Кайзер узнал его. Сам удивился позже, ведь узнавание не вызвало тех чувств, что он должен был испытать при виде демона. Этого конкретного демона, терзавшего его ужасной сокрушительной… правдой. Их встреча могла бы разворошить целый рой гневных мыслей, даже десять лет спустя. Но к собственному удивлению, Кайзер не ощутил ненависти. Только беспокойство и какую-то горечь.
Многое изменилось в мире. Демоны и боги стали изгоями в обществе, их больше не считали неприкасаемыми, теперь они превратились в чужаков иного рода – таких, о которых никто не хотел марать руки.
Кайзер лично изловил множество сверхъестественных созданий, повидал немало «исчадий ада», но ни разу за всё это время они не вызвали у него должного негодования. Уж очень жалкими стали нынче демонические отродья. Жалкими, гонимыми и бессильными. Даже при всей своей невероятной мощи, с которой людям не тягаться, они терпели поражение, раз за разом. Кайзер видел это в их глазах – они не имели воли к борьбе. Так продолжалось в течение нескольких последних лет, но потом появился «перебинтованный демон», и что-то изменилось. Еще не в сознании самих изгоев, но люди забеспокоились. Все понимали: лишь вопрос времени, когда у отверженных начнут меняться взгляды. Король Чариос следил за этим очень ревностно. Порой Кайзеру казалось, что он никогда и не расслаблялся. Словно ждал… Ведь какое удовольствие бить сломленного?..
И когда Кайзер узнал давнего врага в «мусорщике», правда, не сразу осознал это, то понял, что тревожится. Тревожится - подумать только! – за него. Будто увидел не мучителя, а старого знакомого, которого нужно предупредить о нависшей над ним опасности.
Почему так произошло, спрашивал он себя, сидя в таверне за кружкой пива, которую всё никак не мог осушить. Старею, наверное, улыбаясь и печалясь, размышлял он. Время – это когда ты рад весточкам из жизни, больше чем созерцанию вида проигравшего врага.
А разве сейчас он не живет «по-настоящему»? Всё под контролем, люди могут спать спокойно. Древнее зло отныне не имеет власти над этим миром. Вот только… Вот только понятие зла оказалось очень уж размытым. Наличие рогов, хвоста и желтых глаз еще не означает, что их владелец угроза для общества. Да и общество, само человечество – ух, сколько же в нас греха. Сколько пороков, столько и вреда, что несем в мир. Кайзер на многое закрывал глаза, не его это забота. Его дело – охотиться на демонов, охранять покой столицы. И вдруг – один демон, гость из прошлого, разбудил такие мысли.
Тяжко вздыхая, Лидфальд допил пиво, бросил на стойку монету, вышел на улицу и побрел к себе … и каждый раз, опуская веки, видел его лицо. Нет, не забыть, не смириться. До тошноты настойчиво стучались в сознание и другие воспоминания - сцены с застигнутыми им на месте преступления работорговцами, извращенцами, державшими целые притоны с демонами в качестве товара; жестокие расправы над заплутавшими одинокими тварями, отвратительные следы человеческих деяний, открывающие глаза на дно человеческой души. И внезапно сложилось два и два. Кайзер понял, что «перебинтованный демон» и Азазель – одно лицо. Почему, как? Он не мог сказать точно. Но знал, что это так. Возможно потому, что всё, что шло из прошлого, однажды к нему возвратится, а они – Лидфальд, Азазель и Фаваро – и есть те самые творцы того самого прошлого. Ну, может, и не творцы, но его непосредственные участники. И с чего он взял, что всё рассеялось и ушло в никуда?
Кайзер решил, что должен встретиться с Азазелем еще раз, лицом к лицу. А что сказать? Разве не смешно, не глупо стараться спасти демона? Да и хочет ли тот спасения? Явно нет. Он стал мстителем, а такие идут до конца. Терять Азазелю нечего.
Впервые за долгое время Кайзер ощутил, что ему не хватает совета, чей-то поддержки, чтобы разобраться, как поступить. Ему нужен кто-то, побывавший по обе стороны баррикад, понимающий, каково это – быть и изгоем, и героем. Отчаянно хочется снять с себя бремя ответственности за решение, которое надо будет принять. Или не принять. И это тоже будет выбор. Вот что ему предстоит: нелегкая сделка с совестью или же, если он попытается действовать самостоятельно, лишение нимба героя, а главное, положения и звания. Статус давал ему свободу, но справедливость позволит остаться самим собой.
Кайзер, так и не дойдя до дома, уселся на ступени близстоящего здания и, уронив голову на руки, глухо застонал. Мир перевернулся за какой-то вечер. Нет, за секунды! Ведь он задумался о том, что собирается натворить, именно в то мгновенье, когда увидел Азазеля. И всё же… Негодование росло в нем не один день. Возможно, даже не один год. С тех пор, как люди одержали верх над мистической природой и обрели власть, из них полезла грязь, а Кайзеру это претило больше, чем естественное злобство демонов. Грани стирались, понятия смешивались, и для себя Кайзер уже давно решил, что занимать сторону человечества в данном деле ему не по душе. Удивительно, что он даже не чувствует себя предателем.
Рыцарь поднялся и продолжил путь. Решительность одарила его вдохновением, а вдохновение – новыми силами. И в тот миг, словно открывая двери в дивный иной мир, нечто свыше явило ему вид, от которого захватывало дух. То был снова он, «перебинтованный демон», парящий невесомой упругой тенью на небосклоне. Перелетал от одной крыши к другой, мчался вершить свое правосудие. Кайзер следил за ним, затаив дыхание. Он ощущал большое сходство между их судьбами – они оба переменились настолько, что оказались на грани двух миров. Но оба – Кайзер ощущал и это – чувствуют себя гораздо свободнее, чем прежде. Даже если у этой свободы шлейф смерти за спиной.

Он опять следит за ним. Жалкий человечишка. Азазель заметил его краем глаза, пролетая над главной улицей. Уже несколько лет они проживают в одном городе, а с некоторых пор Азазель постоянно у него на виду – в конце сражений приходит на арену подбирать то, что остается от поверженных демонов. Азазель узнал его сразу, а вот Лидфальд начал что-то подозревать всего лишь пару дней назад. Слепой недалекий человечишка. Однако…
Азазель остановился передохнуть и осмотреться. Ночь стояла лунная, ясная. Необходимо соблюдать осторожность, он в такую пору как на ладони.
Однако Лидфальд не стал трезвонить, заприметив его, не вооружился копьем и не кинулся поразить нечистого. Просто стоял там, позади своего хозяина, и пристально вглядывался в фигуру мусорщика. Но так ничего и не предпринял. Азазель сперва ненавидел его, как и всякого другого человека, но потом ярость приняла более оформленное направление, а разбираться со старым знакомым стало недосуг. Иногда, посматривая на Лидфальда, исподтишка, Азазель замечал, что тот будто и не рад своему положению, вид у него был какой-то бледный и встревоженный, хоть он и стоял вытянувшись в струночку, изображая из себя верноподданного. Да только демона не провести. Отчаянье он чуял за версту.
Если уж выбирать, ведь сил не хватит ненавидеть весь белый свет, то Азазель, пожалуй, мог бы исключить Кайзера Лидфадльда из числа тех, кого хотелось растерзать на маленькие кусочки. В некотором роде, они квиты. Когда-то, целую жизнь назад, демон украл у него кое-что очень важное, и теперь человек вправе ощущать удовлетворение, глядя на страдания демонов. Но Кайзер не наслаждался, он даже старался не убивать их, собственными руками. Чаще просто ловил и доставлял королю. Конечно же, не мог не знать, что с ними там происходит... Смерть ему за это!
Мерзавец! Грязное животное, червяк, подлая обезьянья душонка!
Азазель замер на секунду, решая, не вернуться ли ему и не напасть на одинокого рыцаря. Без своей свиты тот вряд ли сможет долго сопротивляться. Но потом гнев поутих, а сердце вновь заныло от странного чувства, которое, словно болезнь, точит его, пожирая волю к жизни, убивая здравый смысл и инстинкт самосохранения. Он подозревал, что это и зовется смертью. Той, настоящей, от которой умирают даже дети тьмы. Он больше не оглядывался, не сожалел, не строил планы о будущем… Всё, что у него осталось, - месть и упорство. Он будет бить угнетателей; в последнем взмахе когтистой руки, ножа, в последнем оскале, что он подарит одному из своих преследователей, в последнем вздохе он видел теперь смысл жизни.
Он мог бы существовать с этим, да. Вот только… вот только чувство, что отзывается болью и рыданием, оно зовется тоской. И в глубине души Азазель понимал это. Он больше не надеялся на самого себя, но всё еще ждал, что кто-нибудь появится и поможет… Кто-нибудь.
Азазель, сжимая кулаки, бросился навстречу ночи, холодному ветру и сырым улицам. Он не слаб, нет, не слаб! Он еще сможет искромсать несколько человеческих ублюдков, не надеясь на милость темных богов или дьявола. Если его народ не вернет свободу, не стоит такая жизнь и продолжения. И он, Азазель, не хочет быть свидетелем угасания своего рода. Когда-то давно они владели миром, но, как и люди сейчас, возомнили себя всемогущими, и спесь ослепила даже сильнейших из них. Тогда они потерпели поражение. А значит, людей ждет та же участь. Все истории одинаковы. Кто-нибудь. Кто-нибудь обязательно появится, и равновесие опять пошатнется. Азазель хотел бы видеть это своими глазами.
Человек, демон или бог, - что за сила перевернет этот мир снова? Чья душа обладает способностью сотворить подлинное чудо?