Ритмичный звук отмерял уходящие в никуда минуты, связывая их в часы, дни, месяцы. Деймон перевел взгляд на потемневший прямоугольник окна — оказывается, уже стемнело. Он поднялся, прошелся от больничной койки до невысокого кресла и обратно, разминая затекшие мышцы, — последние несколько часов он почти не шевелился.
Наклонившись, Деймон осторожно взял в руки узкую ладонь лежавшей на кровати девушки и ненадолго прижал ее к губам. Кожа на ощупь была сухая и прохладная, а кисть показалась настолько невесомой, что его сердце пронзила знакомая боль. Он кривовато улыбнулся ей, как старому другу, а затем прикоснулся к потускневшим локонам, пробуя на ощупь их мягкость. Она уже давно не походила на спящую: кожа приобрела сероватый оттенок, щеки ввалились, голубые ленты вен проступили на тонких руках, и было все сложнее представить, что ее плотно сомкнутые веки когда-нибудь дрогнут и распахнутся... Деймон нахмурился, отгоняя от себя эту мысль. Но правда заключалась в том, что он отдал бы все на свете за одну-единственную возможность снова встретиться с ней взглядом.

— Ха, Сальваторе, ты что, думал, что я вот так возьму и сдамся? — сказала бы она. — Не дождешься! — а потом рассмеялась бы, даже если через силу.
Такой была его девочка, его любимая, его Катерина.

И он ждал этого момента, ждал, когда она стряхнет это мерзлое оцепенение, звал, просил вернуться, умолял, пряча горькие слезы в ее безвольно опущенных ладонях.
Со временем ощущения притупились, оставляя лишь тягостное, но ставшее привычным ожидание. Сколько времени прошло? Он нахмурился, припоминая точные цифры. Еще полгода назад он назвал бы их с точностью до минуты. А теперь время слилось в бесцветный, мутный поток, инерция которого тянула его за собой. Год… нет, больше года. Год, два месяца и четырнадцать дней.
— До завтра, — сказал он, коснувшись губами ее щеки, а затем и бескровных губ.
Только не лба. Нельзя было допускать даже намека на прощание.

— До свидания, — медсестра сочувственно улыбнулась ему в тускло освещенном, давно опустевшем холле.
Деймон коротко кивнул в ответ и быстро прошел мимо. Он ненавидел это — скорбные взгляды, жалость, попытки уговорить его смириться. Смириться? К дьяволу, как сказала бы его девочка! Всех к дьяволу — медсестер, знакомых, друзей, родных... Она уже прожила дольше, чем обещали любые, даже самые смелые прогнозы. И пусть Кэт не приходила в себя, Деймон знал — она борется, и она чувствует, как сильно нужна ему.
Оказавшись на улице, он поднял воротник пальто повыше, защищаясь от промозглого ветра, и быстрым шагом направился к машине. Впереди его ждал еще один вечер без нее — виски, ватная, мертвая тишина и первые проблески рассвета, когда, не помня себя, он рухнет на смятую постель.
Только так он мог ложиться туда без Кэт, напившись почти до беспамятства, всю ночь перебирая в голове одни и те же воспоминания. В основном моменты их близости — душевной и физической. Но были среди них и другие, которые он предпочел бы не ворошить. Но стоило ослабить защиту, как они, словно назойливые сорняки, заполоняли собой затуманенное сознание...

— Ну что, покажешь мне свою красавицу? — Деймон ловко откупорил вино и, насмешливо взглянув на брата, прибавил: — Хм, я так обычно называю свою машину.
— Тсс, она может услышать, — одними губами произнес Стефан, пытаясь взять одновременно три бокала и корзину с фруктами.
— И что? Это же комплимент, девчонкам нравится, — пожал плечами Деймон. — Но ты должен признать, что несколько преувеличил ее достоинства. Прямо таки мисс Совершенство… а мы оба знаем, что таких не бывает, — пожал он плечами.
Стефан промолчал, давая ему возможность решать самому. Они познакомились с Кэтрин на одной из студенческих вечеринок, и уже дважды она ответила согласием на его просьбу о свидании. А сегодня он впервые привел ее домой, чтобы познакомить с Деймоном.
— Ничуть, — сказал он одними губами в спину уходившему брату и, кое-как изловчившись, пошел следом.
Деймон переступил порог гостиной и словно бы запнулся, замерев на мгновение.
— Привет, я Кэтрин, — первой сориентировалась девушка, протягивая ему руку. — А ты, видимо, Деймон. У вас тут очень мило, — добавила она, окидывая беглым взглядом шикарный лофт.
— Спасибо, — Деймон любезно улыбнулся, ненадолго задерживая в ладони тонкие пальцы. — Располагайся. Если Стефан все же справится со своей задачей, у нас будет вино.
В ответ раздался оглушительный звон бьющихся бокалов.
— Упс, — Кэт заглянула ему за спину, а затем, не удержавшись, рассмеялся. — О, Стеф, давай я тебе помогу…
Деймон и сам не заметил, как залюбовался новой девушкой брата.
Стефан оказался прав. Бывает.

Два поворота ключа до щелчка — и вот он уже в небольшой прихожей их крохотной квартирки.

— А тут… уютненько, — выдавила из себя Кэт, оглядев смежную с кухней гостиную и небольшую спаленку с видом на захламленный, без единого зеленого клочка двор.
— Уютненько? — уточнил Деймон, прищурившись.
— Да… — она вновь обвела взглядом скудные квадратные метры. — Настоящая мышеловка, на самом деле, — фыркнула она и, повернувшись, обняла его за шею.
— Обещаю, что это ненадолго, — пробормотал он, покрывая поцелуями ее лицо.
Он любил ее прямолинейность.

Мышеловка… лучше и не скажешь. Особенно первое время. Ее запах — горьковатые, с легкой цитрусовой нотой, духи, переплетенные с таким родным, естественным ароматом тела, — наполнил небольшое пространство, кажется, пропитав собой все: постельное белье и одежду, мебель и стены. Ее длинные волосы на смятых простынях или подушке… Он собирал их и пропускал через пальцы. Ее голос… Деймон мог поклясться, что временами слышал, будто она зовет его из спальни или из душа, как всегда позабыв взять с собой полотенце. Иногда он даже поднимался на ноги и растерянно оглядывался по сторонам, чтобы потом рухнуть обратно в кресло, спрятав лицо в ладонях.
Он поморщился. Черт, как больно! Иногда стена холодного отчуждения, отстраненного наблюдения за самим собой давала трещину, и тогда каждое движение давалось с трудом, выворачивая внутренности. Звонок мобильного вспорол стылую тишину, принося некоторое облегчение. Деймон какое-то время бессмысленно смотрел на мигающий дисплей, собрался было кинуть телефон на журнальный столик, но в последний момент передумал.
— Что на этот раз? — грубовато спросил он.
— И тебе привет, Деймон, — вздохнул собеседник.
— Здравствуй, Стеф. Ты хотел поучить меня манерам или что-то еще?
— Что-то еще. Нам нужно поговорить. Если можно, я бы заехал…
— Не стоит, — оборвал его брат.
В трубке воцарилось молчание.
— Ладно, — наконец произнес Стефан. — Просто хотел зайти попрощаться.
— Попрощаться? Отправляешься в командировку? — в голосе Деймона впервые послышался отголосок интереса.
— Не совсем, — уклончиво ответил брат. — Может, я все-таки заеду?
— Ладно, — после непродолжительного молчания сказал Деймон и сразу же отсоединился.
Ему не хотелось пускать брата сюда. Это был только их дом, их маленькое убежище с Кэтрин. Он окинул взглядом комнату — придется убрать стаканы со стола и пустые бутылки из-под него, иначе нотаций не избежать. А еще — ее плащ, небрежно брошенный хозяйкой на спинку дивана больше года назад.

— Кажется, я перебрала, — Кэтрин забавно икнула, наморщив нос. — Пузыыырики… — протянула она, отдавая ему свой бокал, на дне которого плескались остатки шампанского.
— А нечего пить эту шипучку, — авторитетно заявил Деймон.
Он потянулся, чтобы поставить бокал на стол, но, покачнувшись, промазал. Кэтрин захихикала.
— Мы перебили в вашем доме всю посуду. В следующий раз будем пить вино из пластиковых стаканчиков, — сказала она, осторожно подгребая осколки носком замшевой туфельки.
Но законы всемирного тяготения сегодня были не на их стороне.
— А что… зато романтично, — хрипло произнес Деймон, поймав Кэтрин в свои объятия.
Ее мягкие, со следами алой помады губы, были совсем близко, горячее дыхание щекотало шею. Он увидел, как расширились ее зрачки, и сглотнул.
— Чем вы тут… занимаетесь? — Стефан заглянул на кухню, и его улыбка померкла.
— Мы разбили бокал, — отшатнувшись от Деймона, сказала Кэтрин, — а потом я чуть не разбила что-нибудь более ценное, но твой брат спас меня, — она подошла к Стефану и с видимым удовольствием поцеловала в губы долгим поцелуем. Взгляд брата снова загорелся, Деймон хотел было отвернуться, но не смог. — Боюсь, вы больше не пригласите меня в гости, — виновато улыбнувшись, она тряхнула волосами и проскользнула между братьями в гостиную.

Вздрогнув, Деймон с недоумением прислушался к странному звуку, не сразу сообразив, что это дверной звонок.
— Выпить хочешь? — спросил он у застывшего на пороге гостиной Стефана — да, идея с уборкой провалилась.
— Я за рулем, — почти машинально ответил тот, оглядываясь и осторожно, почти брезгливо пробираясь по усыпанному вещами ковру до дивана.
Стефан был здесь впервые. Если бы пару лет назад ему сказали, что его брат — Деймон Сальваторе — будет жить в неприбранной конуре на окраине города, он обеспокоился бы душевным здоровьем говорившего. Стефан скосил глаза на брата, сделавшего уже второй или третий глоток виски с момента его появления.
— Вот только не надо ничего говорить, — поморщился тот, словно почувствовав направленный на него взгляд.
— Так нельзя, Деймон, — вздохнул Стефан, заранее зная, к чему приведут его слова, но не найдя в себе сил промолчать. — Кэтрин не хотела бы этого.
— Она сейчас вообще ничего не хочет, она в коме, — процедил Деймон, опрокидывая в себя остатки алкоголя.
— Именно об этом я и хотел поговорить, — сказал Стефан, мгновенно завладевая его вниманием. — Я лечу в Европу, попытаюсь уговорить Шнейдера на операцию. Я связался с ее отцом — он даст согласие.
— Ты не посмеешь, — тихо произнес Деймон, в его голосе слышалась угроза. — Девяносто процентов против десяти, что она умрет! Ты ведь это помнишь, правда?
— Я все сказал, — Стефан поднялся.
— Ты слышишь меня?! — рявкнул его брат. — Я…
— Что — ты? — Стефан побледнел, с силой сжимая кулаки, и шагнул к Деймону. — Я ведь тоже любил ее, помнишь? Она не должна умирать… вот так. А именно это сейчас и происходит. Десять процентов лучше, чем ничего, — а именно столько шансов дают на то, что она очнется сама. И ты это знаешь не хуже меня, — какое-то время они сверлили друг друга взглядами, а затем Стефан просто отвернулся и пошел к выходу. — Можешь не провожать.
— Я и не собирался, — выплюнул Деймон в уже захлопнувшуюся за братом дверь.
Он потянулся за бутылкой, но в последний момент передумал. Может, Стефан прав? Деймон выругался сквозь стиснутые зубы. Бокал полетел в стену, осыпаясь на пол осколками. Они же любят бить посуду, не так ли? Горькая усмешка скривила его губы. Проклятье, это было слишком похоже на правду... Тогда почему? Почему он не может даже представить мир, в котором не будет ее?

Елена скинула белый халат, убрала его в шкафчик и взяла с полки мобильный. Шесть пропущенных вызовов. Она даже не успела открыть список, когда телефон снова завибрировал.
— Привет, Бонни, — сказала она, поднося трубку к уху.
— Привет! — с радостью и облегчением воскликнула Бонни. — Уже думала, что не дозвонюсь сегодня. Ты можешь сейчас говорить?
— Могу.
Ее сдержанный тон не ускользнул от внимания подруги.
— Что-то случилось?
— Нет, просто устала. Смена только закончилась, и все, что мне сейчас нужно: душ и постель. Кстати, насчет первого я не уверена, — она бледно улыбнулась.
— Тогда у меня всего один вопрос — ты приедешь? — кажется, было слышно, как Бонни затаила дыхание.
— Бонн… — Елена запнулась, пытаясь сообразить, с чего бы начать, но мысли путались.
В голове были только капельницы, симптомы, результаты анализов, диагнозы… кто-то жалуется на головную боль, кому-то срочно понадобилось домой в канун праздников. Пациенты, коллеги, посетители. Все слилось в общий многоголосый фон, который мешал нормально соображать.
— Все понятно, — Бонни даже не стала слушать ее очередных оправданий, таких, на первый взгляд, правильных и логичных. — Я знаю, что ты устала сейчас. Поэтому прошу только об одном — как только выспишься, позвони мне, пожалуйста, и объясни, почему уже четвертое Рождество подряд я вынуждена встречать без лучшей подруги, Джереми — без сестры, а Дженна — без племянницы. Хорошо, Елена?
Она лишь покорно кивнула, хотя Бонни уже отключилась, да и в любом случае не могла ее видеть. Какое-то время Елена бесцельно смотрела на погасший экран, потом вздохнула и убрала телефон в сумку. Сейчас она не станет думать о том, что именно скажет завтра. Да и в любом случае — это уже не поможет. То, что она подменяет коллегу, которого дома ждут родители и невеста, — не причина. Ее тоже ждут. Только ей проще развлекать оставшихся в больнице пациентов и разделить праздничный перекус с таким же «неудачливым» коллегой, чем оправдать их ожидания.

— Вы знали, да? — ее губы дрожали, и Елена с силой кусала их, чтобы не разрыдаться в голос.
— Милая… — Дженна в растерянности умолкла. — Пойми, они не хотели, чтобы ты знала. А теперь…
— Я узнал недавно, — Джереми поднял руки ладонями вверх.
Елена затравленно оглядела виноватые лица. Виноватые без вины — кажется, так это и называется?
— И что… что мне теперь делать? — ее голос сорвался. — Я не поеду с ним, слышите! Никуда не поеду!
Дженна вздохнула и попыталась подойти ближе, но Елена мотнула головой и отступила.
— Я тоже против, — изрек младший Гилберт, поглубже засовывая руки в карманы и бросая на тетю мрачный взгляд.
На лице Дженны было написано отчаяние. Она знала — что бы они ни решили, придется поступить так, как этого хочет Джон. Закон… да что там, даже правда, как-то хитро извернувшись, наплевав на чужие чувства и горе, оказалась на его стороне.
— Он твой отец, — сбивчиво повторила она, за что получила яростный взгляд карих глаз.
— Нет… слышишь меня? Нет! Он мне никто! Из него был никудышный родственник, но отец… папа у меня только один, — Елена обессилено опустилась на кровать и спрятала лицо в ладонях. — И он умер.
Дженна бросилась к ней и тоже расплакалась, обнимая вздрагивающие плечи. Джереми отвернулся, с силой сжимая и разжимая кулаки.
— Послушай... Хочешь, я подам иск, мы затянем это дело на месяц-другой? — прошептала Дженна, поглаживая темные волосы.
Елена притихла, затем оторвала ладони от лица и отрицательно покачала головой. В ее глазах появилась странная решимость. Внезапная мысль, захватившая ее, показалась безумной и верной одновременно. Как же она сразу не поняла… Это расплата. За все, что она сделала. За смерть родителей. За боль, причиненную родным и близким. За их горе и слезы.
Этот год она проведет подле человека, который всегда казался слишком чужим для родственника. Который после всего, что она узнала, вызывал в ней почти физическое отвращение. Ее биологический отец. Так ли это странно? Так ли неожиданно, что именно этот человек, готовый после всего случившегося оторвать ее от семьи, — ее родная кровь? Разве нет в этом своей логики?
— Что ты решила? — напряженный голос Джереми выдернул Елену из мрачного водоворота гнетущих мыслей, которые приносили почти мазохистское удовольствие.
— Я уезжаю, — сказала она, подходя к окну и обхватывая себя руками.
Ее слезы высохли. Взгляд перестал быть потерянным.
Дженна и Джереми переглянулись в недоумении.
Она так ничего и не объяснила. Просто собрала вещи, попрощалась и уехала. Сдержанно и спокойно… слишком спокойно. А они так и не задали нужных вопросов, спустя пару дней глядя на отъезжающий от дома автомобиль и чувствуя, как вяжет во рту предательство, мешая заговорить о случившемся. Кто кого предал, так и осталось невыясненным.

— Это правда?
Елена вздрогнула от неожиданности и резко обернулась.
— Ты снова взяла дежурство на Рождество? — высокий, худощавый мужчина в белом халате прищурился, не сводя с нее пристального взгляда.
Елена кивнула.
— Ты воруешь наркотики?
— А?
— Ну, приходит ночь, персонал дремлет, все теряют бдительность, и тут ты вытаскиваешь ключик от заветного шкафчика, а потом сбываешь все за баснословные деньги на черном рынке.
Елена хихикнула.
— Нет, просто Найлз попросил его подменить, — она все еще улыбалась.
— Первый раз я подумал, что ты хочешь выслужиться, второй — что у тебя широкая душа, или ты дура, которую запросто можно уговорить на что угодно. Но теперь я в растерянности.
Елена лишь пожала плечами в ответ. Она давно привыкла к подобной манере общения своего непосредственного начальника и заведующего отделением Роберта Неббита и прекрасно знала, что с его стороны это признак доверия и даже своего рода заботы.
— Мне не трудно.
— И это странно. Что, и парня нет? — он сделал большие глаза, но Елена упрямо поджала губы, не желая обсуждать свою личную жизнь.
— Ладно, — сдался он, переходя к другой теме, — скажи мне, ты подумала о моем предложении насчет рекомендаций и перевода?
— Подумала, и мой ответ — нет, — сказала Елена, потуже обматываясь шарфом.
— Это, конечно, очень лестно и все такое, и я с удовольствием буду эксплуатировать твои способности и бескорыстие дальше, но ты можешь больше, Елена, — уже серьезно сказал Роберт. — Маленькая пригородная больница не то, что тебе нужно. Конечно, лет этак через двадцать я с удовольствием уступлю тебе свое место, но что ты будешь делать эти двадцать лет?
— Работать? Если вы, конечно, меня не выгоните, — темные глаза лукаво блеснули.
Неббит демонстративно вздохнул, но его губы тронула теплая улыбка.
— Ладно, — он кинул быстрый взгляд на часы, — если я сейчас не уйду, миссис Неббит меня убьет. У нас запланирована увлекательнейшая поездка за подарком ее маме, а потом и всем прочим дражайшим родственникам. Кстати, не знаешь, где поблизости продаются бензопилы? Точно нет? — переспросил он у фыркнувшей и покачавшей головой Елены. — Жаль. Что ж, ближайшие два дня меня не будет, так что счастливого Рождества, доктор Гилберт.
— Счастливого Рождества, доктор Неббит.
Дверь за ним закрылась и, проверив ключи, телефон и перчатки, Елена вышла следом.
Едва она переступила порог клиники, как снежный вихрь взметнулся под ее ногами, облепляя лицо и одежду. Она могла бы добраться домой на автобусе или немного пошиковать и взять такси, но Елена натянула шарф почти до самого носа и отправилась на борьбу со стихией.
Короткий разговор с Бонни напомнил ей о последних шести годах, прожитых в столице штата. Новая жизнь, новые друзья, новая учеба. Первые два года она еще рвалась домой, а когда приезжала, мечтала вернуться обратно, словно потерялась где-то между Мистик Фоллс и Ричмондом. Да так и не нашла себе места.
Отец. Да, он действительно оказался сложным человеком, упертым, замкнутым, не всегда понятным. Такой могла быть и она сама. Иногда. Странно, но они сумели найти общий язык, а потом, в какой-то момент, Елена поверила в то, что Джон не хотел навредить ей. Что его цели были достойными. Он предоставил ей выбор — жизнь в провинции или в городе, заранее проторенная тропа или более широкие возможности. Не сказать, чтобы она так уж здорово ими распорядилась, но выбранную профессию Елена любила. А еще Джон просто хотел быть рядом, пока у него оставалась такая возможность, пока еще можно было вынудить ее сделать это. Жестоко и эгоистично? Возможно. Но Елена почему-то не сомневалась, что встань вдруг такой сумасшедший выбор — отец, не задумываясь, отдаст за нее свою жизнь. Он любил ее. А любви можно простить многое.


Стефан осторожно открыл дверь палаты, словно мог потревожить ее обитательницу, и зашел внутрь.
— Привет, Кэт, — пара шагов, и он замер, не подходя вплотную к кровати. — На улице сегодня снег. Всю ночь шел, а под утро стих. Словно кто-то ковер расстелил. И лепится хорошо, я проверил, — он смущенно хмыкнул и тряхнул головой, рассыпая вокруг себя веер сверкающих капель. — Тебе бы понравилось.
Он подошел к окну, поднимая жалюзи и впуская в палату ровный белый свет. Сегодня было как-то иначе. И не только потому, что он пришел позднее обычного... не важно, все равно Деймон явится не раньше пяти. А потому что сегодня нужно было прощаться. Уехать на неопределенный срок, а потом вернуться и желательно — не с пустыми руками. Это ее последний шанс. То есть вообще последний. Или так, или никак. Они с Деймоном оба понимали это. Стефан обернулся и решительно подошел к безмолвно лежащей девушке. Легкое касание, и он ужаснулся кажущейся ломкости ее пальцев. В какой-то момент захотелось сжать их до хруста, чтобы она взвилась от боли, закричала на него, проснулась… чтобы проснулась.
Стефан отпустил ее ладонь и ненадолго прикрыл глаза. Раньше он не позволял себе этого. Не смел прикасаться к той, что принадлежала другому. Просто приходил сюда в те часы, когда Деймон не мог застать его, и говорил с ней. Рассказывал о погоде, о работе, о том, что волнуется за брата, обо всем, что приходило в голову. Обо всем, кроме них. Словно она могла слышать. Никаких личных тем. Потому что «их» нет. Есть он и она — девушка его брата.
Стефан провел рукой по ее волосам, поправил одеяло.
— Я уезжаю, — тихо сказал он, — и я обещаю тебе, что привезу его. Только ты, пожалуйста… — он замолчал, так и не договорив.

— Стефан!
— Что? — он резко обернулся.
В глазах — обида и злость, но боль предательства еще не успела обрушиться на него в полную мощь. Словно кто-то заморозил все чувства и мысли.
Катерина остановилась в паре шагов, отвела взгляд и почему-то усмехнулась.
— Тебе смешно? — он постарался вложить в эти слова все свое презрение.
— Нет… Нет, мне не смешно, — она посмотрела ему в глаза. — Просто так будет лучше, поверь мне. Для всех.
— Лучше? — голос почти сорвался, и он перевел дух. — Куда уж лучше? По-моему, у вас и так все было прекрасно! — он мотнул головой в сторону дивана, на котором и застал их с братом.
Нужно было срочно убираться отсюда. Как можно дальше от всего этого дерьма, но главное — как можно дальше от нее.
— Так будет лучше, — упрямо повторила Кэтрин. — Всем нам. Тебе… Ты заслуживаешь большего.
Он рвано выдохнул.
— Да, ты права, — отчеканил он. — Заслуживаю. Счастливо оставаться.
Круто развернувшись, Стефан выскочил из их с братом квартиры, куда вернулся почти сразу после ухода, — разболевшийся зуб нарушил его планы на день. А теперь вот, кажется, и на всю жизнь…
Кэтрин пристально смотрела на захлопнувшуюся дверь, пока крепкие руки не обвили ее талию.
— Я поговорю с ним, он поймет.
Она лишь покачала головой в ответ.
— Не поймет, он другой, — еле слышно отозвалась она.

Стефан, не отрываясь, смотрел на девушку, а затем, быстро наклонившись, коснулся губами лба.
— Мне пора. Пожалуйста, дождись меня, — хрипло прошептал он ей в волосы, прежде чем бросить последний долгий взгляд на Катерину и выйти из палаты.

Елена завернулась в плед, поудобнее устраиваясь на диване. Восемь часов вечера, любимое ток-шоу, легкий салат на ужин. Потом можно будет почитать что-нибудь или посмотреть кино, недолго поболтать с Сэмом по телефону, выпить чая, какао или бокал вина, принять душ и лечь спать. Так проходили ее вечера. Спокойные, тихие, чаще всего одинокие, но не менее от этого уютные. Она укутывалась в тишину, нарушаемую лишь бормотанием телевизора или тиканьем часов в гостиной, надежно пряталась в коконе, свитом из похожих, словно близнецы, друг на друга дней. То, что прежде тяготило, теперь стало неотъемлемой частью ее жизни, и Елена ни о чем не жалела. Слишком много в ней уже бурь, много горя, потерь, беспочвенных и вполне обоснованных обид, чувства вины. Гибель родителей заставила ее быстро повзрослеть, все остальное — известие о том, что она приемная дочь, желание отца забрать ее от семьи, адаптация на новом месте — поначалу породило какую-то хроническую усталость. Но со временем внутренние протесты сошли на нет, и теперь Елена жила в подобии мира с самой собой. Мира, который рьяно оберегала. Стерегла от чужих глаз и новых людей, с их беспокойством, заботами, внутренней сумятицей. И даже от близких. Особенно от них. От тех, кто настойчиво искал в ней прежнюю Елену — смешливую, беспечную, готовую ввязываться в разные, даже самые рискованные авантюры, искал и не находил.
Трель мобильного телефона вывела Елену из легкой задумчивости, и только тогда она поняла, что почти не следит за происходящим на экране. Вздохнув и откинув плед, она спустила ноги на пол, нащупывая тапки.
— Да, Ник, — телефон нашелся в сумочке, оставленной на трюмо в коридоре.
— Привет, Елена, — отозвался на том конце провода тягучий голос с английским акцентом. — С наступающим тебя.
— Не рановато ли? — усомнилась она, возвращаясь к телевизору. — Ты что-то хотел? Если сказать спасибо, то без проблем…
— Меня заела совесть, — перебил коллега.
Брови Елены взметнулись вверх, лицо приняло скептическое выражение.
— Тебя? Что случилось, Макларен?
— Меня оскорбляет твое недоверие, — фыркнул Ник, а потом вздохнул. — Поссорились с Маргарет. Она уже успела пожаловаться моей мамочке, и теперь они заодно. Так что я предпочту любые пытки семейному рождественскому ужину.
— Как мило, — пробормотала Елена.
— Ты не рада? — не слишком правдоподобно удивился Ник.
Они уже давно привыкли, что Гилберт — девушка, мягко говоря, своеобразная: любит засиживаться на работе допоздна, без проблем меняется дежурствами, редко появляется на любых неформальных сборищах. Ходили разные слухи — о тяжелом разрыве, отце-тиране, темном прошлом, но было ли что-то из этого правдой, Ник не знал.
— Рада, конечно, — отозвалась Елена, прекрасно понимая, что по ее голосу этого не скажешь. — Просто, если ты завтра передумаешь…
— Не передумаю, — уверил ее Ник.
Не то чтобы он совсем не сомневался: Маргарет девушка, конечно, вспыльчивая, но отходчивая, а еще страстная, как дикая кошка, и любит мириться ночи напролет, поэтому он и согласился расстаться с холостяцкой жизнью так рано. Но дважды менять решение было неправильным по отношению к Елене — даже его не слишком въедливая совесть не позволила бы этого.
— Ладно, тогда хорошо, — с наигранной бодростью сказала она. — С наступающим тебя.
— Елена… — Ник прикусил язык, но было уже поздно.
— А?
— Ты, в общем, не встречай Рождество одна, — быстро проговорил он. — Увидимся в следующем году.
— Да... конечно, увидимся, — запнувшись, отозвалась Елена, но Ник уже повесил трубку.
Снова забравшись с ногами на диван, Елена какое-то время неотрывно смотрела в светящийся экран, а затем, в приступе непонятного раздражения, схватила пульт и выключила телевизор. Подтянув одно колено к груди и уткнувшись в него подбородком, она задумалась, невольно прокручивая в голове последние несколько лет жизни....
Первое время по приезду в Ричмонд она жила с Джоном. Не сказать, чтобы это было легко, особенно поначалу, но стоило ей немного ослабить оборону и перестать воспринимать любое его слово или поступок в штыки, как жизнь начала налаживаться. Они не были особенно близки, она по-прежнему называла его по имени, но с некоторых пор в разговорах со знакомыми он все-таки стал «отцом», а их общение приобрело устраивающий обоих тон. Пожалуй, это был лучший итог, на который можно было рассчитывать.
Примерно через год Елена поступила в университет и переехала в студенческое общежитие. А затем, прямо на выпускном, отец сделал ей более чем щедрый подарок — небольшой домик в пригороде Ричмонда. И хотя они об этом даже не говорили, Джон Гилберт словно бы почувствовал, что дочь не собирается искать других вариантов и останется в полюбившейся полупровинциальной больнице. И действительно — временная практика стала постоянным местом работы, до которого она могла добраться за пятнадцать минут на машине. Впрочем, большую часть времени та пылилась в гараже, а Елена предпочитала выйти пораньше и пройтись пешком. Иногда ее подвозил Сэм — когда погода не располагала к прогулкам или ей просто хотелось поговорить с кем-то не о работе.
Уже второй год Елена жила одна. Изо дня в день, из месяца в месяц, теперь уже — из года в год, и ее все устраивало. Но при мысли об одиноком Рождестве стало тоскливо. Конечно, у нее есть свой дом, любимые фильмы и отличный диван, а еще кровать, куда можно лечь пораньше и забыть, что сегодня двадцать четвертое декабря. На крайний случай — есть Сэм. Она не хотела отрывать его от семьи, но он бы с радостью приехал к ней на обед. Все-таки это было лучше, чем… что? Одиночество? Поездка домой? Ведь даже Джона не будет в городе на праздниках.
Последний раз Елена приезжала на Рождество в Мистик Фоллс четыре года назад. Елена до сих пор помнила это пробирающее до костей чувство инородности. Отчего-то смущенные и вежливые «Передай, пожалуйста, салат» и «Как учеба?», неловкость от соприкосновения взглядами, неуверенные улыбки. И это ожидание — выматывающее, высасывающее остатки сил. Они ждали ту Елену, которую помнили и любили, ту Елену, которой рассказывали городские сплетни или вместе вспоминали детские шалости. Ту, от которой она однажды вполне сознательно отреклась. В другие дни было проще, но навязанная атмосфера семейности торжества давила до ломоты в плечах.
Ей вспомнился вчерашний разговор с Бонни. Ее вялые оправдания, горячие уговоры подруги, в голосе которой под конец отчетливо слышались разочарование и усталость. Год, другой, и они тоже сдадутся. Перестанут ждать ее. На мгновение ею овладел страх, но Елена стряхнула его. Поднявшись, она отправилась в кухню и включила чайник. Под шум закипающей воды, она вглядывалась в темноту за окном, рассеиваемую тусклым светом фонарей и соседскими гирляндами. Так будет лучше — для всех них. Она никогда не станет прежней. Не потому, что не хочет, а потому, что в тот далекий день все изменилось, и главное — изменилась она сама. Теперь у нее была любимая работа, отец, который не навязывал ей свое общение, друг, с которым можно было поговорить по душам в редкие минуты необходимости, и крыша над головой. Все, что нужно… Нет, не для счастья. Просто нужно. Такие слова как «счастье» и «любовь» давно потеряли для Елены свою обманчивую привлекательность, не выдержав встречи с реальностью.

Проснувшись на следующее утро, Елена какое-то время не могла заставить себя встать с постели — она так и не приняла накануне окончательного решения, отложив его на потом. И это «потом», судя по всему, наступило. Повернувшись на бок, она задумчиво смотрела в холодное голубое небо — с некоторых пор она перестала закрывать занавески на ночь, предпочитая полумраку залитую дневным светом комнату. Словно так она становилась частью чего-то большего, не лишаясь права просыпаться одной и не чувствовать себя при этом ущербной. На самом деле, было не так легко прийти к этому. Чтобы слова «меня все устраивает» не фальшивили в глубине души робкой надеждой и бессмысленным ожиданием. Но у нее получилось.
Подумав об этом, Елена откинула одеяло в сторону, чуть поежившись от окутавшей разгоряченное тело прохлады, и поднялась. Потягиваясь, она подошла к окну и улыбнулась знакомой картине, которую наблюдала чуть ли не каждое утро: ее сосед направлялся к почтовому ящику, а возле его ноги степенно и гордо вышагивала немецкая овчарка, которую выдавал только виляющий хвост.
Так они когда-то и познакомились. Мальчишка-разносчик перепутал адреса. Елена до сих пор помнила, с каким удивлением забирала пачку пухлых конвертов, журнал и несколько цветных брошюр из ящика для писем. Разобравшись, что корреспонденция предназначалась не ей, она решила сначала окончить завтрак, а уже потом отнести почту по назначению. Но сама не заметила, как увлеклась, перелистывая плотные, пахнущие краской страницы журнала, на обложке которого красовались две статные гончие. Она даже не услышала, как в дверь постучали, и очнулась, лишь заметив в своей гостиной молодого привлекательного мужчину. Без проблем разглядев ее чтиво, незнакомец улыбнулся:
— Кажется, это мое, — сказал он, а затем шагнул к ней, протягивая руку. — Сэм Адамс, ваш сосед.
Растерявшись, она машинально пожала крепкую и теплую ладонь.
— Как же зовут вас, прекрасная похитительница?
— Я? Что? То есть, нет… — Елена запнулась, переведя взгляд с Сэма на журнал и обратно. — Я хотела это вернуть, но… кажется, немного увлеклась.
— Хм, похоже, ситуацию сможет исправить только чашка кофе, — задумчиво проговорил он, а потом вздохнул, посмотрев на стоящую перед ней миску с хлопьями. — Но соглашусь и на стакан молока.
— Елена Гилберт, — улыбнулась она. — Кофе тоже найдется.
Сэм Адамс оказался ее разведенным соседом кинологом и просто отличным парнем. Случайно появившись в ее жизни, он никогда открыто не претендовал на особое в ней место и не проявлял чрезмерного любопытства, довольствуясь только тем, что рассказывала сама Елена.
Сам он, кажется, ничего не скрывал. В очередном разговоре Сэм поведал ей, что выбрал профессию кинолога еще в детстве, допекая родителей тем, что таскал в дом и прикармливал всех бездомных шавок в округе. Когда ему было десять, отец умер от сердечного приступа, и его мать, довольно известная на тот момент писательница-романистка, слегла с сильнейшим нервным расстройством. Оправившись со временем, она сделала все, чтобы сын сумел освоить ту профессию, о которой мечтал. Женился он довольно рано, но брак не сложился, а после того как жена потеряла второго ребенка, и вовсе затрещал по швам. Были попытки спасти отношения, выяснения, кто больше не прав, длинные, тяжелые разговоры, истерики и походы к семейному психотерапевту. Однажды Саманта просто съехала вместе с сыном и вещами из их съемной квартиры, пока Сэм был на работе. Тогда он вернулся к матери — волнения за него вновь пошатнули ее здоровье, и она почти не выходила из дома. Потеряв мужа, миссис Адамс больше не писала книг, но вела колонку в одной из чудом еще не обанкротившихся газет, и Сэм очень боялся того, чем для нее может обернуться потеря работы.
— Ты считаешь меня неудачником? — спросил он как-то у Елены, поделившись очередными подробностями.
— Неудачником? Почему?
— Тридцать лет, живу с мамой — по-моему, это классика, — усмехнулся он.
— Я считаю тебя хорошим человеком, — Елена тепло улыбнулась. — А еще хорошим отцом и сыном. И профессионалом, конечно же. Так что, по-моему, ты вполне состоявшийся человек, а значит, никак не можешь быть неудачником.
— Спасибо, — серьезно ответил Сэм, помолчал, глядя на нее как-то слишком внимательно, и нерешительно продолжил: — Елена…
— Подожди, — она выудила из сумки вовремя зазвонивший мобильный. — Да, Метт, — чересчур бодро поприветствовала она бывшего парня, с которым встречалась еще в школьные годы. — Да, все хорошо…
На протяжении всего разговора Сэм бросал на нее задумчивые взгляды.
— Твой парень? — напрямую спросил он, как только Елена повесила трубку.
— Нет… то есть… все сложно, — промямлила она, злясь на себя за вынужденную ложь.
Но ей так не хотелось терять единственного друга.
— Что ж, — сказал Сэм после небольшой паузы, — несмотря на мое разбитое сердце, я рад, что у тебя кто-то есть, — он улыбнулся, и Елена поняла, что он не лукавит — в первую очередь, она тоже была для него другом.
— Пфф, — она шутливо пихнула его локтем в бок.
Вынырнув из воспоминаний, Елена увидела, что Сэм тоже заметил ее и машет рукой. Стыдливо прикрывшись занавеской, она ответила на приветствие, Адамс демонстративно прикрыл глаза ладонью.
Фыркнув, Елена отошла от окна. Нет, она не станет навязываться ему в праздник, который он собирался провести в компании матери, «десятка ужасных тетушек» и новой девушки, с которой у него только-только начали завязываться отношения. Вместо этого у нее будет свое маленькое Рождество, ее собственная новая традиция. И никаких лишних переживаний, судорожных поисков, жалости к себе или страха перед будущим. Она просто привыкнет. Как привыкала ко многим вещам до этого.
Правда, заглянув в холодильник, Елена поняла, что кое-чего ей все же не хватает. Приготовить легкий, но по-своему изысканный ужин оказалось просто не из чего.

Деймон последний раз провел щеткой по волосам Кэтрин, поправил одеяло и поднялся. С тех пор как Стефан улетел, стало еще сложнее. Каждый раз он неосознанно искал в лице и теле Кэтрин признаки жизни, за которые можно было бы ухватиться, чтобы поверить в лучший исход. Искал и не находил: все та же мертвенно бледная кожа, почти восковое лицо, истонченные конечности. Иногда он боялся к ней прикоснуться, словно она могла рассыпаться в его руках. Он гнал от себя эти мысли, но они навязчиво, даже агрессивно проникали в его сознание снова и снова. Казалось, он спускается куда-то под землю, все ниже и ниже, и чем дальше, тем меньше сил, света и воздуха остается, тем меньше шансов выбраться, найти выход… Должно быть, его просто не было, и он продолжал бродить по запутанным коридорам собственных страхов и острой, болезненной, непреходящей вины.

— Я дома! — раздался голос Катерины, ключи брякнули о стекло журнального столика.
Деймон выглянул из кухни.
— Привет. Ты голодна?
— Нет, перекусила в кафе с Эмили, — она сняла плащ и, перекинув его через спинку дивана, как будто замешкалась и замерла.
Деймон приблизился, притянул ее к себе и поцеловал в висок. Она чуть вздрогнула и бросила на него быстрый взгляд. И только тогда он заметил — темные глаза смотрели на него неуверенно, а улыбка, кривившая мягкие и всегда желанные губы, казалась напряженной, почти нервной.
— Почему ты спрашиваешь? — поинтересовалась Кэтрин, выскальзывая из его объятий и проходя в крохотное помещение, служившее им кухней. — Ты что-то готовишь? — она принюхалась, но уловила только крепкий аромат заварного кофе.
— Я заказал пиццу, — ответил Деймон, следуя за ней по пятам.
— Мой герой, — усмехнулась она и хотела снова пройти мимо, но он перехватил ее за талию и заставил посмотреть на себя. — Эй, все в порядке?
— Более чем, — она бодро кивнула и, наспех поцеловав его, вернулась в гостиную.
Устроившись на диване, Кэтрин включила телевизор. Какое-то время она смотрела в экран, не отрываясь. Потоптавшись немного на месте, Деймон пожал плечами и, сходив за кофе, присоединился к ней. Просмотр телевизора по вечерам — это было что-то новенькое.
— Кофе? — запоздало предложил он, но Кэтрин лишь мотнула головой. — Готовишься к семейной жизни?
Она тихонько хмыкнула, но промолчала. Какое-то время тишину нарушала только приглушенная болтовня девицы в розовом — ведущей какого-то любовного телешоу.
— По телефону ты сказал, что видел Стефана… — обронила Кэтрин.
Деймон облегченно выдохнул, обнаружив причину ее странного поведения.
— Да, — кивнул он.
— И? — Кэтрин искоса взглянула на него.
Он пожал плечами:
— Это же Стефан. Сказал, что придет, если мы с тобой действительно хотим этого. Поздравил.
Она молчала. Довольно долго, и Деймон уже решил, что все в порядке, когда Катерина резко поднялась и подошла к зеркалу. Собрав густую гриву своих волос в руку, она несколькими ловкими движениями закрутила ее в тугой узел и заколола на затылке, после чего оперлась ладонями на трюмо и пристально всмотрелась в свое отражение. Деймон наблюдал за ней со смесью недоумения и непонятной тревоги. Кэтрин казалась уставшей и взвинченной одновременно, она словно не могла найти себе места. Наконец она резко обернулась и посмотрела на него в упор.
— Ты забрал приглашения?
— А?
— Приглашения, Деймон, — раздраженно повторила Катерина.
— Ну… не совсем, — он виновато улыбнулся и развел руками. — Но завтра обязательно…
— Завтра?! — вскрикнула она. — Целую неделю я прошу тебя это сделать. Неужели так сложно? Всего одно дело. Если мы не отправим их завтра утром, они не дойдут к сроку: мои единственные родственники не живут в этой стране, если ты, конечно, помнишь об этом!
— Позвоним им? — сбитый с толку этой вспышкой, он попытался обернуть все в шутку.
— Тебе смешно, Деймон? — прищурилась она, передернув плечами.
— Эй, ты чего? — он поднялся и попытался приблизиться к ней, чтобы успокоить, но она выставила вперед ладонь.
— А ты как думаешь? Почти все приготовления легли на меня, а ты не можешь выполнить элементарное поручение. Я уже начинаю сомневаться, что тебе вообще нужна эта свадьба!
— Кэт… — Деймон снова попытался подойти, искренне не понимая, что происходит — такие истерики были совершенно не в ее духе.
В каком-то смысле она была зеркальным отражением его самого — прекрасно владела собой, в чем-то жесткая и даже циничная, Катерина всегда с иронией относилась к девчачьим глупостям, слезливой романтике и выяснению отношений.
— Не надо, Деймон, я хочу… хочу побыть одна, — холодно сказала она.
Окончательно его ошарашив, Кэтрин быстро пошла к выходу. Он перехватил ее уже у двери, поймав за запястья и легонько встряхнув.
— Эй, приди в себя! — требовательно произнес он, повышая тон и надеясь этим отрезвить ее — вернуть себе свою Кэтрин. — Да в чем, черт возьми, дело?
Она подняла на него неожиданно растерянные, заблестевшие непролитыми слезами глаза.
— Я… я не знаю, просто… Просто что-то не так.
— Что не так? — он попытался притянуть ее к себе, но Кэтрин с силой вырвала руки.
— Я же сказала — не знаю! — она выскочила из квартиры, громко хлопнув дверью.
Еще какое-то время он стоял потерянный, оглушенный, потом тяжелым шагом прошел к бару и налил свой первый полный до краев стакан виски. Мазнув взглядом по комнате, Деймон подумал, что она забыла плащ и теперь наверняка замерзнет — на улице завывал ветер и весь день накрапывал дождь, потом опустился на диван и долгое время сидел почти неподвижно.
Он слышал, как спустя минут двадцать по улице проехала скорая помощь, оглашая округу своим надрывным воем.
А еще через час ему позвонили из больницы.
«Закрытая травма головы… Срочная операция… Она в коме… Остается только ждать и надеяться… И молиться…»
Он не слышал их, не понимал, отказывался понимать. Только настойчиво рвался в палату, пока чьи-то руки не схватили его за плечи и не встряхнули.
— Нельзя, Деймон, пока нельзя!
Он повернул голову.
— Это моя вина, Стефан, это моя чертова вина...
Брат обнял его, и Деймон позволил ему, с силой сжав челюсти. Тогда, стоя напротив ее палаты, в ожидании разрешения зайти, он впервые заплакал в своей взрослой жизни. Беззвучно и отчаянно.

— Прости меня, — прошептал Деймон и, крепко зажмурившись, прижался губами ко лбу Кэтрин.
Сколько раз он просил прощения? Сотни, тысячи? Но она по-прежнему молчала в ответ, и от этого дыра в груди становилась все больше. Это была уже не вина — ненависть к самому себе. Если бы только он остановил ее тогда, если бы забрал эти чертовы приглашения!
Было и еще кое-что. Она сказала «не знаю». Он не сумел дать своей девочке то, что ей было нужно… И как быть, если он так никогда этого и не выяснит?
Внутри снова зашевелилось понимание, что это и есть наиболее вероятный исход. Он ведь всегда был гребанным реалистом! Но только не с ней, не сейчас. Он стиснул челюсти. Накатывало всегда неожиданно, просто накрывало с головой, и хотелось только одного — упасть на колени и выть по-звериному. Вместо этого он превращался в истукана, стоял и смотрел прямо перед собой, ничего и никого не замечая, в ожидании, когда можно будет хотя бы вдохнуть. Наконец, он сумел втянуть носом воздух. В голове шумело, в висках тяжело стучал пульс.
— С рождеством, Кэт, — пробормотал Деймон и, коснувшись губами ее застывших губ, быстро вышел из палаты.
В такие минуты ему казалось, что он близок к сумасшествию. А еще, что он одержим ею — как-то болезненно, почти неправильно, словно у них была одна жизнь на двоих.

Деймон зашел в кабинет отца и без приглашения опустился в кресло. Он не любил это место — пустое и безликое. Никаких фотографий, памятных вещей или того, что выдавало бы личность хозяина, лишь несколько статусных безделушек: подарки партнеров и спонсоров.
— Ты звал меня? — напомнил он о своем присутствии.
— А? Да, звал, — Джузеппе наконец оторвался от бумаг и отложил их в сторону. — Я хотел поговорить с тобой.
Деймон с удивлением посмотрел на отца — тот, казалось, в чем-то сомневался, а это было почти нонсенсом.
— Я тебя слушаю.
— Эта девушка… Кэтрин, кажется? — впрочем, сомневался старший Сальваторе недолго, сразу же перейдя к сути: — Ты до сих пор с ней видишься?
— Что, Стефан наябедничал?
— Он твой брат, — напомнил отец. — И мой сын. Мне не нужно его допрашивать: достаточно пары слов, брошенных вскользь.
— Что ж, дедукция тебя не подвела, — усмехнулся Деймон. — Да, я увел у брата девушку. Но это наши дела, и мы в состоянии сами…
— Не язви, — оборвал его Джузеппе. — Ты ведь любишь брата, я знаю. А твои отношения с этой девицей причиняют ему боль.
— И?
Отец закатил глаза.
— Бога ради, не прикидывайся идиотом! Вокруг тебя постоянно вьются девицы. Я все понимаю — понравилась, не сдержался, да и она, судя по всему, не образец добродетели... Но зачем вносить смуту в семью?
— Ты предлагаешь мне бросить ее? — тихо уточнил Деймон.
Отец всегда умел принимать крутые решения и нередко проявлял жесткость в отношении сыновей, которых давно воспитывал один. Но это был первый случай вмешательства в их личную жизнь.
— Нет, я не предлагаю, я настаиваю, чтобы ты перестал видеться с ней, — с нажимом сказал Джузеппе. — Это не последняя девушка в мире и уж конечно — не последняя у тебя. И она не стоит спокойствия нашей семьи и ваших отношений со Стефаном.
— Ты это серьезно? — Деймон все еще не верил своим ушам.
— Абсолютно, — кивнул отец. — И только не надо трагедий. Я навел кое-какие справки — поверь, она того не стоит.
— Справки? — кровь схлынула с лица Деймона. — Ты наводил справки о Кэтрин?
Сальваторе-старший внимательно посмотрел на сына и, наконец, заметив его состояние, тяжело вздохнул.
— Что вы так помешались на этой девице? — пробормотал он. — Деймон, до вас со Стефаном в ее постели побывало…
— Заткнись! — рявкнул Деймон, вскакивая с места.
— Осторожнее в выражениях, молодой человек, — холодно произнес Джузеппе. — Это, как минимум, правда. Да, возможно мне не стоило искать информацию о ней, но мой долг обеспечивать мир и покой в этой семье, а не позволять вам с братом ссориться из-за какой-то дешевой…
— А тебе не кажется, что мы уже выросли?! А Кэтрин — не игрушка, которую мы не поделили, а живой человек! — перебил его Деймон, едва сдерживая клокочущую ярость.
Уважение к отцу отчаянно боролось с желанием ответить на оскорбление, и первое явно уступало — он подался вперед.
— Я все сказал, — сбавив тон, спокойно сказал Джузеппе и вернулся к изучению бумаг.
Это несколько отсудило пыл Деймона. Он ненадолго замер посреди кабинета, а затем, круто развернувшись, направился к двери.
— Можешь не рассчитывать на мою поддержку, если собираешься и дальше видеться с ней, — раздалось ему вслед.
— Я ее и не приму, — процедил он сквозь зубы, прежде чем с оглушительным грохотом захлопнуть дверь.
Он уволился из фирмы отца и тем же вечером съехал в крохотную квартирку на окраине города, в которой когда-то молодой, подающий надежды архитектор Джузеппе Сальваторе поселился с эмигранткой из Италии — хрупкой, темноволосой девушкой по имени Сильвия. У этой любви не случилось счастливого финала. Спустя восемь лет она навсегда покинет Америку, когда-то любимого мужа и двоих сыновей. Но Деймон искренне надеялся, что у них с Катериной будет иначе. Что его девочка всегда будет рядом...

Бледное, затянутое мутной пеленой солнце заваливалось за горизонт, отражаясь от снежного месива под ногами, и слепило глаза. Забравшись в автомобиль, Деймон закрыл их и устало откинулся на спинку сиденья.
Сегодня было Рождество, семейный праздник. Стефан улетел, отца он не видел больше года, мать — почти двадцать, любимая была в коме. Он скривил губы и провел по лицу ладонью. Что ж, кажется, его запасы виски подходят к концу — на ночь может и не хватить, а сегодня ему понадобится больше обычного. Подумав о толпах покупателях, сновавших сейчас в любом супермаркете, он тихо, но зло выругался. Но вскоре завел машину и вырулил со стоянки, вспомнив о небольшом магазинчике на окраине города. Был шанс, что там ему не захочется никого прикончить.

Елена вздохнула — она больше двадцати минут топталась на месте, и двое мальчишек из очереди успели изрядно пройтись по ее любимым замшевым сапогам. Она явно выбрала не ту кассу, с тоской подумала Елена, глядя, как высокий темноволосый мужчина по соседству уже оплачивает товар — несколько бутылок виски. А ведь он подошел значительно позже нее.
От скуки она принялась разглядывать незнакомца. Точеные черты лица, темные взъерошенные волосы, нахмуренные брови. Пару раз до нее доносился его хрипловатый голос, когда он бросал короткие «да» или «нет» на вопросы кассира. Пожелание счастливого рождества он проигнорировал. Елена невольно хмыкнула, и тут же устыдилась своей реакции. Если для кого-то это Рождество тоже не было чем-то особенным и ожидаемым, это вовсе не повод для радости.
Наконец подошла и ее очередь. Быстро пробив свой немногочисленный товар, Елена вышла на свежий морозный воздух. Вдохнув полной грудью, она зашагала к машине, не сразу заметив, что тот самый парень с соседней кассы идет в десяти шагах впереди нее. Она невольно замедлила шаг. Глупо конечно, но отчего-то она не могла отделаться от мысли, что посмеялась над чужим горем. Нащупав в сумочке ключи, она поравнялась с остановившимся возле своего автомобиля незнакомцем и, не удержавшись, все-таки бросила на него беглый взгляд. Ее рука слегка дернулась, и ключи с тихим лязгом упали в снег.
— Черт, — тихонько ругнувшись, Елена присела на корточки.

Деймон быстро шагал к своему автомобилю — людей в магазине действительно оказалось немного, и ему почти удалось не замечать их приторных улыбок и возбужденной болтовни. На самом деле он не чувствовал особого раздражения, скорее был выжат до капли, и хотел только одного — остаться наедине с собой и парой бутылок хорошего алкоголя. Единственная привычка, которую он не сумел изжить, несмотря на стесненность в средствах, — только хороший виски.
Поставив пакет на заднее сиденье, Деймон уже открыл переднюю дверь, когда услышал тихий металлический лязг и сдержанное ругательство. Он напряженно замер, убеждая себя, что ему просто послышалось. Голос показался слишком знакомым… Деймон понимал, что, скорее всего, просто сходит с ума, но все же медленно обернулся. Дыхание перехватило. Изящное телосложение, рост, посадка головы, даже в жестах было нечто неумолимо похожее, подталкивающее его к грани безумия. Темные волосы закрывали лицо девушки, так что он никак не мог его разглядеть. Она присела на корточки, вероятно разыскивая оброненную вещь.
Нужно было что-то сделать, немедленно, иначе он просто не выдержит. Рассеять это наваждение, убедиться, что незнакомка ничем не похожа на Кэтрин. Сделав над собой усилие, Деймон пошевелился. Мышцы заломило, словно он простоят без движения несколько часов.
— Вам помочь?
— Что? — девушка подняла голову, и Деймон инстинктивно отшатнулся, вцепляясь пальцами в дверь. — Пожалуй, нет, но спасибо за предложение, — она вежливо улыбнулась. — Я уронила ключи, но едва ли сумею найти их в таком снегу. Хорошо, что у меня с собой всегда есть запасные… — оживление сменилось настороженностью, и она медленно поднялась, присматриваясь к нему, — ключи. С вами все в порядке? — она сделала шаг к Деймону, и тот инстинктивно вжался в дверцу машины. — Эй? Вам нехорошо? Вы побледнели…
Елена обеспокоено вглядывалась в лицо того самого парня — привлекательного, но осунувшегося молодого брюнета, который смотрел на нее так, словно увидел призрака.
Деймон молчал, будучи не в силах осознать то, что видел. Воздух замерз где-то в глотке, а мозг лихорадочно подыскивал разумное объяснение. Это не галлюцинация — девушка выглядела вполне реальной. Но что тогда? Близнец? Он бы знал. Двойник? Деймон понимал, что теоретически такое возможно. Но знать и видеть совершенно разные вещи. И все же второй вариант казался реальнее, тем более что немного придя в себя, он видел: незнакомка не была точной копией Катерины. Темные большие глаза, форма носа и губ, улыбка — были такими же, но более вытянутый овал лица, высокая линия скул, прямые, а не вьющиеся волосы и небольшая родинка на правой щеке отличали ее от Кэтрин. Деймон понял, что если бы увидел их рядом, то не перепутал бы.
И все равно это казалось невероятным. Очередная издевка судьбы. Конечно, он привык к ним, но это было уже как-то слишком.
— Вам нужна помощь? — так и не дождавшись ответа, еще сильнее заволновалась девушка, подходя ближе.
— Нет… нет. Со мной все в порядке, — пробормотал Деймон, поднимая руку, словно желая отгородиться от нее и ее заботы, от такого родного и одновременно чужого лица.
— Уверены?
Он отрывисто кивнул.
Она сомневалась. А потом зачем-то полезла в сумочку. Немного покопавшись в ней, она протянула Деймону визитку, и он взял ее, невольно вздрогнув от соприкосновения их пальцев.
— Здесь есть телефон и адрес больницы, в которой я работаю, — сказала она чуть ли не по слогам. — Если передумаете — позвоните. Я сумею сделать так, чтобы вас быстрее приняли. Особенно если ваше самочувствие ухудшится.
Деймон посмотрел на визитку: «Д-р Елена Гилберт, кардиологическое отделение клиники «Джонстон-Уиллис», Джонстон-Уиллис Драйв 1401». Она подумала, что у него проблемы с сердцем? Была во всем этом какая-то злая ирония. Деймон криво улыбнулся. Видимо, посчитав это хорошим признаком, Елена развернулась, чтобы уйти. И тогда Деймон увидел, как что-то блеснуло прямо возле обутой в замшевый сапог ножки. Быстро наклонившись, он нащупал на мерзлой земле уже припорошенный снегом брелок.
— Ключи, — она обернулась. — Это, должно быть, твое? — он протянул ей находку.
На короткое мгновение Деймону показалось, что терзавшие его больше года боль и ярость стихли, присмирели от ее искренней благодарной улыбки. Это напоминало мощную анестезию с очень коротким сроком действия. Уже не обман зрения, но обман чувств, обман сердца — словно она была рядом, она улыбалась ему, смотрела тепло и слегка взволнованно. Это чувство зарождалось в самой глубине, нарастая и сметая на своем пути все разумные доводы и возражения.
— Кэтрин, — выдохнул он, не в силах сдержаться.
Но она не расслышала, не заметила лихорадочно горящего взгляда, глядя на ключи, которые только что забрала из его рук.
— Спасибо, — поблагодарила она. — Если что, звоните. И да, там конечно написано, но я — Елена.
— Деймон, — пробормотал он, и вдруг сделал то, чего сам от себя не ожидал — поймал и ненадолго сжал затянутую в перчатку ладонь в своей.
Да, она — не Кэтрин, но, дьявол, впервые за очень долгое время он мог нормально дышать, словно ее присутствие заполнило какую-то часть разъедающей пустоты внутри.
Елена забрала руку и, сдержанно улыбнувшись, зашагала к своей машине. Деймон едва заставил себя остаться на месте. По мере ее удаления, ноющая боль в груди нарастала сильней обычного. Деймон проводил пристальным взглядом ее машину, вырулившую на автостраду, ведущую в пригород Ричмонда. Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не поехать следом.

Деймон тяжело опустился на сиденье своего автомобиля и захлопнул дверцу. Он не знал, как долго просидел вот так, но когда он повернул ключ в замке зажигания, на улице уже совсем стемнело, и от пестроты праздничных гирлянд рябило в глазах. Он добрался до дома, почти не разбирая дороги. Оказавшись в квартире, медленно разобрал покупки, налил себе виски и сел в глубокое кресло у окна. Он прокручивал между пальцев визитку, белевшую в полумраке комнаты, делая большие глотки жгущего горло напитка и глядя в одну точку на стене. Деймон понимал: то, что он хочет сделать, — неправильно. Неправильно по отношению к ним обеим — к Катерине, которую любил больше жизни, и к Елене, которую знал не более пяти минут. Но она показалась ему хорошим человеком.
— Елена, — он произнес ее имя.
Оно было чужим, инородным в этой квартире, захотелось поскорее согнать его с языка, стереть из памяти. Деймон вспомнил ее запах, оставшийся на руке, — незатейливый и ненавязчивый, так отличавшийся от терпких, дерзких ароматов, которые носила Кэтрин.

— Кэтрин, — пробормотал Деймон, зарываясь лицом в ее волосы и глубоко вдыхая дурманящий запах. — Моя Кэтрин…
Она тихонько рассмеялась, чуть отталкивая его.
— Называешь своей, а сам даже не знаешь моего имени, — она прицокнула языком.
— О чем ты? — спросил он, наматывая на палец темный локон.
— О том, что ты уже полгода живешь с Катериной Петровой и не имеешь об этом ни малейшего понятия.
— Как это?
— А вот так это, — она легонько щелкнула его по носу. — Это мое настоящее имя, я поменяла его всего пару лет назад. Мой отец болгарин.
Деймон приподнялся на локтях, его смутило промелькнувшее в ее глазах выражение, как и наигранная веселость в словах и жестах.
— Расскажешь? — спросил он, касаясь ладонью щеки Кэтрин и очерчивая кончиками пальцев контур лица.
Катерина перехватила его руку, широко лизнув, провела ею по своей шее, груди, а затем перевернулась на живот. Вторая ладонь Деймона сжала ее ягодицы.
— Может быть в другой раз, — выдохнула она, выгибаясь.
Деймон издал низкий гортанный звук, дюйм за дюймом погружаясь во влажную тесноту. Мысль о том, что он чего-то не знает о Кэтрин, улетучилась, уступив место желанию.

Деймон уже точно знал, что они очень разные, чувствовал это. Быть может, это и спасет его от любого необдуманного шага? Не даст перейти черту? В конце концов, что мешает ему просто узнать ее? Видеть иногда, разговаривать. Снова испытать облегчение от ее близости?
— Елена, — снова проговорил Деймон, пробуя имя на вкус.
Оно показалось простым. Светлым, солнечным, но безыскусным — как и она сама. Такие как Елена никогда не интересовали Деймона Сальваторе. В отличие от его младшего брата. Вот почему было так странно видеть Кэтрин рядом со Стефаном. Этот огонь в глазах, ничем не прикрытый флирт, уверенность в себе и своих желаниях — именно такие девушки всегда привлекали Деймона, именно такая девушка похитила его сердце, и теперь оно погибало вместе с ней.
Поэтому Елене ничего не грозило. Да он и не думал ни о чем таком. Вполне вероятно, что у нее есть бойфренд, или она вообще давно и счастливо замужем. Хотя в таком случае, она не носит кольца. И когда он успел заметить?.. Должно быть, когда сжимал ее пальцы. Внутри заворочалось неприятное чувство, но это не помешало Деймону достать мобильный телефон и медленно, одну за другой, вбить указанные на визитке цифры.

Все время, пока Елена ехала домой, пока разбирала пакеты и готовила незамысловатый ужин, ее преследовало смутное беспокойство. Этот парень с парковки, его полубезумный взгляд, ухмылка, исказившая красивое лицо, и то, как он взял ее за руку... все это должно было напугать ее, но скорее взволновало. Волновалась она за него или же из-за него, Елена не понимала. Да и какая, собственно, разница.
А ведь она собиралась насладиться тишиной и покоем этого вечера. Не нужно приторно улыбаться, когда на душе скребут кошки, изображать веселье, когда хочется спать, есть тяжелую пищу, когда можно ограничиться легкой закуской и бокалом глинтвейна. И хотя в Мистик Фоллс оставались люди, по которым она скучала, разговаривать с ними по телефону и время от времени навещать, приезжая не более чем на день, было гораздо удобнее и легче.
Понимая, что снова убеждает себя в правильности принятого решения, Елена вздохнула. Видимо, все дело было в этой странной встрече. Она не собиралась придаваться ностальгии или волноваться о своем добровольном одиночестве, но сейчас ей было неуютно даже в собственном доме. Снова и снова Елена прокручивала в голове подробности их знакомства с Деймоном. Ее не оставляла мысль, что он был шокирован, увидев ее. Но почему? Сама она почти не сомневалась, что это была их первая встреча. Елена редко ходила на вечеринки и знакомилась с новыми людьми, он определенно не был ее пациентом, а случайное знакомство, даже если оно когда-то состоялось, вряд ли могло вызвать такой эффект. К тому же, он действительно плохо выглядел. Темные круги под глазами, общая одутловатость и бледность лица, то, как беспомощно он хватал ртом воздух, — что если его состояние связано исключительно с физиологией? И она — врач, профессионал своего дела — позволила человеку, находящемуся на пороге сердечного приступа, отправиться домой? Не просто позволила, а убежала прочь, смутившись из-за какой-то ерунды.
И все же это было странно — его поведение, ее собственная реакция...
Елена передернула плечами, пытаясь стряхнуть наваждение и отвлечься. Зачем она возвращается к этому снова и снова? Заставляя себя не думать о случившемся, она помешала глинтвейн, втянув пряный аромат гвоздики с корицей, и выключила конфорку. Надев огромные рукавицы, Елена не сдержала грустной улыбки. Дженна незаметно сунула их в ее сумку, когда она фактически бежала из родного дома. Елена любила готовить, а эти рукавицы они сделали вместе с мамой — Елене тогда еще не было и восьми. Осторожно наполнив высокий бокал, она поставила кастрюльку на плиту и взяла поднос.
Устроившись на диване, Елена включила телевизор: она знала, что именно хочет посмотреть сегодня. Она уже собиралась нажать на кнопку, но так и замерла с пультом в руках. По щекам поползли слезы. Что и кому она пытается доказать? Ей плохо без них, это же очевидно. Но и с ними тяжело. Грудь закаменела. Елена заставила себя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Она справится, всегда справлялась. Только вот…
Трель мобильного заставила ее испуганно вздрогнуть. Кто это мог быть? Все поздравления приняты, нужные звонки сделаны. Перед тем как отправиться в магазин, она даже успела заглянуть к Сэму и познакомиться с целым отрядом тетушек, осмотревших ее с ног до головы. Кто же тогда?
Увидев на дисплее незнакомый номер, Елена вдруг поняла, что знает ответ. Это было не поддающееся объяснению чувство, словно в этот раз телефон звонил как-то иначе.
— Алло, — приглушенно сказала она.
— Привет, — мужчина на том конце трубки прочистил горло. — Это Деймон... парень с парковки. Извини, что беспокою, но ты сказала, я могу позвонить.

Гул двигателей набирал обороты. Пристройки и ангары все быстрее проносились в иллюминаторе. С ощутимым толчком самолет оторвался от земли, и это принесло некоторое облегчение — словно он вырвался из душной комнаты.
Как только набрали высоту, Стефан отстегнул ремень безопасности и привел спинку сиденья почти в горизонтальное положение. Ночь накануне выдалась бессонной. Но его кошмары не отступали даже здесь. Он снова и снова видел ее истонченный болезнью лик, неестественную бледность и абсолютную неподвижность… иногда она снилась ему мертвой, иногда — такой, как сейчас, обессиленной и беспомощной, а порой она приходила к нему полной жизни, и он испытывал чувство вины за свои сны — в них он целовал ее, прижимал к себе, задыхался от страсти и не собирался выпускать из своих объятий ни на секунду. Ни одна женщина не действовала на него так, как Катерина. Это было сумасшествие, что-то совершенно ему не свойственное и неподвластное.

— Ты прекрасна, — сказал Стефан, пропуская между пальцами темные локоны и глядя на Кэтрин сверху вниз.
— И что же во мне такого прекрасного? — спросила она, перехватывая его ладонь и переплетая пальцы их рук.
— Все. Твое лицо, тело… — он наклонился совсем близко. — Глаза и улыбка, — Стефан нежно поцеловал ее в уголок губ. — Но дело ведь не только во внешности.
Кэтрин недоверчиво хмыкнула.
— Ну, за свою внешность я должна благодарить мать — она была очень красивой женщиной, насколько можно судить по фотографиям, — потянувшись, она взяла с прикроватной тумбочки пачку сигарет и, щелкнув изящной зажигалкой, закурила, выпуская в потолок тонкие струи дыма.
Стефан поморщился. Он не любил этот запах, хотя за последние пару месяцев успел почти привыкнуть к нему.
— Я думал, ты бросаешь, — напомнил он.
— Бросаю, — она пожала плечами, — это долгий процесс.
Стефан усмехнулся, но не стал развивать тему. Он знал, что Катерина может быть очень упрямой, да и потом, это ее личное дело. Он обнял ее за талию, устраивая подбородок на узком плече.
— Так что ты говорила о маме?
Он уже замечал, что Кэтрин избегает разговоров о прошлом, каждый раз становясь настороженной и замкнутой. Поэтому не собирался упускать такую возможность, когда она сама упомянула одного из родителей.
— Ничего особенного, — Кэтрин проводила глазами рваное белесое облачко, — только то, что она была красива. Но все славянское в моей внешности — от отца.
— Он был русским? — Стефан чувствовал напряжение в ее голосе и теле.
Он провел тыльной стороной ладони вниз по ее руке, погладил большим пальцем запястье.
— Болгарином. Это он назвал меня Катериной — так зовут мою бабку, да и фамилия Петрова тоже досталась от него. Но и от того, и от другого я не так давно избавилась, — чуть повернув голову, Кэтрин взъерошила его волосы и погладила по щеке. — Это не самая интересная история.
Стефан прижался губами к округлому плечу. Он не знал, как лучше поступить: промолчать или продолжить расспросы?
— Но я хотел бы ее услышать, — сказал он после затянувшейся паузы и вздрогнул, когда Кэтрин отстранилась и поднялась с кровати.
— Нечего тут слушать, — сказала она. — Я мало знаю, лишь обрывки давних историй и кое-какие воспоминания, — она замолчала, но Стефан продолжал внимательно смотреть на нее и, закатив глаза, Катерина все же продолжила: — Моя мать потеряла голову и забеременела, едва познакомившись с отцом. Их чувства закончились почти так же быстро, как и его рабочая виза. Выходить замуж она отказалась. Он уехал. Подозреваю, что она много работала, брала дополнительные часы, но на какие сверхдоходы может рассчитывать учитель истории? Не знаю… я очень плохо помню то время, даже ее лицо в моих воспоминаниях стало расплывчатым, черты исказились и их трудно разобрать, — голос Кэтрин стал глуше, она не отрывала взгляда от тлеющего кончика сигареты. — Но мне кажется, жили мы небогато — даже по моим меркам, а я, поверь, знаю, что такое проблемы с деньгами...
Стефан знал, какой вопрос должен задать следующим, но не мог решиться. Он впервые видел ее уязвимой. Но Кэтрин заговорила сама:
— Она умерла, когда мне было семь. Инсульт. Ее часто мучили головные боли, были какие-то проблемы с сосудами. Подозреваю, что на лечение не нашлось ни денег, ни времени, — Кэтрин вдавила сигарету в пепельницу и заговорила будничным тоном. — Она прожила шесть дней, не могла говорить, пить, есть — ничего не могла. Врачи обещали, что постепенно ей будет становиться лучше. Что она никогда не станет прежней, но улучшения обязательно будут. Я тогда жила у ее приятельницы с работы. И когда мы пришли к ней на шестой день, ее постель была заправлена. Знаешь, — Кэтрин перевела взгляд на Стефана, — это мое самое страшное воспоминание — сложенное аккуратной стопкой белье.
— О, господи, Кэт, — поднявшись, Стефан притянул ее к себе, обнимая так крепко, как только мог себе позволить.
— Все нормально, — Катерина попыталась выпутаться из объятий. — Извини, я расклеилась. Кофе? — она даже улыбнулась, на глазах превращаясь в ту Кэтрин, которую он знал — уверенную, решительную, чуждую сентиментальной чувствительности.
— Нет, не нормально, — Стефан не отпустил ее, усаживая на кровать. — Тебе не хватает ее — вот это нормально. Поверь, я знаю.
Кэтрин молчала, но больше не предпринимала попыток вырваться. Казалось, она о чем-то задумалась.
— Ты скучаешь по матери? — наконец, спросила она.
Не так давно Стефан рассказал ей историю их семьи.
Он кивнул:
— Да. Сейчас уже меньше, ты же знаешь — мы стали общаться, — он помолчал немного. — А ты?
— Я не знаю, — она покачала головой и посмотрела на него. — Да, скучаю, но… Я так злилась на нее за то, что она меня бросила… так злилась, — Кэтрин прерывисто вздохнула. — После того, как она умерла, я попала в систему. Приемные семьи, опекуны, чужие люди и чужие дома. Ни один из них не стал по-настоящему моим, хотя некоторые были не так уж плохи. Ты очень мало знаешь обо мне, Стефан, — добавила она, поднимаясь и оглядываясь в поисках халата, — мне пришлось покрутиться, чтобы иметь то, что я имею. И тебе не понравились бы мои методы. Ты для этого слишком правильный, — криво улыбнулась она, завязывая шелковый пояс.
— Эй, — он поймал ее за запястье, — мне все равно.
— Уверен? — Кэтрин отняла руку и прищурилась. — Тебе действительно все равно, сколько мужчин побывало в моей постели? Все равно, что я получала взамен? — в ее голосе прорезалась злость.
Это была самозащита, но, даже понимая это, Стефан смешался. Не дождавшись ответа, она многозначительно хмыкнула и ушла на кухню. Стефан слышал, как она гремела посудой, и не сразу сумел побороть свою нерешительность. Нет, он не сомневался в своих словах — ему действительно было все равно, но именно это и беспокоило. Он серьезно относился к выбору своих спутниц, к таким качествам, как порядочность и честность. Деймон частенько называл его девушек скучными, а Стефану иногда казалось, что брат встречается только с девицами легкого поведения — до того развязными бывали их манеры. Кэтрин была другой, она умела подать себя, но он и прежде подозревал, что ее прошлое скрывает в себе множество тайн, и не все они придутся ему по душе. Но имело ли это сейчас значение? Для нее — возможно, но не для него. Быстро поднявшись, Стефан отправился на кухню. Кэтрин разливала по кружкам свежезаваренный кофе.
— Пришел на запах? — как ни в чем не бывало, спросила она. Он обнял ее сзади за талию, и Кэтрин чуть не выплеснула кофе на стол. — Подожди, — она прижалась к нему спиной, — а то останешься и без кофе, и без секса.
— Я люблю тебя.
Кэтрин медленно поставила турку на плиту и обернулась. Она выглядела растерянной.
— Стефан, я…
Он закрыл ей рот ладонью.
— Я люблю тебя, Кэтрин Пирс, или Катерина Петрова, неважно… — он искал в ее лице отклик или хотя бы радость, но не находил.
— Стефан… — выдохнула она и отвела взгляд. — Нельзя любить того, кого так мало знаешь.
— Так расскажи мне, — Стефан приподнял ее лицо за подбородок, — расскажи мне все.
Какое-то время она смотрела ему в глаза, а затем медленно покачала головой.
— Нет. Не сейчас. Я хочу попрощаться со своим прошлым, а не возвращаться к нему. Именно поэтому я сменила имя. Может, как-нибудь потом.
— Когда пожелаешь. Мое время и я сам в твоем распоряжении. Поверь, тебе не удастся меня в этом разубедить — ты нужна мне, Кэт.
— Оно того не стоит, — тихо проговорила Катерина. — Как и я тебя...
— Не говори ерунды, — обнимая ее, проговорил Стефан куда-то ей в волосы, — Деймон считает меня жутким занудой.
— Передай своему брату, что он идиот, — сердито заявила Катерина, и, не сдержавшись, оба прыснули.
Напряжение ушло, Кэтрин вернулась к прерванному занятию, а Стефан опустился на стул в ожидании кофе. То, что она не ответила на признание, не слишком его беспокоило — он чувствовал, что небезразличен ей, и догадывался, что в случае с Кэтрин ничто не будет легко и просто. Но был готов к этому, хотел этого. Поэтому он просто наблюдал за ее легкими, выверенными движениями, наслаждаясь пониманием своих чувств и близостью любимой женщины.

Стефан открыл глаза, подавляя рвущийся из груди вздох. Заметив, что он не спит, к нему подошла стюардесса.
— Будете обедать, сэр? — любезно поинтересовалась она.
— Нет, только… кофе.
— Кофе?
— Да, то есть… да, кофе, — он вымученно улыбнулся.
Стюардесса ушла, а Стефан нахмурился. До встречи с Катериной он не пил и не любил этот напиток. Именно Кэтрин приучила его к кофе, но никто не умел делать его как она. После их расставания Стефан буквально с корнем вырывал из своей жизни все, связанное с ней, но привычку к горьковатому терпкому вкусу сохранил. А после того, как Кэтрин попала в аварию, он уже не запрещал себе думать о ней, хотя воспоминания по-прежнему причиняли боль.

Рабочий день близился к концу, когда в кабинете Сальваторе-младшего раздался сигнал внутреннего вызова. Стефан нажал на кнопку, и немного сонный голос секретарши сообщил ему, что в приемной его ожидает мисс Пирс. Какое-то время он пребывал в растерянности — что ей от него нужно?
— Скажите, что меня нет, — сказал он и почти сразу пожалел о своих словах — что-то могло случиться с Деймоном.
Хотя именно на этот вечер у них с братом была запланирована встреча, и тот совсем недавно звонил ему, желая убедиться, что договоренность в силе.
— Она в курсе, что вы здесь, — приглушенно проговорила секретарь.
— Хорошо, пусть заходит, — ответил Стефан и с силой вдавил трубку в телефонный аппарат.
Не хватало еще, чтобы по фирме снова поползли слухи, особенно когда разговоры о ссоре между его отцом и братом едва стихли. Только ленивый тогда не строил предположений.
Дверь распахнулась, и Стефан успел заметить, что по-прежнему задерживает дыхание при ее появлении. Сердце разбухло и подскочило к горлу. Он определенно был слишком взволнован для встречи с той, которую, как ему казалось, глубоко презирал.
Кэтрин изучала его так же пристально, как и он ее. Октябрь выдался теплым, так что на ней были легкие брюки и шелковая блуза, через руку Катерина перекинула тонкий плащ.
— Здравствуй, Стефан, — она чуть склонила голову на бок, придавая лицу столь знакомое самоуверенное выражение.
— Ты что-то хотела? — сухо поинтересовался он, даже не пытаясь создать видимость сильной занятости.
Она причинила ему сильную боль и знала это. Они оба это знали.
— Что, даже не пригласишь присесть? — деланно удивилась она.
— Мне повторить вопрос?
Кэтрин прищурилась и сделала несколько шагов, приближаясь к столу. Стефан, сам не зная зачем, поднялся.
— Да, хотела, — Кэтрин с наигранным интересом разглядывала обстановку. — Кажется, здесь мы этим не занимались, да?
Стефан с силой сжал ручку, которую держал, в груди закипал гнев, но он все еще владел собой.
— Так вот, — Кэтрин опустилась в кресло, — я хотела сообщить тебе радостную весть: мы с твоим братом решили пожениться.
Стефан замер, пытаясь осознать сказанное. Но эта мысль — мысль о Кэтрин, которая становится женой его брата — никак не желала умещаться в голове, казалась нелепой, громоздкой и давила на череп изнутри. Хотя… что в этом такого особенного? Они давно встречаются, и Деймон многим пожертвовал ради этих отношений. Все верно, вот только Стефан был отчего-то уверен, что эти отношения не более чем временная, пусть и затянувшаяся интрижка. И эта уверенность делала его жизнь и всю эту паршивую ситуацию немного проще.
— Рад за вас, — медленно проговорил он, выходя из-за стола и стараясь не показывать своего потрясения. — Но я все равно не понимаю цели твоего визита. Сегодня вечером Деймон назначил мне встречу и, вероятно, планирует поделиться со мной этой счастливой новостью.
Кэтрин кивнула, глядя на него снизу вверх. Сложно было разобрать выражение ее лица в тот момент, но она больше не улыбалась.
— Так зачем ты пришла? — теряя терпение, вновь спросил Стефан. — Не могла упустить возможности лишний раз причинить боль?
Кэтрин быстро поднялась, словно ждала этих слов, и шагнула к нему. От запаха ее духов голова пошла кругом. Запаха, который когда-то он готов был сдирать вместе с обоями и обивкой, который, казалось, отравил каждый дюйм его жилища и души.
— А тебе больно? — спросила она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы заглянуть в глаза. — Только скажи мне правду… — ее ладони легли на его скулы, и Стефан дернулся, пытаясь освободиться, но Кэтрин удержала его: — Правду, Стефан, я должна знать правду.
Какое-то время он был словно загипнотизирован этой близостью, а затем убрал ее руки и отступил.
— Зачем? — спросил он, бесцельно блуждая взглядом по разложенным на столе документам.
Лишь бы отвлечься. Лишь бы не сжать ее в своих объятиях, не опрокинуть на этот стол, чтобы пусть ненадолго, но почувствовать, что здесь и сейчас она принадлежит только ему.
— Посмотри на меня, — потребовала она, и он невольно послушался, — одно твое слово, Стефан, — медленно проговорила Катерина, — и этой свадьбы не будет.
Стефан замер, сбитый с толку, оглушенный ее словами. Но в следующее мгновение его захлестнул гнев. Он с силой схватил ее за плечи и встряхнул.
— Ты в своем уме?! — процедил он. — Ты понимаешь, что говоришь? Есть ли предел твоему цинизму?! Ты уже поссорила нас с братом, ты изменила мне, переспав с ним, ты разрушила нашу семью…
— Значит, не семья и была! — зло выплюнула она, не скрывая разочарования.
— Значит, не отношения и были, — парировал Стефан, — наши с тобой отношения, — он отвел руки в стороны, словно ему было противно ее касаться. Кэтрин поморщилась, словно от боли, но в считанные секунды ее лицо снова сделалось насмешливым и надменным. — Даже если до сих пор я испытывал к тебе хоть что-то, сейчас ты уничтожила остатки этого чувства, и я благодарен за это. Просто уйди, — Стефан указал рукой на дверь, но Кэтрин не шелохнулась. — Тогда уйду я, — он направился к выходу. — Мне только жаль Деймона, — устало произнес он, уже сжимая дверную ручку.
— Ты скажешь ему? — Кэтрин живо обернулась. — Имей в виду, он тебе не поверит!
Стефан окинул ее тяжелым взглядом и молча вышел.

Он так и не сказал Деймону. Сдержанно поздравил с запланированным событием и пообещал, что придет. Брат светился от счастья и был так мало похож на самого себя. Потом случилась авария, и признание оказалось не к месту, а затем и вовсе утратило свое значение. Они оба хотели только одного: чтобы Кэтрин пришла в себя, а все прочее отошло на второй или даже десятый план. Да и Деймон был так раздавлен случившимся, что Стефан просто не мог обрушить на его голову еще и это. Он и сам не до конца понимал, зачем Кэтрин приходила к нему в тот день. Хотела поиграть? Проверить, забыл он ее или нет? Или же то, что он прочел в ее глазах, было правдой, и она сожалела о них? Стефан не знал этого, знала только она. И теперь, когда он выяснил, что новый муж матери — приятель того самого светила медицины, который был им так нужен, просто не мог поступить иначе. Было глупо не испытать этот шанс. И нечестно по отношению к Катерине. Даже если сама она честностью не отличалась.

— Работа руками здорово помогает мне разгрузить голову, — сказал Тео, протягивая Стефану рабочие перчатки. — Раскидаем тут немного, приведем площадку в порядок, пока девочки заняты.
Стефан кивнул, окидывая долгим взглядом задний двор, который стал прибежищем множества летних вещей — от пляжных зонтов и садовой мебели до поливочных шлангов и лопат, и разбитый за ним сад — не слишком организованный, но очаровательный в своей небрежности.
— Разгрузить голову — это как раз то, что мне нужно, — сказал он.
— Я тут разбирал кое-какие вещи и не успел вернуть все на места. Закинем-ка это в гараж, пока Сильвия не увидела, что еще ничего не сделано, — Тео нажал на кнопку брелка на поясе, и металлическая дверь с тихим жужжанием поднялась наверх, обнажая нутро большого, на удивление аккуратно убранного гаража. — Иначе ты узнаешь этих женщин совсем с другой стороны.
Стефан улыбнулся, невольно отмечая, что независимо от контекста голос хозяина дома заметно смягчается, когда он говорит о жене и дочери.
Тео подсказал, что куда убирать, и вскоре дело заспорилось. Они говорили о чем-то отвлеченном — о погоде, о наступающем рождестве, о том, сколько времени Стефан проведет с ними и что Клара не даст ему ни одной спокойной минуты, о самой Кларе, которая выглянув в разгар такого разговора, спросила, будут ли они кофе, обозвала сплетниками и, фыркнув, скрылась в доме, — но ни слова о том, что настойчиво продолжало витать между ними.
Тео сдался первым.
— Послушай, — он опустился на скамейку, сжимая в руках чашку с дымящимся кофе. — Насчет Сильвии…
Стефан молчал. Он успел проникнуться некоторой симпатией к собеседнику, но не собирался облегчать ему задачу. Да и каким образом? Все они пытаются защитить человека, которого любят. Он это прекрасно понимал — он и сам здесь по этой причине. Вот только он не собирался нападать.
— Когда я узнал обо всем, я ушел от нее, — снова заговорил Тео, глядя куда-то вдаль. Стефан посмотрел на него с удивлением — впрочем, если хорошенько подумать, его тоже могло бы оттолкнуть подобное откровение. — Мы не виделись несколько месяцев. Я просто… это почти разрушило то, какой я видел ее, какой полюбил. Она сама нашла меня и попросила выслушать. И я не то что бы простил — мне не за что было ее прощать, это была ее жизнь, ее выбор, но я… не знаю, смирился, наверное. Я видел, как больно ей было говорить о вас, я не понимал… не до конца понимаю и сейчас. Но я просто хочу попросить тебя — если ты приехал за ответами, дай ей возможность высказаться.
Стефан покачал головой.
— Я приехал не за этим.
— Уверен? — Тео внимательно посмотрел на него.
Стефан кивнул.
— Что ж, тогда у меня для тебя есть хорошая новость и одна просьба.
Стефан ответил вопросительным взглядом.
— Хорошая новость заключается в том, что Бенедикт уже дал свое согласие на операцию. Он уже отправил запрос на документы и сможет прилететь в Штаты к середине февраля.
— Но… почему вы не сказали, прежде чем я проделал весь этот путь?
— Разве это не ясно? — Тео пожал плечами. — Чтобы ты проделал его. Бенни действительно приедет к нам на праздники — он мой давний друг, но такие вопросы не стоит решать не в кругу семьи. В кругу семьи нужно решать вопросы семейные, поэтому моя просьба — в ответ на мою услугу — будет такой: останься здесь на то время, которое запланировал. Дай этот шанс вам обоим. Насколько я понял, нам едва ли представится возможность познакомиться с твоим братом…
— Едва ли, — подтвердил Стефан.
Вспыхнувшее было раздражение быстро улеглось — оказанная ему услуга стоила того, чтобы остаться. В мире было не так много хирургов уровня Шнейдера, и все, с кем ему удалось связаться за этот год, отказались от операции, посчитав, что помочь уже ничем нельзя. К тому же, ему самому явно не повредит смена обстановки и окружения. И если быть честным до конца, он с самого начала хотел увидеть мать и понять, каково это — просто быть рядом с ней.
— Так мы договорились? — стянув рабочую перчатку, Тео протянул ему руку.
Стефан пожал ее.
— Договорились.
— Вот и славненько, — Тео потер ладони. — А теперь давай уже пристроим куда-нибудь эти колпаки, — он кивнул на выстроенных в ряд керамических гномов, — и пойдем в дом греться.
Стефан усмехнулся, но охотно принялся за дело. Надо же — греться, про себя подумал он, вспоминая снежные заносы и минусовую температуру этого утра.


Елена слонялась по дому, не находя себе места. Следующие сутки она проведет в больнице, но мысли о работе казались сейчас какими-то инородными — вопреки всем ожиданиям и планам, этот викенд получился слишком бурным.
Сначала она встретилась с Деймоном.
На этот раз он обещал отвести ее в свое любимое место. Им оказался небольшой, но уютный бар в конце тупикового проулка, и по часто раздающимся здесь приветствиям становилось понятно, что он был рассчитан на постоянную, преданную публику. Небольшая танцплощадка, длинная барная стойка, ряд столиков на возвышении. Здесь не хватало воздуха и света, но Елене все равно нравилось — во многом благодаря тому, что это место чем-то напомнило ей мистикфоллский Гриль бар. Очередной приступ ностальгии привел ее к мысли, что рано или поздно ей все-таки придется разобраться со своими чувствами, но она привычно отодвинула ее подальше.
Разговор поначалу не клеился. Казалось, они оба не понимали, что делают здесь, вдвоем, и о чем им теперь говорить. Деймон потягивал виски, впрочем — вопреки ее опасениям, — без особого энтузиазма, и задавал довольно ожидаемые вопросы. Вроде тех — почему она выбрала профессию врача, каково это — работать сутками и выслушивать бесконечные жалобы на самочувствие, и не хочется ли ей накачать кого-нибудь снотворным время от времени… На этом вопросе Елена рассмеялась.
— Хочется, — призналась она. — Но я люблю свою работу — как бы порой ни было сложно, я все время чувствую это… ну знаешь, что я на своем месте, что делаю действительно важное дело. Не в смысле, что профессия врача какая-то особенное — хотя, конечно, лично я считаю, что это так, а в том плане, что на этом месте я могу быть максимально полезной и чувствовать себе при этом хорошо.
— Даже когда валишься с ног от усталости?
— Даже тогда.
— Что ж, — Деймон приподнял свой стакан и легонько коснулся ее бокала с мартини, — за врачей, которым не лень спасать наши жизни.
Елена сделала глоток, заметив скользнувшую по его лицу мрачную тень.
— Ну а ты? — спросила она. — Чем ты занимаешься?
— Я-то… — Деймон хмыкнул, ему хотелось ответить колкостью, но он вовремя сообразил, что не имеет на это никакого права — это он просил ее о встрече, а не наоборот. — Когда-то у меня тоже было это чувство — ну, о которым ты говоришь. «Важность», «свое место»… но кажется, я все это… сложно подобрать слово, которое не оскорбило бы твой нежный слух.
— Ну, не такой уж он и нежный, — усмехнулась Елена. — По крайней мере, не настолько, как тебе, возможно, кажется.
Деймон глянул на нее с интересом.
— Я архитектор. Был им, по крайней мере… но уже несколько месяцев не работаю. Так что получается, что я безработный.
— Звучит здорово… ну, в смысле, что касается первой части.
— Да уж. — Деймон сделал очередной глоток.
— Не скучаешь?
— По чему? — не понял он.
— По работе. Раз дело любимое, то чем дольше ты не можешь им заниматься, тем хуже себя чувствуешь. По крайней мере, у меня так. Иногда, конечно, устаешь от всего, не спорю. Но если мне действительно плохо, то я, как правило, бегу в работу, а не от нее. Хотя от этого есть свои сложности, — вздохнула Елена и подумала о Бонни.
Все-таки она чертовски по ней соскучилась. И сейчас могла бы проводить время не в компании едва знакомого парня с кучей проблем, а с лучшей подругой.
— Ну, я выбрал другой маршрут, — Деймон слегка качнул стаканом и попытался улыбнуться, но вышло невесело. — Но знаешь, ты, пожалуй, права — я действительно скучаю по работе.
Он говорил это и понимал, что так оно и есть. Он скучал по распирающему азарту, по зудящему, сводящему с ума чувству, когда ты знаешь, что можно лучше, но пока еще не понимаешь как. Когда забываешь о сне и еде, и пытаешься воплотить захватившую тебя идею в жизнь. И какое это невероятное чувство, когда вот оно, получилось. Да, пусть потом будут сотни корректировок, споров и стычек, но уже сейчас ты что-то такое создал, привнес в этот мир, и теперь оно станет частью чего-то большего.
Когда с Кэтрин случилась беда, он запретил себе испытывать это чувство. Вообще все чувства. Почти что запретил себе жизнь, поставив ее на паузу. Ощутив неприятный холодок между лопатками, Деймон заставил себя вернуться к разговору с Еленой.
— Что, прости? Я отвлекся.
— Все нормально, — она понимающе улыбнулась. — Я сказала, что тогда тебе, возможно, стоит вернуться к работе. Быть занятым — это отличное средство от… всего.
— Может ты и права, — задумчиво произнес Деймон. — Могу я задать тебе личный вопрос?
Елена слегка пожала плечами, соглашаясь. Несмотря на несомненное обаяние собеседника, которое она уже готова была признать, именно случайность этого общения делала его проще. Они были словно попутчики, которые сойдут на разных станциях и вскоре едва вспомнят о существовании друг друга.
— Когда я заходил за тобой, то заметил парня с овчаркой у соседнего дома, и вид у него был такой, словно он готов спустить эту самую овчарку на меня...
— О, ну что ты, Джек совершенно безобидный и очень ласковый.
— Не буду врать, я, конечно, испытываю некоторое облегчение от твоих слов… Но, кажется, ты говорила, что у тебя никого нет? Впрочем, это не мое дело, как и ласковость соседского парня.
Елена улыбнулась.
— Джек собака. А его хозяин Сэм — мой хороший друг. Я рассказала ему о нашей встрече, и он просто за меня волнуется.
— Или ревнует.
— Нет, я не думаю… — Елена запнулась, засомневавшись в собственной искренности. — Не думаю, что это так, — все же закончила она.
— Бедняга, — сочувственно произнес Деймон. — Застрять во френдзоне — не самое приятное чувство.
— Но мы и правда очень хорошие друзья, — сказала Елена. — И оба понимаем, что будет обидно потерять такую дружбу, ничего не получив взамен.
— Когда ты так говоришь, то напоминаешь моего брата, — признался Деймон.
— У тебя есть брат?
— Да. Ужасно правильный младший брат — хотя логичнее было бы наоборот. Так вот, когда он говорит нечто подобное, я отвечаю ему — хей, братишка, это же просто жизнь, тут вообще никаких гарантий. И чем дольше ты сидишь ровно на своей пятой точке, тем скорее она пройдет мимо… Но я не знаю твоей ситуации, возможно, ты оставила любовь всей своей жизни в Мистик Фоллс или еще что-то в этом роде.
Елена поморщилась. Слова Деймона отозвались сильнее, чем хотелось бы.
— По-дурацки звучит, — сказала она.
— Что именно?
— Любовь всей жизни.
— Поддерживаю, — сказал Деймон, он снова чокнулся с ней стаканом и отпил прежде, чем понял, что сказал.
Да, когда-то он думал именно так, но ведь потом он встретил Кэтрин.
— А между прочим я увел ее у брата, — сказал он почти со злостью.
— Кого? — Елена, погрузившись в свои размышления после слов Деймона, удивленно вскинула брови. — А… ту девушку. Но…
Она замолчала.
— Но? — Деймон сощурился.
— Ничего, — она покачала головой.
— Ты можешь сказать все, что думаешь. На самом деле, мне бы этого очень хотелось.
Елена ответила ему внимательным взглядом, еще немного помолчала, а потом кивнула, словно соглашаясь на какое-то предложение.
— Это гадко. Я подумала, что это гадко. Но, как и ты, я не знаю всех ваших обстоятельств, и поэтому моя реакция не более чем отклик когнитивной системы.
— Вполне справедливый отклик. Так оно и было. Стефан был влюблен и очарован Катериной. Он познакомил меня с ней, а я просто не смог сказать себе нет. От одного ее взгляда меня бросало в жар. Никогда прежде я не испытывал подобного и в один из не самых трезвых вечеров, когда понял, что это взаимно, перехватил ее на улице и, прижав к ближайшей стене, целовал до одурения. И это был мой выбор. Со всеми вытекающими. Я выбрал здесь и сейчас, потому что это и есть реальная жизнь.
Деймон подумал, что Елена сейчас просто встанет и уйдет. Он почти хотел этого. И боялся до безумия. Он с трудом понимал, зачем говорит все это, зачем так явно ее провоцирует. Возможно, просто чтобы сказать. Молчать больше не было сил. Все, что казалось когда-то таким важным и стоящим, утратило свои четкие очертания, исказилось и спуталось в какой-то невообразимый, болезненный клубок. Он говорил сейчас о своей уверенности, но на самом деле хорошо помнил, что просто не мог ясно мыслить в тот момент, когда лицо, глаза и губы Кэтрин оказались так близко…
Елена не уходила. Отправив в рот плававшую на дне бокала оливку, она слегка помешала напиток шпажкой.
— Ты жалеешь об этом? — наконец спросила она.
Он помолчал.
— Кажется, я еще слишком мало выпил для такого разговора, — Деймон махнул бармену и в ожидании уставился куда-то ей за спину.
Ему казалось, что вот сейчас-то она точно уйдет, но им обновили напитки, а Елена почти не шевелилась и не проронила ни слова.
— И насколько мерзким ты считаешь меня теперь? — не удержался он, когда официант отошел от столика.
Елена покачала головой.
— Сейчас важно, чтобы она поправилась, ведь так?
— Так, — Деймон отрывисто кивнул. — За жизнь? — предложил он очередной тост, невольно присматриваясь к своей спутнице — отнюдь не такой простой, как ему показалось сначала.
— За жизнь, — согласилась она и улыбнулась.
Ему вдруг захотелось сфотографировать эту улыбку, чтобы просто иногда смотреть на нее и помнить, что эта самая жизнь все-таки продолжается. Пусть и не для него.

Но даже больше разговора с Деймоном, Елену взволновала их встреча с Сэмом. Не предвещавший ничего особенного поход в пиццерию вдруг обернулся откровениями, к которым она оказалась не готова.
— Как прошла твоя встреча? — спросил Сэм после пяти минут сосредоточенного жевания.
Он был задумчив и чем-то явно взволнован — она поняла это по тонко сжатым губам, напряженным скулам и плечам. Все это время Елене ужасно хотелось коснуться его руки, но она никак не могла решиться на этот незамысловатый жест. Кажется, их дружба совсем перестала быть такой простой и утешающей, какой была когда-то. Очередное неприятное открытие.
— Нормально, — сказала Елена. — И странно. Впрочем, это не так важно. Гораздо важнее, как…
— Отчего же, мне это важно, — сказал Сэм, посмотрев на нее в упор.
— Ну хорошо, — не стала увиливать Елена. — Деймон рассказал мне немного о себе и своей девушке… о Кэтрин. Он очень надеется на ее выздоровление, буквально живет этой мыслью, но, судя по всему, шансы невелики, если не сказать хуже.
Сэм внимательно выслушал ее, а затем кивнул. Его лицо немного просветлело.
— Бедняга, — сказал он вполне искренне.
— Да уж, — Елена помолчала. — А что насчет тебя? Как там Хантер?
— Отлично, да, очень даже неплохо… мы здорово провели время, — он наконец улыбнулся. — Рассказывал мне про свое новое увлечение — комикс про какого-то парня, который пришел из прошлого в будущее и может бить током через такой длинный хлыст из… а нет, погоди, или это два разных комикса? Или он вернулся из будущего в прошлое?
Елена рассмеялась.
— Ты должен слушать внимательно! — с деланным осуждением заявила она.
— Я старался, честное слово! Но это же несколько сотен слов в минуту, — Сэм сокрушенно покачала головой. — Он потрясающий, мне жаль, что мы так мало времени проводим вместе.
— Ну, вы могли бы встречаться чаще, или ты мог бы забирать его к себе на несколько дней… Не знаю, как Саманта отнесется к этой идее, но в конце концов ты имеешь на это полное право.
— Дело не в Саманте, — на лице Сэма снова промелькнуло то сосредоточенное выражение, обеспокоившее Елену при встрече. — В любом случае, это совсем другое — жить вместе или… — он махнул рукой.
— Не в Саманте? — переспросила Елена, несколько сбитая с толку его ответом.
Говоря о бывшей, Сэм никогда не выходил за рамки приличий, не плевался ядом и не терял достоинства, но все же в его голосе слышалось сдержанное, едва уловимое осуждение. Сейчас его не было. Но было что-то другое.
— Ты закончила? — спросил Сэм, не ответив на ее вопрос. — Тут есть сквер неподалеку — не хочешь немного прогуляться, утрясти все это?
— Да… я тогда возьму с собой кофе, — стараясь не показывать растерянности, Елена махнула официантке.
Сегодня Сэм был какой-то не Сэм, и это немножко сводило с ума — словно весь мир вдруг сговорился и решил вытолкнуть ее из такого уютного, годами обживаемого убежища.
— Итак? — она деланно улыбнулась, грея руки о горячий стаканчик.
Елена не понимала, почему им нужно было выйти из теплого кафе и стоять теперь посреди побелевшего, заиндевевшего парка, пусть здесь и было красиво. Но сейчас Сэма явно не беспокоили такие нюансы. Елена прекрасно видела, что он взволновал, и не знает, с чего начать.
— Ну же, — подбодрила она, — ты можешь рассказать мне что угодно. Это как-то связано с Хантером?
— Нет… и да, — Сэм прошелся туда обратно, потом остановился прямо напротив нее и заглянул в глаза. — Я говорил тебе, почему мы с Самантой расстались?
— Да, кажется. Ты говорил, что она слишком много работала, оставляла Хантера с няней или бабушкой, почти им не интересовалась…
— Это неправда, — коротко сказал он.
— Что? — Елена удивленно посмотрела на него.
— Та часть, про то, что она им не интересовалась. Она очень любила его… и сейчас любит. Но и работу свою она любит. И кажется, я просто не смог этого принять, — он смотрел куда-то в сторону. — Моя мать все время пропадала на работе, она горела ею, и я очень ей гордился. Но видимо подсознательно я всегда хотел, чтобы у меня было по-другому. Хотел, чтобы мать моих детей была дома, с ними. Чтобы занималась семьей и хозяйством. Это не должен был быть ее единственный интерес, просто мне хотелось, чтобы он всегда оставался на первом месте. Чтобы она была…
— Степфордской женой? — съязвила ошарашенная его словами Елена.
Может ли быть, что именно Сэм, ее Сэм, плохой парень в этой истории?
— Скорее домохозяйкой, — Сэм виновато посмотрел на нее. — Я понимаю, что не делаю ситуацию лучше. Просто, поверь мне, я и сам об этом не подозревал, пока не женился. Если бы я думал о чем-то подобном, разве мы с Самантой сошлись бы? Она всегда была такая… знаешь, самостоятельная, решительная, упрямая. И мне это нравилось — черт возьми, очень нравилось, — его глаза загорелись и снова потухли. — Но потом родился Хантер… и каждый раз когда он плакал перед ее уходом или ждал ее допоздна по вечерам… Я просто не мог на это смотреть. А еще, кажется, видел все в преувеличенном свете. Мы стали ссориться, все чаще и чаще. Мне казалось, что мы ищем компромисс, но на самом деле я просто хотел изменить ее.
Елена молчала, не зная, как реагировать на такое признание. Разве что — она определенно стала лучше относиться к бывшей Сэма, в отличие от него самого.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
Сэм вздохнул и почесал нос затянутой в перчатку рукой.
— Теперь ты считаешь меня последней сволочью, да?
— О, прекрати, — Елена слабо улыбнулась. — Не все наши поступки… хороши. Но не всегда мы знаем об этом, совершая их.
Сэм кивнул и посмотрел себе под ноги.
— Вчера я наблюдал за Самантой и Хантером — знаешь, им так хорошо вместе… и, в общем, мне захотелось сказать ей об этом.
— О чем?
— О том, что на самом деле она хорошая мать. И что иногда я был тем еще кретином.
— Что она ответила?
— Предложила начать с начала, — помолчав, сказал Сэм.
Елена едва не выронила кофе из рук.
— С начала? Серьезно? Ну… это очень смело с ее стороны, — выдавила она.
— Да, она сказала, что согласна со мной по всем пунктам, но что, кажется, ей так и не удалось повстречать кого-то получше того кретина.
— Это неудивительно, — через силу улыбнулась Елена. Она еще не понимала, что чувствует по поводу его рассказа, но приятными эти чувства точно не были. — И что ты ответил?
— Я не ответил. Пока. Мы решили взять время на размышление — ведь Хантер уже привык к существующему положению дел, и если опять что-то не получится…
— А если получится? — Елена не хотела говорить этого, но знала, что должна.
Сэм помолчал.
— Есть еще одна причина.
— Причина? — переспросила Елена, чувствуя, как забилось сердце.
— Ты.
— Я? В смысле… — Елена опустила взгляд и нервно стиснула в руках стаканчик, едва не смяв его.
Большие ладони Сэма накрыли ее руки.
— Ты совсем продрогла, — заметил он. — Прости.
— Ничего, — Елена подняла на него глаза и замерла, настолько близко были их лица.
— Саманта по-прежнему дорога мне, это правда. Но… мы ведь не будем сейчас обсуждать всю эту ерунду с дружбой, правда? Я давно влюблен в тебя, и ты прекрасно это знаешь. И мне кажется — нам было бы очень хорошо вместе.
Елене тоже так казалось. Сейчас как никогда раньше. Ей вспомнились слова Деймона: «И это был мой выбор». Она вздрогнула и отстранилась.
— Мне нужно время, чтобы все обдумать, — сдавленно проговорила она.
Ее слегка потряхивало.
— Конечно, я понимаю, — он кивнул, выпуская ее руки из своих ладоней. — Нам всем нужно подумать. Хотя, возможно, мы слегка переоцениваем свои способности, — прибавил он в попытке разрядить обстановку.
Елена натянуто улыбнулась, и они пошли по аллее в сторону парковки на небольшом расстоянии друг от друга.

Елена прошлась по комнате, села, поднялась, снова села и растерянно огляделась. Даже дом сейчас не спасал. Нигде не было спокойствия и, в первую очередь, в ней самой. В конце концов, надо просто решиться и разрубить этот узел. Разве может она помешать семье воссоединиться? Конечно, нет. Ведь даже до этого разговора она никак не могла решиться на что-то определенное. С другой стороны, она была просто в ужасе от мысли потерять Сэма. А ведь у них могло бы получиться. Сколько потрясающе уютных вечеров, дней и… ночей они могли бы провести вместе. Здесь, в ее доме. Когда он так близко. И его мама — она же всегда ей нравилась… Боже, что за бред лезет ей в голову. Елена сжала виски кончиками пальцев. На самом деле, ей нужно ответить на один простой вопрос — хочет она этого или нет? То, что получится или не получится у Сэма с Самантой, — ее не касалось. Будь он уверен в своем решении, никогда не заговорил бы с ней об этом. Да, возможно, у всей этой истории был нехороший душок, но реальная жизнь редко пахнет фиалками, и Елене это было давно и хорошо известно.
— Проклятье…
Снова вспомнился Деймон.
«Я выбрал здесь и сейчас, потому что это и есть реальная жизнь».
Резко поднявшись и не давая себе времени передумать, Елена выбежала в коридор, накинула на плечи пальто и выскочила на улицу. Ей не пришлось долго ждать у двери. Раздались знакомые размеренные шаги, и перед ней предстал Сэм — такой большой, знакомый до каждой черточки, источающий спокойствие и домашний уют Сэм в одном из дурацких тетушкиных свитеров.
— Елена? О, ты же так замерз…
Она не дала ему договорить, прижавшись к его губам своими.

— Это было…
— Странно, — закончила за Сэма Елена.
— Да, но мы будем тренироваться, — он попытался привлечь ее к себе, но Елена отстранилась и покачала головой.
— Нет, не будем, — она прикрыла ладонью рот попытавшегося возразить Сэма. — И ты, и я знаем, что так будет правильно.
— Елена…
— Нет, послушай. Да, наверное, нам было бы хорошо вместе. Может быть даже прекрасно. Не знаю как долго, с какими трудностями мы бы столкнулись… никто не знает. Это была бы совсем другая история. Но твои отношения с Самантой не закончены, и ты это понимаешь. Рано или поздно, когда мы с тобой крупно поссоримся, или расстанемся, ты пожалеешь об этом. Ты знаешь, что пожалеешь.
Сэм молчал, словно закаменев и глядя куда-то мимо нее.
— Почему ты думаешь, что я не пожалею, отпустив тебя? — наконец спросил он.
Елена коснулась его руки, заставляя посмотреть на себя.
— Это простая арифметика, Сэм. Вас уже трое. И ты сам признался, что был несправедлив к Саманте. Жизнь не диснеевский мультик, тут нет правильных ответов на все вопросы, — однажды Елена услышала эти слова от другого человека, и они врезались ей в память, казавшиеся в тот момент такими несправедливыми, сейчас они были единственно верными. — Мне кажется, вы оба, нет — вы трое, заслуживаете этот шанс. Особенно Саманта и Хантер. И я знаю, каким на самом деле чутким и любящим ты можешь быть. Пройдет время, и ты сам удивишься тому, что хотел чего-то иного. И когда этот момент наступит… пожалуйста, позвони мне, — сказала Елена и коснулась губами его щеки. — Я буду очень рада услышать, что у моего друга Сэма все хорошо, — закончила она и, развернувшись, зашагала к своему дому.
Ей хватило сил, чтобы дойти до дома, разуться и включить чайник на кухне. А затем из нее словно бы выпустили весь воздух. Она стиснула в руках чашку и опустилась ни диван, по лицу потекли слезы.
Она действительно верила в то, что сказала Сэму. Но никто не обещал, что поступать правильно — легко. Что упущенные возможности не будут сводить с ума, терзая сомнениями и несбывшимися желаниями, о существовании которых она даже не подозревала. Этот поцелуй… может быть, зря она это сделала. Но ей так хотелось хотя бы прикоснуться к тому, чего уже никогда не будет. Всего один раз. И да, это было неловко, но за этой неловкостью легко угадывалось другое — новое узнавание, еще большая близость, счастье быть вместе. Ее тело встрепенулось от этой мысли, готовое бежать, исправлять ошибки, получать желаемое. Но Елена не шелохнулась, подавив свой порыв. Сколько их еще будет — этих порывов? Сэм был так близко, было так больно терять его участие, его поддержку, его дружбу… Его любовь.
Пожалуй, стоило пройтись. Или поговорить с кем-то. Болтать о чем угодно, пока не притупится острота восприятия. Она хорошо знала, как это работает, всякий раз отправляясь в клинику, как только мысли о доме становились невыносимыми, тяжелым комком ворочаясь в груди. Но бывало и такое, что она бежала от работы — к Сэму. А теперь вот от него… Получается, она только и делает, что бежит.
Елена передернула плечами и обвела комнату бесцельным взглядом. На журнальном столике мобильный подмигивал непрочитанными уведомлениями. Она взяла его в руки скорее машинально, но вскоре уже набирала единственный пришедший на ум номер.


Стефан сидел у окна в кресле с книгой в руках, но уже давно оставил попытки читать. Ему удавалось отвлечься на несколько минут, но затем он начинал терять нить повествования, прочитывая целые абзацы без всякого понимания, и вскоре оставил эту затею. Теперь он просто сидел и вспоминал то одно, то другое событие последних по-хорошему суматошных дней. Запахи, звуки, разговоры, улыбки, имена и лица, приветствия и любопытные взгляды, не всегда тактичные, но дружелюбные расспросы. Он понимал их любопытство, ему и самому было интересно окунуться в эту шумную и по-домашнему уютную праздника.
Рождество дома проходило иначе. Конечно же, они поздравляли друг друга, садились за стол, ели приготовленную Маргарет еду — отец нанял ее через месяц после того как исчезла мама, а поутру находили свои подарки — всегда дорогие и желанные. Это был тихий, спокойный праздник — повод побыть вместе с отцом, который так много времени проводил на работе. И нет, если не считать самого первого рождества, они не были так уж несчастны, просто помнили о том, что ее нет с ними, даже когда подросли и всеми силами старались не помнить. Возможно, поэтому они с Деймоном не только ждали праздников, как любые нормальные дети, но и испытывали облегчение, когда те заканчивались.
Ну а потом они выросли и встретили Кэтрин. Последнее Рождество они отмечали порознь. Отец — со своей женщиной, Деймон с Кэтрин, а Стефана пригласила к себе очередная пассия, но в последний момент он сослался на недомогание и просто лег спать.
В это рождество он снова оказался вдали от своей семьи, но едва успевал подумать об этом. Конечно же, он позвонил отцу и хотел позвонить Деймону, но ограничился смс, прекрасно зная, что брат не возьмет трубку. В остальном же он все время был чем-то занят, вовлекаемый в семейные дела, застолья, приготовление еды, шуточные перебранки и прогулки — то Кларой, то Тео, то другими новоявленными родственниками. Одной из таких родственников оказалась тетя Агата — довольно желчная и тучная пожилая дама с тяжелым, проницательным взглядом темных глаз. Остальные родственники предпочитали лишний раз не напрашиваться на ее едкие комментарии, но к Стефану она отнеслась, на удивление, благодушно. Она расспросила его о жизни, об учебе и даже об отце, затронув темы, которых другие старались не касаться. А напоследок, позволяя своему внучатому племяннику накинуть на ее могучие плечи пальто, даже слегка потрепала его по щеке и, повернувшись, в упор посмотрела на Сильвию:
— Хороший парень. Отличный. Ума не приложу, как можно было его бросить.
После чего вышла за порог, оставляя Клару задыхаться от возмущения, а остальных смущенно прятать глаза. Впрочем, это был единственный неловкий момент за все это время, на который ни Сильвия, ни Стефан не посчитали нужным как-то отреагировать.
Кроме того Стефан познакомился с доктором Шнейдером, пожилым интеллигентного вида немцем, и даже сумел недолго поговорить с ним наедине.
— Вам, должно быть, непривычно — вся эта суета, — сказал тот, выйдя на задний двор в разгар праздника и застав там Стефана с чашкой кофе в руках.
— Да, пожалуй, — Стефан улыбнулся. — Чем-то напоминает плавание в неспокойном море — иногда нужно просто вынырнуть и сделать вдох, чтобы вернуться обратно.
— Отличное сравнение, мой мальчик, — Бенедикт одобрительно хмыкнул. — Я и сам веду довольно размеренный образ жизни — насколько позволяет работа. Но вот на праздники всегда приезжаю к Тео — устаю от них страшно, но и заряжаюсь тоже. Понимаете, о чем я?
— Думаю, что да.
Какое-то время они молчали.
— Так что там за история с вашей невестой? — спросил Шнейдер, внимательно посмотрев на него.
— Речь идет о невесте моего брата, — уже в который раз сказал Стефан и в который раз его мысленно передернуло при слове «невеста».
«Одно твое слово, Стефан, и свадьбы не будет».
— Хм, — Шнейдер еще раз задумчиво глянул на него из-под кустистых бровей, а затем облокотился на перила и посмотрел вдаль. — Знаете, а ведь я когда-то был влюблен в вашу маму. Да-да, — хмыкнул он. — Мы познакомились на парковке у больницы… Ее отец тогда ждал операции в нашей клинике, и она была так поглощена своими мыслями, что налетела на меня с двумя стаканами горячего кофе. Я собирался домой, не спал почти трое суток и уже открыл было рот, чтобы высказать все, что думаю, но потом увидел ее глаза и… извинился сам. Столько горя и одновременно столько достоинства… Мда.
— Ее отец… вы сказали ее отец лежал в вашей клинике? — спросил Стефан, скорее чтобы поддержать беседу.
— Да, ваш дед. Онкология. Он умер спустя восемь месяцев, и каждый раз, приходя в больницу, я заглядывал на отделение и видел там вашу маму. Мы подружились, и я очень долго ждал подходящего момента. Ну а потом я познакомил ее с Тео и… вот это все, — он обвел руками дом и добродушно улыбнулся. — Но я умею признавать поражение. Они прекрасная пара.
— Согласен, — сказал Стефан вполне искренне, хоть и не до конца понимая, к чему была рассказана эта история.
— Не подумайте, что я лезу не в свое дело, но я был уверен, что встречу тут убитого горем жениха, и поэтому несколько удивился…
— Встретив меня?
— Да. Не поймите меня превратно, я видел разную реакцию на горе, но всегда важно понимать, с чем имеешь дело.
— Ну, как я уже сказал, Кэтрин — не моя невеста, а я не страдаю депрессией, если вы об этом. Но вот мой брат, он… — Стефан сглотнул, — он воспринял случившееся очень близко к сердцу.
— Насколько близко? — Шнейдер прищурился.
— Он как будто умирает вместе с ней, — глухо произнес Стефан после небольшой паузы.
Встретившись с ним взглядом, Шнейдер медленно кивнул.
— Я сделаю все, что в моих силах, и уже сказал об этом Тео. Но вы должны понимать — у любых возможностей есть пределы.
— Я понимаю.
Шнейдер протянул ему руку, и Стефан с готовностью пожал ее.
— Спасибо вам.
— Пока еще не за что, мой мальчик, пока еще не за что.
Вспомнив об этом разговоре, Стефан заерзал в кресле и приоткрыл глаза. Чуть повернув голову от льющегося в глаза в света, он вздрогнул, заметив в дверях силуэт.
— Стефан, — замешкавшись на пороге, Сильвия все-таки шагнула в комнату, — я подумала, может быть ты хочешь чаю? Или кофе?
— Нет, спасибо, — сказал он, улыбнувшись.
Он и сам чувствовал в этой улыбке приторную, сковывающую вежливость. Это было инстинктивное средство защиты, которым они оба пользовались. Некая черта, проведенная между ними, охраняла их от любого неосторожного шага, жеста, взгляда или слова. Но сейчас в лице Сильвии появилось нечто, что заставило Стефана занервничать. Она явно пришла сюда не для того, чтобы спросить его о чае. Но к разговору — каким бы он ни был — Стефан был не готов. Он слишком расслабился за эти дни, старательно избегая всех мучительных тем — начиная от беспокойства за Деймона и заканчивая неловким общением с матерью. Он позволил себе каникулы, позволил себе выдохнуть, прежде чем снова окунуться в омут нерешенных проблем, невыясненных отношений и тяжелых дней ожидания. От исхода операции зависело очень многое, но даже это было лишь верхушкой айсберга. И вот, кажется, пришло время расплаты. Невозмутимый, сдержанный вид матери усыпил его бдительность, и в какой-то момент он поверил, что и она не жаждет разговоров по душам, понимая, что время для них ушло безвозвратно. Что бы она ему ни сказала, что бы он ей ни ответил, это ничего не изменит и не исправит. Где-то глубоко внутри они с Деймоном всегда будут чувствовать себя брошенными, даже если на словах сумеют убедить себя в обратном, выложив кругленькую сумму отличному психотерапевту. И Стефан всегда будет помнить, как прибегал к нему Деймон, когда он плакал и вскрикивал по ночам, и какое холодное, недвижное молчание иногда воцарялось со стороны кровати брата — тогда Деймон тоже плакал, но скорее придушил бы себя подушкой, чем позволил Стефану услышать хотя бы звук. Наверное, он должен злиться на мать или даже ненавидеть, но правда заключалась в том, что он просто хотел тишины. Спокойствия. Ненадолго притвориться нормальным. А не исправлять то, что невозможно исправить, и не заставлять ее объяснять то, что невозможно объяснить.
Кажется, Сильвия заметила что-то такое в его глазах, и на ее лицо легла тень, сразу прибавив ей лет. Плечи, всегда расправленные, ссутулились.
— Стефан, я… — она переплела пальцы рук и с силой сжала, подбирая слова.
— Эй, ну что, готов хорошенько оторваться? — Клара влетела в комнату и только тогда заметила мать. Внимательно посмотрев на них, она попыталась ретироваться. — А, вы тут разговариваете. Ну, тогда я подожду тебя… эм, внизу.
— Нет-нет, идите, — улыбнулась Сильвия через силу, хотя Стефан сумел заметить и промелькнувшее в ее лице облегчение. — Вы, должно быть, устали от всех этих посиделок с людьми преклонного возраста.
— Ну что ты, ма, — Клара чмокнула ее в щеку. — Так ты идешь?
— Непременно! — Стефан бодро поднялся на ноги. — Пять минут, чтобы привести себя в порядок, и я весь твой.
— Отлично, — Клара ткнула в него тоненьким пальчиком. — Все-таки жду тебя внизу.
Когда дверь за ними закрылась, он незаметно для себя выдохнул. Наверное, это не такая уж плохая идея — немного развеяться и отдохнуть от череды знакомств с новоявленной родней. Скоро он уедет отсюда и неизвестно — как скоро вернется и вернется ли вообще, но, по крайней мере, ему будет что вспомнить в очередное одинокое рождество.


Звонок Елены не стал для Деймона большой неожиданностью, но приятно удивил. Что ж, она не отвернулась от него, более того — судя по голосу, в этот раз она нуждалась в его компании не меньше, чем он в ее. К тому времени он уже вышел из больницы и раздумывал, куда направиться дальше. Стены собственной квартиры давили на него, но, как ни странно, именно туда он пригласил Елену, предложив вместе подумать над планом дальнейших действий. Вопреки его ожиданиям, она сразу согласилась. Похоже Елена совершенно не воспринимала его как мужчину и потому не испытывала никакой неловкости, что странным образом задело.
Он успел заскочить в магазинчик на углу и сделать небольшую, весьма поверхностную приборку. Елена определенно заметила царившее в его квартире запустение, но не сказала ни слова, зато с легкостью согласилась на готовую пиццу и пиво.
«Крепкое — совсем не мое», — сказала она на его изначальное предложение.
Немного подумав, Деймон вернул бутылку виски на место и тоже взял себе пивной бокал.
Они болтали о пустяках, но Деймон чувствовал, что существует конкретная причина, приведшая ее сюда, и был готов выслушать. В конце концов, это было честно. Вскоре щеки его собеседницы порозовели, а речь стала чуть сбивчивой.
— Знаешь… — сказала она после небольшой паузы в разговоре, — в прошлый раз ты говорил о своем решении… о выборе, — она чуть запнулась и взглянула на Деймона — тот спокойно смотрел на нее, показывая, что понимает, о чем идет речь, — так вот я думаю — в конце концов, важен результат.
— То есть цель оправдывает средства? — поддел он ее.
— Нет, что ты… нет, я совсем не это имела в виду, — Елена чуть улыбнулась, когда поняла, что он специально ее дразнит. — Просто все мы иногда оказываемся во власти собственных заблуждений или убеждений, знакомых с детства моделей поведения… или нас захватывают эмоции, наш мозг тонет в коктейле из гормонов, и вот — мы что-то делаем, о чем потом можем сильно пожалеть. Даже люди с самой сильной волей… Я просто хочу сказать, иногда это своего рода поток, но если в итоге он выносит нас в какое-то хорошее место… — она запнулась. — Мы можем стыдиться своего поступка, стесняться его, мы можем думать, что нужно было поступить иначе — например, в твоем случае, поговорить с братом…
— Я не говорил, что стыжусь, — заметил Деймон, чуть прищурившись.
Елена встретила его взгляд, слегка пожала плечами и продолжила:
— Я просто хочу сказать, что иногда даже самые спорные решения могут привести к чему-то хорошему. И в вашем случае — так оно и было. Вы ведь были счастливы до того как…
Деймон сдержанно кивнул. Но он вовсе не ощущал той уверенности, какую должен был.
— А вот я… — Елена стиснула стакан и сделала большой глоток. — Я просто королева паршивых решений.
Брови Деймона поползли вверх.
— Поясни, — попросил он.
— Вся моя жизнь — тому прямое доказательство, — сказала она, пожав плечами. — Что бы я ни делала, к чему бы ни прислушивалась — к голосу разума, сиюминутным желаниям или зову сердца, результат всегда один. Однажды я сбежала на вечеринку, на которую мне запретили идти, и когда родители поехали, чтобы забрать меня, — они попали в аварию и разбились насмерть.
Елена говорила спокойно, словно рассказывала о погоде, но Деймон остро почувствовал, сколько боли и горя она вынесла, прежде чем научилась говорить об этом вот так — без запинки, с отстраненным выражением лица.
— Мне очень жаль, — сказал он.
Она вымученно улыбнулась.
— Спасибо… Мы очень долго пытались справиться с этим, брат не ходил в школу без косяка, а меня от тяжелой депрессии спасали только подруги и Дженна — наша тетя, которая переехала к нам. Мало-помалу, но мы научились жить заново. Мы строили эту жизнь по кирпичикам, мы ругались и мирились, говорили гадости и просили друг у друга прощения… но, в конце концов, мы научились справляться, мы снова стали семьей. А потом… потом приехала мой дядя, которого я видела от силы раз в несколько лет, и тут выяснилось — что он и есть мой настоящий отец. Оказывается, какая-то девица пригуляла меня от него, но поскольку они оба были слишком молоды, то с радостью спихнули меня его старшему брату.
Елена глянула на Деймона, ожидая его реакции. Прежде она рассказывала обо всем этом только Сэму, и тот был откровенно шокирован ее историей. Лицо Деймона не выражало ничего, кроме вежливого интереса, и это по-своему облегчало ее хмельную исповедь.
— Похоже на мексиканский сериал, — только и сказал он, и Елена согласно кивнула.
— Да уж. Настоящие мексиканские страсти. Джон… то есть отец, предложил мне поехать с ним, точнее — он на этом настаивал, и я согласилась, — она помолчала, припоминая детали того дня. — Знаешь, это было такое импульсивное, злое желание. Я чувствовала себя преданной. Умом я понимала, что это не так. Только Дженна знала правду, но она не могла раскрыть ее, связанная обещанием, да и не считала это необходимым, но мне казалось… в тот момент мне казалось, что вся моя жизнь была ложью. Что все они — все мои близкие — участвовали в этом обмане, были его частью. Вся моя жизнь тогда показалась мне гребаным театром абсурда. Сейчас-то я понимаю, что это глупость, что скорее это я предала их, что да, наверное, было бы лучше, если бы родители рассказали мне, но это не меняло главного — меня любили, обо мне заботились... Но в тот момент… ай, к черту все это, — сказала Елена, делая очередной глоток.
— Тебе очень идет, когда ты ругаешься, — заметил Деймон.
Елена в ответ только фыркнула.
— В общем, я просто собрала вещи и уехала. И с тех пор так и не навестила их по-настоящему. То есть я приезжаю иногда, всегда ненадолго, вижусь с подругами, с семьей, но… между нами словно стоит что-то. Точнее я знаю что — между нами стоит мое бегство, моя дурацкая, ни на чем не основанная обида. Иногда мне кажется, что я так и продолжаю бежать, — сказала Елена, в точности повторяя свои недавние мысли, и поморщилась.
— Знаешь, ты должна относиться к себе с пониманием, — тоном заправского психоаналитика заявил Деймон.
— Да что ты? — Елена невольно прыснула.
— Да-да, — Деймон важно кивнул, а затем добавил уже обычным голосом: — Ты столько всего пережила в то время — неудивительно, что это сбило тебя с толку. И я уверен, все это понимают. Нужно просто вернуться туда и выложить все начистоту.
— Что именно?
— Да все! Что ты чувствовала в тот момент?
— Да я просто… я просто офигела от всего происходящего.
— Вот и скажи — знаете, я просто офигела!
Они рассмеялись.
— Может ты и прав…
— Конечно, я прав, — сказал Деймон, подумав о Стефане. — Ведь советы всегда проще раздавать, чем им следовать.
Они молча чокнулись.
— Вообще-то, если следовать твоей логике — то твое решение было не таким уж плохим, — заметил Деймон. — Здесь ты получила профессию, которую любишь. И наверняка неплохо отрывалась на студенческих вечеринках.
Елена покачала головой, улыбнувшись.
— Насчет профессии — ты, пожалуй, прав. А вечеринки… знаешь, иногда мне действительно хотелось пойти на них и оторваться от души. Иногда я даже пыталась, но каждый раз словно что-то останавливало. Я же сама и останавливала. Словно если бы я снова начала жить нормально, на всю катушку, непременно случилось бы что-то… что-то плохое. И самое смешное знаешь что? Так и получается. Когда я пошла в интернатуру, то почувствовала себя такой взрослой, подумала — хей, я могу оставить все это позади. И тут же влюбилась в своего руководителя. Смотрела на него как на бога, ходила хвостом, заглядывала в рот. Ну, то есть мы все так делали… Но в какой-то момент он понял, точнее я не оставила ему выбора, и он… ну он почти поддался, я почувствовала это.
— Не могу его в этом винить, — тихо заметил Деймон.
Он смотрел на Елену и не узнавал ее: образ, который он составил себе, менялся на глазах, теряя свои плавные, полуразмытые очертания и обретая новые искрящиеся грани. В Кэтрин его всегда цепляла ее уклончивость, нежелание отвечать на прямые вопросы, которое он считал своего рода кокетством, той самой пресловутой загадочностью, которая должна быть в каждой женщине и которая временами бесила до невозможности. Но вот Елена сидела перед ним и живописала историю своих заблуждений, и делала это с такой откровенностью и жаром, что он невольно становился соучастником этой истории, нет — он хотел им быть. Хотел сидеть здесь и слушать ее, видеть, как то заливаются румянцем, то бледнеют ее щеки, как она морщит лоб, как вспыхивают темные глаза, как она щурит их, когда злится, как смеется его неуместным замечаниям или мягко улыбается, вспомнив что-то приятное. Возможно, она не всегда понимала саму себя, но уж точно не пыталась запутать или сбить с толку его.
— Но потом он сумел остановить себя и сказал кое-что… — продолжала она. — Он сказал, что жизнь не диснеевский мультик, где для одного принца есть только одна принцесса, что жизнь это всегда выбор, за который мы несем ответственность, и никто не знает правильных ответов. И что как бы ему ни хотелось закрутить роман с хорошенькой, влюбленной в него девицей, дома его ждет семья, которую он любит и уважает, — Елена помолчала, вновь переживая те минуты острого стыда и унижения. — А потом он сказал, что я могу или взять и убежать прямо сейчас — поверь, именно это я и собиралась сделать, или остаться и закончить интернатуру. Сказал, что готов забыть обо всем с этой же минуты.
— И что ты решила?
Елена подняла глаза на Деймона.
— Я осталась. Я работаю там по сей день. Мы ни разу не возвращались к той истории. Вскоре в моей жизни появился Сэм, и я решила… решила, что лучше нам быть друзьями. Что для соседей это лучший выбор, что так мы избежим будущих неловкостей. Но нас все равно тянуло друг к другу, и сегодня мне пришлось сказать ему, что из этого ничего не выйдет, потому что... потому что так правильно. У Сэма есть семья и… в общем-то, сейчас это уже не столь важно. Просто я потеряла очередного друга, ничего не приобретя взамен. — Она покачала головой. — Теперь ты видишь, что просто не могу не принимать идиотских решений?
Деймон хмыкнул. Отчего-то ему было приятно услышать, что она отшила того парня. В конце концов, ревнивые бойфренды по-прежнему не входили в его планы. К тому же он не верил в силу чувств Елены к нему. Он знал, как выглядят влюбленные женщины. Может Елена и была увлечена своим соседом, но все это не выходило за рамки обычной симпатии.
— Ты просто не можешь перестать анализировать все это, верно? — сказал он. — Но знаешь, что я тебе скажу? Я процитирую одного умного и крайне привлекательного человека. — Брови Елены вопросительно приподнялись. — К черту. Просто к черту. Это жизнь, и она такая — иногда хреновая, иногда не очень. Может мне и стоило бы задумываться о последствиях чуть чаще, но в твоем случае — нужно сделать как раз обратное, послать все подальше и как можно скорее, пока она не прошла мимо.
Елена вздохнула.
— Я так не умею.
Какое-то время Деймон смотрел на нее, а затем вдруг взял за руку и заставил подняться. В его голове мгновенно созрел план и наметился маршрут. Оставалось надеяться, что за последний год ночная жизнь этого города не слишком изменилась.
— Я тебя научу, — пообещал он и потянул вяло сопротивляющуюся Елену за собой. — Точнее, — он повернулся к ней, так что они чуть не столкнулись нос к носу, — я напомню тебе, как это. Есть подозрение, что ты не всегда была такой правильной тихоней, верно? — он склонил голову набок.
Непродолжительная борьба с собой, и вот глаза Елены вспыхнули, в них заплясали веселые искорки, и он усмехнулся в ответ, довольный тем, что не ошибся.
— Пора поставить эту зарвавшуюся особу на место, — заявил он. — И вернуть тебе тебя.
— Очень амбициозный план, — сказала Елена, невольно сглотнув — они стояли слишком близко друг к другу. — И, наверное, завтра я пожалею об этом…
— Но это будет завтра, — хмыкнул Деймон и потянулся за мобильным, чтобы вызвать такси.

— Все хорошо? — перекрикивая стоящей в баре гомон, спросила Клара, останавливаясь возле Стефана и в очередной раз взмахивая рукой, стоило двери открыться и впустить новую партию посетителей.
Они сменили уже третий бар, и каждый раз их компания становилась все больше. Стефан уже не пытался запоминать имена, только улыбался, здоровался и выпивал вместе со всеми, время от времени участвуя в беседе, но больше прислушиваясь и наблюдая. И как бы ни старался, не мог не думать о том, что Деймону бы здесь понравилось.
— Все отлично, — сказал он, приподнимая свой бокал, но его слова утонули в возбужденном крике — последний бар оказался спортивным, и почти все посетители так или иначе следили за игрой, даже если казалось, что они заняты беседой.
Самого Стефана не слишком интересовал европейский футбол, но ему нравилась их увлеченность, нравилась царившая здесь атмосфера, хотя он и чувствовал, что скоро будет готов вернуться домой. Ему так и не удалось полностью изгнать посторонние мысли из головы. Не думать о Деймоне, Кэтрин, Сильвии. Какое-то время он искренне пытался, но осознав бесполезность затеи, старался просто не портить Кларе удовольствия своим озабоченным видом.
— Давай сбежим отсюда? — шепнул кто-то Стефану на ухо, и, обернувшись, он встретился с насмешливым взглядом прищуренных серо-зеленых глаз.
Ее он запомнил. Она присоединилась к ним в небольшом ресторане на углу, где они успели поужинать, и, крепко с ней обнявшись, Клара представила ему свою дорогую подругу — Бекки. Смотрелись они вместе прекрасно, несколько парней вывернули шеи, и не мудрено — темноглазая, смуглая, подвижная Клара и томная светловолосая Ребекка создавали весьма чувственный союз. Тогда же Стефан поймал себя сразу на двух неожиданных желаниях — во-первых, объяснить вон тому верзиле, что так пялиться на его сестру нельзя, а во-вторых, познакомиться с Ребеккой поближе. Но едва их друг другу представили, как они оказались втянуты в разные беседы, а на новом месте сели на противоположных концах длинного стола.
Но сейчас оказалось, что сосед Стефана куда-то ушел, и на его месте была Бекка.
— Я знаю отличное место, более тихое и, как мне кажется, более тебе подходящее, — сказала она, снова склонив к нему голову и едва не коснувшись губами уха.
От ее щекочущего дыхания по спине поползли мурашки, и Стефан, хоть и вспомнил про свой план вежливо откланяться минут через двадцать и отправиться спать, кивнул.
— Надо предупредить Клару, — сказал он, обернувшись на сестру, что-то увлеченно показывающую на экране высокому парню — кажется Фабио.
— Я сама, — сказала Бекка одними губами.
Ему оставалось только наблюдать, как она ловко лавирует между посетителями, подходит к Кларе и, слегка наклонившись, что-то шепчет ей на ухо. В глазах сестры вспыхнуло удивление, затем она повернулась к нему, чуть изогнула бровь и посмотрела с таким выражением, что Стефану с трудом удалось побороть смущение.
Вернувшись, Ребекка взяла его за руку и, провожаемые несколькими любопытными и несколькими откровенно напряженными взглядами, они выскользнули из бара, едва кивнув на прощание.
— Джаз-бар? — спросил Стефан, когда они, пройдя несколько улиц, оказались перед вывеской «Cotton Club».
— Угадала? — лукаво улыбнулась его спутница, нажимая на дверной звонок.
— Определенно, — Стефан мягко сжал протянутую ему ладонь и, едва дверь распахнулась, повел девушку внутрь.
Да, такая атмосфера была ему по душе. Мелодичные, протяжные звуки саксофона, бархатный полумрак, ненавязчивая интимность.
— Здесь чудесно готовят коктейли, — сказала Ребекка, когда их проводили к одному из круглых столиков у зеркальной стены. — Если хочешь, я могу заказать на свой вкус. Или ты предпочитаешь виски? Здесь есть очень неплохой.
На самом деле Стефан думал о бокале вина, но вслух произнес другое:
— Будет интересно узнать, что ты выберешь для меня.
Впервые за долгое время он испытывал удовольствие от этой игры.
Она тонко улыбнулась в ответ и подозвала официанта едва заметным кивком головы. Озвучив по-итальянски заказ, откинулась на спинку стула и остановила свой взгляд на музыканте.
Стефан последовал ее примеру, краем глаза продолжая наблюдать за Ребеккой. Она заинтриговала его, не прикладывая к этому никаких усилий. В ее лице, в манере двигаться и говорить, во всей ее фигуре чувствовалось что-то тягуче-медовое, расслабленное, притягательное. Мерцающая в стеклянной колбе свеча отбрасывала беспокойные, золотистые отблески на ее молочно-белую кожу. Светлые блики сияли в убранных наверх волосах. И если при первой встрече он просто нашел ее привлекательной, то сейчас был почти очарован.
— Он хорош, — сказала она, выводя Стефана из этого почти медитативного и едва ли приличного созерцания своей спутницы. — Маттео. Когда бываю в Модене, всегда прихожу его послушать.
— И часто ты здесь бываешь?
— Хотелось бы чаще, — усмехнулась она мягкими, полными губами, и Стефан с трудом отвел от них взгляд.
Но видимо недостаточно быстро, судя по чуть насмешливому блеску в ее глазах.
— Клара говорила, что вы учились вместе, — вспомнил он
— Верно, — она кивнула.
— Италия, наверное, лучший выбор для того, чтобы изучать искусство.
— И чтобы сбежать от назойливой опеки старшего брата — тоже, — иронично добавила она. — Но я рада своему выбору. Здесь я обрела вторую семью и дом.
К ним подошел официант с заказанными коктейлями. Коктейль Ребекки был пурпурного цвета в бокале на высокой ножке. Его напиток отливал жидким золотом и был увенчан нежной молочной пенкой.
— Это очень… хорошо, — сказал Стефан, сделав глоток и с удовольствием различая чуть островатые, пряные и одновременно округлые, мягкие оттенки вкуса.
— Рада, что тебе нравится, — она тоже отпила из бокала. — Кстати о доме. Между прочим, ты спишь в моей комнате, — заметила она.
— О, — он запнулся, не зная, что сказать.
Получается, обычно она останавливается в доме Клары, а в этот раз… Стефан понятия не имел, где она остановилась в этот раз, но надеялся, что не у очередного поклонника, которых успел увидеть немало.
— Знаешь, я мог бы…
— Поделиться со мной кроватью? — спросила она и тихонько рассмеялась, глядя на его реакцию. — Расслабься, дело ведь не в том, что в доме не хватает мест. Просто все так ждали твоего приезда, Клара прожужжала мне все уши. Так что мы оба понимаем, что я там была бы лишней. И честно говоря — весь этот парад тетушек немного утомителен. А в моем отеле тихо, и прекрасный вид из окон.
— Что ж, я рад, что не доставил…
— Хочешь им полюбоваться? — вдруг спросила она, останавливая на его лице открытый и откровенный взгляд.
— Им?
— Видом, Стефан, — она чуть наклонилась, слегка касаясь кончиками пальцев его руки. — Я спрашиваю, хочешь ли ты полюбоваться видом из моего номера?
Стефан сглотнул. За пару мгновений в его голове пронеслось несколько возможных ответов на этот вопрос. Все они были пресными и приличными до тошноты.
— Ты даже не представляешь насколько, — вместо этого хрипло произнес он и, окончательно сократив расстояние между ними, сделал то, о чем осознанно или нет, думал с момента их знакомства, — прижался к ее губам своими.
То был короткий, сладкий, многообещающий поцелуй.
— Дождемся перерыва или?.. — прошептала Ребекка.
— Или.
Он подозвал официанта нетерпеливым жестом руки. Ее близость окутала его, захватила в плен чувственных желаний, бездумной легкости и наливающегося в теле жара. Он мог бы назвать с десяток причин, почему ему не стоит этого делать, но готов был послать их к черту все разом или каждую по отдельности.
Дорога до ее отеля пролегала по освещенной фонарями набережной, где все еще встречались туристы, веселые компании и неторопливо бродили другие пары. Но они не замечали никого из них. Они замирали в густых тенях парковых деревьев лишь для того, чтобы еще раз прижаться друг к другу, отыскать лихорадочно горячие губы, запутаться в волосах и одежде. Они едва заметили полусонную хостес на входе, проводившую их понимающим взглядом. И не включая свет, упали на двуспальную кровать в номере Ребекки, оставив вид за окном без всякого внимания.

Проснувшись от залившего комнату света, Стефан повернулся набок и обнял Ребекку за талию, осторожно притягивая ее ближе. Он уткнулся носом в белое плечо и вдохнул поглубже. Едва уловимый, сладковатый запах ее кожи напомнил ему о знойном лете, парковой прохладе и водяных лилиях.
— Ты не пытаешься сбежать на рассвете — качество, достойное уважения, — заговорила Ребекка, заставляя его чуть вздрогнуть — он был уверен, что она спит.
— У меня нет ни такой привычки, ни повода, — сказала он, целуя теплую кожу на изгибе шеи.
— И к тому же, я подруга твой сестры, — усмехнулась она, оборачиваясь. — Знаешь, она только с виду такая безобидная.
— Даже не сомневаюсь, — он провел пальцем по красноватой дорожке, оставленной на ее коже подушкой. — Но дело вовсе не в этом.
— Я знаю, — ее улыбка стала теплее, глаза блеснули, — и просто дразню тебя.
— А вот это уже недопустимо! — делано возмутился Стефан. — И требует немедленной компенсации… — он развернул ее к себе и увлек в поцелуй, сбрасывая с них одеяло.
Сегодня он хотел видеть ее, хотел любить ее медленно, чтобы сохранить глубоко внутри каждый миг этого сладкого забытья.
— Я действительно пошутила насчет Клары, — сказала Ребекка, устраивая голову у него на плече какое-то время спустя. — Знаешь, у меня есть одно правило — обычно я не вмешиваюсь в чужие драмы. Но ты был так напряжен и одинок…
— То есть ты меня пожалела? — уточнил Стефан с усмешкой.
— Тебя бы это задело? — она подняла голову и взглянула на него с интересом.
— Хм, — задумчиво протянул Стефан. — Нет, не думаю… Меня никогда еще так хорошо не жалели.
Ребекка рассмеялась.
— А если я скажу тебе, что никакой драмы нет? — спросил он уже серьезно.
Ведь действительно — формально он просто оказывает услугу брату. Так почему бы и самому не поверить в это. Насколько проще стала бы его жизнь.
— Я скажу, что ты лжешь, — отозвалась Ребекка. — Но мне это даже льстит. Однако я никогда не поверю, что человек, перелетевший Атлантику ради невесты брата, не скрывает ничего за душой. — Она села в кровати. — Чур, я первая в душ. Или мы можем…
— Кэтрин была моей девушкой, — сказал Стефан, заставляя ее замолчать на полуслове, — и я любил ее так сильно, как никогда не любил прежде. Она ушла от меня к брату, собиралась выйти за него замуж, но в день аварии пришла ко мне на работу и сказала, что готова отменить свадьбу. Теперь она в коме, а Деймон… он словно бы не живет. Она прожила уже гораздо дольше, чем обещали врачи, и порой мне кажется, что он словно бы питает ее своей верой, своей одержимостью… самим собой. И я не уверен, что он сумеет справиться, если она все-таки… сдастся. Так что спасти ее — это значит спасти его.
Слова лились легко, словно сами собой. Все то, что он так долго держал в себе, чего боялся, на что надеялся.
— Как я и говорила — драма, — она чуть улыбнулась и снова легла рядом с ним, положив ладонь ему на грудь. — И ты уверен, что дело только в брате?
— Да. И нет. Катерина рассорила нас с братом. Деймон перестал общаться с отцом, а я долгое время отказывался общаться с ним… Она манипулировала нами, врала, она многое скрывала — такое, что очень сложно принять, особенно нам с Деймоном. Но иногда мне кажется, что я почти узнал о ней что-то такое, что могло бы объяснить если не все, то многое… Но скорее всего я просто легковерный идиот.
— Или просто до сих пор ее любишь, — заметила Ребекка вполголоса. — Только любовь и способна заставить нас искать оправдания снова и снова.
Стефан помолчал.
— В любом случае, я не желаю ей смерти. Но главное — я готов сделать, что угодно, чтобы спасти брата. Между ним и Кэтрин, между ним и всем остальным светом, я всегда выберу его, — он сглотнул, наверное, впервые осознавая это так ясно. — Потому что он всегда был, есть и будет моей настоящей семьей. Когда Сильвия… когда мама ушла, именно Деймон как мог закрывал собой эту брешь. Отец был слишком занят своим горем, а потом и работой... а Деймон… Именно поэтому я пришел к нему первым и пожелал им с Катериной счастья, и поэтому я сейчас здесь, в Италии.
Ребекка подняла на него задумчивый взгляд.
— Пойдем в душ? — предложила она, беря его за руку и переплетая их пальцы.
Он прижал ее ладонь к губам и кивнул. Он был благодарен ей за эту возможность выговориться. И за ее молчание, которое было красноречивее любых слов.

Когда влажные, взъерошенные и расслабленные они устроились за кофейным столиком, где уже был накрыт сытный завтрак, Стефан в который раз присмотрелся к Ребекке и все же решился на вопрос.
— Ты сказала, что не любишь чужих драм… — Ребекка отняла от губ кофейную чашку и взглянула на него вопросительно, — скажи, это просто жизненное кредо или тебе хватает своих? И если хочешь, чтобы я заткнулся, тоже просто скажи.
Она усмехнулась, и от этой усмешки стало не по себе.
— Хочешь продолжить утро откровений?
— Нет, если тебе этого не…
— Я говорила, что у меня тоже есть брат?
— Да, — он кивнул. — Ты сказала, что хотела убежать в Италию от его навязчивой опеки.
— И ты это запомнил. Ты должно быть просто идеальный бойфренд!
Стефан сдержанно улыбнулся — он слишком хорошо чувствовал ее уязвимость.
— Так вот… наша история чем-то похожа на вашу с братом, — продолжила она. — А чем-то — совсем нет. Мы рано остались одни — я и мои старшие братья. Мамы не стало спустя год после моего рождения, а отца, когда мне не было еще и десяти. Эл уже был совершеннолетним и взял опеку на себя, но у них с Николасом небольшая разница, и когда Эл поступил в колледж, за мной остался присматривать Николас. Смерть мамы, а потом и отца потрясла его больше всех нас. Мне кажется, уход Эла из дома он воспринял как предательство, и постарался сделать все возможное, чтобы это не повторилось… — она замолчала, снова делая глоток и глядя в окно.
Стефан тоже молчал.
— Он следил за каждым моим шагом, требовал знакомить с друзьями, одобрял, а куда чаще, конечно — не одобрял, моих парней. Я знаю, что он любит меня, и хотел как лучше, но…
Ее голос стал глуше.
— Ребекка?
Она остро взглянула на него, а затем закатала левый рукав халата — чуть выше запястья белел длинный неровный шрам.
— Я просто не пришла ночевать. Несколько раз звонила ему, чтобы предупредить — он не брал трубку, не отвечал на смс, и я подумала, что он просто лег спать. Оказалось, он прождал меня всю ночь. Когда я пришла, мы страшно поругались, прямо на кухне, он толкнул меня, и я не устояла… в руках у меня был стакан с водой.
Внутренне содрогнувшись, Стефан взял ее руку в свои ладони и, наклонившись, осторожно коснулся губами кожи. Она слабо улыбнулась.
— Крови было так много… А Николас, он был просто раздавлен… и я простила его. И ничего не сказала Элу. Но с тех пор…
— Ты боишься, — подсказал Стефан.
— Глупо, да? — Ребекка порывисто поднялась и подошла к окну. — Он же мой брат, и я знаю, что он не причинит мне вреда. И я знаю, что это была случайность. Но каждый раз, когда он объявляется на пороге, расспрашивает меня о жизни или знакомится с моими друзьями — внутри что-то сжимается.
Стефан подошел и мягко обнял ее со спины.
— А знаешь, вы могли бы с ним подружиться, — вдруг сказала она.
— С твоим братом? — он нахмурился.
— Да, на людях он само обаяние, — она грустно улыбнулась ему через плечо. — Умеет произвести впечатление, всегда спокоен и сдержан. И он интересный собеседник. Но смерть родителей словно бы что-то сломала внутри него, и когда этого становится слишком много, оно выплескивается, и он ничего не может с этим поделать…
— Или не хочет, — мягко возразил Стефан.
Обернувшись, Ребекка пристально посмотрела на него.
— Верно… Но так ведь можно сказать почти о каждом из нас?
Стефан прижался лбом к ее лбу и промолчал. Да и что он мог сказать? Он помнил, каких усилий ему стоило не сорваться в тот день, когда он застал Кэтрин с Деймоном. Едва прошел ступор, как в груди закипела ярость, она шипела и жгла, словно кислота, способная уничтожить все на мили вокруг. Что случилось бы, дай он ей выход? Стефан не хотел знать.
— Мне кажется, пришло время вернуть тебя семье, — сказала Ребекка с улыбкой, пряча за ней все недосказанное. — Вы ведь собирались сегодня на рынок?
— Да. Ты присоединишься к нам?
— А тебе бы этого хотелось?
— Хотелось, — притягивая ее ближе к себе, сказал Стефан.
— Будь осторожен, Стефан — что ты будешь делать, если я влюблюсь в тебя? Разве тебе мало своих проблем? — спросила она, склонив голову набок, и рассмеялась, заметив в его лице легкое замешательство. — Мне нужно немного времени, чтобы собраться.
Стефан вернулся к завтраку, исподволь наблюдая за ее сборами и думая о том, что возможно это не такая уж плохая идея. Снова влюбиться. Снова почувствовать себя живым. Перелистнуть наконец чертову страницу и взяться за новую.
Вот только где найти достаточно душевной силы и света тому, кто уже второй год блуждает во тьме…

«Только текила!»
Вот после этих слов Деймона и началось веселье, которое теперь монотонно стучало в висках у закутавшейся в плед Елены.
Первый паб, в который они приехали, оказался довольно тихим, уютным местом и Деймон тут же окрестил его скучным.
«Давай хотя бы выпьем по коктейлю», — со смехом сказала Елена.
Тогда Деймон и произнес сакраментальную фразу этого вечера, правда добавив:
«Ты же пьешь текилу?»
Елена пила. Хотя казалось, что это было в прошлой жизни, но ведь ради того все и затевалось… вспомнить ту жизнь, вспомнить и найти в ней себя. Поэтому вместо ответа Елена ловко опрокинула одну из принесенных барменом стопок.
Вскоре тот бар тоже показался ей довольно таки скучным, и они отправились дальше, лавируя между групп молодежи и отправившихся на променад пожилых пар.
«Вот! — сказал Деймон, слегка придерживая ее за талию и указывая на подмигивающую неоном вывеску. — Здесь нас точно ждут».
Их действительно ждали… затемненный зал, полный заметно охмелевшими посетителями танцпол, заводная музыка и, конечно же, текила. Стянув с волос резинку и слегка растрепав уставшие от причесок волосы, Елена с удовольствием окунулась в пульсирующий ритм. Деймон отыскал ее спустя минут двадцать, хотя все это время ей казалось, что она продолжает чувствовать на себе его взгляд. Он хорошо двигался, и вскоре толпа слегка расступилась, освобождая им место.
В тот момент Елена не задумывалась о том, насколько откровенным был или не был их танец, полностью отдавшись охватившему ее чувству свободы, почти позабытому ощущению раскованности во всем теле. Скорее все-таки не был, но в тот момент она действительно не думала об этом, и сейчас запоздало смутилась, сильнее стискивая пальцами свою почти бездонную чайную чашку.
Они посетили еще три места и несколько раз встречались со знакомыми. Например, с Ником, его невестой и небольшой компанией, среди которых, в том числе, оказались их общие коллеги. Елену позабавили их вытянувшиеся лица — кажется, меньше всего они ожидали увидеть ее такой — отрывающейся в баре посреди ночи, беззаботной и в легком подпитии.
«Я смотрю, план работает», — хитро сощурился Ник, пожимая Деймону руку.
«Какой еще план?» — спросила Елена, когда они протиснулись через небольшую толпу и устроились у барной стойки.
Деймон закатил глаза.
«Твой друг решил, что я симулировал сердечный приступ, чтобы пригласить тебя на свидание».
Глаза Елены распахнулись еще шире, а затем она тоже закатила их и возмущенно фыркнула.
«В этом весь Ник!»
«Ну, вообще-то, он был не так уж неправ», — чуть усмехнувшись, заметил Деймон.
«Ему совсем необязательно об этом знать», — сказала Елена со смешком и махнула рукой, привлекая внимание бармена.
«Ты коварная, — заявил Деймон и протянул одну из только наполненных стопок Елене. — Выпьем за это!»
Елена хихикнула, чокнулась с ним и опрокинула в себя алкоголь, понимая, что давно сбилась со счета.
Но в основном они все же сталкивались с приятелями Деймона, взгляды которых, если бы Елена обращала на них внимание, должны были всерьез ее озадачить. Но она старалась не забивать себе голову посторонними мыслями и вообще поменьше рефлексировать — в конце концов, Деймон был в чем-то прав, охватившая ее мания контроля над собственной жизнью уже давно подчинила себе и эту жизнь, и саму Елену, словно бы высушивая что-то внутри. А еще ей очень хотелось забыть о Сэме, который в этот самый момент, наверное, проводил время со своей заново обретенной семьей. Поэтому она с удовольствием знакомилась с новыми людьми, отвечала на вопросы о себе, спрашивала сама, и лишь один из приятелей Деймона, кажется Энзо, сумел на секунду выбить ее из колеи своим явно ошарашенным видом и вырвавшимся у него восклицанием:
«Кэтрин?! Но я думал…»
«Познакомься, это Елена. Моя подруга», — с напором произнес Деймон, впервые не успев сказать это, прежде чем кто-то откроет рот.
«Но… очень приятно, — Энзо как будто стушевался под взглядом приятеля и улыбнулся: — Извини, ты просто похожа…»
«Да, я знаю, — перебила Елена с любезной улыбкой, спеша поскорее закрыть тему — ей не нравилась набежавшая на лицо Деймона тень. — Все в порядке. Так откуда вы знакомы?»
Далее последовала какая-то студенческая байка, и Елена вполне натурально смущалась и хохотала в нужных местах, а затем, быстро попрощавшись, они отправились в новое место, поскольку, по словам Деймона, здесь сегодня было «довольно уныло».
Они вышли на опустевшую набережную реки Джеймс и пошли вдоль каменного парапета, то скрываясь в полупрозрачной тени, но окунаясь в расплавленный желтоватый свет, отбрасываемый невысокими двуглавыми фонарями. Деймон молчал, и будь Елена хоть немного трезвее, она бы не стала нарушать это молчание. Но в тот момент оказалось очень трудно сдержать рвущиеся наружу слова. Она легонько сжала руку Деймона, за которую держалась, заставляя его остановиться и посмотреть на нее.
«Так насколько мы на самом деле похожи?» — спросила она.
Деймон чуть нахмурился и попытался отвернуться, но она не дала ему, мягко коснувшись затянутой в перчатку рукой его плеча.
«Послушай, это не праздное любопытство. Что, если наше общение делает только хуже? Сегодня ты сказал, что я должна жить дальше… но разве это не касается и тебя тоже?»
Деймон дернулся, но она снова придержала его за руку, и он замер.
«Я не говорю — забыть, Деймон. Я говорю — просто жить. И если я настолько напоминаю тебе…»
«Послушай, там было темно, а Энзо вообще придур…»
«Деймон».
Он помолчал, вглядываясь в ее лицо. Затем смахнул с ее рассыпавшихся по плечам волос несколько снежинок и поправил мягкие складки шарфа, которым она обернула шею.
«Ни насколько», — сказал он спокойно.
«Деймон…»
«Вы совсем разные, Елена, это правда. Но вы похожи внешне. Так бывает», — он пожал плечами.
«То есть ты абсолютно уверен…»
«Абсолютно, — он посмотрел ей прямо в глаза. — Честно говоря, я не помню, когда последний раз куда-то выходил и видел друзей. Можем ли мы назвать это ухудшением моего плачевного состояния?»
В его глазах появился насмешливый блеск, на губах заиграла незнакомая Елене прежде улыбка, и она сама не заметила, как сдалась.
«Нет, не можем».
«Именно. А теперь, если с этим мы закончили, предлагаю или прибавить шагу, и взять такси — я уже много лет не помню такого снежного и холодного декабря в Ричмонде. И кстати, вы с Сантой случайно не родственники? У тебя покраснел кончик носа», — хмыкнул он.
«Эй! — возмутилась Елена, а потом быстро наклонилась и собрала ладонями снег, ловко скатывая его в снежок. — Возьми свои слова обратно!»
«И не подумаю!» — фыркнул Деймон, предусмотрительно отходя на несколько шагов и тоже наклоняясь за снегом.
В «Бродберри» они пришли взъерошенные и мокрые, все еще задыхаясь от смеха и жгучего морозного воздуха в легких. Они застали лишь последние несколько песен живой музыки, две из которых были медленными.
Обмякнув в объятиях Деймона, прижимаясь к его груди и ни о чем не думая, Елена наслаждалась красивой музыкой, хрипловатым голосом солиста и теплом чужого тела. И лишь когда Деймон невесомо, вполне по-дружески коснулся губами ее волос и произнес тихое «Спасибо», внутри что-то дрогнуло от странного тянущего предчувствия. Она подняла голову и оказалась с ним лицом к лицу.
«Деймон…» — она запнулась, сама не зная, что собиралась сказать.
«У тебя сонные глаза, — сказал он с полуулыбкой. — Давай завтра хорошенько выспимся и сходим в кино? Или в театр… или просто погуляем. Что скажешь?»
«Обсудим это завтра, — сказала Елена и, помолчав, добавила: — Спасибо тебе за этот вечер».
«Тебе спасибо», — он притянул ее ближе, и Елена положила голову ему на плечо, чувствуя себя последней идиоткой.
И вот теперь она сидела в своем излюбленном кресле у окна и очень старалась не смотреть на экран мобильного, который давно погас. С тех самых пор, как она сказала Деймону, что им не стоит больше видеться. Его голос словно заледенел, и он почти сразу повесил трубку.
Но лучше уж так, лучше прекратить это общение прямо сейчас, пока она снова не оказалась в том заколдованном кругу, где любое решение причиняет кому-то боль. Потому что вчера, когда руки Деймона лежали на ее талии, а подаренные текилой легкость и беззаботность стали выветриваться, она поняла, что вполне могла бы увлечься им. А учитывая обстоятельства, сложно было представить что-то более неуместное.
Звонок в дверь заставил ее руки дрогнуть и сильнее сжать чашку. Кто это может быть — Сэм? Джон? Или может кто-то из друзей или родных решил сам навестить ее на праздниках? Но скидывая плед, нащупывая пушистые тапки и спускаясь по лестнице, Елена чувствовала, что знает ответ. И не ошиблась.
Деймон на ее пороге не выглядел рассерженным или смущенным, он казался озадаченным и нетерпеливым.
— Мы с тобой вчера отлично провели время, — сказал он, мазнув взглядом по замершей на пороге фигуре — на ней был любимый домашний костюм из нежно-лилового хлопка и пушистые монструозные тапки.
— Да, — с легкостью согласилась она, понимая, что рада его видеть.
— А еще мы все обсудили и пришли к пониманию, ведь так?
— Так.
— Тогда какого черта, Елена?

Похмелье этого утра показалось Деймону легкой прогулкой по сравнению с тем, что ему приходилось переживать за последний год. Он с удовольствием принял душ, растер спину полотенцем и отправился на кухню, где теперь можно было найти хоть какие-то продукты.
Поднося к губам чашку с кофе, он невольно усмехнулся, вспоминая с какой решительностью Елена вчера принялась за исполнение его плана и с каким удовольствием окунулась во всю эту шумную, разнузданную ночную жизнь. И в то же время его удивило то, насколько мало она изменилась — ее раскованность не стала распущенностью, кокетливость пошлостью, а сама она определенно не утратила способности к логическому мышлению. Оттого-то так сильно хотелось отвесить Энзо хорошего пинка за его длинный язык. Деймон и сам не знал наверняка почему, но ему совсем не хотелось, чтобы Елена узнала, как сильно они с Катериной похожи. Между тем, чтобы просто напоминать кого-то и быть почти что его отражением, пролегала пропасть, и чем дальше, тем меньше он хотел знать, что там, на другой ее стороне. В конце концов, он уже и сам был готов поверить в обычное сходство, а разность характеров заметно облегчала задачу. Но в первый момент, когда Елена задала прямой вопрос, он все же задумался о том, чтобы рассказать все без утайки. Глядя в эти серьезные, внимательные глаза, почему-то совсем не хотелось лгать. Но он чувствовал, что должен, и потому мгновением спустя полуправдивый ответ легко соскользнул с языка, принося одновременно и облегчение, и смутное беспокойство.
Кинув быстрый взгляд на часы, Деймон прикинул примерный план сегодняшнего дня. Утро и первая половина дня предназначалась Катерине, потом он зайдет куда-нибудь перекусить и сделает несколько звонков — слова Елены о работе не выходили у него из головы, и в конце концов он решил, что было бы неплохо принять участие в новом проекте, любом, который ему сейчас согласятся доверить, даже если это будет строительство гаража. Ну а потом они с Еленой придумают что-нибудь интересное. Кольнувшее было чувство вины Деймон привычно затолкнул поглубже. Они с Еленой не делали ничего предосудительного, и если общение с ней позволяет ему вставать по утрам с кровати, то это лишь означает, что к тому моменту, как Кэтрин очнется, он не превратится в развалину и не пустит свою жизнь под откос. В конце концов, неохотно признал Деймон, Стефан был прав в своих банальностях. Кэтрин любила сильных и не хотела бы увидеть его сломленным. Она и сама была такой: сильной, готовой преодолевать любые жизненные трудности, опираясь лишь на саму себя — он помнил, что всегда гордился этими ее качествами, а Стефан, напротив, считал следствием пережитых травм и как всегда излишне драматизировал. Но сейчас, возможно, впервые Деймон задумался о том, что было бы, поменяйся они с Кэтрин местами — на что он бы согласился без малейшего промедления. И эти раздумья принесли ему странное, тягостное чувство, от которого захотелось поскорее избавиться.
Деймон потянулся за телефоном и набрал номер Елены, чтобы договориться с ней о планах на вечер. Но с первых же секунд ему совсем не понравился ее тон, а потом, когда она сказала, что им, пожалуй, не стоит больше видеться…
Деймон выскочил на улицу, едва накинув куртку, и проделал весь путь до дома Елены, не позволяя себе задуматься ни о том, что делает, ни о том, нет ли в ее словах доли истины, которую он отказывается принимать. Хорошо, что вчера он сумел не только расслышать, но и запомнить адрес, который она называла таксисту.
Ему пришлось постоять под дверью и он успел подумать, что ее нет, следом заподозрив неугомонного соседа в чем-то таком, что заставило его резко обернуться и недобро сощуриться. Что если этот тюфяк все же понял, какую девушку упустил, и ее нежелание встречаться связано с ним? Но вот дверь распахнулась, и за ней показалась хозяйка.
— Тогда какого черта, Елена? — спросил Деймон, подводя итог их короткому и довольно дурацкому диалогу.
Она внимательно посмотрела на него, закусила губу, чуть сощурилась, а затем отступила вглубь и сказала:
— Заходи.

— Хочешь кофе? Или чай? — спросила Елена, проходя на кухню — Деймон следовал за ней по пятам, едва скинув при входе куртку. — Кажется, у меня еще было молоко… нет, молока нет, — сказала Елена, покачав пустым пакетом, и зачем-то поставила его обратно в холодильник.
— Я не хочу молока, — сказал Деймон, — и я понимаю, что не произвел впечатление человека хозяйственного, но от этого все же лучше избавиться.
— Верно, — скованно улыбнувшись, она снова полезла в злосчастный холодильник.
— Ты завтракала? — спросил он, устраиваясь на высоком стуле.
— Тайленолом, — честно призналась она.
— О, так это мой любимый завтрак, — заявил Деймон, а Елена тихонько фыркнула. — Но, думаю, можно уже попробовать и что-то посущественнее. Как тебе план — я дойду до ближайшего магазина, куплю молоко и все, чего еще не хватает, и приготовлю тебе фриттату на завтрак? А потом мы… — он запнулся, понимая, что еще не был у Катерины сегодня, но тряхнул головой и решительно закончил: — а потом мы посмотрим какой-нибудь фильм, если тебе не хочется никуда идти.
— Деймон…
Елена вздохнула, не договорив. Да и что она могла сказать?
— Елена, послушай, — он уперся локтями в стол и, переплетя пальцы, с силой их сжал, — я не могу заставить тебя продолжать наше общение, это очевидно. И если ты попросишь меня уйти, я уйду. Знаешь, прежний я привык добиваться желаемого несмотря ни на что, но я даже не уверен, что от прежнего меня хоть что-то осталось… — он взъерошил волосы, поднялся и прошелся по кухне. — Ты была права. Только я не просто поставил свою жизнь на паузу, я ее себе запретил. Я запретил себе жить, — говоря эти слова, Деймон прекрасно понимал, как отвратительно пафосно, но и пугающе правдиво они звучат. — Но ведь речь не обо мне… Я просто хочу сказать: что бы ни вынудило тебя принять такое решение, в жизни все часто совсем не так, как нам кажется. Ее далеко не всегда можно спланировать или предугадать. И в глубине души ты это понимаешь.
Деймон остановился напротив окна, глядя на улицу, которая сейчас слишком напоминала рождественскую открытку, которые продавались на каждом углу по доллару за штуку, но почему-то это не раздражало. Словно бы Елена одним своим присутствием помогала ему примириться не только с болью, но и с окружающей действительностью.
— Знаешь, мы с Кэтрин поссорились накануне аварии, — сказал он, хотя все это время вольно или невольно избегал произносить ее имя в присутствии Елены — словно это позволяло им существовать в разных мирах, — и я почти уверен, что она была готова отменить свадьбу. Ты спросила меня, не жалею ли я о том, что увел Катерину у брата… что ранил того, кого когда-то, еще ребенком, поклялся защищать от всего на свете — будь то школьный задира, или родная мать, которая бросила нас ради другой, лучшей жизни, — Деймон обернулся и посмотрел на замершую в растерянности Елену. — Нет, не жалею, — он мотнул головой. — Потому что это был один из самых счастливых периодов моей жизни… — он помолчал. — И да. Бывают минуты, когда я ни о чем не жалею так сильно, как об этом.
Елена сглотнула, сминая в руках полотенце, которое уже забыла зачем взяла. Она осторожно положила его на барную стойку, запоздало вспомнив, что хотела смахнуть с нее хлебные крошки.
Деймон снова отвернулся к окну, давая ей время прийти в себя и принять уже окончательное решение. Елена была почти уверена, что куда правильнее будет вежливо выставить его за дверь и забыть обо всем этом как можно скорее. Ей ни к чему чужие проблемы, когда хватало своих, а вся эта история может здорово расшатать ее устоявшийся мирок. Но была одна проблема — кажется, Деймон уже перестал быть ей чужим, а вчерашний день показал, что ее мирок давно стоило раскачать, пока не стало слишком поздно, и она не забыла, как это — получать удовольствие от жизни без оглядки и надуманных опасений. Что, если ее утренние сомнения — не более чем очередная попытка поскорее заползти в свою раковину?
Елена замерла в нерешительности, и эти несколько минут показались обоим вечностью. Внутри Елены шла мучительная борьба, Деймон же переживал не менее мучительно ожидание.
Невесомое прикосновение пальцев к плечу заставило Деймона вздрогнуть и резко обернуться.
— Извини, я…
— Деймон, — мягко перебила она, — а что такое фриттата?

— Немного сбивает с толку, правда? — улыбнулась Ребекка, глядя на Стефана, который уже минут пять стоял возле лотка с сырами, от количества сортов которого разбегались глаза.
Казалось, аромат, стоявший под сводами рынка, теперь останется с ним надолго. Цветы и душистые травы, которые они прошли в самом начале, рыба и морепродукты, прилавки с пастой, на которых помимо прочего умещались десятки видов тортеллони, родиной которых была, конечно же, Модена, а вовсе не Болонья, как утверждают некоторые профаны и наглецы — сообщила ему Клара, пробегая мимо и снова скрываясь среди посетителей, бальзамический уксус разных лет выдержки и вот теперь сыры.
— Наверное, нужно прожить тут не меньше года, чтобы попробовать их все, — сказал он.
— Ха, — Бекка наморщила носик, — тогда во Франции тебе пришлось бы остаться минимум на пять.
Стефан улыбнулся этому соперничеству и уже хотел ответить, как Клара снова вынырнула откуда-то из-за прилавка с помидорами, один вид которых напрашивался на немедленную дегустацию.
Никогда прежде Стефан не думал, что помидоры могут выглядеть так аппетитно, немедленно наполняя рот слюной. Впрочем, каждый прилавок здесь выглядел как иллюстрация из поваренной книги. Уж насколько он был равнодушен к готовке, сейчас ему хотелось набрать полные пакеты и отправиться со своей добычей домой. Наверное, он даже смог бы приготовить для Ребекки неплохой ужин — в конце концов, нужно было сильно постараться, чтобы испортить такие продукты. Вот только он здесь не дома, и его идея вряд ли осуществима. Хотя само это желание приятно его удивило.
— Так, мне надо взять пару бутылок вина… подожди, что ты… а, — Клара смущенно улыбнулась, когда брат решительно забрал у нее уже довольно внушительные пакеты с продуктами. — Спасибо. Отнеси тогда это в машину, а мне нужно еще кое-что из овощей и вино. О, и возьми, пожалуйста, горгонзолы, — попросила она, прежде чем снова уйти, — мама ее просто обожает.
Стефан проводил ее взглядом, а затем перевел его на прилавок в полной растерянности. Видов горгонзолы там было несколько, и какой именно предпочитала их мама, он не имел ни малейшего представления. И это простое, в общем-то, открытие вдруг поразило его. В груди кольнуло холодом, краски померкли, и он снова почувствовал себя мальчишкой, который прячется под одеялом от понимания, что мамы больше никогда не будет рядом. Он отказывался вылезать до тех пор, пока она не вернется, пока все не будет по-прежнему. Сглатывая горькие слезы, он спрашивал у Деймона: «Почему?», не решаясь спрашивать у отца. Брату приходилось пускать в ход все свое хитроумие, чтобы выманить его и отвлечь.
Теплое прикосновение к руке вернуло его к реальности.
— Иди, отнеси пакеты, — сказала Ребекка. — А я пока возьму сыр, я знаю, какой она любит.
Он посмотрел на нее с благодарностью и молча пошел к выходу. Свежий воздух и немного тишины сейчас были ему необходимы.
— Ты не должен ее винить, — тихо сказала Бекка, положив сыр в один из пакетов и закрыв багажник. — Для Клары это совершенно естественно…
— Я и не виню, — покачал головой Стефан, который успел немного прийти в себя. — Уж точно не ее. И она не единственная, кто постоянно забывается. Сегодня она спросила меня, хочу ли я посетить музей или завод Феррари, на что я не нашел ничего лучше, как сказать, что это развлечение скорее для Деймона, — он развел руками.
— Думаю, это нормально, — сказала Ребекка. — Невозможно следить за каждым своим словом… Но знаешь, может, это и не нужно. Даже если твой брат никогда не побывает в Модене, а ты никогда не сможешь по-настоящему сблизиться с матерью, вы ведь можете поделиться этим друг с другом… Так ведь и поступают близкие люди, верно?
— Верно, — Стефан не удержался и, поймав узкую ладонь в свою, притянул Ребекку к себе для поцелуя.
— Mamma Mia, посреди бела дня! На людной площади! — Клара с мученическим видом закатила глаза и тут же рассмеялась. — Знаете, а вы очень мило смотритесь, — сказала она, чуть склонив голову к плечу.
— Пфф, ты невыносима, — дернула плечиком ее куда более сдержанная подруга, но ее глаза тоже смеялись.
Стефан, который ждал подшучиваний сестры с самого момента их встречи, только улыбнулся, щурясь на выглянувшее к полудню, по-зимнему далекое солнце.
— Знаете что, мне нужно закинуть продукты домой, а вы пока поднимитесь на Гирландину… Торре-Чивика — ты же хотел там побывать, помнишь? — сказала Стефану Клара. — А потом мы где-нибудь пообедаем.
Переглянувшись, Стефан и Бекка кивнули, соглашаясь.
— И кстати, там очень романтично, — пропела Клара, усаживаясь на водительское сиденье.
— Езжай уже, — фыркнула Ребекка, захлопывая дверь машины.
— Сначала ты должна согласиться, что я гений, — заговорщическим тоном сказала Клара в приоткрытое окно.
— Ты гений, а твоей маме не из чего будет готовить ужин, — сказала Ребекка, и только после этого Клара соизволила тронуть с места.
Они проводили ее глазами, а потом, одновременно потянувшись, взялись за руки, переплетая пальцы, и медленно пошли в сторону возвышавшегося над городом собора.
— О чем это она? — спросил Стефан.
— О, это был очень коварный план, — усмехнулась Ребекка. — Мы как-то болтали с ней по телефону, еще до твоего приезда, и она сказала, что если бы у тебя появилось здесь… хм, увлечение, то поводов вернуться стало бы больше. Но зная Клару, я почти уверена, что она сама же тебе его и выболтала. Скажешь, нет?
— А ведь и правда, она говорила что-то такое, когда мы ехали с вокзала, — припомнил Стефан, и они рассмеялись.
Было так странно просто идти посреди старинного городка по залитой солнцем площади, держать за руку красивую девушку и ни о чем не думать. Воспоминания ушли в тень, он был здесь, сейчас, с ней. Ласковое тепло согревало изнутри, растекаясь по расслабленному телу, и повинуясь сиюминутному порыву, он притянул Ребекку к себе и крепко, с упоением поцеловал.
— Мне все нравится, — выдохнула Бекка ему в губы, — но мы почти на пороге собора. И если уж меня предадут анафеме, то хотелось бы, чтобы это было что-то посерьезнее…
— Это намек?
— Да вы богохульник, Стефан Сальваторе, — она улыбнулась медленной, ленивой улыбкой. — Мне это нравится, — и еще раз прижавшись губами к его губами, повела его за собой под темные своды.

— А ты знал, что когда-то Модена была крупным центром Римской империи? И что некоторым фрагментам этой кладки более двух тысяч лет? — спросила Ребекка, касаясь кончиками пальцев холодного камня, когда они, полюбовавшись величественным убранством собора, перешли в башню и начали подниматься вверх по жавшейся к высоким стенам лестнице. — При строительстве были использованы фрагменты сооружений времен Древнего Рима.
Стефан очень быстро понял, что Ребекка прекрасно знала историю и архитектуру Модены. Но она не навязывала ему своих знаний, лишь отвечая на вопросы — как в случае с пресловутым ведром, когда удержаться от расспросов было просто невозможно*, — или же изредка роняя вот такие случайные, рассеянные фразы.
Стефан тоже потрогал камень.
— Как думаешь, они что-нибудь помнят?
Ребекка обернулась и задумчиво посмотрела на него.
— Почему-то мне приятно думать, что да. Наверное, только камень и может выдержать столько веков существования, не свихнувшись...
Когда они оказались на дозорном этаже, Стефан едва подавил разочарованный вздох — потрясающий вид портили зарешеченные окна и фотографирующиеся во всех возможных ракурсах туристы. Но вот Ребекка подошла к служащей, сказала ей что-то тихо по-итальянски, и после короткого обмена фразами, поманила Стефана за собой. Они юркнули в специально приоткрытую для них дверь, и продолжили восхождение.
— Чувствую себя особенным, — с легким смешком сказал Стефан.
— Я защищала выпускную работу по итальянской готике, много времени провела в местных архивах и успела завести кое-какие полезные знакомства, — сказала Ребекка. — Если, конечно, ты считаешь полезным возможность пробраться в какую-нибудь закрытую музейную секцию или заглянуть в парочку-другую пыльных фолиантов.
— На самом деле, считаю, — сказал Стефан, и она улыбнулась ему.
Вскоре они оказались на открытой, опоясывающей шпиль узкой площадке, мраморная балюстрада которой и подарила башне ее почти сказочное местное прозвище. Гирландина. Какое-то время они просто стояли рядом, глядя на мозаику крыш, влажно блестевших после утреннего дождя, и ежась от ветра, который здесь, на высоте, мог наконец расправить свои беспокойные крылья. Стефан приобнял Ребекку за талию, второй рукой накрывая ее озябшие ладони.
— Почему для нее это так важно? — спросил он, продолжая прерванный на улице разговор.
— Для Клары? — уточнила Ребекка, он кивнул. — Не знаю… можно найти множество причин. Например, что она всегда хотела брата или сестру. Или можно порассуждать об этом с точки зрения психологии, и сказать, что таким образом она хочет исправить то, что не может принять в собственной матери. Но на самом деле это просто Клара, понимаешь? Она такая. Любит людей, дорожит семьей, и ей хочется, чтобы все были счастливы. Когда мы встречаемся, я забываю… обо всем.
Стефан внимательно посмотрел на нее и кивнул. Он и сам это чувствовал. Они с Кларой провели вместе меньше двух недель, а он уже знал, что будет скучать. И писать ей. И скорее всего, приедет сюда еще раз. И он точно знал еще одного человека, рядом с которым ему когда-то было также тепло. Уход мамы изменил Деймона, и он, конечно, мог быть той еще язвой, но иногда он словно сбрасывал все, что накипело с годами, смеялся, шутил и мог прогнать одним своим присутствием любую тоску.
— Знаешь, я очень скучаю по брату, — вырвалось у него.
— Тогда скажи ему об этом, — отозвалась Ребекка. — Такие вещи обязательно нужно произносить вслух.
— Но ведь это он… — Стефан взволнованно шагнул вперед, отпуская ее руки и облокачиваясь о перила. — Он ведь предал меня, понимаешь? И что бы там ни было, именно это я никак не мог уложить в голове месяцами, прокручивал снова и снова, но... Он защищал меня с детства, прикрывал перед отцом, успокаивал… задирал, конечно, тоже и дразнил, и вообще-то доводил порой до безумия…
— Ну, на то он и старший брат, — усмехнулась Ребекка. — Уж поверь мне, у меня таких два.
— Верно. Но я никогда бы не подумал, что он способен… Я так и не понял этого. И никогда, наверное, не пойму.
— Поговори с ним, — сказала она, обнимая его сзади за талию и утыкаясь подбородком в плечо. — Кларе и Сильвии это пошло на пользу.
— О чем ты? — удивился Стефан.
— Она же случайно о вас узнала. Нашла какое-то письмо твоего брата, заложенное между страниц в книге. Был страшный скандал… а потом она говорила — ну вот что-то вроде того, что ты сейчас. Что никогда не сможет понять. Что не представляет, что с этим делать. Она тогда еще училась, отправилась домой на каникулы, а там такое… Когда она вернулась в университет, то не отвечала на звонки матери, не хотела ее видеть. Тогда за ней приехал Тео, и сказал, что она должна хотя бы выслушать. И, в конце концов, она согласилась…
— Когда это было?
— Что-то около двух или, скорее, трех лет назад, — прикинула Ребекка. — Да, это был выпускной курс. А что?
— Тогда Сильвия впервые мне написала. Подожди… — он вдруг запнулся, понимая, что упустил кое-что важное. — Ты сказала, что Деймон прислал матери письмо? Он никогда не говорил об этом.
Ребекка пожала плечами.
— Я не знаю подробностей. Только поняла со слов Клары, что оно было не самое… любезное. Он требовал, чтобы она оставила вас в покое, и писал, что ни один из вас не желает видеть ее в своей жизни.
— Это странно, — пробормотал Стефан, не понимая, зачем брату понадобилось скрывать от него переписку с матерью.
И потом, какого черта он решал за него?! Да, им определенно нужно поговорить. Обо всем. Но сейчас ему не хотелось снова об этом думать.
— Что ты делаешь сегодня вечером? — спросил он у Бекки.
— Собираюсь. Завтра я возвращаюсь домой, мои каникулы и так затянулись, вчера звонил директор галереи и спрашивал, хорошо ли я отдохнула, — хмыкнула она. — А почему ты спрашиваешь?
— Хотел провести его с тобой, — сказал он, несколько задетый тем, что она даже не сказала ему об отъезде.
Конечно, они оба понимали, что это был всего лишь курортный роман. Немного тепла и удовольствия, разделенного на двоих. И все же внутри было странно пусто.
— Ты ведь и сам уезжаешь через два дня… проведи их с семьей, — он сдержанно кивнул, соглашаясь. — А на ночь приходи ко мне прощаться, — прибавила она после короткой паузы, игриво улыбнувшись.
Стефан с жадностью притянул ее к себе.
— А проводить мне тебя можно? — спросил он.
Она покачала головой.
— Ни к чему. И это не потому, что я не хочу все усложнять. Но мне кажется, тебе сейчас есть о чем беспокоиться и без меня. А потом, если ты захочешь… Я оставлю тебе свой телефон. И адрес, — прибавила чуть глуше, так что Стефан не удержался и все-таки вовлек ее в долгий, чувственный поцелуй.
— А колокольня считается или нет? — хрипловато спросил он, с трудом отрываясь от теплых губ.
— Даже если к нам явится сам Геминиан**, плевать, — выдохнула она и сама потянулась к нему.

Ужин Стефан провел дома, в узком кругу — с Кларой, матерью и Тео, и уже собирался уходить, когда Сильвия снова возникла на пороге его комнаты. Как и в прошлый раз, ему сразу стало понятно, зачем она здесь, и, хотя он снова мог сбежать, сказав, что торопится — и это было бы правдой, он все же заставил себя остаться.
— Садись, — предложил он, кивая на кресло.
— Нет, я… — Сильвия сжала ладони, привычное спокойствие снова подводило ее, а в уголках губ залегала горькая складка, словно она заранее была готова к поражению. — Хотя, пожалуй.
Она опустилась в кресло, а Стефан сел на кровать напротив.
— Ты хотела поговорить? — прервал он затянувшуюся тишину.
— Да, — она посмотрела на сложенные на коленях руки, после чего сделала глубокий вдох и подняла на него глаза. — Стефан, я знаю, что ты вряд ли сможешь когда-нибудь меня простить. Я столько раз ставила себя на ваше… на твое место, и точно знаю, что не смогла бы. Единственное, чего я хочу, это рассказать тебе, как все было. Если ты, конечно, готов меня выслушать.
С каждым словом ее голос обретал знакомое ровное звучание, и теперь волнение выдавал только лихорадочный блеск темных глаз. Стефан долго молчал, провалившись в собственные переживания. Конечно же, он хотел узнать всю историю целиком, но не обманывает ли он сам себя, рассчитывая, что в ней отыщутся объяснения ее поступку? И каково ему будет понять, что их там нет. Потому что их просто не может быть. Конечно, она не отдала их с Деймоном в детский дом, а оставила с родным отцом, но она отказалась от них. На долгие годы, за которые они успели стать взрослыми людьми. И все же, говорят, каждый брошенный ребенок хочет однажды посмотреть в глаза своим родителям и задать один-единственный вопрос: «Почему?» И многим из них такая возможность не представится никогда.
Стефан сглотнул.
— Да, — сказал он отрывисто.
Сильвия кивнула, снова сплетая и расплетая пальцы. Теперь ей понадобилось время, чтобы собраться с мыслями.
— Я не знаю, что ты помнишь, — сказала она. — Но перед моим… уходом наши отношения с Джузеппе были окончательно испорчены. Мы едва выносили друг друга и оставили попытки что-то исправить. — Она поднялась и подошла к окну, вглядываясь в темноту за окном и не замечая ее. — Тогда я приняла решение уехать. У моего отца нашли рак, запущенный, но на тот момент еще операбельный, и мне нужно было не только поддержать родителей, но и помочь маме отыскать деньги на лечение. Я хотела забрать вас с собой, — она оглянулась и пристально посмотрела на сына. — Ты должен поверить мне, Стефан. Я очень хотела забрать вас, никакой другой вариант даже не приходил мне в голову, — он еле заметно кивнул. — Но он пришел в голову Джузеппе. Он сказал, что вы с Деймоном американцы, что мне не на что вас содержать, и самое главное — что он сделает все, что в его силах, чтобы вы остались с ним. Я не хочу и не буду очернять твоего отца в твоих глазах, я видела, как он раздавлен происходящим, сколько в нем боли и гнева, но я верила… верила каждому его слову. Я разрывалась — между необходимостью вернуться в Италию, пока еще не поздно, и пониманием, что суд за право опеки может растянуться на годы. И тогда Джузеппе предложил мне сделку.
— Сделку? — переспросил Стефан каким-то не своим голосом.
— Да. Я оставляю вас с ним по своей воле, подписываю необходимые документы, а он оплатит все счета отца. Сначала я с ужасом отказалась, мы ругались почти всю ночь, кричали друг на друга, уговаривали, а под утро…
— Ты согласилась, — сказал Стефан.
Он тоже помнил ту ночь.
— Да, — Сильвия не сводила с него глаз, она даже сделала движение в его сторону, но остановила себя. — Единственное условие, которое я поставила — возможность писать вам. Джузеппе сказал, что будет передавать вам мои письма после того, как прочтет их, и отправит мне ответ, если вы этого захотите. Но единственное письмо, которое я получила за все эти годы, было от Деймона. Я написала ему, когда Джузеппе, видимо, настолько надоели мои письма, что он дал мне его отдельный адрес. Но Деймон лишь подтвердил ваше нежелание знать меня. Мне понадобилось еще несколько лет, чтобы снова набраться смелости и написать уже тебе...
Стефан смотрел на нее в недоумении.
— Но я в глаза не видел никаких писем, — сказал он. — Ни в детстве, ни потом.
Сильвия коротко ругнулась по-итальянски.
— А ведь я верила ему. Я понимала, что он может влиять на ваше решение и говорить… разное, но я не думала, что он пойдет на обман, — она прикрыла глаза и покачала головой. — Конечно, я была раздавлена, когда спустя несколько месяцев поняла, что ответа не будет… но на самом деле, это не главное.
— Нет? — спросил Стефан, который все еще пытался осмыслить эту информацию.
В любом другом случае он бы не удивился решению отца — вырывать с корнем привязанности, которые старший Сальваторе по той или иной причине посчитал обременительными, было полностью в его духе. Но когда речь шла о матери его детей, о самих детях… как ему хватило самоуверенности решать за них?
— Письма были всего лишь первым пунктом моего плана, — приглушенно сказала Сильвия. — Я хотела, чтобы вы не забывали меня, чтобы, когда я за вами вернусь… — она замолчала, прикусив губу, но по щекам все-таки покатились слезы.
— Ты хотела за нами вернуться?
— Конечно, Стефан, я хотела, я очень хотела, — она кивнула несколько раз.
— Но почему тогда?..
Она молчала. Так долго, что он понял — ответа не будет. Потому что его нет. Должно быть, к тому времени, как это стало возможным, здесь у нее началась новая жизнь. Она вернулась на родину. Потеряла отца, но встретила Тео. Вышла замуж, родила дочь… Бывшему мужу с двумя детьми в этой жизни попросту не было места. А несколько отправленных в год писем оказались удобным средством, чтобы успокоить совесть.
Стефан понимал, что злится, но ничего не мог с этим поделать. Все вокруг лгали ему, причем, как выяснилось, с самого детства. Что изменили бы эти письма в его жизни? Может быть, ничего, а может быть — все. По крайней мере, он бы знал, что мать помнит о нем. Пусть у нее и не хватает смелости или желания перелететь Атлантику ради них с братом. И если бы он отвечал на эти письма, кто знает… Но это был скользкий путь, и Стефан сам же себя одернул. От того, что он будет перекладывать вину с одного родителя на другого, ничего не изменится. И все, чего ему сейчас хотелось, это пройтись в одиночестве по темной, пустой улице, а потом забыться в объятиях Бекки, которая не станет задавать вопросы, если он сам этого не захочет.
Стефан поднялся, в нерешительности глядя на плачущую мать. Ему недоставало сил просто так взять и уйти, но и утешить ее он не мог.
— Я рад, что мы поговорили, — сказал он. — И теперь я, пожалуй… — он посмотрел в сторону двери.
— Да, прости, — Сильвия быстро вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Конечно, иди. Бекка мне нравится, хорошая девочка, — сказала она, словно не удержавшись, и Стефан вдруг улыбнулся этой такой обыденной реплике.
Они встретились взглядами, и на мгновение в комнате будто стало светлее. Сильвия протянула Стефану руку, и он в ответ неловко сжал холодные пальцы. И тогда что-то большое и горячее толкнуло его в грудь. Он быстро шагнул и обнял ее, позволив себе эти несколько секунд вне времени и обид. А затем, коснувшись губами темных с пепельной проседью волос, быстро вышел из комнаты.
Она права. Он едва ли сможет когда-то простить ее. Или понять. Но она была его матерью, и не было силы, способной изменить это.


______________________________________
* На одном из этажей Гирландины находится довольно необычный экспонат — «самое знаменитое ведро Италии». Ведро, некогда ставшее причиной или скорее символом войны между Моденой и Болоньей. В 1325 году оно было вывезено победителями-моденцами из Болоньи в знак их воинской славы. С тех пор предпринимались неоднократные попытки похищения ведра, но оно неизменно возвращалось на свое законное место. (Правда, с некоторых пор в башне висит копия ведра. Очевидно, чтобы защититься от коварных болонцев.)



** Геминиан Моденский — второй епископ Модены, считается покровителем города. Захоронен в крипте Кафедрального собора.

— Елена!
Голос Ника настиг ее почти на выходе. Тихонько ругнувшись, Елена обернулась и попыталась придать своему лицу выражение вежливого интереса. Вышло, судя по понимающей усмешке Макларена, не очень, но ее опоздание уже давно вышло за все возможные рамки приличия.
— Ну извини, — фыркнул Ник без всякого раскаяния. — Неббит велел догнать тебя — пришли результаты миссис Чеминг. Он решил, что ты захочешь посмотреть их сегодня. И, по всей видимости, был не прав, — он помахал стоявшему за стеклянной дверью Деймону.
Тот сдержанно кивнул в ответ.
— Нет, я… — Елена тоже посмотрела на Деймона, потом на папку в руках Ника, потом снова на Деймона — если она начнет сейчас разбираться в результатах всех назначенных Чеминг исследований, это займет не меньше получаса. А то и больше. — Да, я бы хотела, — она потянулась за папкой, но Ник в последний момент убрал руку.
— Давай так, — сказал он. — Ты же доверяешь мне как врачу?
— Да, конечно, но…
Елена прикусила губу, испытывая мучительное искушение согласиться на что угодно и сбежать уже из клиники — последние несколько дней выдались весьма напряженными. И Ник действительно был отличным диагностом, несмотря на все свое раздолбайство. Но ведь отвечать за его решение будет она, и прежде всего — перед самой собой.
— Давай так, — прекрасно понимая причину ее колебаний и ничуть не обижаясь, сказал Ник, — я внимательно все посмотрю и, если там что-то срочное, приму решение. Но сначала напишу тебе: почему, что и как. А ты или подтвердишь, или уже сделаешь назначения сама завтра утром. Идет?
— Идет, — решилась Елена, улыбнувшись ему с благодарностью. — И чего это ты такой добрый? — сощурилась она.
— А я вообще добрый, — хмыкнул Ник. — У меня тут вся ночь впереди, к тому же я верю в первое священное правило, которое гласит: ты мне, я тебе.
— Точно. Кажется, мои долги тебе становятся неподъемными, — делано вздохнула Елена, которая на самом деле выручала и подменяла Ника столько раз, что невозможно было сосчитать.
— Рад, что ты помнишь! — он поднял вверх указательный палец. — Ну и еще я знаю, как с нашим графиком сложно вырваться на свидание…
— Это не свидание, — тут же отговорилась Елена. — Мы с Деймоном просто друзья.
— Как скажешь, — пожал плечами Ник. — Слушай, — снова окликнул он ее, когда свежий прохладный воздух уже дразнил Елену обещанием свободы. — Может, тогда присоединишься к нам в эту пятницу? Ничего такого, обычные посиделки коллег в баре, зато Рик будет в восторге…
Елена закатила глаза. Старший ординатор Аларик с самого первого дня в клинике почему-то счел своим долгом взять новенькую под крыло. Сначала это была просто неуклюжая опека, которая хоть временами и досаждала, но все же была по-своему приятна, но затем переросла в такой же неуклюжий флирт и ухаживания, от которых Елена уже откровенно пряталась.
— Почему бы и нет, — сказала она, с удивлением отмечая, что действительно не прочь провести время с коллегами и даже готова потерпеть преследующий ее по пятам взгляд Рика.
— Отлично, — Ник махнул ей папкой на прощание, развернулся и ушел вглубь клиники.
А Елена наконец выскочила на улицу, поскользнулась и угодила прямиком в объятия Деймона.
— Боже, прости, пожалуйста, — смеясь и немного смущаясь, сказала она. — Еле вырвалась.
— Все нормально, — Деймон улыбнулся и, только убедившись, что она крепко стоит на ногах, убрал руки. — Только давай уже уберемся отсюда, пока тебя не засосало обратно.
Елена согласно кивнула.
— Мы ведь еще успеваем? — с тревогой спросила она.
Деймон глянул на часы — в тяжелой металлической оправе, с черным циферблатом, стильные и очевидно дорогие. Елена мельком подумала, что, кажется, видит их впервые.
— До закрытия выставки больше двух часов, успеем, — сказал он, распахивая перед Еленой пассажирскую дверцу.
— Хорошо, — с облегчением сказала она, скрываясь в теплом салоне.
Она действительно хотела попасть на эту выставку, как и провести еще один вечер в обществе Деймона Сальваторе.

Пока машина плавно скользила по мягко освещенным, тонущим в сумрачном мареве улицам, Елена пыталась припомнить, сколько их уже было — этих вечеров. И не только вечеров. А началось все с того самого завтрака, который оказался сытнее любого ее обеда.
«Это больше похоже на запеканку, чем на омлет, — заметила Елена тогда, отодвигая от себя тарелку и откидываясь на спинку стула. — Если итальянцы так завтракают, неудивительно, что потом им нужна сиеста».
«Вообще-то сиеста это послеобеденный отдых».
«Еще и обед?» — Елена округлила глаза, и они рассмеялись.
Всю неловкость они оставили еще по пути в супермаркет, где болтая и подшучивая друг над другом, с особой тщательностью выбирали будущие ингредиенты для фритатты.
«Ты совсем не смыслишь в готовке, женщина! — скорбно заявил тогда Деймон. — Помидоры должны пахнуть помидорами, а не куском пластика».
В ответ Елена запустила в него пучком зелени.
«О, а это нам пригодится», — заявил он, ловко поймав импровизированный снаряд и отправляя его в корзинку.
Потом они готовили, точнее, готовил Деймон, а Елена выполняла небольшие поручения или с интересом наблюдала за тем, как ловко ему удается любое дело — будь то взбивание белков, натирание сыра или нарезка овощей. Деймон рисовался, но, даже понимая это, Елена наслаждалась устроенным для нее кулинарным шоу, позабыв о тревогах этого утра.
Они вернулись к ней тридцать первого декабря, когда под бой курантов ее губ коснулись губы Деймона. Они были мягкими, чуть прохладными, с шипучим привкусом шампанского и охватившего их бесшабашного веселья.
«С новым годом, Елена!»
«С новым годом, Деймон».
Она улыбалась, игнорируя кольнувшее в груди смутное чувство. Да и какая уж теперь разница? Момент, когда в этом общении можно было поставить точку, упущен, и Елена не жалела об этом. Им действительно было хорошо вместе, а поцелуй, в конце концов, всего лишь очередная дань новогодней традиции.
«Знаешь, что…» — выдохнул Деймон, пристально вглядываясь в ее лицо.
«Что?»
«Нет, ничего, — он отпустил ее руку и окинул взглядом взбудораженную толпу. — Хочешь глинтвейн? Или мы можем пойти куда-нибудь погреться».
«Глинтвейн — отличная идея», — сказала Елена.
Ей не хотелось покидать площадь. Люди вокруг кричали, поздравляли друг друга, пили шампанское, они обнимались и танцевали, а в воздух то и дело взлетали фонтаны искр или конфетти. Воздух наэлектризовался, вибрируя от охватившей их эйфории.
Потом Елена делала горячие, пряные глотки, смотрела на распускающиеся в небе огненные цветы и чувствовала себя частью всего этого. И была счастлива. Так, как очень давно не была. И, пожалуй, оно стоило того, чтобы рискнуть и снова впустить кого-то в свою жизнь. В конце концов, Деймон в чем-то прав: без риска сама эта жизнь превращается в суррогат, безопасный, но пресный до тошноты.
С той хмельной и веселой ночи они успели еще дважды побывать в кино — на какой-то приторной мелодраме и заумном, мрачном артхаусе, а потом смеялись в голос, обсуждая увиденное в ближайшем кафе. Гуляли по городу, и Деймон показал Елене административное здание, которое когда-то проектировал в составе рабочей группы, а потом ужинали в небольшом азиатском ресторанчике. А однажды отменили все свои планы, потому что в город ожидаемо пришла оттепель, и просидели весь вечер у телевизора с вином и попкорном.
«Ванильное небо?» — отозвался тогда Деймон на первое пришедшее ей на ум название, странно на нее взглянув.
«Да, — сказала Елена и тут же спохватилась, — ох, прости. Давай выберем что-то другое. Просто я люблю этот фильм, и не подумала, что…»
«Ты не должна извиняться, — прервал он ее. — Это глупо. Невозможно вычеркнуть любое напоминание. В конце концов, люди попадают в аварии каждый день, — с расстановкой проговорил он. — Мы посмотрим твой фильм, но с одним условием…»
«С каким?»
«Потом мы посмотрим мой!»
Помедлив, Елена кивнула, все еще не уверенная, что это хорошая идея. Когда пошли первые кадры, она обеспокоенно поглядывала на Деймона, но потом как обычно с головой окунулась в прекрасный и тревожный мир.
«Когда мы оба станем котами… — задумчиво повторил Деймон. — Почему он тебе нравится?»
«Не знаю, — Елена пожала плечами. — Наверное, потому что он о ценности настоящей жизни. И о том, что никакая, даже самая прекрасная иллюзия, никогда не сумеет ее заменить».
Деймон тогда пристально посмотрел на нее, и отчего-то Елена почувствовала себя неуютно. Но он не стал развивать тему.
«Что ж… теперь моя очередь!», — заявил он.
«Гринч, серьезно?» — фыркнула Елена, когда он объявил свой выбор, хотя на самом деле была довольна.
Она жалела зеленого ворчуна и вредину. И всегда радовалась, когда сердце его оттаивало, впуская в себе любовь и радость.

Машина остановилась, заставляя Елену вынырнуть из воспоминаний.
— Ты тихая, — сказал Деймон, повернувшись к ней. — Устала? Хочешь, я отвезу тебя домой?
— Нет, — Елена качнула головой. — Просто задумалась. И я не для того совершила этот почти героический побег, чтобы отказаться от наших планов.
— Ну, хорошо, — кивнул Деймон. — Тогда мы ненадолго.
— Это вряд ли, — сказала Елена, выходя из машины.
Она смотрела на огромную надпись на фасаде, и ее глаза загорелись нетерпением.
— «Архитектура как искусство», — прочитала она вслух. — Никогда не была на архитектурной выставке.
— Ну, я не уверен, что тебе понравится…
— О, перестань. Скромность тебе не к лицу! — фыркнула Елена и, порывисто взяв его за руку, потянула за собой.
Деймон чуть крепче сжал теплую ладошку и молча пошел следом. Он уже давно понял, что ошибся в Елене с первого взгляда. Огня в ней хватило бы на двоих. Просто он не причинял боли окружающим.
Едва оказавшись внутри, Елена замерла на одной из верхней ступеней широкой, сбегающей вниз лестницы, и медленно обвела огромное, поделенное на секции пространство, восхищенным взглядом.
— В самом центре — шедевры со всего мира, проекты, уже заслужившие свое место в зале почета, — сказал Деймон. — Видишь? — он показал на большую, размером с футбольное поле площадку, на которой можно было различить стенды с фотографиями и всевозможных форм и размеров макеты. — А по периметру секции участников — здесь можно найти что угодно, от напольных покрытий до готовых проектов, от обеденных стульев до мраморных колонн.
— Мраморных колонн?
— Ну, конечно. Вдруг ты решишь, что именно этой милой детали не хватало в твоей гостиной.
— На самом деле я думала об этом, — со всей серьезностью сказала Елена, и Деймон фыркнул.
— Но… здесь и за неделю не управишься, — заметила Елена, глаза которой уже подмечали необычной формы светильники, причудливую, но казавшуюся уютной мягкую мебель, самого разного вида закрытые секции, в которые так и тянуло заглянуть.
— На самом деле я думал, что мы посмотрим только центральную экспозицию, — сказал Деймон. — Но если тебе хочется…
— Мне хочется, — тут же отозвалась Елена. — Да и тебе, наверное, тоже, — она пытливо взглянула на него.
Деймон промолчал, но Елена видела, что угадала.

Прошел час, а они по-прежнему так и не добрались до середины зала. Елена с любопытством рассматривала все, что попадалась им по пути, кроме откровенно специализированных секций, а вскоре и Деймон перестал изображать равнодушие и с головой окунулся в родную стихию. В конце концов, у него намечался проект, и было бы неплохо познакомиться с новинками рынка и напомнить о себе.
Его узнавали. Здоровались. Вежливо улыбались, жали руки, заводили беседы и вручали толстенные, пахнущие свежей краской буклеты.
— А вы тоже архитектор, мисс…
— Гилберт, — подсказала Елена очередному представителю. — Нет, — покачала она головой с улыбкой.
— Дизайнер?
— Нет-нет, я врач. А здесь я просто как, — она хитро глянула на Деймона, — поклонница.
— Понимаю, — закивал тот. — Все мы любим проекты Сальваторе-групп и мистера Сальваторе в частности. И надеемся на его скорое возвращение в мир большой архитектуры.
— Болван, — буркнул Деймон, когда они, наконец, распрощались и отошли на пару шагов.
— Да ладно тебе, он просто хотел быть милым.
— У него не вышло, — мрачно заявил Деймон, которому не слишком понравилось какое-то раздражающе липкое внимание консультанта к Елене. Он огляделся по сторонам. — Хочешь кофе? Или чай? Глоток шампанского?
— Чай будет в самый раз, — сказала Елена, проследив за его взглядом — в нескольких секциях от них расположилось небольшое кафе, но все его немногочисленные столики были заняты. — Но, если честно, мне жаль тратить время на ожидание.
— Ничего, я скоро. Возьму с собой, — сказал Деймон. — Только не уходи далеко.
— Буду поблизости, — пообещала она.
Какое-то время Елена действительно бродила в двух ближайших секциях, едва сдержав смех, когда наткнулась на пресловутые колонны. Впрочем, там были не только они, а еще и фонтаны со скульптурами, а также огромное количество образцов самого разного камня, так что, в конце концов, Елена даже увлеклась. Да, может ей колонны были и ни к чему, но в доме тех же Локвудов они смотрелись прекрасно. Елена любила особняк мэра, в детстве он напоминал ей сказочный дворец, где по всем канонам и случился ее самый первый бал. Ультрамариновое платье в пол, сапфировые серьги… Ее парой был Метт, и хотя в то время у них все было хорошо, в какой-то момент Елена остро ощутила странную пустоту. Она тогда подумала о родителях, но сейчас ей пришло в голову, что, возможно, дело было не только в них. А в тех эмоциях, которые вызывал, а точнее — не вызывал в ней Метт. На мгновение она представила напротив себя Деймона, в черном пиджаке, с зачесанными назад волосами, между их ладонями не больше дюйма… по телу пробежала волна дрожи, и Елена испуганно одернула себя. Да, Деймон хорош, он привлекателен, умен, и они отлично проводят время вместе. Но он ее друг, а еще — он принадлежит другой. Возможно, ей стоит почаще напоминать себе об этом.
Встревоженная этими мыслями, она вышла через второй выход, сделала несколько быстрых шагов и вдруг замерла. «Сальваторе групп» гласила крупная серебристая надпись над очередной секцией, и, прежде чем она успела развернуться и уйти, ее глаза встретились с глазами довольно привлекательного мужчины примерно вдвое старше нее. Очевидное сходство не оставило место сомнению. Елена знала о конфликте Деймона с отцом лишь в общих чертах, но не считала себя вправе вмешиваться. Но ведь он-то ее не знает… Однако взгляд Сальваторе-старшего говорил об обратном. Он рассматривал ее пристально и как будто с недоумением. Елена сделала крохотный шажок назад, чувствуя на себе всю тяжесть этого взгляда.
— Мисс? — наконец заговорил он, приближаясь. — Я могу вам помочь?
Во всей его фигуре, в манере двигаться и говорить ощущалась властная твердость.
— Нет, не можешь, — раздался за спиной у Елены ледяной голос, и она круто обернулась, едва не выбив из рук Деймона подставку с напитками.
— Прости, — сдавленно проговорила она, отчего-то испытывая жгучую вину.
— Тебе не за что извиняться, — взгляд Деймона на секунду смягчился. — Это я забыл тебя предупредить, — он холодно посмотрел на отца.
— Сальваторе-групп всегда участвует в выставках, Деймон, — сказал его отец, и Елена отметила, что голос его звучал вполне мирно. — Ты не мог этого не знать.
— Конечно, я знал. Но рассчитывал, что здесь хотя бы не будет тебя, — процедил Деймон, и Елена украдкой оглянулась, надеясь ретироваться с поля боя.
Было слишком неловко оставаться свидетельницей чужих семейных разборок.
— А я наоборот, сын, — сказал Джузеппе, и сердце Елены дрогнуло. — А теперь, может, ты вспомнишь о манерах и представишь мне свою спутницу?
Деймон упрямо сжал губы и слегка потянул Елену к себе. Но она вдруг поддалась сиюминутному порыву и неуверенно улыбнулась его отцу.
— Елена. Меня зовут Елена Гилберт.
— Джузеппе Сальваторе, — он протянул руку, и она вложила в нее свою ладонь. — Очень приятно, мисс Гилберт.
Рукопожатие вышло уверенным, но галантным и мягким, словно он признавал ее право на хрупкость. Возможно, кого-то это могло покоробить, но Елена, выросшая в городке, по сей день чтившем традиции старого юга, не испытала ничего подобного.
— Ну, раз с бессмысленными ритуалами покончено, мы можем продолжить? — с показным пренебрежением сказал Деймон, и Елене не оставалось ничего иного, как согласно кивнуть.
— Деймон, — окликнул отец, когда они уже повернулись, чтобы уйти. — Буду рад видеть вас с мисс Гилберт в нашем доме. Приходите на обед или ужин… в любое удобное для вас время.
Что-то дрогнуло в лице Деймона в ответ на это предложение. Уголок его рта дернулся, словно он собирался ответить, но в последний момент сдержал себя или же не был уверен в том, что хочет сказать. Взяв Елену под руку, он увел ее от стенда, на котором она успела разобрать, в том числе, их с братом имена.
До центра зала они шли в молчании. Елена делала маленькие глотки чая и почти не смотрела по сторонам.
— Извини, — первым заговорил Деймон. — Отец, он…
— Все нормально, — покачала она головой. — Ты не должен мне ничего объяснять. Лучше проведи для меня экскурсию.
Она окинула взглядом раскинувшуюся перед ними выставку — небоскребы и величественные мосты, фантастического вида дорожные развязки и парковые группы, старинные особняки и подвесные сады — поражающие своей детализацией макеты, фото и чертежи. У них было слишком мало времени, чтобы посмотреть все, но достаточно, чтобы отвлечь Деймона от переживаний.
— С удовольствием, — рвано выдохнув и проведя по лицу ладонью, он с готовностью подвел ее к первому экспонату.

— Как не хочется уходить, — со вздохом сказала Елена, когда до закрытия оставалось всего несколько минут.
Они сделали круг и уже во второй раз стояли напротив макета Эмпайр-стейт-билдинг.
— Его, конечно, надо видеть вживую, — сказал Деймон. — Да все надо. Ты была в Нью-Йорке?
— Нет, — она покачала головой. — Но очень хочу.
Деймон остро взглянул на нее.
— А я ведь собирался переехать в Нью-Йорк одно время, — сказал он, когда они уже направлялись к выходу вместе с другими, такими же припозднившимися посетителями.
— Правда? В самое логово янки? — лукаво переспросила она. — Конфедерация тебе не простит!
— Пфф, — фыркнул Деймон. — Я, конечно, люблю все эти сумасшедшие парады, кринолины и южную гордость, но, во-первых, я наполовину итальянец, а во-вторых — это же совсем другие возможности.
— А я бы, наверное, не смогла, — уже серьезно сказала Елена. — Не буду говорить, что не думала об этом... думала. Как и многие, наверное. Но потом поняла, что это не для меня.
— Слишком много севера для южной барышни? — насмешливо уточнил Деймон, и Елена тихонько фыркнула.
— Может и так, — сказала она. — Хотя это и ужасно не по-джентельменски.
— Никогда не претендовал на эту роль.
— И что же тебе помешало? — спросила Елена, пока Деймон помогал ей надеть пальто.
Она была почти уверена, что знает ответ, поэтому искренне удивилась, услышав спокойное:
— Не хотел оставлять Стефана одного, — Деймон помолчал. — Но может и стоило, — тихо прибавил он.
До машины они шли в молчании. Ушедшее было напряжение от встречи с отцом вернулось, и Елена не могла не замечать этого.
В салоне было прохладно. Деймон завел мотор, включил обогреватель, но не спешил трогаться, сложив руки на руль и глядя прямо перед собой.
— Скажи… если бы отец не одобрял твой выбор, ты хотела бы знать — почему?
— Ну, начнем с того, что я отдала бы все на свете, чтобы просто услышать его голос, — сказала Елена.
— Да, ты права. Извини…
— Но это нечестный ответ, — продолжила она спокойно. — Потому что если бы папа был жив, мы бы точно также ругались и спорили, хотя, честно сказать, у нас это случалось довольно редко, — она помолчала. — И да, Деймон. Я хотела бы знать. Не для того чтобы сделать так, как он считает правильным, а просто чтобы попытаться понять.
Деймон повернул голову. Ей казалось, он ищет в ее глазах ответ на какой-то еще, не заданный, но терзающий его вопрос. Но вот он отвел взгляд, завел машину, посмотрел по зеркалам и тронулся с места.
Она не стала говорить, что недавно у нее состоялся очень похожий разговор с другим ее отцом. Они с Джоном встретились за ужином в его любимом ресторане, чтобы поздравить друг друга с Новым годом и обменяться новостями. Елена не посчитала нужным скрывать от отца знакомство с Деймоном. Он выслушал ее внимательно, сосредоточенно, как делал это всегда. А потом посоветовал быть осторожной.
«Для этого парня ваше общение всего лишь способ справиться с собственной болью. Ты ведь это понимаешь?»
Она кивнула, и больше Джон к этой теме не возвращался.
Его слова почти не задели. В конце концов, это было правдой. Да и разве она сама не занималась тем же? Не пыталась компенсировать этим общением потерю Сэма?
А еще Деймон не был ее парнем. И никогда не будет.
— Елена, — голос Деймона заставил ее чуть вздрогнуть и вопросительно посмотреть на него. — Спасибо тебе.
Деймон нашел и сжал ее руку.
Она не стала спрашивать за что. Только улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ.