Час ночи. Гермиона Грейнджер кралась по коридору. Только что она чуть не столкнулась с Филчем, и ее сердце все еще выбивало дикий ритм. Если бы сейчас на ней была мантия-невидимка, то поводов для беспокойства было бы меньше. Но в мантии куда-то отправился Гарри, так что выбора не было.
Гермиона не знала, куда шла. Просто шла и все. Ей было больно, и она хотела заглушить боль звуками собственных шагов.
Подчиняясь необъяснимому чувству, девушка поднялась на третий этаж и увидела слегка приоткрытую дверь. Любопытство дало о себе знать, и она заглянула в кабинет. Сначала гриффиндорка ничего не могла разглядеть – лишь неясные очертания предметов выплывали из мрака. Но когда глаза привыкли к темноте, взгляд Гермионы зацепился за неясный силуэт. Кто-то стоял возле окна, занавешенного плотными шторами.
Девушка старалась дышать как можно тише, но человек у окна и так не замечал ничего вокруг себя. Кто он? Гермиона не могла ответить на этот вопрос. Тьма скрывала человека. Но вот он раздвинул шторы, и лунный свет полился в комнату. Серебряные лучи скользнули по человеку, открывая чужому взору платину его волос.
- Малфой… – удивленно прошептала гриффиндорка.
Это, действительно был заносчивый слизеринец. Он легко запрыгнул на широкий подоконник, отодвинул шторы и открыл окно. Холодный осенний ветер ворвался в комнату и растрепал идеально уложенные пряди. Драко сел на самый край, свесив ноги вниз. Несколько мгновений он сидел неподвижно. Его спина оставалась абсолютно прямой.
Гермиона смотрела на своего давнего врага, и неправильные мысли, пролетающие в голове, смущали ее. Она хотела уйти, но ноги не слушались. Разум велел бежать как можно дальше, но сердце приказывало стоять.
Девушка все смотрела и смотрела на идеально прямую спину Малфоя. Эта гордая осанка начинала раздражать ее. Хотелось подойти к слизеринцу и долго трясти его за плечи, чтобы вытрясти, наконец, из него все то, что вложил в сына Люциус Малфой. Презрение…гордость…бесчувственность…жестокость…Она уже сделала шаг по направлению к Малфою, но в эту же секунду спина слизеринца дрогнула, и послышались глухие всхлипы. Гермиона застыла. "Малфой не умеет плакать… Он не может плакать…Он не должен плакать…"