Автор: Natali(M) Бета: Levana Автор обложки: DariSon Предупреждения: мистика Персонажи: Элфин, Савауш и другие Статус: завершен
Трудно определить жанр моего романа. Это коктейль или же скорее гремучая смесь истории, мистики, детектива, немного приправленная юмором. Смею заметить, что история не альтернативная, выдуманные мной персонажи живут и действуют в прекрасном и безумном 18 веке (в определённом месте и в конкретное время). Надеюсь, моим читателям будет «вкусно»)
Краткое содержание:
У ведьмы Элфин сложности в отношениях с нечистью и свои представления о долге. Волею случая она попадает в Чешский замок Жлебы, где ей предстоит выступить в роли сыщика для того чтобы расследовать загадочное убийство. «Да, у меня, хм, сложные моральные проблемы в отношениях с нежитью, при всём при этом, становиться чьим-то поздним ужином, я не собираюсь. Примерившись, изо всех своих дамских сил весьма чувствительно пинаю незнакомку в бок...»
Внимание! Копирование информации из данного поста без разрешения запрещено. По всем вопросам обращайтесь непосредственно к автору
И был я один с неизбежной судьбой, От взора людей далеко; Один, меж чудовищ, с любящей душой. Жуковский В.А., « Кубок»
Желудок у меня крепкий, не то чтобы калёные гвозди переваривает, но всякие мелочи вроде скисшего молока и слегка заплесневевшего хлеба, вполне, и не такое повидал. А тут из-за парочки солёненьких груздочков решил взбунтоваться. После того, как не понравившееся ему содержимое, наконец-то отправилось по месту назначения, я зелённая, под цвет своего любимого дивана, вытянулась на нём же и приготовившись к нудному процессу переваривания яда. Здоровенный, худой чёрный кот до того вполглаза наблюдавший за моими мучениями, потянулся, зевнул, а затем одним прыжком вскочил мне на грудь. Заглянув мне в глаза и очевидно решив, что очередь харакири, к его большому сожалению, ещё не подошла, принялся, не выпуская когти, перебирать лапами. Сразу стало легче. - Да ладно тебе, Рубака, - вяло отнекивалась я, - я взрослая, серьёзная ведьма, сама справлюсь.
Мнение кота: не первое и не второе, хотя в последнем паспорте у неё и написано 25 лет. Мало ли, где и что написано. Я тоже выгляжу на 3 года, максимум на 3 года и 3 месяца, однако, когда мне и в самом деле было столько, её родители даже ещё и не познакомились. Насмотрелся я на женщин, разных. Мужчины и коты чем старше, тем мудрее. А эти… только видимость одна. Вожусь с ней, вожусь, да только свою умную голову женщине не приставишь.
Кот продолжал месить меня как тесто, равномерно распределяя яд по всему телу и оттягивая часть на себя. Вот зануда, это он решил меня проучить. Я всё равно к утру приду в норму, а он болеть, как минимум неделю будет, заставляя тем самым меня мучиться от чувства вины. Конечно, я должна быть осторожней, учиться на собственных ошибках, но всё знать наперёд так скучно… Вспомнилось, как в 18 веке меня соблазнил наваристый супчик с картофелем и рубленой зеленью. Вкусный был супчик, язык проглотишь. Им-то меня тогда и отравили. На смерть…
Богемия, 1780г. - Прикопаю тебя вот здесь под ёлочкой, – добродушно произнес белобрысый детина, сваливая меня, как мешок с картошкой, на землю. Земля совсем недавно оттаяла после зимы и весело топорщилась нежной весенней травой, упрямо пробивавшейся сквозь слежавшиеся с осени листья. - Место хорошее, в прошлом году я здесь одного уже хоронил. Нечего себе господинчик был, бойкий, одёжа на нём хорошая, а вот в кошельке-то и кроны не наскребалось, одни медяки. То-то матушка опосля ругалась. Не то что у тебя: колечко золотое с камушком и серёжки матушка приберёт, а вот сапожки малы, нога-то у тебя как у дитёнка, да и платье узко, ей не подойдёт, продаст. Мне уже приходилось умирать, но не так глупо. Четвёртые сутки в седле, не хотелось опять ночевать под открытым небом, вот и свернула в гостеприимно открытые ворота хутора. Дородная хозяйка в аккуратной плиссированной юбке, белоснежной блузке и её великовозрастный сынок, ростом и статью весь в мать, казалось, только меня и ждали. Так оно и было, паук ведь тоже очень ждёт муху, готовится, старается. А усталая от долгой и грязной дороги бывалая «муха», осоловевшая от тепла и сытной еды, понимает, что она попалась слишком поздно… И бессовестные же люди, даже глаза не потрудились закрыть «покойнице». Ладно, хоть сорочку нательную оставили и то потому лишь, что в дорогу одела простую, а не шёлковую. - Кобылка опять же справная, сведу в город, она больших денег стоит, - приговаривал парень, трудолюбиво капая мою могилу. Искренне надеюсь, что не очень глубокую, девушка я хрупкая, тяжеловато придётся обратно откапываться. По счастью ночи в Богемии холодные, мне-то пока всё равно, я сейчас, как лягушка, вмёрзшая в лёд, только мозги и шевелятся, а вот парню явно хотелось поскорей вернуться к жарко горевшему очагу и початому жбанчику пива. Где-то недалеко заухал филин, низкое «гуу-гуу», перешло в жуткий, леденящий кровь, хохот. И будто вторя ему, откликнулись, затянули зловещую, унылую песнь волки. Всё это быстренько укрепило парня в решении, что хватит уже надрываться, и волки лучше него закончат так славно начатое дело. Пробормотав напоследок: «И чтобы зверьё лесное тебя поскорей съело, а то мне от матушки попадёт», мой несостоявшийся могильщик покинул «хорошее место» и «покойницу». Для моего же «тела» события начали принимать дурной оборот. Всё же я надеялась, что хоть сверху землицей присыпит. Волкам, знаете ли, глубоко наплевать, что мясо отравлено. Растащат отравленную на кусочки, а я даже «фу, выплюнь немедленно», не смогу сказать. Больно мне не будет, но как-то неприятно, когда тебя едят, а ты всё понимаешь. И Дервард расстроится, а вот его высокомерный чёрный кот, которого он величает Гедеоном, наверняка обрадуется… Эх, так не хочется умирать весной, к тому же навсегда. Но нашли меня не волки. Мужчина наклонился надо мной, бесцеремонно ухватив за плечо одной рукой, приподнял и внимательно всмотрелся в моё лицо. Лицо у меня ничего, симпатичное, я многим нравлюсь, но сейчас я была мертвее мёртвого и выглядела соответствующе. Кому-то нравятся беленькие, кому-то чёрненькие, этому верно мёртвенькие. Недолго думая, нежданный спаситель-похититель перекинул меня через седло смирно стоящей неподалёку лошадки. Моя бедная голова посчитала это за благо и немедленно отключила сознание.
«Ведьму от доброй еды воротит, ибо по своей мерзостной природе предпочитает она поедать гадов земных, лягушек, жаб. Особо любимое блюдо – змеи, зело ядовитые. Вреда от них ведьме никакого не будет, отравить ведьму весьма сложно» (Из трактата Фомы Нелюдимого, инквизитора 16 века).
В каждой, даже самой дремучей выдумке, содержится капля истины. Отравить ведьму можно, но сложно и не навсегда. Мы, как ёжики, весьма устойчивы к ядам. Другое дело, что пока яд наполовину усвоится, а наполовину выведется из организма, должно, пройти какое-то время. Некоторые особо нетерпеливые люди предпринимают дополнительные меры – всякие там осиновые колья (терпимо, горький привкус коры во рту в течение месяца), утопление (нет проблем, приятно было искупаться), костёр (а, вот не довелось ещё, слава богу). Огонёк, призрачное мутное пятно - троился, двоился, но по мере того как зрение возвращалось, становился всё чётче, пока не обрёл ясные очертания одиноко догорающего свечного огарка на вершине кованого канделябра, которому впору было украшать графские покои, а не то странное место, где я очнулась. Ложе моё, состоящее из щедро нарубленного елового лапника, сверху едва прикрытое тряпьём, располагалось на каменном полу. Неровные стены, высокий, сводчатый потолок, украшенный причудливо застывшими сосульками сталактитов и тонкими иглами макаронин – известняка, всё заявляло о том, что над этим жилищем тысячу лет трудился некто более мощный и талантливый, чем человек. Иначе говоря, я находилась в природном гроте. Кроме моего лапника, в углу пещеры у противоположной стены находилась и другая постель, не в пример моей - деревянный топчан, застеленный меховым одеялом. По стенам были развешены распятые шкуры животных: белки, зайцы, лисы. За грубо сработанным дубовым столом, на котором и стоял великолепный канделябр, лицом ко мне сидел хозяин грота. Нестарый ещё мужчина, крупный и сильный. Шапка спутанных, давно не стриженных, рыжеватых, с проседью волос. Широкое лицо, полные губы, нос большой, но правильной, красивой формы, как на барельефах римских патрициев. Я рассматривала его сквозь ресницы, стараясь ничем себя не выдать. Мужчина занимался нехитрым делом: зашивал прореху на поношенной куртке. Закончив работу и немного полюбовавшись на ровные стежки, он, накинув куртку на широкие плечи, отправился к очагу - там, на вертеле, дожаривался шашлычок из мелких птиц. Моё обоняние запоздало откликнулось на дразнящий запах жаркого, рот наполнился слюной, я непроизвольно сглотнула и распрямила затёкшие, до сей поры судорожно сжатые в кулак пальцы. Он стоял ко мне спиной, ни видеть, ни тем более слышать меня не мог. Однако немедленно, как будто я окликнула его, спросил: - Есть будешь? Можно конечно было затаиться и никак не отреагировать. Потянуть время, есть же у него дела снаружи: хворосту там нарубить, воды наносить, ещё там, какую-нибудь дичь, девушку ли, приволочь. А я бы тем временем сделала ноги. Дервард Дафф, являясь по большей части англичанином, однажды разъясняя мне смысл выражения: «уйти по-английски, не прощаясь», пояснял: «смелый убег, дорогая Элфин, чаще всего предотвращает более худшие неприятности, чем те которые уже произошли с тобой ранее». Не скажу, что я всегда была с ним согласна, но сейчас собиралась последовать мудрому совету моего друга. Но тут предатель-желудок, громко заурчал и вопрос с побегом был временно снят с повестки дня. Вздохнув, я села на постели, откинув укрывавшую меня тряпку. И тут, к моему крайнему изумлению и возмущению, обнаружилось, что вместо сорочки на мне мужская рубаха. Меня тут что - переодевали?! - Твоя сорочка промокла насквозь, а ещё от неё воняло, как от дохлой кошки. Я её сжёг. Ох, и щедрые в Богемии хуторяне, отравы для дорогой гостьи не пожалели. Семь потов сошло, пока из меня вся эта гадость вышла и, хм, не амброзией конечно смерть пахнет. Но каков наглец! Хозяин, между тем порывшись в тёмном углу пещеры, там стоял незамеченный мной сундук, и выудив из него кое-какую одёжу, небрежно швырнул мне, добавив: - Надень пока это. Дарованная мне одежда оказалась добротным суконным жилетом, подбитым заячьим мехом, жёлтыми кожаными лосинами и короткими женскими сапожками. Всё не новое, ношеное, но чистое и подозрительно пришедшееся мне впору. Как-то сразу пришло на ум сочинение господина Шарля Перро про синибородого злодея - у того, небось, тоже сундуки были набиты женскими нарядами, оставшимися после убиенных жён. Мда, хозяин пещеры становился всё более и более занятным. Жаркое я ела с удовольствием, хотя голубятина и была жестковата. А вот вино в запотевшей зелённой бутыли оказалось выше всяких похвал. Мужчина не отставал от меня, аппетит у него был отменный. Вскоре только горка косточек осталась на выщербленном глиняном блюде, которым он «сервировал» наш стол. После трапезы пришло время для вопросов и ответов, а иначе для игры в кошки мышки. Изначально конечно подразумевается, что хитрый, рыжий кошак притащил полудохлую мышку, добрый Мур-Мур её кормит, сапожки дарит, а глупая мышка и не подозревает о своей дальнейшей печальной участи. Но это мы ещё посмотрим кто у нас тут мышка. Я поставила локти на стол, сцепила ладони в замок и, облокотившись на них подбородком, придала своему лицу задумчиво-застенчивое выражение. - Спасибо, всё было очень вкусно. Я вам очень благодарна. Скверные люди подсыпали мне снотворного и украли всё, что у меня было. Последнее, что я смутно помню - меня, куда-то несли, а потом бросили в лесу. Если бы не вы… - трепетный взмах ресниц, - я бы наверняка там и умерла. - Ты и была мёртвая. Кожа синяя и холодная. Руки-ноги не гнутся. Глаза открыты, а зрачки на свет не реагируют. Мертвяков я достаточно повидал, госпожа ведьма. Вот так значит: «госпожа ведьма». Но уверенность или только подозрение? - Полноте, что за глупость вам в голову взбрела?! Всего лишь немного снотворного, но глоток свежего воздуха, ваше доброе участие и всё, наконец-то приходит в норму. - Лошадиная доза мышьяка. Здесь так принято. Весной вода мышиные норки подтапливает, так они норовят в дом, в тепло. Хорошие хозяева всегда загодя приманку рассыпают. - Ох, хорошо же, согласна, мышьяк. У меня до сих пор гадкий металлический привкус во рту. Но, видите ли, в чём дело любезный, открою вам один секрет. Я иностранка в вашей стране. Мой отец, маркиз де Клеф¹, был близок ко двору. А во Франции ещё со времён Екатерины Медичи в обычае убирать неугодных придворных с помощью яда. После того как от несварения желудка один за другим скончались два моих дядюшки, отец стал несколько мнителен и из предосторожности заставлял меня и брата каждый день за обедом съедать немножко мышьяку. Это так вошло у меня в привычку, что я иной раз посыпала им пищу вместо соли. Как вы понимаете, именно по этой причине, мышьяк и не оказал на меня желаемого действия. - Ты неделю пролежала в моём гроте. Три дня была совершенно мёртвая, не дышала, а вот трупного запаха не было. А на четвёртый, ближе к вечеру, начала обильно потеть. Смрадно. Пришлось даже лапник менять, зато кожа порозовела, и дыхание появилось. - Неделю не дышала? Никогда раньше, за собой таких странностей не замечала, но никто ещё и не стремился меня отравить, - и мысленно добавила: «И в самом деле - так качественно ещё никогда». Я упрямо врала, настаивая на версии «невинной овечки». Странностей за мной числилось немало, вот только тот, кто что-то замечал, как правило, воспринимал это не как «мою милую чудаковатость», а принимался вопить: «Да она ведьма! Хватай её! Вяжи!». Нет, не попался на мою вральскую удочку «пещерный человек». Смотрит внимательно. Очень уж внимательно. Неприятный такой взгляд, неподвижный, как у змеи. Большие, круглые глаза обычно вызывают симпатию, но не в этом случае. Страшноватенькие глаза, желтые с янтарным оттенком. Или это мне от скудного освещения так привиделось. - Я сомневался сначала, что ты ведьма, маркиза де Клеф. - Элиза. Элиза де Клеф, - я не собиралась называть ему своё настоящее имя, Элфин - имя для друзей, подчёркнуто оставляя вторую часть фразы без комментария. Он согласно кивнул, принимая имя. - Элиза, по-нашему Элишка. А меня можешь звать Савауш. Он сделал крошечную паузу, прежде чем продолжил, но я заметила. Выходит ему тоже есть что скрывать. Впрочем, пока я не в обиде: 1:1. - Итак, Элишка, как я уже сказал, я сомневался, поэтому, когда на четвёртый день ты стала оживать, я взял нож и сделал тебе глубокий надрез на правой руке повыше локтя, а затем хорошенько раскалив нож на огне, ожог на левой руке. Он сказал это совершенно спокойно, не меняя интонации, а вот я невольно дёрнулась и быстро оглядела пытаемые места. - Порез затянулся очень быстро, на следующий день и следов не осталось. А вот ожог только вчера, слишком уж обширный получился. Я разозлилась, так вот почему я неделю валяюсь без сознания в пещере этого садиста! Естественно, ведь раны и ожоги заживают дольше. И учитывая, что моему организму приходилось ещё восстанавливаться после яда, как тут в кому не впасть. - А глаза мои не пытались выковыривать тем же ножом? Сначала правый, а затем левый. - Нет. А что и глаза бы новые выросли? - А то как же, непременно, и руки-ноги можно без конца отрывать. Вы что думаете, я вам ящерица?! - Если бы ты случайно не оказалась на моём пути, то не прожила бы и часу. Несмотря на все твои способности. В нашем лесу прорва волков. И помедлив, опять эта крошечная, еле заметная пауза, добавил: - И других хищников. Он был прав. Но у меня крепло подозрение, что нет тут никакого доброго, отзывчивого «случайно мимо проезжавшего» самаритянина. И я спросила прямо: - Зачем вы меня спасли? - Барборки распустились на четвёртый день. Ухмыльнулся криво увидев мои недоуменно округлившиеся глаза и пояснил: - Есть обычай в декабре, в день святой Барбары, с черешни срезают веточки – барборки, на какой день они зазеленеют, на тот месяц в году и удачу ждать. Всё задуманное сбудется. Зорушка всегда ставит барборки. И ещё когда черешня цветёт, любит. Любила. Видали, как в ясный день на небе, откуда ни возьмись, появляется грозовая туча? Вот так и сейчас, в одно мгновение, его непроницаемое лицо стало чёрным. - Я тебя спас, Элишка, ты мне должна. Ты найдёшь мне того, кто убил Зорушку.
Наступят ли времена когда слова долг и совесть перестанут что-то значить? Можно, конечно, было вспомнить все те случаи, когда стремление помочь оборачивались для меня плачевным результатом. Взять хоть незабываемое приключение прошлым летом. Проезжала я вот так же мимо одной австрийской деревушки. Разыгравшаяся накануне буря, вкупе с проливным с дождём, натащила грязи и устроила завал, заставив тем самым местную речушку выйти из берегов. Как на грех, был у меня с собой небольшой запас ртути, вот я и вызвалась ускорить процесс расчистки плотины. Старый, простой способ: чтобы разрушить земляную плотину нужно бросить ртуть в воду, «живое серебро» просачивается через утрамбованные места и увлекает за собой воду, последняя делает промоины и разрушает плотину. Кто ж знал, что здесь всё так запущено и ртуть до сих пор считают змеиным молоком от чёрной гадюки. А доят тех гадюк кто? Правильно, исключительно ведьмаки и ведьмы. А потому меня похвалили, поблагодарили, денежку дали. Но, после чего быстренько натянули мешок на голову и с напутственными словами «уу ведьма бесстыжая», бросили в ту же самую реку. Деньги «и всё ровно ей ненужные в аду вещи», достались честным селянам. И это ведь не впервой, когда мне намекают - добрые дела должны быть наказуемы. Прости Дервард, я опять не сумела вовремя сбежать от своей совести и ввязалась в опасную авантюру. Примерно вот такие мысли приходили мне на ум, когда я любовалась окрестностями замка с балкона выделенной мне комнаты в угловой башне. Жлебы, небольшой, но очень красивый, белокаменный замок с четырьмя округлыми башнями по углам здания, утопал в буйно разросшейся зелени плюща. Основанием замку послужил обломок скалы, так что, если бы вдруг коварные враги затеяли сделать к нему подкоп, то они бы пообломали лопаты и ушли весьма разочарованные. Вообще-то враги, которые решили таким образом захватить замок, должны быть не коварными, а редкостными тупицами. Потому как собственно на этом все защитные меры замка и заканчивались. Нет здесь стандартного набора: рва, наполненного затхлой водой, подъемного моста на цепях, крепких стен с бойницами, а главное - грозных, неусыпных стражей, готовых выпустить в тебя пулю, стрелу, пушечное ядро или, на худой конец, вылить ведро кипятка на голову. Хмурый, щуплый старикан, отворивший мне вчера дверь, никак не мог претендовать на эту почётную роль. Наверно, естественной защитой служил непроходимый лес, который почти вплотную подступал к самым стенам. С высоты башни мне хорошо видны его заросли, кольцом окружавшие здание. У подножия замка, притаилась крохотная вассальная деревушка. Аккуратные лоскутки распаханных крестьянских наделов, чередовались с дикими полями, покрытыми душистым разнотравьем и жёлтыми головками одуванчиков. Здесь-то мне и придётся искать убийцу Зорушки.
Хозяйка замка, графиня Адела Альдринген, была само очарование: нежная фарфоровая кожа, аккуратный носик, маленький пухлый ротик, бледно-голубые глаза. Пышные волосы тщательно завиты, напудрены и уложены в высокую причёску. Атласное платье цвета чайной розы, в соответствии с последней Парижской модой, обильно украшено лентами, кружевами и искусственными цветами. Вместе со своим мужем, Збишеком, стройным, изящным, молодым мужчиной, они составляли галантную пару, коих я предостаточно навидалась во Франции и никак не ожидала увидеть в провинции Богемии. Однако моё первое впечатление оказалось не совсем верным. Между супругами было существенное различие. Адела - хорошенькая, кокетливая дамочка, будто сошедшая с фривольных картин Огюста Фрагонара. Я рассказала ей несколько свежих Парижских сплетен и дала дельный совет по поводу нового, бледно-зелёного платья, тем самым быстро завоевав расположение этого недалёкого создания. Благодаря Дерварду, который был своим при любом дворе, я действительно была представлена горемычной королеве Марии-Антуанетте, чья жизнь через несколько лет закончится на плахе. Как фрески Микеланджело несравнимы с картинами Фрагонара, так Збишек Альдринген несравнимо отличался от своей жены. Он был намного красивее и умнее своей жены. Причем, по кое-каким, вскользь уроненным замечаниям графа, я поняла, что он прекрасно это осознаёт. Самого пристального внимания заслуживала и старая графиня, мать Аделы. Не знаю, сколько ей было лет. В то время все хотели быть молодыми, или хотя бы выглядеть молодо. Напудренные парики скрывали седину, густой слой пудры и румян – морщины. А нежные, пастельные расцветки одежды превращали зрелую матрону в юную девушку. Фрида одевалась необычно. Графиня любила яркие платья, в основном глубоких зелёных, болотных, жёлтых оттенков, юбки из жёсткой тафты, шелестели, когда она шла, как крылья стрекозы. Она и напоминала мне насекомого. Маленькая, с тонкой талией, крохотными ручками, большими, выпуклыми, когда-то зеленовато-голубыми, а теперь выгоревшими, как линялая тряпка, глазами. Губы тщательно подкрашены и плотно сжаты в тонкую линию. Фрида была вездесуща, как я убедилась впоследствии, неожиданно на неё можно было наткнуться в самых различных уголках замка. Прислуга боялась её панически. Назначенная мне в камеристки девочка, смышленая и бойкая, впадала в ступор при её приближении. - Зайка, я заметила, ты боишься старую графиню? Зубки у Зойки белые, крупные, два передних немного выдаются вперёд, что впрочем, нисколько её не портит. Я быстро перекрестила её в Зайку. Савауш снабдил меня подходящим гардеробом для странствующей, взбалмошной маркизы, вздумавшей путешествовать налегке. Платье одно, зато дюжина перчаток, шёлковые чулки, кружевное бельё, батистовые платки. Я внимательно всё осмотрела и пятен крови не обнаружила. Но, кто его знает, а вдруг он предпочитал душить свои жертвы. Девочка как раз помогала мне переодеть платье. Я стояла перед большим зеркалом, а Зойка, стоя на коленях, поправляла складки платья. Она была ещё в том возрасте, когда не умеешь скрывать свои чувства. В зеркало я прекрасно видела, как в ответ на мой вопрос гримаса страха и отвращения исказило её подвижное личико, и девочка машинально потёрла глубокую ссадину на левой скуле. Я сразу вспомнила, что маленькие, сухие лапки Фриды украшают кольца с крупными камнями. - Графиня Фрида строгая, она для всех слуг как мать. Достойный ответ вышколенной прислуги. Что ж, доверие не в один день завоевывается. Я – гость, уеду, а ей тут жить с «матерью». А для первого раза я узнала достаточно.
Прогулка по парку приятней и полезней с мужчиной, а вот для того, чтобы увидеть дом, нужна хозяйка. Я собиралась осмотреть замок и попросила Аделу сопровождать меня. Мне было понятно, что Адела, по сути, лишь картонная фигурка, фиктивная хозяйка замка, а бразды правления крепко держит в своих злых ручках её мать. Но Фрида, показала бы мне только то, что захотела она сама. Я же надеялась, что легкомысленная Адела даст мне больше информации. Именно поэтому я и переоделась в своё единственное платье. Очень красивое платье цвета шампанского, с причудливой пеной фламандских кружев по корсажу. Вот только оно мне совершенно не шло. А что может быть приятней для хорошенькой женщины, как видеть другую, симпатичную женщину в неподходящем платье. - Миленькое платье, маркиза! – Адела с нескрываемым удовольствием оглядела меня, а затем и себя в зеркале. Её утреннее лавандовое платье было безупречно. Мой первый «ход конём» тоже. Адела гостеприимно распахивала мне двери внутренних покоев замка. Залы в замке небольшие, белые потолки с лепными фризами, обои с гирляндами цветов и медальонами-беседками с неизменными пастушками в пышных коротких юбочках, китайцами на лодках, коленопреклоненными кавалерами, с видом змея-искусителя пытающихся всучить томным дамам шипастую розу. Диваны и кресла с гнутыми ножками, столики, заставленные саксонскими фарфоровыми статуэтками. И да, как «оригинально», в голубой китайской комнате - китайцами, в розовой гостиной - пастушками и пастушками. Анфилада залов как-то неожиданно быстро оборвалась, хотя по моим подсчётам мы и половины комнат не обошли. - Левое крыло перекрыто, - пояснила Адела. - Мы с Збишеком всего полгода как женаты и после свадьбы мне удалось привести в порядок только эти помещения. Адела поджала губки, тень раздражения скользнула по её гладкому личику. На миг кукольные черты лица её приобрели несвойственную им резкость и она стала похожа на свою мать. - Графиня, вы славно потрудились, за столь короткий срок так обставить замок. Я полагаю, раньше в доме не было хозяйки со столь безупречным вкусом. Замок принадлежал графу? - Нет, что вы! Это мой замок! Я здесь ещё девочкой играла! Некоторое время он принадлежал одной моей дальней родственнице, но потом она умерла… И он стал совсем моим! Я и не думала, что столь простой вопрос вызовет в куколке-графине такой бурный отклик. Сказано было очень эмоционально. И последняя фраза, столько страсти, только ли о замке? - Адела, когда я подъезжала к замку, то обратила внимание на чудесные, старинные витражи в окнах. Знаете ли, в Англии вновь входит в моду готический стиль. Мне бы хотелось всё же осмотреть левое крыло. - Там мерзость запустения, кузина была неряхой во всём. Туда давно никто не входит. Мы с Аделой стояли напротив массивной двери, перекрывавший вход. Резная, потемневшая от времени дубовая дверь резко отличалась от всего того манерного, золочённого, изогнутого стиля, который так заботливо воссоздала Адела. Она была как старый солдат - прямая, грубоватая, с глубокими морщинами-царапинами, бесхитростная и верная. Было в этом, что-то глубоко символичное, когда в ответ на последние слова графини дверь распахнулась, и без лишней скромности и скрипа выпустила наружу вовсе не бледного призрака, а вполне даже здорового графа Збишека. Граф учтиво поклонился, запер дверь, и ни слова не говоря своей окаменевшей от возмущения супруге, неторопливо удалился. Даже слой пудры не скрыл предательских красных пятен выступивших на лице Аделы. Но отдаю ей должное, она не стала выдумывать новую ложь и недрогнувшим голосом предложила мне выпить кофе в розовой гостиной. Какие бы разногласия не происходили у супругов Альдринген, в одном они были солидарны. Я была уверена, что граф Збишек не пустит меня в запретное крыло.
Тёмные дела принято совершать под покровом ночи. Я не стала отступать от традиции и отложила мероприятие под порядковым номером три - «незаконное проникновение туда, куда не пускают, а мне очень нужно, поэтому всё равно пойду» на тёмное время суток. На день же у меня были запланированы: пункт первый - подружиться с Зайкой и второй - флирт с Збишеком. Тот, кто решил, что все эти затеи из-за ключа от дубовой двери, пусть немедленно извернется и плюнет себе в глаз. Да никогда я бы не стала так вероломно использовать людей! Тем более, когда ключик-то мне совсем и без надобности. Ночью я пойду другим путём, кривой ведьменской дорожкой. Сейчас же мне следовало обдумать свои предполагаемые действия. Особенно пункт два. Мне было тогда 23 года. На самом деле 23 (это потом я каждые сто лет честно прибавляла себе по году). И хотя я всегда хорошо разбиралась в людях, но в первой своей молодости мужчины ещё имели надо мной власть. И прекрасно видя сущность каждого человека, я склонна была иногда обманываться при виде красивого, высокого брюнета. Граф Збишек был именно таким. А таких, как я он без соли съедал на обед и на ужин. Я бы не удивилась, если бы вдруг обнаружилось, что влюблённые в него дамы расположились под стенами замка военным лагерем. Ведь, несомненно, за ним тянулся целый шлейф разбитых женских сердец. В связи с этим напрашивался вопрос, как удалось Аделе приручить такого мужчину? И держать, к тому же, на коротком поводке. По отношению ко мне граф держался холодновато-отстранённо, а Адела нисколько не беспокоилась по поводу свалившейся ей на голову соперницы в моём лице. Очень необычно и странно, даже учитывая, что галантный век, когда измена супругов была практически нормой, близится к завершению и вскоре добропорядочное поведение войдёт в моду. Для того чтобы выиграть партию, нужно для начало правильно расставить фигуры. А у меня была некая призрачная фигурка, из-за которой, собственно говоря, я здесь и оказалась. Савауш привёз меня к замку, сказав только: «Зорушку убили здесь, найди кто». Кто ты Зорушка? Какая ты была? Может быть, так прямо и спросить, да вот хоть у Зайки. Вон она «скачет» по комнате, мой пункт №1, пока я валяюсь на кровати (послеобеденная сиеста – дамам полагается отдыхать, на самом деле приятная возможность снять опостылевший корсет). Зайка протирает пыль. Я разрешила, так как днём не сплю и к тому же, мне на самом деле было приятно её общество. Наблюдать за ней было забавно. Прежде чем приступить к протирке очередной поверхности Зайка отпрыгивает на шаг и критически её рассматривает, затем крохотный шажок в сторону, взгляд с боку, возвращается на место, глубокий вздох и яростно или наоборот трепетно приступает к работе. Я выждала перерыва между манёврами, Зайка направлялась к столику, густо засеянному фарфоровыми статуэтками, и задала свой вопрос: - Зайка, Зорушка бывала в замке? Девочка будто налетает на непреодолимую преграду, медлит, а потом поворачивается ко мне всем корпусом. - А где же ей ещё было быть, это ведь её дом. - Значит, она тут долго жила? - Ну да, как родилась, всегда жила здесь. Правда, когда ей исполнилось шестнадцать, старый граф на всю зиму отвёз её в Прагу. И на следующий год тоже. Но ей там не нравилось, она ездила только чтобы графа не огорчать. А как граф умер, так уж она и не поехала больше. Хотя он и звал, все письма ей слал, а потом и сам явился. - Кто? - Так граф Збишек конечно. - Как граф Збишек? Он же женат на Аделе? - Ну, так сначала-то он очень хотел жениться на Зорушке. Это все знают. - А она? - О! Она совсем не хотела. Он ей ни капельки не нравился! Как он ей письмо пришлёт, так она раз и в камин, и даже не откроет! Зойка разошлась, показывая мне как Зорушка кидает письма в огонь, она швырнула тряпку. И не промахнулась… Статуэтка упала и с приятным звуком зазвеневшего колокольчика разлетелась вдребезги. Зайка застыла столбиком, глаза круглые, кисти рук бессильно свешены напротив груди. - Пастушкой больше, пастушкой меньше, - заметила я философски. - А? Это была не пастушка, а красивый молодой человек. - Без разницы. Не трусь, Заяц, господа и не заметят, вон их сколько. - Графиня заметит. Надеюсь, Фрида не шпионила под дверью и не слышала нашей беседы, но до того как она открыла дверь, я уже птицей слетела с кровати и отпихнула Зайку как можно дальше от места преступления - Ох, какая я неловкая! - я картинно всплёскиваю руками, попирала босой ногой «хладные» осколки бывшего «красивого молодого человека». - Не страшно, маркиза,- мёд и патока для меня. - Убери здесь, - удар хлыста для Зойки.
После того как «ваша вредность» прошелестев удалилась, я, оставив Зайку прибирать «поле боя» и переодевшись в привычное мужское (корсет – брр, увольте!) – рубашку, лосины, сапоги, решила прогуляться. Мне почти физически душно в этой атмосфере страха, лжи и какой-то пока неясной тёмной злобы, которой пропитан замок. Глоток свежего воздуха не повредит. Около замка разбит обширный парк в смешанном австрийско-французском стиле. Ровно подстриженные кусты и газоны, дорожки отсыпанные гравием, белые истуканы греческих статуй около каменных скамеек, фонтан без капли воды. Всё чисто, приглажено. Но, для меня это зеркальное отражение позолоченных покоев. Прочь! Свернув с расчищенных дорожек парка, бездумно углубляюсь в заросли леса. Журчание воды выводит меня к ручью, крошечные водопады образуют тихую заводь. Я удобно устраиваюсь на большом замшелом валуне, округлый, обработанный и отполированный ветрами и водой, он со временем принял вид удобного кресла. В Англии сказали бы: трон для троллей. Как же я скучаю по Англии, по Лондону, по просторному дому с навощёнными полами, в котором всего одна парадная гостиная, но зато множество уютных уголков. Пока это единственное место на земле, где меня всегда ждут – Дервард, большая добрая кухарка Дебби, которая на самом деле не человек, а хобба, и даже сноб Рубака пару минут будет рад мне. А как же роскошный особняк маркизы де Клеф в Париже? Его нет, так как не существует и самой маркизы де Клеф. На самом деле, я толком и не знаю, кто я. Дервард нашёл меня в Венеции. Я была ребёнком, худым оборвышем, беспородной дворняжкой. Что он нашёл во мне? Зачем потратил столько сил и времени, обучая меня? Или он надеялся, что из куска булыжника выйдет новая Галатея? Но получилось то, что получилось. Я разочаровала своего учителя и друга, а теперь вот бегаю от него по всей Европе в надежде, что боль в моем сердце утихнет. Мне вдруг стало зябко, будто холодным ветром в лицо дохнуло. Кто-то наблюдал за мной. Круглые, жёлтые, птичьи глаза. Савауш. Умеет ходить, чертяка, даже веточка под ногой не хрупнула! - Я ждал тебя, Элишка. - Любопытно. Стало скучно в вашей норе? И как вы могли знать, что я именно сюда приду, когда я и сама этого не знала? - Не трудно и предсказуемо, это любимое место Зорушки. Вы с ней немного похожи. Не внешне, конечно, она намного красивее. И не характером, Зорушка делала только то, что сама хотела. А ещё любила бродить, где вздумается. Как и ты. Так что, рано или поздно ты бы нашла это место. Она говорила, что ей здесь хорошо думается. - Действительно было неплохо, пока вы не появились. - Что ты узнала? - Пока не много. Я ведь вынуждена работать вслепую, ничего не зная ни о самой Зорушке, ни о возможных подозреваемых. Можно было хоть отчасти просветить меня, к примеру, о том что Адела - её кузина, а граф Збишек был совсем не прочь получить вместе с замком и его бывшую хозяйку. - Известное многим ты узнала и без меня. И быстро. Есть ли что-то еще? Я коротко пересказала утреннюю сцену у запертой дубовой двери, включая и мое намерение посетить закрытое крыло. - Как ты собираешься туда попасть? Я, криво усмехнувшись, пожала плечами. Нет, план у меня был. Я собиралась воспользоваться своим коронным талантом - умением левитировать. Хорошо бы ещё метлу раздобыть крепкую или дрын подходящий. И не для полета. Левитировать я и без метлы умею, это врождённое, но кто его знает, что там творится за закрытыми наглухо окнами. Дрын, наверно, самое оно. - Есть тайный ход, о котором никто не знает. Я объясню, как его найти. Савауш потратил около получаса, рассказывая мне в мелких подробностях, как пробраться к искомому тайному ходу. Я внимательно слушала наставления, всматриваясь в его бесстрастное лицо. Насколько это было возможно. Савауш прекрасно владел собой, кроме того, он стоял в тени дерева. Я вдруг осознала, что ещё ни разу не видела его на солнце - всегда в тени. Как кошка, которая на мягких лапах подкрадывается к чуткой птахе, так и я, опустив ресницы, что бы он не заметил моих заблестевших глаз, обманчиво небрежным тоном продолжаю: - Савауш, вы так хорошо знаете замок. Как насчёт того, чтобы этой ночью прогуляться по нему вместе? - Нет! Ты пойдёшь туда одна, - следует поспешный, излишне грубый ответ и вопросительно вскинутая красиво очерченная бровь, как взмах крыла птицы. Но поздно. Я внутренне подобралась, как перед прыжком, и облизала вдруг ставшие сухими губы: - Савауш, ты можешь войти в замок? Я спокойно жду, теперь уже не прячась, пристально смотрю на него. Он, понял, что я догадалась, но не рассердился, только скулы резче обозначились. - Я не могу войти в замок. Резко развернувшись, Савауш шагает назад, под спасительный сумрак ельника. Его крупная фигура, как тать в ночи, растворяется в сумраке леса. Мне нравится, когда отношения становятся более непринужденными, тогда можно и на «ты» перейти. Недаром, я сегодня вспоминала Дерварда: «Нечисть всегда честно ответит на твой вопрос, если конечно, ты правильно его задала».
Тонкий, пронзительный крик взрезал сгустившуюся тишину. Кричала Адела. И если бы только кричала. Фигура молодой женщины противоестественно колыхалась, изгибалась, как неверная тень на стене. Что-то невероятное происходило и с лицом: оно оплывало, словно воск горевшей свечи. Фрида, враз утратившая своё хищное спокойствие, мелко дрожа, суетливо хватала дочь за одежду. Но было поздно - смерть Збишека явила событие. Секрет, так тщательно хранимый семейством, в буквальном смысле рвался наружу. Тварь обретала форму - ломая проволоку корсета, в клочки нежность кружева, неудержимо рвалась из шёлка платья, как из кокона. То кошмарное создание, что предстало перед нами, даже отдалённо не напоминало памятную по грозовой ночи чёрную птицу. Крылья были, но какие-то куцые, жалкие, как у только народившегося нетопырёнка. Зато тело чудовищное - гибкое, хлёсткое, змеиное свивалось в тугие, мощные кольца. И в довершение плоская голова, жуткая пасть с раздвоённым языком, острыми, тонкими клыками, с которых словно слюна у бешеной собаки капал яд. Охотников поближе насладится зрелищем небывалой твари не нашлось. Спасая себя и своих близких, люди в панике, вопя от ужаса, кинулись к выходу. При всём при том нашёлся человек, который решил позаботиться и о всеми позабытой «мерзкой ведьме». Кто бы вы думали? Светловолосый, щуплый мальчишка - Янек. Пользуясь суматохой, парнишка бросился ко мне и споро перерезал верёвки. Только-только мы успели спрыгнуть с вязанки, как тварь, полностью завершив своё превращение, сминая всё на своём пути, рванула вперёд. Первой не повезло старой графине. Не думаю, что Фрида, застыв скорбным изваянием на её пути, рассчитывала на пробуждение дочерних чувств. Скорей всего властную графиню, привыкшую всё и всех контролировать, взяла оторопь, в ступоре она и стояла, не двигаясь. Но, как бы я не относилась к графине, такой смерти она не заслуживала. Сломленная, как спичка, раздавленная, буквально размазанная по земле, высокомерная аристократка закончила свою жизнь в дворовой пыли. Впрочем, для твари Фрида, да и всякий другой, оказавшийся на её пути, были лишь незначительной помехой. Твари нужен был тот, кто убил её мужа и тем самым разрушил её мир, лишив самого смысла существования. Несмотря на свои размеры и вес, двигалась она на удивление ловко и проворно. Дело было одной минуты, но филин оказался готов и, казалось, легко принял на крыло нового противника. К моему удивлению, во дворе, за исключением меня и Янека, остались ещё двое – старик Кохан и Ноба. Невольно встретившись с ней глазами, я опомнилась: - Держи, сколько сможешь! Не убивай! – беззвучно, одними губами, шепнула я, полагаясь на исключительный слух оборотня. Неистовое кружение филина со смертью началось. То был совсем другой поединок, и по тому, как он его повёл, я поняла, что Савауш понял и принял мою просьбу. Вести такую игру легче, если сменить ипостась, однако раненая рука-крыло не позволяла оборотню этого сделать. Зато твари её чрезвычайно гибкое тело пришлось в самый раз. Как тугая механическая пружинка она с сумасшедшей скоростью разворачивалась и била, била. Каждый раз казалось ещё чуть-чуть и достанет. Но, нет - Савауш был быстрее. Ускользая, увёртываясь, молниеносно меняя позицию, оборотень уходил в глухую оборону. Какое живое существо способно выдержать столь быстрый темп? Смотреть на эту круговерть со стороны и то рябило в глазах. Не знаю, сколько это продолжалось. Атака следовала за атакой, но постепенно тварь стала уставать, «пружина» разворачивалась не так скоро, всё более вяло. К тому же Савауш ухитрился нанести ей несколько ранений. Не серьёзных и в пылу сражения скорее раззадоривающих, однако, с усталостью для твари пришла и выматывающая боль ран. Плохо было другое. Сколь не стремительны были движения оборотня, я стала их замечать, успевала увидеть. А даже я, с моим тренированным зрением, не должна была. Означало это только одно – оборотень на пределе, смертельно устал. Куртка давно уже отброшена в сторону, рубаха потемнела, промокла насквозь от пота и больше - от крови. И без того не блещущий румянцем, он на глазах стал белее первого снега, краше в гроб кладут. Больше тянуть нельзя. Надеюсь, тварь достаточно измотана и сможет, так сказать, «постоять» спокойно, пока я буду накидывать на неё «уздечку». Сам ритуал был чрезвычайно прост, не требовал специальных зелий, начертаний и знаков. За исключением того, что у меня для его проведения не было главного, а именно – внятного, громкого голоса. Зато наличествовал оборотень с безукоризненным слухом. - Теперь смотри ей в глаза и повторяй за мной, слово в слово, - велела я ему. - Анна… Едва Савауш произнёс имя - тварь замерла, как охотничья собака, бегущая по следу, вдруг окликнутая хозяином. Он и стоял перед ней по-хозяйски, широко расставив ноги. Я легко могла представить рыцаря Черныша на поле битвы. Незыблемо, как скала, стоял бы он на одном месте, и волны врагов разбивались об эту твердыню, устилая своими трупами подступы к нему. Надеюсь, и сейчас он выстоит. - Ангелика, - шепнула я ему - Ангелика, - послушно повторил оборотень. - Ангелика? – удивлённо переспросил Янек. Тварь не отводила от оборотня холодного взгляда и всё же выглядела расслабленной, покорной. До сих пор всё шло хорошо, я перевела дух и дала Саваушу третье имя: - Августа… - Августа, - подтвердил старческий голос Кохана. Тварь задрожала. В мгновение змеиное тело выгнулось, приняло стойку кобры готовой к атаке, крылышки за спиной раздулись как капюшон. Глаза, до того имевшие вид змеиных, с вертикальным зрачком, налились кровью. Я не знала наверняка, в чём дело, возможно, она ещё очень сильна и нам не удастся завершить начатое: - Ансельма… - Ансельма, - твёрдо произнесла Ноба, наверняка уже догадавшаяся, что к чему. - Ансельма… Ансельма… Ансельма, - эхом вторили замковые стены Глаза твари стали совершенно чёрными, страшными, как адская пропасть. – Катерина… - Катерина! - имя потонуло в сдавленном крике мальчика. На сей раз она была быстрее. Клыки сомкнулись на плече оборотня. - Адела, - успел хрипло выдохнуть Савауш. Будто гигантская, невидимая рука ухватила тварь, приподняла, а затем с силой швырнула о землю. Воздух над её телом задрожал, сгустился. Тварь пропала, как не бывала, а на земле жалким, грязным комочком без сознания лежала Адела. Дело было сделано. Чудовищное семейное проклятие развеялось. Я бросилась к Саваушу. Кровь пузырилась у него на губах, лицо заострилось, глаза, прежде такие нереально яркие, утратили блеск и оттого стали похожи на человеческие. Последнее испугало меня больше всего. Хуже, чем я думала. Наверно у меня было очень расстроенное лицо, поскольку он даже нашёл в себе силы бледно усмехнуться в ответ: - Вышло? Так, как ты хотела? - Да, с графиней всё будет хорошо. - Имена… Это ведь имена её сестёр? - Ты прав. У Аделы было пять сестёр. И они все умерли из-за неё. От их смерти вештица становилась сильнее, но, скорее всего, она этого даже не осознавала. Маленькие девочки капризны, обиделась на сестру, и вскоре той не стало. Думаю, что только гибель последней, Катерины, открыла ей страшную правду. Быть может, она любила её больше остальных и поэтому в дальнейшем избегала убивать женщин. - Что не помешало напасть на тебя. - Такова была её природа. Прости меня. Я хотела дать ей шанс, но не ценой твоей жизни. - Не к чему извиняться. Ты не понимаешь. Я всё равно не смог бы выйти отсюда. Живым не смог. - Несмотря на заклятие, ты смог сюда попасть. Как ты вошёл в замок? - Мне помогли. Я знал, что это невозможно и всё же многие месяцы кружил вокруг стен. Но сегодня, только сегодня увидел щель в защите. Очень узкую щель. Я смог пройти, при этом лишился половины своих сил. - Кто тебе помог?! Ты знаешь кто это?! - Кто-то похожий на меня. Я сразу понял, когда вошёл. Он там, в башне. Возьми Серебряное крыло, по-другому его не достать… Теперь прощай, ведьма Элишка. - Эльфин. Меня зовут Эльфин! Ты не можешь так просто сдаться! В нём было столько жизни и такая стальная воля, что до сей поры его голос звучал ровно. Сейчас он заговорил медленно, с долгими паузами. Будто жизнь, что бурлила в этом сосуде, вдруг исчезла, остались считанные капли. - Я рад, что встретил тебя, Эльфин… В этом мире без неё меня ничего не держит… Зорушка мертва… Она стоит на пороге… Ты долго ждёшь, моя вечерняя звезда… Савауш умер. Тело его не долго сохраняло свои очертания, как утреней туман, подхваченный порывом холодного ветра, оно бесследно растаяло на моих глазах. Как я и предполагала, ко всему прочему Савауш был ещё и призраком. Без этого странного оборотня–рыцаря мир стал беднее. Он был мне другом.
Аделу перенесли в её покои, а я возвратилась в комнату, которую привыкла называть своей. Прежде всего, следовало вымыться, к счастью очень скоро явилась Зайка и помогла мне с горячей водой. Верно от того, что я выросла в Венеции - городе на воде, омовение всегда приносило мне облегчение. Но на сей раз это не помогло, на душе было скверно. Моё решение спасти Аделу погубило Савауша. Правильно ли я поступила? Возможно ли, что дала шанс не тому, кому следовало? С другой стороны, когда-то Савауш сознательно решился стать оборотнем. Никому не хочется умирать в девятнадцать лет, но у Дивиша Черныша был выбор. У Аделы его не было. Проклятая шестая дочь шестой дочери, обречённая стать чудовищем - вештицей. Одна за другой её сёстры умирали, а Адела впитывала их непрожитые жизни. Как только у меня возникли подозрения на её счёт, я стала потихоньку выведывать имена сестер. Самым простым было узнать имя пятой сестры, той, что умерла в замке. Зайка его быстро вспомнила, поскольку это было родовое имя - одну из девочек обязательно называли Катерина. Резвушку Августу, доставившую ему немало хлопот, хорошо помнил Кохан. Самые старшие сёстры, к счастью, уже вступили в тот возраст, когда интересуются романами, их имена, тщательно выведенные, значились на титульном листе «Клариссы». Как-то, заметив в руках у Фриды платок с изящно вышитой монограммой, я похвалила вышивку, думая, что это работа Аделы. Но оказалось одна из дочерей Фриды, Ансельма, слыла искусной белошвейкой, в память о ней мать и хранила платок. С получением последнего имени мне оставалось только ждать подходящего момента. Я и не думала перекладывать свои обязанности на кого бы то ни было, однако вмешательство Збишека развило события в ином ключе. Адела потеряла мать и мужа, но ей вернули то, о чём она не смела надеяться - жизнь обычной женщины. Как ни крути, теперь молодая графиня оказалась у меня в долгу. Поэтому, приведя себя в порядок, я незамедлительно отправилась к ней.
***
Я рассчитывала увидеть графиню в постели. Но Адела, полностью одетая, стояла перед большим зеркалом, бесстрастно вглядываясь в своё отражение. Она была ещё несколько бледна, но в целом выглядела здоровой. Я не стала церемониться и приступила к главному: - Вижу, вы пришли в себя. Стоило бы дать вам больше времени, но знаю, вы гораздо крепче духом, чем кажитесь. Графиня, вы знаете, что ваш муж и мать мертвы? Адела, не оборачиваясь, продолжала рассматривать себя в зеркале, лицо её не дрогнуло, голос остался спокойным. - Я также знаю, кому обязана своим спасением. Мне безразлично, кто вы, и нет интереса выяснять, каким образом вам это удалось. Что вам угодно? - Прекрасно, в таком случае, вы не откажетесь ответить на мой вопрос. - Спрашивайте. - Касательно вашей кузины. Уверена, вам известно, что Зорушка уезжала не просто так. Семь месяцев - вполне достаточный срок для того, чтобы выносить младенца. Ребёнок Зорушки, знаете, где он? Бывшая вештица, наконец, повернулась, обратив на меня свои голубые глаза, которые на её бледном, как-то враз исхудавшем лице, казались ещё больше. - Конечно, знаю. Он всё ещё здесь. - Где же?! - Там, где и его мать. В башне. Смутные догадки мои подтвердились. Не откладывая, я попросила графиню сопровождать меня в закрытое крыло.
Графиня прежде наведалась в покои мужа, дабы отыскать ключ от той самой дубовой двери, в которую меня когда-то не пустила. Покойный граф явно не оценил свою жену - по тому, как она уверенно открыла потайной ящичек секретера, ей было отлично известно, где Збишек прятал ключ. Несомненно, пребывай супруги Андрингер в гармонии, у меня бы не вышло так легко разрушить семейный вертеп чудовищ. Теперь не было необходимости красться потайным ходом, ежеминутно рискуя сломать шею; воспользовавшись ключом, мы с Аделой проследовали в запретную часть замка. Знала ли графиня о секретном проходе, проложенном в стенах? Скорее всего, нет. И я не стала её просвещать, так как не хотела, чтобы она знала о моём визите к её кузине. Довольно быстро мы прошли по пыльному коридору, миновали не менее пыльную и запущенную залу и поднялись в башенку. При дневном свете комната выглядела не так мрачно. Оказалось, что окно выходит на солнечную сторону, а стены забраны светлыми ореховыми панелями. В хорошую погоду здесь, по-видимому, было уютно. В остальном всё оставалось на своих местах, задернутые занавеси балдахина тоже. - Они там! - тихо сказала Адела, указав на кровать, одновременно сделав крошечный шажок в её сторону. В это время входная дверь скрипнула, в комнату, смущаясь и неловко сутулясь, вошёл Янек. - Ты!? Зачем здесь!? - обернувшись, нервно прошипела Адела. - Я его пригласила. Возможно, нам понадобится помощь мужчины. - Он не мужчина, мальчик. - Да, но храбрый мальчик. Пусть останется. На самом деле мне требовались свидетели, и я хотела, чтобы Янек всё увидел сам. Аделе явно не понравилось присутствие третьего лица, но она не нашлась, что возразить. Янек отдёрнул занавеси балдахина и испуганно отшатнулся. И было от чего. Зорушка всё ещё лежала там. Только теперь она выглядела не уснувшей красавицей, а в самом деле мёртвой женщиной. Давно мёртвой, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вместо столь недавно виденного мной прекрасного лица, чёрные косы обвивали голый череп с пустыми глазницами. Роскошное платье скрывало высохшее тело, жёлтые кисти скелета покойно сложены на животе. Привычный защитный жест матери. Почему я не увидела тогда этого, не поняла? «По-другому его не достать», - последние слова Савауша ожили в моей памяти. Надеюсь, ты понимал, что делал, когда вручил мне свой меч. Собравшись с духом, я высоко подняла меч, зажмурилась и рубанула. Одного удара оказалось достаточно. Словно створки раковины, Серебряное крыло вскрыло живот. Не важно, что я думала увидеть, это было совершенно не то! Среди безукоризненно чистых, будто годами пролежавших на ветру костей скелета, словно птенец в гнезде, уютно свернувшись, лежал младенец. Толстенький, розовый херувимчик, каких любят изображать художники. Младенец открыл глаза и посмотрел на меня. Осмысленным, пристальным взглядом, от которого мне, много чего уже повидавшей ведьме, стало не по себе. Потом, будто опомнившись, он моргнул и закричал, то есть повёл себя как совершенно нормальное, только что родившееся дитя. Адела до того застывшая столбом, тотчас над ним закружила, запричитала, быстро отыскала какие то тряпки обтёрла, запеленала, точно делала это не в первые. Кошмарность происходящего её не шокировала, графиня была абсолютно счастлива. Она обрела новый центр для своего мира.
***
Более в замке меня ничего не задерживало. Графиня в благодарность подарила мне игреневую лошадку, и я попросила Янека оседлать её. Наблюдая за тем, как парнишка умело подтягивает подпругу, я думала о другом ребёнке. Мне не понравился этот мальчик. И дело не в его невероятной, нечеловеческой живучести, а в том, как он использовал своих родителей, мёртвое тело матери, сохраняя как скорлупу, выжидая подходящего момента. Нерождённый, он был уже настолько силён, что смог пробить колдовскую защиту, наложенную предками на стены замка. Но только тогда, когда решил, что время показать себя миру пришло, Савауш освободил своего сына ценой своей жизни. Что мне было делать с этим ребёнком? Я оставила его на Аделу, уверенная, что она хорошо позаботится о нём. Маленькая графиня не могла теперь иметь своих детей - расплата за загубленные ею жизни. Как она объяснит появление маленького племянника, заботило меня мало. Осталось последнее – свидетель. Янек закончил с подпругой и теперь, достав краюху хлеба, кормил лошадку с ладони, другой рукой ласково трепал её серую чёлку. - Скажи, зачем ты полез меня спасать? - А что, не нужно было? – ухмыльнулся мальчуган. - Такую, как я, убить довольно сложно. - Так ты всё-таки ведьма? - Скажем так, я не совсем обычный человек, - ответила я уклончиво. Неважно, как я сама себя именовала, вслух этого произносить не стоило. - Вернёмся к нашим баранам. Почему ты решил мне помочь, неужели тебе не было страшно? Разве ты не слышал, что рассказывал Войцек? - О том, что ты оживший мертвец? Враки. Среди тех чудовищ, ты единственная выглядела нормально. С этим трудно было спорить. - Теперь ты уедешь? Можно мне с тобой? Я задумалась. Парнишка мне нравился. В нём чувствовался независимый дух, который встречается редко и который я ценила в людях. К тому же трудно скитаться в одиночку и выглядеть при этом приличной дамой. Может мне пришло время обзавестись учеником? Видимо Янек, заметив мои сомнения, решил выдвинуть дополнительный козырь: - Я понимаю по-немецки, а читать могу на чешском и даже на старочешском. - Вот как? Проверим, прочти тогда вот это. И я сунула ему в руки страницу, варварски вырванную мной из книги по истории Чехии. Всё это время она находилась там, где я ее и положила - у меня на груди. Немудрено, что с прошедшими событиями я совершенно о ней забыла, и листок обнаружился, только когда я сняла грязную одежду. Янек старательно водил по листку пальцем и шевелил губами. Я уже было начала сомневаться в его способностях. - Здесь написано: «Лети моё несчастное, глупое сердце. Нашу дочь я назову София. Пусть она будет мудрее нас». - Девочка?! Ты правильно прочитал? - Да, всё верно. - Но как это понимать? Вместо дочери сын. Или же существует другой ребёнок? Невозможно! - Почему? Птенцы филина вылупляются не все сразу. Последнего приходится долго ждать. - А? С такими невероятными родителями, быть может, так и произошло. Где она её спрятала? Почему не сказала Саваушу? А если спрятала не от отца, а от брата? Нелёгкая задача это выяснить. - Но, так я еду с тобой? Увидишь, я пригожусь! - Решено, нам стоит поискать пичужку, хотя бы для того, чтобы вернуть отцовский меч. У меня нет никакого желания оставлять его здесь. Сдаётся мне, что Серебряное крыло единственный меч, способный справиться с сыном оборотня. - Если он такой опасный, почему ты не убила его сразу? - Я не убиваю детей. Пусть вырастет, а там посмотрим.
***
Много позже, в одной из хроник, описывающих людей и события бурного для Чехии 17 века, я наткнулась на жизнеописание знаменитого пражского палача Яныша Мыдларжа. В книге перечислялись все казни, исполнителем коих ему пришлось быть. Кроме всего прочего, меня заинтересовал рассказ, сообщающей о поимке главаря разбойничьей шайки – Рудого. Этот Рудый отличался большой удачливостью, долго и безнаказанно грабил, причём преимущественно знатных австрийцев. Когда же, наконец, его поймали, палач применил к нему жесточайшие муки, требуя, чтобы он выдал своих товарищей. А более надеясь узнать, где хранит он награбленное добро. Однако, как пишут в хрониках, «дьявол был в нём так силён, что огонь и железо его не брали, он упорствовал и говорить отказывался». Тогда, дабы сломить его волю, по распоряжению одного из ограбленных дворян, разбойника поместили в стужу, совершенно раздетого, на продуваемую со всех сторон площадку высокой каменной башни. По прошествии времени за ним вернулись. И тут обнаружилось обстоятельство совершенно невероятное: тать исчез! Деваться ему было совершенно некуда, даже вниз свалиться и то не мог, поскольку был он в цепях и прикован. Решили было, что помог сбежать охранявший его стражник, но Мыдларж настаивал, что самолично запер замок. Подозревать самого палача, разумеется, никто не мог, да и был он, так сказать, всё время на людях, в работе. Загадка так и осталась нерешённой. Мне же этот текст выдавал с головой и пражского палача, и его жертву. Мыдларж, конечно, не отпустил разбойника, а довёл до состояния, когда тело ещё живо, но разум уже пуст. Сложить два плюс два было нетрудно. Дивиша Черныша обезглавили, он был мёртв, но мог существовать в виде бесплотного духа. Для того чтобы вернуться в мир живым оборотнем, к чему у него была наследственная предрасположенность, ему требовался новый сосуд для души. Палач лишил Дивиша Черныша тела, но и помог, подсказал, где найти замену. А имя Савауш по-чешски и значит - новый дом. На этом позвольте историю о рыцаре Дивише Черныше, превращённом злым роком в оборотня Савауша, и о его возлюбленной прекрасной пане Зорушке окончить. К сожалению, для их детей всё ещё только начиналось.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться, либо войти на сайт под своим именем.
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гость, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Disclaimer: All characters belong to their rightful owners. No copyright infringement is intended or implied.
This is for entertainment only and no profit is being sought or gained.