Жара к середине лета достигла своего апогея. Казалось, что демоны, словно горящая лава, потоком ринувшаяся на задворки старого Чикаго, раскалили воздух до запредельных температур, принеся ад в мир людей. Плавился асфальт, трескалась земля, с крыш, пузырясь, сползала старая краска. Пожелтевшая трава и не утилизированные отходы то и дело самовоспламенялись, вызывая неконтролируемые пожары. Из настежь открытых окон постоянно слышались вой сирен пожарных машин, гул вертолётных лопастей и встревоженные возгласы очевидцев. Сколько она длилась? Неделю? Две?

Томас жадно вдохнул горячий воздух, наполовину высунувшись из окна. Смрад грязного, во всех смыслах, города ударил в нос, вызывая легкое головокружение. И всё-таки казалось, что на улице воздух чище и свежее. В их берлоге постоянно стоял смог от сигарет и ладана, которым священники безуспешно пытались убрать едкий запах опиумного варева, доносившийся по вентиляции с нижних этажей. Почему именно ладан, а не цитрусовый аромат освежителей для воздуха, Томас не знал, но Маркусу перечить не стал. Возможно, дело было в демонах, что не любили запах смолы, принесенной в дар дитю Божьему, а может, личный заскок отца Кина. Это не важно. Спорить с ним было делом неблагодарным, нервозатратным и попросту бесполезным. А если брать во внимание напряжение, что возникло между ними в последние дни, то ладан казался хорошей, даже прекрасной идеей. Лучшей из тех, что приходили в голову Маркусу.

— Ты не Дева Мария, чтобы являться людям в окнах домов, — раздался за спиной недовольный голос Маркуса, только переступившего порог крошечного убежища. — Там скоро паломники начнут собираться, чтобы воспеть твой прекрасный торс.