Работа №1. Название: Ночной разговор
Автор: КАЙЛ
Рейтинг: PG-15
Фандом: Баффи
Жанр: songfic
Герои: Баффи, Шуша, Спайк и остальные мельком
Предупреждения: ООС , много мифологии и болтологии
Краткое содержание: Баффи возвращается домой не в духе и встречает в своем доме необычного гостя… От автора: фик писался под песню «Приворотное зелье», но в исполнении не «Мельницы», а Майи Вознесенской. Прекрасный славянский мотив, как нельзя лучше подходящий для нашего конкурса. И еще, все духи и демоны, упомянутые в фике, наши, отечественные. Заграничная нежить не упоминалась.
Баффи Саммерс ворвалась в дом подобно маленькому цунами. Она с грохотом захлопнула дверь, скинула кожаную куртку и со злостью отшвырнула ее прочь. А в довершении, бросила в прибежавшую на шум Дон пакетом с гамбургером.
- Баффи, какая муха тебя укусила? Ты же пошла на работу, и собиралась всю ночь лепить свои булочки не пойми с чем, - спросила девочка.
- Собиралась, - прорычала старшая сестра. – Я много куда собиралась, много чего планировала сделать, но этот засранец, как всегда, все испортил…
- Кто он? Демон, вампир, просто нехороший человек?
- Он? Обычный засранец!
Баффи поежилась от неприятных воспоминаний и собралась пойти к себе в комнату. Она не хотела тратить остатки сил на споры с младшей сестрой. Вдруг из комнаты Дон послышалась подозрительная возня и хихиканье. Баффи тяжело вздохнула и направилась туда.
- Ты же собиралась прилечь, отдохнуть. У тебя нездоровый вид. Ты случайно не заболела?
Девушка вздохнула и отодвинула в сторону сестренку, которая пыталась преградить ей путь. Но Дон и не думала сдаваться:
- Баффи, может быть, ты приляжешь, а я сделаю тебе чай или кофе? Или горячий шоколад? С молоком, как делала его наша мама.
- Кого ты там прячешь? Надеюсь, что не парня, - устало проговорила Баффи, чувствуя, что еще немного и она превратится в зануду пострашнее, чем Джайлз.
- Никого, - сказала Дон, преданно заглядывая в глаза сестре. – Слово чести.
«Врет», - подумала Баффи, распахивая дверь в комнату девочки. За дверью был идеальный порядок, застеленная кровать, на которой валялся «Питер Пен» с розовой закладкой. Единственным, что бросилось в глаза девушке, было открытое окно.
- Жара, - невинно пожала плечами Дон, перехватив взгляд сестры.
- В конце октября?
- А чему удивляться, - хитро улыбнулась девочка, - аномально жаркая осень. Озоновый слой в дырах и все такое. И, вообще, можно я пойду немного пройдусь перед сном.
- Иди, - пожала плечами Баффи. – Только недолго.
Дон взвизгнула от восторга, чмокнула сестру в щеку и помчалась вниз по лестнице.
- Я люблю тебя, сестренка, - послышался откуда-то снизу ее счастливый голос.
Баффи вздохнула и подошла к окну, намереваясь закрыть его. Внизу ее младшая сестра целовалась с каким-то белобрысым парнем. Девушка хотела прокричать что-нибудь поучительное да раздумала: пусть хотя бы у Дон все будет в порядке.
Она и сама была рада избавиться на время от сестренки. У нее, наконец, появилось время, чтобы подумать, поплакать, просто побыть одной.
Сегодня она собиралась посетить склеп Спайка. Поговорить о каком-нибудь буйном духе, готовящемся покорить Солнечную Долину. Они бы поболтали, потом немного размялись в честном или нечестном бою, а потом… В ее голове пронеслось все то, что они вытворяли в склепе Спайка последние две недели. Баффи вздохнула: все получилось не так.
Все произошло не по написанному сценарию с обязательным хэппи-эндом в конце. В тот вечер Баффи надела новое ажурное белье и коротенький полупрозрачный халатик, твердо намереваясь удивить непробиваемого вампира. Она не стала блуждать по кладбищу, чтобы не возбуждать вампиров и безвременно почивших маньяков, и сразу направилась к Спайку.
Дверь в его обитель девушка, как обычно, вышибла ногой, предварительно скинув с себя джинсовую куртку. Ей открылась ужасная картина, заставившая ее покраснеть до корней волос: десятка два демонов и вампиров мужского пола застыли с широко раскрытыми ртами, глядя на ее прикид. Баффи взвизгнула и умчалась прочь. Последнее, что она видела, были ошалелые глаза того, для кого так старалась выглядеть сексуально.
Девушка медленно прокутила в голове события этого дня и поняла, что больше всего ее обидело поведение Спайка. Он должен был наорать на демонов, догнать ее, утешить и ласками заставить забыть произошедшее.
****
Баффи еще раз вздохнула и направилась на кухню, чтобы за чашкой ароматного чая найти выход из этой курьезной ситуации. За закрытой дверью творилось что-то странное: кто-то шуршал, хрустел и напевал тоненьким голоском:
Растворялась в нежности,
В ласке губ трепетала,
В поле снежной безбрежности
Иступлено рыдала,
Мне ль судьбе покориться,
Мне ль зачахнуть в тоске,
Приворотное зелье
Я варю в котелке…
Девушка машинально пошарила по карманам халатика в поисках осинового кола, но не нашла его. Он, видимо, был во внутреннем кармане куртки, оставшейся пылиться в коридоре. Баффи решила, что ей вполне хватит сил, чтобы одолеть этого врага и распахнула дверь.
Кухню заливал матовый лунный свет, в котором расплывались очертания предметов, и терялись краски. На столе сидело какое-то маленькое, мохнатое существо. Оно смотрело в окошко и продолжало тянуть свою заунывную песенку, от которой у девушки внезапно навернулись слезы на глаза:
И упала я в ноги
Властелину ненастья,
Чтобы взял мою душу,
Дал короткое счастье,
Разделенную нежность,
Жар объятий твоих,
Тот единственный трепет,
Что один на двоих.
Единенье желаний,
Пониманье без слов,
Ток взаимных касаний,
Вдохновенье даров…
Баффи заворожено наблюдала за существом, не зная, доброе оно или злое, приносит в дом счастье или лихо. Возможно, это лишь сон? Она усиленно заморгала, пытаясь прогнать наваждение, но странная зверушка и не думала исчезать. Напротив, она ловко выудила из коробочки овсяное печенье, состряпанное Уиллоу, и довольно захрустела. Девушка потянулась к выключателю.
- А нужен ли тебе свет? – Послышался хриплый голосок.
- Не знаю, - недоуменно протянула Баффи.
- А что ты, вообще, знаешь?
Девушка задумалась. Она привыкла общаться со злобными потусторонними сущностями. Могущественными и дерзкими. Они нападали, не философствуя и не пытаясь понять девушку. Это существо было другим.
- Итак, - продолжило оно, - свет ты решила не включать. И правильно. Нам детям тьмы гораздо комфортнее во мгле. Не правда ли, деточка?
«Дитя ночи», «порождение тьмы». Когда-то давно, когда Баффи возвратилась с того света, ее называл так Спайк. Наглый вампир утверждал, что она вернулась неправильной, не человеком, а потусторонней тварью. Баффи помотала головой, отгоняя от себя дурные воспоминания, и спросила:
- А кто ты такой?
- Такая, - уточнило существо, обернувшись. – Я – Шуша.
- Ты – демон?
- Нет, милая, я – домовица.
- Кто? – Недоуменно протянула Баффи.
- Женского пола домовой. Живу я в этом доме.
- Давно?
- Ох, милая, давненько, - тяжело вздохнула домовица. – Завтра будет три века.
- И все время ты живешь здесь одна? – Спросила Баффи, опасаясь, что ее дом наполнен сотнями неизвестных тварей.
- Одна, милочка, одна. Лет пять назад сватался ко мне один баечник, - начала свой рассказ Шуша и, перехватив удивленный взгляд девушки, разъяснила. – Это дух такой домашний. Коварный и злобный старикашка. Расскажешь о чем-нибудь страшном на ночь, а он подойдет к тебе сонной, ручищи свои над тобой подержит, вот тебе чушь эта и присниться. Не захотела я с ним жить, потому как, он хозяев моих прежних изводил.
- А почему же я Вас никогда не видела?
- Ты была слишком занята: дела, друзья, война с нечистью. Ты была слишком юна: любила и ненавидела, не нуждаясь в чьих-то советах, а особенно старушки Шуши.
Домовица задумчиво помолчала и добавила:
- Да и не любила ты, деточка, никогда по-настоящему. Так, чтобы сердцу в груди тесно было, да душа в небо улетала.
Баффи недовольно поморщилась. Это она-то не любила? А как же Ангел? Как же романтические вечера и страсти, которые кипели между ними с Райли? Она заботилась о них, ценила, любила, отдавала им всю себя. Но злобная память услужливо открыла перед ней странички, на которых она одним точным движением убивала Ангела, как позволила Райли улететь в неизвестность, как совершила миллион ошибок с Паркером. Это ли любовь?
- О чем ты задумалась, детка? – Спросила Шуша, заглядывая в глаза девушке.
- О любви, которой у меня, видимо, никогда и не было. О парнях, которые меня или не любили, или потеряли.
- Зря ты так, - усмехнулась домовица. – Любовь в твоем сердце есть. Огромная. Ее с лихвой хватит, чтобы окутать весь земной шар, чтобы согреть каждую заблудшую душу.
Баффи задумалась, перебирая в голове имена тех, с кем у нее могла быть хотя бы дружба. Но тщетно. Девушка заварила чай, и поставила перед Шушей кофейную чашечку. Она погрела лапки над паром, отхлебнула немного и довольно причмокнула:
- Хорошо-то как!
- Скажи, Шуша, ты говоришь об Ангеле или о Райли?
- Ни о том, ни о другом. Первый – нерешительный упырь, хоть и с душой, второй одержим бадзулой, которая будет гонять его по белу свету, словно перекати-поле.
- Бадзула? – Удивилась девушка. – Это не заразно?
- Нет, милая, - захихикала домовица. – Бадзула – это нечистый дух, который заставляет людей бродяжничать, искать лучшей доли. Жуткая это дамочка, скажу я тебе! Грязная, страшная, в покрывало рваное закутанная. Но твой парень спасется от нее, очень скоро.
- Ты ему поможешь?
- Ну, уж нет. Ему поможет светлая и чистая любовь. Вот тогда-то он и захочет осесть на одном месте.
- Но это буду не я, - вздохнула Баффи.
- Нет, - улыбнулась Шуша. – Глупая ты девочка, зачем искать любовь где-то далеко, если она бродит за тобой по пятам.
- О чем ты говоришь? У меня никого нет и не будет, - сказала девушка, отхлебывая глоток чая, - потому что любить очень больно.
Шуша засмеялась и снова запела:
Колдовских прорицаний
Прорастает трава,
От безумных терзаний
Зашумит голова.
Приворотное зелье
Закипает в котле,
Мне за это не страшно
Кончить жизнь на костре.
Пусть в неистовом пламени
Сгину стану золой,
Но не быть мне желанной
Даже этой ценой…
Сердце Баффи снова сжалось от слов этой странной песни, которая заставляла ее мечтать и плакать. Странная эта Шуша! Она знает, на какие рычажки давить, чтобы заставить ее снова почувствовать жизнь.
- Знаешь что, - внезапно оборвала свою песню домовица, - я ведь тоже думала, что у вас это не любовь. Так, игрушки. Даже грешила на то, что это вас вытарашка охватила.
Баффи снова хрюкнула, услышав странное слово.
- Вытарашка – это порча такая, страсть любовная. Душераздирающая, всепоглощающая, лишающая человека последней капли рассудка.
Девушка слушала пояснения Шуши и вспоминала одного несносного вампира, с которым охотно проводила дни и ночи. С ним это, конечно же не была любовь, она, вообще, не питала к нему никаких чувств. Так, вытарашка напала.
- Шуша, а как изгнать вытарашку эту?
- Зачем тебе знать это, девочка? Тем более, что ее здесь и в помине нет. В твоем сердце живет любовь. Маленькая, несмелая, но любовь.
- К кому? – Изумилась Баффи.
- К двоедушному.
- К кому? – Обалдела Баффи еще больше.
- К парню этому. Спайку, кажется.
- Но он же…
- Он – двоедушный, детка. Поверь мне, старая Шуша видела немало таких на своем пути. Этот парень уже родился, обреченным стать вампиром. Спайк появился на свет с двумя душами: человеческая улетела на небо, когда он умер, а демоническая не дает ему спокойно жить. Все беды от нее, она превратила парня в упыря. Но он почти победил ее, когда полюбил по-настоящему, всем своим небьющимся сердцем.
Баффи слушала неспешный рассказ старушки, забыв про остывший чай. Она думала о Спайке, о том, как еще недавно называла его бездушной скотиной и вещью. Говорила, что он неспособен любить и чувствовать, вообще. Она видела его почти каждый день в течение шести последних лет, но и сотой доли не знала о нем. Оскорбить, унизить, вытереть об него ноги – все, что она могла. А он терпел… И молча любил ее.
- Шуша, а я люблю его?
- А что подсказывает тебе твое сердце, девочка?
- Что мне делать?
- Поговорить с ним. И перестать, наконец, его стыдиться. Он – такой же, как все. И его умершей души иногда хватает на то, чтобы понять, простить и не дуться на тебя.
Баффи вздохнула и взглянула в окно. Рассвет тонкими лучиками проскальзывал в ее дом. Шуша погладила девушку по руке мохнатой лапкой и добавила:
- А теперь прощай. Мне пора идти, милая.
- Я еще увижу тебя?
- Конечно, в следующем году. Накануне Хэллоуина. Как сегодня. Надеюсь, что ты поведаешь мне много нового о себе и двоедушном. И в следующем году, возможно, будешь уже не одна. А теперь иди и не оглядывайся!
Баффи улыбнулась и пошла к выходу. Она закрыла двери и услышала пение Шуши:
Заклинанья бессильны,
Жалок ведьмин дурман,
Приворотное зелье
Выливаю к чертям,
Приворотное зелье
Выливаю к чертям.
****
Баффи сидела в кресле и обдумывала все, что сказала ей домовица. Это все напоминало сказку, фантасмагорию. Может, это проделки демона или беса, или… Вот только сладость, которая вползала в ее сердце, говорила ей о том, что все это правда.
В дверь несмело постучали, и девушка открыла ее. На пороге стоял Спайк. Солнце еще не успело, как следует, прогреться, и его лучи не причиняли вампиру особого дискомфорта. Он улыбнулся Баффи, и внизу ее живота запорхали легкие мотыльки.
- Прости меня, - сказал Спайк. – Я не думал, что ты придешь ко мне накануне Хэллоуина в таком сногсшибательном виде, и пригласил к себе друзей. В картишки перекинуться.
- Опять котята? – Нахмурилась Баффи.
- Нет, милая, мы играли на спички, - хитро усмехнулся вампир. – И теперь я могу смело выбросить свою зажигалку. Я – богач, детка!
- Заходи, - кивнула девушка. – Сейчас придут остальные, расскажешь о своей победе.
- Ага, - ухмыльнулся он, - Харрис от зависти помрет.
Баффи и Спайк уселись перед телевизором, по которому показывали какую-то глупую хэллоуинскую комедию. Вампир обнял девушку, а она, к великому недоумению, положила русую голову на его плечо. Спайк боялся пошевелиться, чтобы не вспугнуть это чудесное мгновение.
- Я люблю тебя, детка, - прошептал он.
И не поверил своим ушам, услышав несмелое:
- Я, по-моему, тоже. Люблю. Тебя.
Спайк завопил от радости, подхватил Баффи на руки и, весело напевая, закружил по комнате.
- Баффи? – Вопросительно сказал кто-то.
Вампир поставил девушку а ноги, и она увидела своих друзей. В былые времена Баффи не знала бы куда себя деть от стыда, но не сейчас.
Она оглядела притихшую компанию и сказала:
- Знаете, все имеют право на счастье, не так ли? Так вот, я люблю Спайка. Давно. Это не обсуждается.
Баффи посмотрела на изумленное лицо Уиллоу и продолжила:
- И да, мы встречаемся. И занимаемся любовью. И, чтобы не возникло лишних вопросов, я прекрасно знаю, что Спайк - вампир, но мне хорошо с ним. Это тоже не обсуждается.
И, глядя на восторженные лица Тары и Дон, добавила:
- И, еще, мы со Спайком давно не проводили время наедине.
Она одарила Ксандра, пытающегося что-то возразить, испепеляющим взглядом и повторила:
- Мы со Спайком. Наедине. Только он и я.
Вся честная компания потянулась на выход. Они не обсуждали Баффи, не пытались что-то возразить ей. Да она и не нуждалась в объяснениях. Она с удовольствием выслушает все упреки подруг и друзей. Только завтра. Сегодня весь день и вся ночь принадлежат им двоим: ей и ее любимому и любящему вампиру.
- Баффи, где же ты, моя крошка? Я уже тебя заждался, - послышался нетерпеливый голос Спайка.
- Иду, любимый, вот только доделаю одно дело.
Девушка вошла в кухню, взяла синее кофейное блюдечко, положила на него кусочек тыквенного пирога величиной с американский серебряный доллар и поставила его на стол. Баффи оглядела кухню, утопающую в солнечных лучах, и довольно улыбнулась.
Она прикрыла дверь и уже не видела, как из-за вазы, стоящей на столе, ей хитро подмигнула Шуша.
Работа №2. Название: Обретение силы
Автор: КАЙЛ
Рейтинг: PG-15
Фандом: Ориджинал
Жанр: сказка
Герои: Лука, Елисей и куча персонажей русского фольклора.
Предупреждения: заговоры и заклинания оригинальные, убедительная просьба не повторять их, а иначе, автор за последствия не отвечает
Краткое содержание: маленький мальчик, которого все считают не от мира сего, вполне может оказаться кем-то великим и ужасным… От автора: история о том, как две строки, вертящиеся в голове безумного автора, могут превратиться в такую вот сказку или вовсе не сказку.
Если вы взберетесь на холм, поросший густой травой, то обязательно увидите белокурую головку мальчика, лежащего на спине. Он смотрит в синее небо, но не любуется облачками, как все дети его возраста. Мальчик наблюдает за Гарцуками. Эти маленькие шустрые ребятишки бегают по небу так быстро, что из-под их пяточек вырываются вихри. Взрослые их не видят, они просто говорят, что погода испортилась и пора идти в дом. Точно также они не видят и Вритру - существо, которое собирает дождевые облака в огромный мешок и прячет вон за той горой.
Взрослые считают мальчика странным, не от мира сего. Он то бегает взапуски с кем-то невидимым для людского ока, то глубокой ночью одевается и идет к лесному озерцу. Там его и находит на зорьке старший брат. Он ругает мальчика, а тот лишь блаженно улыбается. Юродивый, что с него возьмешь! Старший брат и отец, который всыпает парнишке десяток розог, не знают, что он видел ночью. Ради этой сказки стоило потерпеть.
Мальчик тянется к лугу, лесу, озеру, животным и птицам. Он пытается общаться с ними на равных. Он привык к тому, что люди его не понимают, а многочисленные духи считают своим. Этого русоволосого синеглазого красавца зовут Лука. Ему едва стукнуло шесть, но он и не подозревает об этом, потому как на глухом хуторе нет времени для праздников.
****
Лука давно видит таинственных существ. Когда ему исполнился год, он стал замечать, что зыбку его часто качает не матушка, а прекрасная рыжеволосая женщина в черном, расшитом звездами, зипуне. Это была не Ночница или Мара, потерявшие своих новорожденных малышей, а добрая Дрема. Иногда на ее руках сидел ласковый Кот-баюнок, который своим мурлыканьем отгонял врагов всех некрещеных малышей: Богинок да Криксы-вараксов, заставляющих дитя плакать и видеть кошмары.
Он часто рассказывал о ночных гостях родителям и двум старшим братьям, но они лишь отмахивались от его нелепых выдумок. Мальчик думал, что это и, правда, ему пригрезилось, но продолжал видеть своих покровителей у зыбки младшей сестренки Яринки.
Луке нравилось жить в собственном мире, наполненном приветливыми и не очень существами, звуками свирели, на которой он часто играл на ночных плясках для Водяного, ичетиков, русалок да шишиг. Водяной – рыжебородый старик с рыбьим хвостом – восседал на берегу озерца, мурлыча себе под нос мелодию, которую наигрывал мальчик, сидящий возле него. Русалки просили потанцевать с ними, а водяненки зазывали в свой веселый хоровод. Лука смотрел и смотрел на забавы озерной нечисти, и частенько засыпал на поросшей мхом кочке под корягой.
Мальчик от души хохотал над проделками хитрого Домового, который лукаво подмигивая ему, сыпал в кашу горстку соли или золы. Лука пытался объяснить матушке, что это все оттого, что она забыла поставить в красном углу подношение для него в день «куриных именин»[1]. Но та решительно отказывалась его слушать и, задав легкую трепку, выгоняла во двор.
Родители и старшие братья лишь укоризненно покачивали головой, понимая, что отхончик [2] абсолютно не пригоден к ведению хозяйства. Пошлешь его за чем-либо, а он вместо вещи принесет новую порцию россказней да небылиц.
Лука часто забывал, куда и зачем его посылали. Да и как тут не забыться, если за каждым деревом его поджидала сказка. Во время сенокоса он видел двух веселых братцев Луговика да Межевика, которые, звонко хохоча, бегали в зеленой траве и искали для своего отца Полевика птиц на обед. В хлеву рядом с коровами да лошадью жил дедушка с конскими ушами Вазила, который знал миллион рассказов о лошадях. Он с удовольствием рассказывал их, лежащему на копне сена, мальчику. Но стоило только кому-либо обидеть коня, как добрый дух превращался в злобное создание, приносящее обидчику несчастья да печали. Его жена - тетушка Баганка - сидела в яслях, наполненных сеном, и ворчала на Луку, когда тот плохо следил за коровой на пастбище.
Видел мальчик и быстроногого Лешего, и старого слепого духа Листина и его жену – бабушку Листину, и их подчиненных Лесавок, похожих на шустрых ежат. Он никогда не ломал веточки деревьев, не топтал цветы, не собирал грибов больше, чем мог унести в руках, поэтому лесные духи не боялись его. Даже хитрый Боли-бошка – дух, заморачивающий головы путникам – разрешал мальчику собирать ягоды в его владениях, а за это Лука часто приносил ему гладкие камешки из реки.
Хорошо жилось мальчику, да вот только безверие родителей угнетало его. Когда-то отец стал рубить столетний дуб в лесной чащобе, духи лесные подозвали Луку и попросили, чтобы отец его не чинил лиха. Он отказался выполнить просьбу парнишки, и в то же самое время острый топор отскочил от дерева и впился ему в ногу. Рана быстро зажила, но отец так и не поверил в рассказ Луки, пригрозив, что в следующий раз выбьет из него дурь розгами.
****
Лука пошел к лесному озеру, чтобы поведать о неприятном разговоре с отцом Водяному. Тот часто давал мальчику дельные советы, а иногда приносил несколько крупных рыбин, чтобы умилостивить отца. Смеркалось, ветер крепчал, и шустрые Лесавки все быстрее бегали по листьям деревьев. Зеркало озера сморщилось от порывов ветра. Лука уселся на корягу и стал ждать появления хозяина озера. Водяной не появлялся, зато паренька окликнул мальчишечий голос:
- Ты кто такой?
Мальчик медленно обернулся и увидел перед собой маленького парнишку в белой, достигающей ему до колен, рубахе.
- Я – Лука. А ты?
- А я – Елисей. Ты ждешь кого-то?
- Нет, просто гуляю, - сказал мальчик, которого часто били одногодки за его видения.
- И я гуляю, - улыбнулся Елисей. – Ты бы не сидел тут долго, а то Водяной утащит. Превратишься в Ичетика, будешь берега подмывать да мостики разрушать.
- Сказки это все, - хитро улыбнулся Лука. – Нечисти не бывает.
- Уверен?
- Конечно. А иначе, ее бы взрослые видели. И другие дети.
- Если ты чего-то не видишь, это не значит, что этого не существует. Ты же не видишь ветер и шепот травы, любовь и нежность, испуг и обиду, но ведь они есть. Ты это точно знаешь, ведь в твоем сердце живет огромная обида на отца. Ты не можешь видеть душу, наконец, но она есть. Ты не можешь видеть свой дар, но он яркой искоркой горит в твоем теле.
- Кто ты? – Испуганно промолвил Лука, глядя прямо в глаза своему странному собеседнику.
- Вопрос не в том, кто я, а в том, кто ты.
- Я – обычный мальчик…
- Пусть будет так, если тебе удобно так думать, - хитро сказал Елисей.
Ребята поболтали еще немного на свои мальчишечьи темы, поиграли в палочку-застукалочку и разошлись по домам, сговорившись встретится завтра вечером.
****
Утром Лука тщетно пытался рассказать матушке и отцу про своего нового друга. Они были слишком заняты своими делами, а старший брат погрозил ему пальцем и напомнил, чтобы он не ходил к озеру. Все в округе знали, что утонуть в нем раз плюнуть. Лука видел утонувших девушек со своего хутора, ставших верными женами Водяному.
Вечером, едва дождавшись, когда стадо вернется с дальних лугов, мальчик побежал к озеру. Елисей уже ждал его там, забавляясь пусканием блинчиков. Они снова поговорили и побегали взапуски с Гарцуками. Так в веселых забавах и разговорах проходили дни за днями. Лука был рад, что у него появился друг, который мог выслушать и понять. Он уже не представлял себе вечеров без общения с ним.
Однажды осенним вечером Лука не нашел своего друга на прежнем месте. Зато на песке было написано: полночь, околица, баня, один. Мальчик подумал, что начинается интересная игра, полная приключений. Ведь это так интересно вместо сна прогуляться по ночному хутору.
Лука дождался полночи и направился на околицу, где стояла старая полуразрушенная баня. В ней уже давно никто не парился, но сейчас из трубы шел легкий дымок.
- Интересно, кто развел в ее печи огонь? И для чего? Может, Елисей? – Бормотал себе под нос мальчик.
Ветер уже давно задул огонек свечи, которую Лука взял с собой. Мальчик то и дело спотыкался и даже два раза скатился в канаву. Он подумывал вернуться назад, но окна бани приветливо подмигивали намного ближе, чем спящие окошки дома. Лука отворил дверь бани и вошел вовнутрь. Внутри стояла гробовая тишина, лишь потрескивали в печи березовые полешки. Мальчик осмотрелся и тихонько позвал:
- Елисей! Елисей, ты здесь?!
В ответ послышались голоса, перешептывающиеся между собой. Они сливались в один, напоминающий пение сверчка:
- Он пришел. Он здесь. Он не испугался. Он с нами.
Мальчик попытался рассмотреть невидимый народец, но тщетно. Наконец, его окликнул Елисей:
- Молодец, что пришел! Мы ждали тебя.
Лука обернулся и увидел своего друга одетого в новую, вышитую рубашку. Он сидел на полу, в ногах старого деда, одетого в красный зипун и такую же шапку.
- Вы Банник? – Спросил Лука. – Вы дух этого места, верно?
Вместо ответа Банник встал и поклонился мальчику в пояс. Он громко проговорил:
- Мы рады, что Вы пришли, молодой хозяин. Рады, что Вы теперь с нами.
Лука обалдел от такого обращения с ним, но потом взглянул на Елисея и спросил:
- Это ведь такая игра, правда?
Мальчик молчал, глядя прямо в глаза Луке. От этого взгляда было не по себе, по спине бежали мурашки, а во рту было сухо.
- А ты, как думаешь, парень?
- Я не знаю, - признался мальчик. – Мне сейчас страшно и хочется домой.
- Это потому что ты еще неопытен и мал, - сказал Банник. – Ты должен обрести силу и стать самим собой. Ты не зря видишь нас, парень. Тебе суждено было родиться третьим в третьем поколении своего рода. Ты могущественен, как никогда.
- Он не понимает, - снова зашептались невидимые существа. – Мальчик слишком мал, чтобы быть посвященным. Он слишком слаб, чтобы пережить посвящение.
- Ты должен довериться нам, - сказал Елисей. – Просто поверить и повторить за мной слова.
- Зачем?
- Чтобы выполнить свое предназначение, малыш, - улыбнулся Банник. – Согласен?
- Да, - внезапно твердо сказал Лука, чувствуя, что всегда ждал этого дня.
- Отлично. Он готов. Он не испугался. Пришел. Он с нами, - прошуршал хор из сотни голосов.
Банник подошел к мальчику и сунул ему в руку ободранный березовый голик. Елисей провел рукой над шайкой, и в ней захлюпала вода, от которой шел пар.
- Ты должен повторить за мной слова, - сказал Елисей. – Затем обольешься водой и сунешь голик в печь.
- И, самое главное, - подхватил Банник, - домой пойдешь один. И еще, малец, не разговаривай ни с кем. Все равно, кого ты встретишь по дороге домой. Помни, а иначе себя потеряешь.
Лука стал посреди бани, по левую руку от него разместился Банник, по правую – Елисей, который стал говорить непонятные слова. Мальчик повторял за ним, глядя прямо перед собой:
- Вызываю сюда свидетеля моего учения для моего таланта. Обмою себя водой из трех разных ручьев, сломаю семь печатей недели…
Голос Луки становился все громче и увереннее. Он почувствовал, как его тело наполняется силой, едва произнес последние строки, уже не кажущегося странным, заклинания:
- Я открою книгу и сломаю семь ее печатей… Вижу Сатану, падающего с неба молнией. Молния та - учение мое. Аминь.
- Молодец, парень! А теперь сунь голик в печь и ступай домой, - сказал Банник, облившемуся водой из шайки, мальчику.
Он хотел спросить, зачем все это происходило, но дух бани только приложил к губам узловатый палец. «Нужно молчать», - подумал Лука и, кивнув всем видимым и невидимым существам, вышел на улицу.
По пути домой он не раз слышал за спиной шорохи, волчий вой, уханье сов и чьи-то споры о его судьбе. Кто-то окликал его голосами матушки и отца, плакал, словно маленькая Яринка. Лука твердо помнил слова Банника, поэтому не обернулся и не заговорил ни с кем. Дома он почувствовал себя совершенно разбитым и обессиленным. Лука рухнул на кровать и заснул, успев подумать лишь о том, что сегодня понедельник, а значит, завтра матушка будет печь хлеб.
****
Следующий день прошел в заботах и хлопотах по хозяйству. Лука возился с сестренкой, пока матушка ставила краюхи хлеба в печь. Он мастерил для малышки кукол из деревяшек и совершенно не чувствовал себя сильным или могущественным. В конце концов, мальчик решил, что ему просто приснился долгий, красивый и немного запутанный сон, о котором необходимо было рассказать другу.
Вечером, когда матушка ушла доить корову, Лука незаметно улизнул из дома и рысью помчался к озеру. Там опять никого не было, лишь на песке виднелись слова: перекресток, околица, полночь, один. Мальчик вздохнул и побрел домой, ожидая новых приключений.
Часы пробили полночь, когда Лука подошел к перекрестку, находящемуся на околице. В этом месте сходились четыре дороги: в лес, в поле, на старый, заросший травой, погост, и к лесному озеру. На пересечении этих троп его ждал Елисей.
- Привет, друг!
- Привет, - сказал Елисей, серьезно поглядев на мальчика. – Становись на мое место и повторяй за мной. Времени нет. Но помни, после этого иди домой и ни слова.
Лука кивнул, стал на место своего друга и стал повторять за ним слова вызова, которые тут же уносил прочь, поднявшийся ветер:
- Вызываю Свидетеля на четырех дорогах – пеших и езжих, - где пыль от ног стоит, где носили покойников, где дети бежали, где старики ходили, куда относили порчу и беду, и где я теперь стою…
Пока мальчик говорил эти странные слова, вокруг него собирались слушатели: Полевик и Межевик, Леший и Листин, Водяной и шишиги, Аука и Боли-бошка. Они восторженно глядели на мальчика и ловили каждое его слово. Как только прозвучало последнее «аминь», сущности как по команде поклонились Луке и исчезли. Вместе с ними пропал и Елисей. Только Покровитель перекрестков особенно низко поклонился мальчику, потрепал его по плечу и показал дорогу домой.
Снова путь домой был непрост: Луку окликали голоса родных, слышались обидные шутки мальчишек, кто-то пел красивую песню, трава цеплялась за босые ноги, пытаясь свалить паренька. Твердо помнил мальчик наставления своих друзей, поэтому добрался до кровати, так и не оглянувшись, и ни с кем не заговорив. «Вот и день прошел», - прошептал Лука, проваливаясь в беспокойный сон.
****
Утро принесло мальчику много новостей, оказывается, его дядя Антип собрался забрать племянника в большой город, чтобы отдать его в подмастерья к сапожнику. Лука вовсе не обрадовался, но виду не подал. Он пошел к озеру, чтобы спросить совета у Елисея или Водяного, но их там не оказалось. Только несколько слов было написано на песке: полночь, погост, один, последний.
Лука еще немного покидал в озеро камешки, поиграл на свирели и отправился в обратный путь. Дома его ждал сюрприз. Матушка сложила его вещи в небольшую котомку, приготовила для него праздничную одежду и весело сказала:
- Одевайся, сорванец, дядя сейчас приедет за тобой.
Мальчик попытался разубедить ее или уговорить, хотя бы, подождать до завтра, но мать была непреклонна:
- Уехать надо до вечера, потому как ночью могут волки напасть. Ведь осенью волки особо голодные и злые. Зиму носом чуют.
Лука вошел в горницу и услышал, как плачет Домовой за печкой. На сердце у мальчика стало тревожно, и он, во что бы то ни стало, решил закончить посвящение. Парнишка притворился покорным и готовым покинуть родные края. Он спокойно обнял мать и уселся на телегу к дяде Антипу – большеголовому, бородатому мужику.
Уже начало смеркаться, когда они тронулись в путь. Лошадь лениво тащила телегу, покачиваясь и зазывая сон. Дядя молча сунул в руки Луки вожжи и, завернувшись в старую попону, задремал. Мальчик смотрел по сторонам и видел сотни странных, доселе не виданных, существ, которые, кланяясь, твердили лишь одно:
- Ты должен окончить посвящение, молодой господин! Ты должен стать ИМ!
Лошадь повернула на дорогу к городу, а Лука спрыгнул с телеги и кубарем скатился в овражек. Он бежал по лесу, не разбирая дороги, не оглядываясь назад и не чувствуя особого угрызения совести из-за своего побега. Ухали совы, просыпаясь на охоту. Хлопали в ладошки Лесавки, одобрительно улыбался старый Хапун, подстерегающий свою очередную жертву.
Мальчик добежал до опушки и увидел Лешего, который подхватил его на руки, закинул на плечи и стремительно помчался к выходу из леса. Лука диву давался, как шустро мелькали его козлиные ножки, цокая копытцами. Наконец, они выбрались на проселочную дорогу, ведущую к погосту. Лука поблагодарил хозяина леса, а тот низко поклонился мальчику, свистнул и исчез, будто его и не было вовсе.
На перекрестке парнишку ожидал Елисей. Он довольно улыбался, прихлопывая в ладоши:
- Пришел? Молодец, парень! Я в тебе не разочаровался.
- Зачем я здесь, Елисей?
- Ты должен пройти последний этап посвящения на погосте. Тогда ты станешь самым могущественным в мире, и никто не сможет навредить тебе. А ты. Ты сможешь все. Ты будешь творить чудеса, и владеть целым миром.
- Но мне этого не нужно, - отмахнулся мальчик.
- Тебе, может быть, и нет, - сказал Елисей, - но это нужно нам. Ночным существам.
- Но ты же, - замялся Лука.
- Мальчик? Да, но есть одно но, - сказал парень, кивая на одну из могил, которая была на погосте.
Маленькая могилка, аккуратный березовый крест, на котором была прибита березовая доска. Странное дело для тех мест, скажу я вам. Лука посмотрел на доску. На ней был нарисован Елисей в белой полотняной рубахе до колен.
- Так ты…
- Да, Лука, - тихо сказал мальчик, - я мертв. Утонул в тот самый день, в тот самый час, когда ты появился на свет. Твоя матушка закапывала на берегу озера «рубашку», в которой ты родился, прося у Бога лучшую долю для тебя. В тот момент я был рядом, и стал твоим наставником и хранителем твоего бесценного дара. Теперь же обязан помочь тебе стать самим собой.
- Я не знаю, что сказать, Елисей, - удрученно сказал мальчик.
- А ничего и не надо говорить, мой господин, - сказал Елисей, опустившись на колени перед Лукой. – Просто повторяйте за мной. И будь, что будет.
Луна осветила погост, засветилась в каждом его темном уголке. Из темноты вышел Хозяин погоста, оскалил острые клыки и уселся на ближайшее надгробье. Елисей подошел к нему, поклонился и протянул шкалик с вишневкой. Тот отхлебнул, крякнул и удовлетворенно закатил горящие глаза.
- Время, мой господин, - прошептал мальчик Луке.
Тот, во все глаза глядя на Хозяина погоста, повторял за Елисеем слова:
- При тех, кто в этом месте спит, почивает, глаз не открывает, вызываю к себе Свидетеля. Пришел – не боюсь, уйду – не оглянусь…
Лука осмотрелся и увидел, что на каждом могильном холмике сидят мертвецы, улыбаясь и радостно махая ему руками. Он увидел своих деда и бабушку, которые стояли, обнявшись, поощряющее улыбаясь ему. Увидел своего младшего братишку, умершего в младенчестве. Он прижимал к груди деревянный паровозик, который Лука смастерил для него, и заливисто смеялся. Он увидел даже старого пса, с которым любил играть. И своего ручного щегла, который сидел на его крепкой мохнатой спине.
- Покойникам – саван, а мне - учение, - смахивая с глаз слезы, продолжил Лука. - Как сталь крепка, так и я буду крепок в своем учении. Аминь.
Мальчик закончил и огляделся по сторонам. Все сущности, находящиеся рядом с ним исчезли, пропал и Елисей. Только лишь луна озаряла дорогу, ведущую к дому парнишки. Лука вздохнул и, не оглядываясь, пошел домой. Он не обращал внимания на звуки, доносящиеся из-за его спины. Просто шел, чувствуя ужасную усталость. Лука отворил калитку и устало рухнул в стог сена на подворье.
В то же самое мгновение маленький мальчик умер, а на свет появился самый могущественный колдун на этой Земле.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. День, когда благодарят домового за его помощь в течение года, отмечается 1 ноября.
2. Отхончик – в славянской культуре – младший сын, мизинчик
Работа №3Название: Йожкина река
Автор: Оллимпия
Рейтинг: PG-13
Фандом: Год Крысы
Жанр: приключения
Герои (пейринги): Жар, Рыска/Альк, фольклорная нечисть
Предупреждения: ООС
Краткое содержание: Даже наделённые Даром видуны (люди, способные предвидеть будущее и иногда менять его) иногда могут завести своих спутников на такую неудачную дорожку, что мало не покажется.От автора: Полагаю, что немногие на сайте знакомы с мирами Ольги Громыко, поэтому постараюсь объяснить ситуацию в двух словах. Альк и Рыска главные герои серии «Год Крысы». Она – чересчур честная, мечтающая о мировой справедливости, талантливая сказочница. Альк – обученный видун, сын посла из государства Саврия, соседнего с Ринтаром, где выросла Рыска, и много лет с ним враждовавшего. Жар – друг Рыски (и Алька?), бывший вор. Мудрец Невралий - несколько карикатурный образ. Профессиональный сказитель, считающий, что: «Людей надо не развлекать, а увлекать! Пробуждать их разум, заставлять задумываться о вечном, просвещать и прививать мораль!»
Двенадцать трибун возвели прямо в чистом поле недалеко от северных ворот города, жители и гости которого уже с утра занимали лучшие места. Всенародное состязание сказочников привлекло немало богачей и бедняков. Съехались со всей округи купцы, намереваясь отыскать здесь покупателя на самый разнообразный товар. Савряне и ринтарцы, ещё пару лет назад так истово ненавидящие друг друга, теперь стояли бок о бок, переговаривались на ужасающей смеси двух языков, делали ставки.
Когда солнце было в самом зените, все двенадцать заявленных участников поднялись на помосты и принялись травить свои лучшие байки. Слушатели поначалу вяло перетекали от одной деревянной сцены к другой. Затем стали кучковаться недалеко от тех сказителей, чьи истории были самыми интересными и захватывающими. Через три лучины* сказочников осталось только девять. Трое рассказчиков, возле помостов которых осталось меньше десятка зрителей, из состязания выбыли.
Через семь лучин ушли ещё четверо. Через двенадцать - с помостов вещали только двое: знаменитейший путешественник Невралий, чья слава, казалось, не знала границ, и бедно одетая весчанка** Рыска-с-Хутора. Причём у помоста последней собрались три четверти слушателей. Невралию же внимали либо самые верные поклонники, либо чванливые господа, стыдящиеся, что их переход на сторону необразованной девки будет воспринят как проявление дурного вкуса. И всё равно краем уха прислушивались к её росказням.
Однако ещё через лучину случилось то, что кардинально повлияло на ход состязания. Кто-то из зрителей вдруг признал в бедно одетой девушке сноху саврянского посла. Слух о том, что «Рыска-с-Хутора» на самом деле уважаемая госпожа Хаскиль, тут же пронёсся по толпе. И уже через поллучины организаторы объявили о победе сказительницы. Невралий возмущался, уверяя последних оставшихся при нём поклонников, что это гнусная ложь и весчанка не впервые выдаёт себя за благородную даму, но вернуть себе победу так и не сумел.
Одни зрители здраво рассудили, что выразить интерес к байкам снохи посла не зазорно. Другие понимали, что мудрец-то никуда не денется, побурчит и утихомирится. А вот саврянская знать может и оскорбиться. Сейчас же, когда между двумя государствами царил мир и люди даже ожидали в ближайшем будущем возможного объединения (ведь единственная наследница саврянского престола уже полгода как замужем за ринтарским тсарём), ссоры с послом Хаскилем и его семейством никому не хотелось.
Поэтому даже демонстративный отъезд из города сказителя Невралия не омрачил шумный праздник, устроенный в честь победителя. Не радовалась только сама Рыска. Она, видите ли, мечтала выиграть благодаря своему таланту, а не громкому имени тестя. Муж и друг безуспешно пытались напомнить сказочнице, что большинство зрителей и так были на её стороне. Насладиться собственным успехом Рыска так и не смогла. Уставший лицезреть её виноватое, недовольное выражение лица Альк принял решение немедленно выдвигаться в путь.
Правда, когда они проехали несколько вешек*** и гнев саврянина стих, он пожалел о своём решении. Потому что гнев-то утих, а вот надвигающаяся буря, наоборот, набирала обороты. Альк прикинул вероятности: вернуться в город точно не успеют, вымокнут по дороге до нитки. Если продолжать путь в сторону Йожыга, то три к одному, что сумеют остановиться на ночлег в ближайшей веске. Однако при этом семь к восьми, что любимая Рыскина корова по пути сломает ногу. А уж Милку ему жена не простит! Был и третий вариант. Свернуть на маленькую тропку, которая появится справа через четверть лучины. Дар показывал, что путешественникам удастся избежать всех возможных бед, если они остановятся в первом попавшемся домике и никуда не будут выходить.
- А вдруг приспичит ночью? – забеспокоился Жар, услышав вердикт друга.
- Потерпишь, - хмыкнул видун, сворачивая на едва заметную тропу.
***
Дом выглядел странно. Крохотная избушка на высоких сваях, похожих на птичьи лапы. Спутники заметили за деревьями узкую, почти пересохшую речушку. Вероятно, когда дом только строили, она была шире. Или, может, сильно разливалась весной. Но верилось в это с трудом.
Дверь открыла древняя старуха, горбатая и какая-то неопрятная. У ног её крутился огромный чёрный кот с яркими жёлтыми глазами. Выслушав просьбу путников, хозяйка охотно впустила гостей в дом, расстелила постель на полу у печки и даже накормила вкусной, горячей кашей.
Альк с Рыской помирились. И снова поругались, потому что девушка, в конце концов, вбила себе в голову, что в этой глуши они оказались по её вине. Если б сказочница смогла искренне порадоваться успеху, Альк бы не вспылил, и друзья спокойно переждали бы бурю в кормильне.
Жар, картинно вздыхая и зажимая руками уши, лежал с краю на жёстком тюфяке и безуспешно пытался уснуть под громкий храп старухи и тихий шёпот препирающейся четы Хаскилей. И как ни странно, бывшему вору это удалось.
Правда уже через несколько часов что-то парня всё-таки разбудило. За окном бушевала гроза. Шумел дождь, скрипели деревья. И сама избушка, кажется, тоже слегка раскачивалась под порывами ветра.
- На помощь! Кто-нибудь! – послышалось с улицы.
Жар тут же повернул голову и облегчённо вздохнул. Рыска сладко спала в объятьях мужа. С подругой, к счастью, всё было в порядке. А то ж Жар хорошо знал эту гордую девчонку. Рыска вполне могла разозлиться и уехать в одиночку. У этой ума бы хватило.
- Помогите! – снова послышался голос.
Жар перевёл взгляд на печь и выругался. Старухи не было.
- И куда тебя, карга, Саший среди ночи понёс! – вполголоса выругался бывший вор.
Пару щепок Жар размышлял, стоит ли будить Алька, но потом решил, что справится сам. А то Рыска проснётся, увяжется следом, опять рассорится с мужем... Да и что там могло с бабкой случиться? Веткой пришибло? Или ногу подвернула?
Тихонько приоткрыв дверь, парень вышел из дома и чуть не упал, поскользнувшись на щербатой ступеньке. Сильнейший дождь бил по косой вмиг вымочив одежду и волосы. Тонкие деревца склонялись до самой земли, а массивные дубы кряхтели и ворчали. В воздухе кружились листья и мелкие ветки. Крупные то и дело норовили хлестнуть по лицу. За пеленою дождя разглядеть что-нибудь было невозможно.
- Помогииите! – повторил голосок жалобно и протяжно.
Бывший вор покрутился на месте, определяя, откуда идёт звук.
- Пожааалуйста!
Жар неуверенно шагнул к реке и остолбенел. Река и впрямь разлилась. Дождь лил всего полночи, а тоненький засушливый ручеёк уже догнал по ширине приграничную Рыбку.
- Помогите! – встрепенулась простоволосая девица, сидящая на камне в десяти шагах от берега.
Босая, в одной тонкой рубашке, мокрой и оттого почти прозрачной, она одной маленькой ладошкой утирала горькие слёзы. А второй рукой поглаживала изящную щиколотку, то и дело вздрагивая от сильной боли.
- Ты как тут оказалась? – опешил Жар.
- С бабкой поругалась, - всхлипнула девица. – Упала. Идти не могу.
Парень пробурчал себе под нос что-то невнятное, похожее на «все девки – дуры» и смело шагнул в воду. Льющиеся с неба потоки были ужасно холодными. Но река оказалась просто ледяной. Однако девушка смотрела на Жара с такой надеждой, что он смело сделал второй шаг, а потом третий. Видимо от холода рассудок у парня слегка помутился. Бывшему вору казалось, что идёт он уже больше лучины, но к камню, на котором сидела внучка старухи, не приближается. Вода всё прибывала. Когда река колыхалась уже на уровне груди, Жар, заподозрив неладное, оглянулся и обомлел. Берег был далеко-далеко. Повернул голову. Большой камень всё ещё торчал из воды, но никакой девушки на нём не было.
Жар рванул к берегу, но сильные пальцы вцепились в левую ногу и чьи-то руки потянули бывшего вора в глубину. Жар упал, с трудом вынырнул, сплёвывая горькую речную воду. Постарался выдернуть ногу из чужих пальцев. Почти получилось. Но ещё одна пара рук сомкнулась на правой голени. Из воды на мгновение показалось бледное, как у беспокойницы девичье лицо с насмешливым оскалом.
- Помогите! – что есть помочи заорал Жар. – Альк! Рыска! Кто-нибудь! Помогите!
Третья русалка обвила руками его талию, и вместе с подругами потащила Жара на дно.
***
Альк проснулся не то от крика, не то от того неприятного ощущения, что всегда предшествовало какой-то беде. Обнаружив отсутствие приятеля, видун сразу сообразил, что бывший вор не принял его предостережение всерьёз и покинул избу. Едва слышно бормоча в адрес друга нелицеприятные слова, саврянин тоже вышел в непогоду.
В отличие от Жара, Альк точно знал, куда идти. Дар подсказывал. Однако к такому видуна не смог подготовить даже он. Посреди разлившейся до ширины небольшого озера реки кувыркался Жар. Именно кувыркался. Придумать другое название его телодвижением было трудно. Над водой появлялась то голова, то нога, то рука. Парень отфыркивался, пытался кричать и безуспешно отбивался от невидимого чудовища, которое, видимо, никак не хотело его отпускать.
Не теряя зря времени, Альк кинулся в реку. Неожиданно оказалось глубоко. Почти сразу пришлось плыть. Ненавидящий воду видун ругался сквозь зубы, пытаясь понять, что же на самом деле произошло с Жаром. Неужели полез купаться и снова запутался в сети?
- Альк… они… - только и успел прокричать бывший вор, увидев спешащего на помощь саврянина, прежде чем невиданная сила вновь не утащила его под воду.
Впрочем, что это за сила Альк узнал уже через четверть щепки. Прямо перед ним из воды вынырнула полуголая девица, плотоядно улыбнулась и снова скрылась из виду. В ту же секунду полдюжины рук обхватили ноги и торс саврянина.
***
Когда Рыска открыла глаза, за окном как раз начало светать. Буря, кажется, миновала. Но порадоваться этому мешал тот факт, что девушка проснулась в полном одиночестве. И Жар, и Альк и даже бабка куда-то подевались. Именно в такие минуты Рыска начинала жалеть, что лишилась дара.
Осторожно спустившись на влажную после дождя землю, она огляделась по сторонам. От речки доносился какой-то шум, и девушка направилась именно туда. И встала на берегу, как вкопанная. Её муж и Жар были в реке. Отчаянно барахтались и брызгались, словно маленькие дети в большой луже. Оба лежали на животе, барабанили руками и ногами по воде, едва ли скрывающей их тела.
- Вы это… что? – полным беспокойства голоса спросила Рыска.
Мужчины дёрнулись ещё пару раз и замерли. Удивлённо уставились на девушку. Потом – друг на друга. Затем проворно вскочили на ноги. Вода и впрямь едва доходила до середины голени. Снова посмотрели на Рыску и разразились нецензурной бранью.
***
- А когда мы вернулись на поляну, никакой избушки уже не было, - закончила свой рассказ Рыска. – Лишь среди пожухлой травы валялись наши вещи.
- Что же вы так мокрые до следующего поселения и ехали? – ужаснулась сестра Алька.
Саврянин неопределённо хмыкнул. На протяжении всего повествования мужчина сидел с каменным лицом и снисходительно улыбался. Всем своим видом он показывал, что слова его жены не стоит воспринимать всерьёз. Ведь о широте её воображения известно всем в округе.
- Нет, - ответил за него менее гордый и догадливый Жар. – Уже через лучину наткнулись на дом лесника. Как же он бранил нас за то, что мы на берегу ведьминой реки заночевать решили. Мы-то думали, что её Йожкиной потому зовут, что она мимо Йожыга протекает. А видишь, оно как на самом деле…
_____________
* одна лучина – около 15 минут
** от слова веска, деревня
*** вешка – примерно, километр
Работа №4Название: В сказке - ложь
Автор: Levana
Рейтинг: PG
Фандом: Ориджинал
Жанр: мистика
Герои (пейринги): Лиза, Егор, может кто-то еще)
Краткое содержание: Бывает, что фантазия слишком разыгрывается. Но иногда даже ее не хватает...От автора: Я его слепила из того, что было (с). Была одна идея, потом она преобразилась, потом еще раз, и еще - и вот, что в итоге получилось. Трудно сказать что, на самом деле)
«Ее глаза темные, как омуты, волосы серебрятся в лунном свете, губы трепещут, шепчут беззвучно его имя. Она обвивает его шею тонкими руками, притягивает к себе вихрастую голову, заставляя заглянуть в глаза, и тогда он понимает, что пропал. В груди становится холодно, хотя тело объято жаром. С ужасом он слушает ее тихий, словно перезвон дьявольского колокольчика, смех: «Попался, морячок…»
Пальцы замерли над клавиатурой. Лиза, их обладательница – симпатичная, невысокая блондинка с заметно округлившимся животом и приятной мягкостью во всех чертах, еще какое-то время вглядывалась в монитор, затем покачала головой, неодобрительно поджав губы, и поднялась. Потянувшись всем телом, она огляделась и, ненадолго замешкавшись, отправилась в сторону тускло освещенной кухни, которая была соединена с гостиной широкой аркой. Дверца холодильника открылась с протяжным, жалобным звуком, и Лиза ненадолго замерла, с жадностью изучая его содержимое.
Наконец, с еле слышным вздохом она достала пакет молока – источник кальция и ставшей привычной дурноты, налила себе полстакана, и хотела было поставить пакет на место, но в последний момент передумала. Тихонько фыркнув и пробормотав себе под нос что-то неразборчивое, она взяла с полки голубое, фарфоровое блюдечко с золотистой каймой. Налив в него немного молока, Лиза вернулась в гостиную, поставила блюдце на каминную полку и принялась пить свое молоко маленькими, осторожными глотками, наблюдая за игрой огненных язычков за жаропрочным стеклом.
Легкий скрежет заставил ее резко обернуться, едва не выплеснув содержимое стакана, – сильный осенний ветер трепал склоненные к земле, потяжелевшие от плодов яблоневые ветки, и самые тонкие из них дотягивались до застекленной террасы и скреблись в нее.
Покачав головой и упрекнув себя за впечатлительность, Лиза одним махом допила молоко, поморщилась и оставила стакан рядом с блюдцем. Ее ждала теплая ванна и большая, уютная, хоть и пустая кровать. А свои литературные изыски она продолжит завтра. Или послезавтра. Или… Лиза хмыкнула – возможно, некоторым детским мечтам лучше оставаться мечтами. Свободное время, которое вскоре у нее появится, вполне можно было потратить с большей пользой. С другой стороны – она не привыкла сдаваться без борьбы. В конце концов, она вполне могла ошибиться в выборе темы. Любовь к фольклору, в частности - к сказкам, не обещала успехов в их сочинении, да и не в ее положении увлекаться чем-то подобным – несмотря на реалистичный настрой, в какой-то момент, после прочтения очередной статьи, все равно стало не по себе.
По ногам потянуло сквозняком. Поежившись, Лиза вышла в коридор, где приглушенно журчала набираемая в ванну вода, сдобренная хорошей порцией ароматной пены – привычка, от которой она так и не смогла отказаться.
Скинув халат напротив встроенного в неглубокую нишу зеркала, Лиза какое-то время внимательно изучала свое стремительно изменявшееся в последние месяцы тело, а затем, жмурясь от удовольствия, забралась в теплую воду с высокой пенистой шапкой, окружившую ее, словно воздушный кокон. Прикрыв веки, девушка просто наслаждалась ощущениями, но странное, щекочущее чувство, что заставило ее прекратить попытки сочинительства, никуда не делось. Легкое напряжение внутри – едва ощутимое, но весьма назойливое, никак не давало расслабиться. Это было похоже на игру в прятки с самим собой. Именно за этим чувством люди ходят в кино на ужастики или в комнату страха. В какой-то момент ты позволяешь себе поверить, чувствуя, как реальность теряет свои четкие очертания – словно кто-то приоткрывает завесу… Но вот на экране титры, в зале загорается свет и ты выдыхаешь сквозь по-прежнему стиснутые зубы, поворачиваешься к соседу, гремишь пустыми упаковками из-под колы и попкорна, и через десять минут уже хохочешь над страшными моментами. Мираж рассеялся, мир вернулся в накатанную колею повседневности.
Должно быть, за это Лиза и любила все это – предания, легенды, сказки. Детские ли, для взрослых – не важно. Они позволяли продлить это ощущение чего-то неосязаемого, иногда мучительно-близкого, но едва ли достижимого. И хотя многие видели в ней, прежде всего, человека рассудительного и здравомыслящего, а вовсе не того, кто позволяет себе витать в облаках – Лиза с детства была мечтательницей и фантазеркой. Это была ее маленькая, бережно охраняемая от посторонних глаз тайна, и знали о ней только самые близкие. И как заядлая любительница вымышленных историй, порой она слишком увлекалась.
Вот и сейчас тихий, протяжный скрип, раздавшийся где-то на лестнице, заставил ее вздрогнуть и насторожиться. За первым раздался другой – более высокий и короткий, затем все смолкло. Ничего удивительного в этих звуках не было – дом, хоть и достаточно новый, изнутри и снаружи был обшит деревом, а стихия на улице разыгралась не на шутку. Но теперь уже воцарившаяся тишина казалась неестественной для чутко вслушивающейся в нее девушки. Постепенно беспокойство отступило. Улыбнувшись собственным страхам, Лиза откинула голову на бортик, вновь закрывая глаза, а затем резко села, выплеснув на пол часть воды – серия стуков и шорохов раздалась совсем рядом, будто бы за дверью… Но входная дверь не открывалась, она бы это услышала, ведь так? Лиза замерла ненадолго, прислушиваясь, затем со вздохом выбралась из ванны и закуталась в пушистый, банный халат.
Нет, ей определенно стоит подумать о выборе другой темы для своих экспериментов. Уж лучше любовные романы, усмехнулась она про себя. Но ироничный настрой не помогал справиться с легкой дрожью, пробравшей ее, да и малыш беспокойно заворочался внутри – возможно, врач прав, и ей стоит быть осторожнее с водными процедурами.
В любом случае, звонить мужу из-за своей мнительности она тоже не станет – тем более, когда у него появился новый большой заказ, из-за которого он почти все свое время проводил в мастерской. И как назло именно сейчас – когда из-за расшалившихся гормонов она особенно нуждается в его любви и внимании. Лиза нахмурилась, понимая, что отвлеклась и вновь думает о том, о чем вовсе не собиралась.
Быстро проведя по волосам щеткой, она снова чуть вздрогнула от еле слышного перестука капель дождя по крыше. Рассердившись на себя, она потуже запахнула полы халата и, стараясь игнорировать тревожное, по-прежнему екающее внутри чувство, решительным шагом вышла из ванной и направилась к двери, ведущей в спальню. Ну, в самом деле, не привидение же у нее там!.. Надеясь поскорее покончить с глупыми страхами, Лиза одним резким движением распахнула дверь и принялась нащупывать на стене выключатель, который должен был быть прямо под рукой... Явственный шорох, донесшийся со стороны кровати, заставил ее похолодеть и застыть на месте, с возрастающим ужасом глядя на то, как в темноте что-то шевелится и увеличивается в размерах. Вырвавшийся у нее вопль был поистине оглушителен. «Привидение» замерло. Затем быстро соскочило с кровати и, шлепая босыми ногами по полу, поспешило к ней на выручку, на поверку оказавшись ее заспанным, взъерошенным мужем Егором.
- Лиз, ты чего? – он обхватил ее за плечи и заглянул в глаза.
- Фух... – она медленно выдохнула сквозь стиснутые зубы. – Я… я не слышала, как ты пришел и… Я решила, что ты привидение, - выпалила она и, внимательнее приглядевшись к его растрепанно-изумленному виду, не удержавшись, прыснула.
Через минуту уже оба хохотали в голос.
- Ты меня напугал вчера, - немного капризно протянула Лиза, со всеми удобствами устроившись на диване с кружкой своего утреннего какао в руках.
- Ты меня тоже, - хмыкнул Егор, роясь в холодильнике. – У нас что, опять закончилось молоко? Надо включить его в список.
- Еще бы! Ты выпиваешь все наши запасы, - с ноткой напускной строгости заметила Лиза. – Я могла бы купить по дороге с работы…
- Нет, не надо, - живо отозвался муж, опускаясь на диван рядом с ней и легонько прикасаясь к ее животу, - я сам.
- Знаешь, я ведь не инвалид, - Лиза пожала плечами, - вполне в состоянии зайти в продуктовый магазин.
- Знаю, просто… - он потянулся и крепко поцеловал светловолосую макушку, - просто не надо.
- Как скажешь… - она вздохнула, подавляя легкую волну раздражения, поднявшуюся изнутри - как и всегда, когда его забота становилась чрезмерной. – Ну, знаешь, ты мог бы допить за домовым, - подшучивая то ли над ним, то ли над собой, прибавила она. – Там, в блюдце, - она приподнялась, заглядывая на каминную полку. – Хм, странно.
Блюдце оказалось пустым.
- О, так это было для домового? – насмешливо поинтересовался Егор. – Извини, я не знал.
Какое-то время Лиза смотрела на него с удивлением.
- Серьезно, даже так? – наконец, фыркнула она. – Между прочим, мог бы и помыть.
- Мог бы, - беззаботно согласился он, устраивая на коленях ноутбук.
- Что ты там смотришь? – Лиза отставила пустую кружку и заглянула через плечо мужа. – Какие-нибудь интересные предложения по поводу дома?
- Нет, - сдержанно отозвался Егор. – И мне не хотелось бы сейчас об этом.
Какое-то время Лиза мучительно раздумывала, стоит ли снова заводить этот разговор, но все же решилась.
- Я знаю, как ты привязан к этому дому, - тихонько вздохнув, сказала она. - И я тоже очень его люблю – если бы не он, мы бы, возможно, никогда и не встретились, - Егор быстро глянул на нее через плечо, и Лиза мягко улыбнулась в ответ: - Хотя мне хочется верить, что это судьба, и ты в любом случае стал бы частью моей жизни. Но ты же понимаешь, когда появится малыш… нам нужно быть ближе к городу, - она почувствовала как напряглись широкие плечи мужа и легонько погладила их. – И я не предлагаю тебе жить в квартире – я давно полюбила жизнь загородом, но я каждый день трачу на дорогу несколько часов, да и твои заказчики – им, должно быть, не слишком удобно мотаться в такую даль. И хотя я знаю, милый, что ты прекрасный мастер, но рынок есть рынок – сейчас все решает не только мастерство, но и удобство, - сказала она, подспудно чувствуя, насколько тщетны ее попытки. - Здесь же мы буквально отрезаны от окружающего мира. – Она ненадолго замолчала, понимая, что устала от этой бессмысленной, односторонней дискуссии и почти готова сдаться, в лучшем случае – он дает туманные обещания, в худшем – отмалчивается или даже сердится. - И потом, однажды ты уже готов был сделать это… - все же прибавила она, в последней попытке найти достаточно веские для него доводы.
Какое-то время они сидели молча, но когда Лиза попыталась отодвинуться, крепкая мужская ладонь поймала ее ручку и легонько сжала.
- Я тебя услышал.
Что-то в его приглушенном, серьезном голосе заставило Лизу насторожиться, но и обнадежило тоже.
- Спасибо, - тихо сказала она, улыбнувшись.
Устроив голову на его плече, она рассеянно перебирала русые волосы мужа, которые опять отрасли и упрямой, чубатой челкой падали на лоб.
- Мне пора на работу, - с легкой грустью заметила она.
- Посиди еще, время есть, - обернувшись, Егор притянул ее к себе и коснулся губами виска.
- И так скоро насижусь, - пробормотала Лиза, с видимым усилием отодвигаясь через несколько минут разделенной на двоих тишины и нежности. – Ума не приложу, чем я буду занимать себя целыми днями, пока малыш не родится.
Это действительно был болезненный вопрос. Она слишком привыкла к активной городской жизни и сама себе не поверила, когда согласилась жить загородом вдали от благ цивилизации. Но она знала для и ради кого это делалось, и этого оказалось достаточно. Кроме того, было в их уединенности нечто совершенно особенное, чарующее, почти сказочное.
- А я думал, ты уже нашла себе занятие…
Что-то в его тоне заставило Лизу замереть на полпути, а затем быстро кинуться обратно к мужу.
- Ах ты!.. – она задохнулась от возмущения. – Закрой немедленно и никогда больше так не делай, - с напускной строгостью заявила она.
- Ладно-ладно, - рассмеялся Егор, поднимая руки ладонями вверх. – Между прочим, кто-то сам забыл выключить ноутбук и закрыть файл.
- Все равно, это тебя не оправдывает, - заявила Лиза, упирая руки в бока, затем, подумав немного, с некоторым смущением спросила: - И как тебе?
Егор откинулся на спинку, сложил руки на груди и задумчиво уставился в потолок с видом знатока – уже за одно это его стоило стукнуть диванной подушкой, но Лиза крепилась изо всех сил.
- А знаешь… - наконец, соизволил произнести он, продолжая нарочно тянуть время, - не так уж плохо.
- Не так уж плохо? – полная праведного негодования, Лиза пошла в атаку, и вскоре оказалась бережно опрокинута на диван и совершенно обездвижена нависшим над ней мужем.
- Нет, серьезно, - сказал он, - неплохо.
- Спасибо, - буркнула она, как всегда невольно залюбовавшись правильными и строгими чертами его лица. – Серьезно – спасибо, - уже теплее сказала она, внутренне радуясь этой сдержанной, но, похоже, искренней похвале.
- Не за что, - он помог ей снова подняться. – Только вот… почему русалки? – спросил Егор, когда она уже почти вышла из комнаты.
Лиза обернулась и пожала плечами.
- А почему бы и нет?
- По-моему довольно гадкие твари – холодные и скользкие, - хмыкнул он, поднимаясь с дивана и забирая чашку с остатками какао, чтобы отнести на кухню.
Лиза снова пожала плечами.
- Уверена, поклонники Русалочки с тобой бы не согласились.
Стрелка на каминных часах двигалась раздражающе громко, приближаясь к полудню. Солнце проглядывало сквозь грязные, рваные тучи, освещая устланный пожелтевшей хвоей двор и часть террасы. Когда до двенадцати оставалось всего несколько минут, Егор поднялся с дивана и задумчиво посмотрел на застывшую на нем, словно превратившуюся в восковое изваяние Лизу. Все, что было в ней сейчас живого – это крохотное существо внутри и глаза, которые скользили по несуществующим предметам и лицам, озарялись улыбкой или выражали озабоченность. Быстро наклонившись, Егор коснулся губами бледного лба.
- Прости, - прошептал он и быстрыми шагами вышел из дома.
Обогнув его со стороны хозяйственных помещений, он вышел к окруженному разлапистыми елями водоему, казавшемуся искусственным за счет своей идеально ровной, круглой формы. Какое-то время он пристально смотрел в его темную глубину, беззвучно шепча какие-то слова, а затем резко отвернулся, словно утратил к нему всякий интерес.
Тихий плеск заставил высокого, казавшегося сильным мужчину заметно напрячься.
- Гадкие твари, значит, да? – раздался позади мелодичный женский голосок, в котором между тем чувствовалось раздражение, смешанное с обидой.
- А разве нет? – усмехнулся он, заметно расслабляясь, но по-прежнему не поворачиваясь.
- А тебе не кажется, что это неспроста, и она о чем-то догадывается? – говорившая, похоже, тоже успокоилась, хотя ее голос по-прежнему сочился какой-то ядовитой сладостью.
- Нет, - несколько поспешно отозвался он. – Нет, - добавил твердо.
- Что ж… «морячок», - ему показалось, что голос раздался гораздо ближе, и по спине от затылка начал распространятся отвратительный холод, - ребенок в любом случае мой, даже если мне придется разрушить вашу маленькую сказку. О, она так любит принимать ванну, эта твоя миленькая женушка…
- Ты не посмеешь, - его глаза полыхнули золотом, он дернулся, чтобы повернуться, но в последний момент остановил себя. – Не забывай, с кем связываешься, - холодно сказал он.
- О, ты мне угрожаешь? – серебристый смех эхом разнесся под деревьями, спугнув стаю ворон, поспешивших убраться как можно дальше от дьявольского звука. – Что ж, попробуй нарушить сделку, и мы посмотрим, кто на что способен. – Раздалось прямо над его ухом, в то время как что-то влажное и холодное скользнуло по шее. – И не будь глупцом, не совершай поступков, о которых пожалеешь. Эта – ничем не лучше прочих. К тому же, она обо всем забудет, как и все они, а у тебя будет еще целых сто лет на то, чтобы придумать, как от меня избавиться. Ну и чтобы заниматься всей той ерундой, которой ты занимаешься. И у тебя будет этот дом – тот самый, с которого все началось. Надеюсь, оно того стоило, - последняя фраза была произнесена с особым наслаждением. – И умоляю тебя, не будь таким сентиментальным идиотом – позволь ей пофантазировать насчет вашего якобы переезда. Честное слово, твоя привязанность к этой лачуге убивает.
Тихий смешок, плеск воды и тишина. Она обступила мужчину со всех сторон, не давая сделать нормальный вдох в течение нескольких растянувшихся мгновений.
- Хотелось бы, чтобы она тебя убила, - пробормотал он, сглотнув.
Но он знал, что она права. Ему не одолеть столь древнее, могущественное существо – по крайней мере, пока. Существо, с которым он имел глупость совершить сделку, спасаясь от участи быть спаленным заживо и сохраняя то единственное, что было дорого – дом предков. Тогда казалось, что его загнали в угол, и другого выхода нет, но он понятия не имел, что собственноручно захлопнет мышеловку на долгие столетия… И он точно знал, на что она надеется – что однажды он сдастся, не станет искать новую жертву, а просто заглянет в ее глаза и разделит с ней свою почерневшую душу. Навечно.
От подобной перспективы его передернуло. Нет уж. Пусть он ненавидел свой плен даже больше, чем эту склизкую мразь, впервые за пятьсот лет у него было что-то, способное противостоять столь сильному колдовству, что-то, на что он уже давно не считал себя способным. И будь он трижды проклят и навеки обручен с чертовой русалкой, если не попытается спасти очередного своего ребенка и маленькую любительницу сказок, которую за пределами их очарованного мирка давно считали пропавшей без вести…
Работа №5Название: Полымя
Автор: Var_Vara_
Рейтинг: PG
Фандом: Ориджинал
Жанр: мистика
Герои (пейринги): он, она
Краткое содержание: Нельзя ходить в лес на закате.
От автора: Очень небольшая зарисовка)
- Не бегай в лес на закате, - заверял старый дед, набивая трубку ароматно-горьким табаком, еще когда был жив в твои счастливо-далекие пять лет.
Как и всем остальным ребятам поселения, в лес можно было пойти ночью в сопровождении взрослых. Но на закате – ни-ни.
- Сколько говорила, не лезть в подлесок перед закатом! – ругалась сквозь зубы матушка лет в тринадцать, давая подзатыльников, когда ты с братом снова нарушал запреты и сбегал с друзьями в сторону запретного.
Лес, такой знакомый и хорошо изученный, в дневном свете казался тебе прозрачно-зеленым и безобидным. Стоило солнцу скрыться за горизонтом, чащоба становилось темной и мрачной, и никому в голову бы не пришло там разделяться или шутить, шуметь и играть. На закате лес горел. Ярко, живым пламенем, казался багряно-красным, как осенью, и манил.
Старые люди с деревни рассказывали о множестве приданий. Говорили, что человек, дошедший во время заката достаточно далеко, сгорит заживо в лесу, что пышет жаром и теплом заходящего солнца.
- А мне мамка уже ничего не запрещает, - горделиво выпрямлялся друг с соседнего двора, как взрослый, перекатывая в губах соломинку. Он рассказывал, что уже и девок водил с собой в рощу и на озеро. Беззаботные семнадцать лет.
Твой брат щурился и подначивал:
- И на закате не запрещает в лес ходить?
Друг робел и упрямо кивал, что, мол, ничего не запрещает.
И вы бегали в лес, чтобы дождаться там заката и вернуться к ужину домой. Однажды вернулись все, кроме тебя.
Ты брел по чаще куда-то вперед, не разбирая особо дороги, окончательно сбившись со знакомого и привычного пути. Ты просто понимал, что рано или поздно выйдешь к деревне и тогда друзьям и брату не поздоровиться за то, что оставили меня позади.
Вокруг стремительно темнело, и лес ближе к ночи как будто начинал обороняться – тропки прятались в траве, путая дорогу, деревья распахивали ветви, задевая плечи, лица и почти не оставляя места для движения, животные сверкали глазами из мрака, пугая. А еще лес дышал духотой, словно вот-вот мог загореться сам собой.
Впереди мелькало что-то яркое, совсем не похожее на все остальное вокруг. Ты бездумно шел вперед, за огоньком, который становился все ближе и ближе.
Очаровательный смех разлетался по лесу эхом-эхом-эхом… Людей вокруг не было, только режущая глаз краснота впереди приобретала очертания и становилась с каждым моим шагом все больше похожей на длинные рыжие волосы.
Платье на девице было светлое, расшитое золотом, который поблескивал в закатных лучах. Смех врезался в память, словно кто-то заколачивал его тебе в мысли, как клин в брусок дерева. Она шагала бесшумно, скользя между широкими стволами уверенно и легко, то появляясь, то исчезая. Ты бежал вслед.
Под твоей поступью хрустели ветки, и лес будто бы недовольно ворчал на тебя за спешную неаккуратность. Лес был алый и как будто бы совсем чужой, не знакомый с детства. Ты не помнил ни полян, ни тропинок, не узнавал массивные тополя и огромные кустарники. И тебя все еще дразнило, то ускользая, то появляясь непозволительно близко, будто на расстоянии вытянутой руки, прекрасное видение.
Что-то горячее мазнуло по щеке, что-то яркое всполохнулось ввысь. Дивная птица протяжно пропела короткую песню, и тут же слилась с малинового цвета закатным небом. Ты охнул и замер, оказавшись на краю очередной поляны. По другую сторону, улыбаясь широко, до ямочек на алых щеках, стояла красавица. Совсем юная, хрупкая, с непокрытой головой и без единой веточки или листочка какого в огненных кудрях до пояса.
Ты моргнул несколько раз, а видение не исчезло. Стояла девица, почти неподвижно, улыбалась, манила к себе своим жаром, что расплывался по всей поляне и доходил до тебя.
- Кто ты?
Голос твой раздался во враз затихшем лесу слишком громко. Ввысь взмыли несколько испуганных соек. Девчонка вдруг перестала улыбаться и посмотрела на тебя серьезно, по-взрослому, как старшая сестра иногда смотрит.
- Закрой глаза…
Ты не видел, как шевелились ее губы. Шепоток появился словно сам собою и ласково прикоснулся к твоему лицу обжигающей волной. Глаза закрылись сами собою, ты даже подумать не успел.
Вдруг стало очень тепло, словно кто-то поднес к твоему лицу факел.
Ты распахнул глаза, а она стояла прямо перед тобой, почти вплотную. Недоумеваешь – и когда только успела подойти. Даже шагов неслышно было…
Думаешь о ней, запоминаешь внешность до мельчайших деталей, пока она стоит перед тобой и мнется, перебирая подол платья. Волосы у нее ярче самого солнца, и в них вплетено перо в одном месте – диковинное, красное с золотом. По ее щекам рассыпаны веснушки, словно капельки солнечного света.
Она поднимает голову вверх, и ты смотришь туда же.
И словно видишь отражение ваше в небе.
Ты тянешь к ней руку, чтобы дотронуться и убедиться, что она - вот она, рядом, настоящая, не исчезнет. От нее веет жаром, словно из печи, и тебе кажется, что твои пальцы плавятся от этой жары, идущей от ее тела. Тебе все равно.
Ты сгораешь быстро, как спичка на безветрии. Сгораешь счастливым, потому что коснулся ее.
Ввысь взмывает жар-птица, алая, с золотыми и белыми перьями, и тут же исчезает в последнем алом луче на темнеющем небосводе.
Неспроста нельзя ходить в лес на закате.