалился от Троя. Привел его в дурное место, словно подвел к некой черте. Просто ему хотелось познакомить друга со своим миром — в мире Троя он уже побывал. Но на самом деле в том баре Ник сбежал от него, улетел в собственный рай в погоне за порочным удовольствием.
Несмотря на то, что они, как выразилась Алисия, одинаковы в своей тяге к саморазрушению, в старой жизни им вряд ли довелось бы сблизиться – разные интересы, буквально разные вселенные. Трой маниакально соблюдал устои трезвости. Он спасался от всего, что напоминало ему семейный кошмар, и угодил, как на зло, прямо в объятья очередного наркомана. Может, не мог иначе.

Во сне Ник вспоминает, как же здорово было от того, что дал им хозяин притона. В реальности кайф выветрился на утро — в ту же черную дыру, куда упорхнули все мысли и воспоминания о пережитом. Наркотик – это наслаждение здесь и сейчас. Вероятно, поэтому так тянет повторить – ничего не запоминается. Но во сне Ник заново переживает опьянение, и чувство – «хочу, чтобы это никогда не кончалось! гребаный диснейлэнд и день 4-го июля в одном» — такое восхитительно яркое, что хочется смаковать каждое мгновенье.
Пока внутри него раскрываются все новые бутоны удовольствия, Ник понимает, что сценарий сновидения расходится с реальностью. Ему слишком хорошо, и сознание не допустит, чтобы неприятная правда испортила впечатление.
Бар с наркотической пляской пропадает, и, минуя прогулку к стене, они оказываются по другую её сторону. Вне охраняемой зоны. Идут по улице. Им навстречу должна двигаться процессия из мертвецов, но дорога пуста. И Ник рад, потому что теперь Трою не надо бояться.
«Видишь, Трой? Мы в безопасности».
Он оглядывается. Троя с ним нет.
Ник впервые ощущает растерянность. Такого не было даже наяву. Хмельной дурман рассеивается, и Ник остается наедине с непонятно откуда взявшейся беспомощностью. Он бывал каким угодно, но не беспомощным. Всегда мог найти куда пристроить свое ноющее без дозы тело и гудящие от перевозбуждения мозги. И вот, оцепенев, торчит посреди темной улицы и готов звать мамочку. Или сестру. Но не они ему сейчас нужны.
—Т-трой, — дрожащим голосом окликает он.
«Хочу, чтоб снова стало хорошо. Хочу, чтобы все вернулось. Теплота внутри, безразличие к происходящему, и голова так приятно кружилась, словно в танце».
И что-то еще. Да.
Было хорошо, ведь, в конце концов, он оказался на той улице не один. Его подхватил Трой.

Ник почти отключился, как всегда бывало, когда он отправлялся в наркотическое плавание, но каким-то образом Трой выудил его из ледяного потока и вытащил на поверхность. Они стояли посреди дороги, мимо них плелись зомби, а Ник постепенно приходил в себя. Сперва услышал, как бьется сердце, ощутил – это его собственное сердцебиение, потом окружающие предметы возникли перед мысленным взором и обрели четкость — его рассудок перестал бестолково вращаться, ударяясь о стенки черепной коробки. Он вернулся в сознание, и Трой был рядом. Держал его, прижимая к себе, бережно, словно младенца. Ник немного смутился, но отстраняться не стал. По-прежнему пребывая в тепле и покое, чего никогда не случалось при отходняке.
Вот, значит, как оно было. Единственное, что изменилось и не повторится – он был не один. Это стоило всех наркотических загулов вместе взятых. Если бы кто-то всегда был рядом, потребность в наркотиках, возможно, не настигала бы его столь часто. Или нет. Да и не в них теперь дело.
Ник думает об этом даже во сне. Во сне он живет настоящим и прошлым, в воспоминаниях и грезах одновременно. И ему хочется исправить хоть что-нибудь, сделать лучше, поступить иначе. Но что?
Он поднимает руки и кладет их Трою на спину. Он обнимает его – так крепко, как только может. И происходит чудо — он пересиливает себя, шепчет другу на ухо: не просыпайся. Останься со мной, здесь, навсегда.
Слезы текут по щекам, и Ник знает, что плачет по-настоящему.
Останься. Ведь если я разожму объятья и отпущу тебя, ты никогда не вернешься. Тебя уже нет там, куда вернусь я.
Напряжение, не проходившее с тех пор, как началось светопреставление, во сне покидает его — вместе с рыданиями. Давно он вот так вот не плакал.
Он боится отпускать Троя, вдруг с последним касанием тот исчезнет. Боится, что не сможет вспомнить его лицо, боится понять, что все это время Троя не было, а была только его наркотическая галлюцинация. Очередной бред обдолбавшегося. Может, все происходящее – лишь иллюзия. И хорошо бы, если так. Трой – все-таки не самая его плохая фантазия. Возможно, мечта о товарище, который всегда рядом и разделит любые невзгоды и радости пополам.
Он чувствует, что должен проснуться – осмысленные сны редко длятся долго. И когда по ним ударяют капли дождя, искренне удивляется.
Дождь теплый, словно душ. Это чертовски приятно. Ник с удовольствием прислушивается к стуку воды о землю, их тела, наслаждается реалистичностью ощущений, а главное —Трой все еще с ним.
Влага обильно заливает его лицо, глаза, и Ник, освободив одну руку, вытирается. Смотрит на вымазанную красным ладонь. Этот теплый дождь – он знает, что это.
А также он знает - почему. Во сне он знает.
Снова обхватив Троя, Ник прижимает его к себе из последних сил и зажмуривается.
Сердце бьется так, что становится больно.
— Прости, прости, прости, — громко повторяет Ник.

Он слышит эхо своего «прости», когда просыпается. Пот течет с него в три ручья. Теплый пот, а простынь — холодная и мокрая. И от этого Нику кажется, что призрак лежит с ним рядом, не пожелав остаться во сне.