В баре стояла духота, музыка была назойливой и громкой, а веселье сомнительным и вымученным. И Бонни уже давно бы ушла домой, если бы не Сальваторе-старший и странное чувство, что она не может и не должна оставлять его здесь. А вообще-то он уже единственный Сальваторе, подумала Бонни и ощутила знакомую грусть. Что бы там ни было, все они были командой, такой вот отчаянной, неорганизованной, периодически пытающейся – и порой весьма успешно – друг друга прикончить командой, и все же они дружили, любили, переживали и жертвовали собой. Возможно, даже слишком часто…
Снова взглянув в сторону Деймона и не найдя его на прежнем месте, Бонни ощутила легкое, едва ли объяснимое беспокойство, но ее пропажа быстро нашлась.
- Давай сегодня напьемся! – Выныривая из толпы с этим предложением Деймон поставил на стол стакан с виски, бокал с мартини и уселся напротив Бонни, которая уже давно исподволь наблюдала за тем, как он угрюмо опрокидывает в себя алкоголь возле барной стойки.
- Мне кажется, ты и без меня…
- Знаешь, в детстве я не мог понять одной вещи, - прервал ее Деймон, перестав бесцельно скользить взглядом по темной массе танцующих, и в упор посмотрел на Бонни.
- И какой же? – темная бровь вопросительно изогнулась, подтверждая согласие Бонни участвовать в его очередном маленьком представлении, негласную поддержку и понимание того, что ему отчего-то хреново, и ей на это отнюдь не плевать.
- Я не мог понять, почему злодеи так настойчиво пытаются прикончить добряков. Ну, то есть, это же бред – если кто-то не мешает тебе жить, так, спрашивается, какого черта, мм? Но потом… - Деймон замолк, снова посмотрев в зал, туда, где на танцполе извивались под музыку два подтянутых, едва прикрытых одеждой тела.
Разметавшиеся по плечам волосы – светлые и темные – смешивались в один блестящий, монохромный водопад, когда девушки прижимались друг к другу спинами и округлыми ягодицами, а иногда две тонкие руки скользили вверх и собирали их над оголившейся шеей в сексуальном, заигрывающем жесте. Было в этом что-то равно притягательное и отталкивающее, вскользь подумала Бонни, и вновь сосредоточилась на Деймоне.
- Но потом? – она мягко коснулась его ладони кончиками пальцев.
Он вздрогнул, быстро перевернул ладонь и ненадолго поймал их в теплый и тесный плен, чтобы сразу же отпустить.
- А потом я понял, что добряки, на самом деле, ужасно утомительные, аморфные, а зачастую и лицемерные говнюки, которые реально учат других, как жить, и таким образом мешают это делать, - сказал он, при этом в глазах его не было ни едкой иронии, ни раздражения, только уже знакомая усталость и тоска.
- Ты кого-то конкретного…
На этот раз Деймон посмотрел прямо на Елену – так, что ошибиться было невозможно – а затем снова на Бонни.
- Ты не можешь быть объективным, - дипломатично возразила та, - Елена твоя бывшая девушка и моя…
- Бывшая подруга, - вполголоса закончил за нее Деймон, делая глоток.
- Подруга, - чуть громче сказала Бонни и тоже взялась за бокал, в глубине души прекрасно понимая, что Деймон прав.
Время шло, и отношения внутри их маленькой, каким-то чудом выжившей группки менялись, точнее – если она и осталась, то только номинально, в такие вот дни, как этот, когда Елена и Кэролайн приезжали из колледжа, чтобы немного «растормошить их» и рассказать пару-тройку десятков скабрезных историй из студенческой жизни.
Из них троих именно Кэролайн довольно быстро вернулась к нормальной жизни, и едва ли это кого-то удивило – она всегда была жизнестойкой, непрошибаемой оптимисткой с целой программой реабилитации и ворохом планов на жизнь, таких же ярких, как ее платья. Это не значит, что Кэролайн не было больно. Было. Но она как никто умела проживать эту боль, не застревая в ней, и, в конечном счете, превращать ее в ресурс. Особый, драгоценный и, по всей видимости, врожденный дар. Ни Бонни, ни Деймон им не обладали, поэтому даже не пытались делать вид, что хотят забыть все случившееся и жить дальше. И как Елена ни старалась, она не сумела ни осознать, ни принять произошедшие в них перемены. Она долго и много расспрашивала, читала записи, уточняла детали, но каждый раз, стоило Бонни упомянуть об очередной опасности, встречавшейся им на пути, как в ее глазах появлялось непонятное отчуждение, и лишь со временем Бонни поняла почему.
«Знаешь, наверное, его поступок и правда, был ужасно эгоистичным, но я могу его понять… - обронила Елена как-то, имея в виду желание Деймона дождаться ее пробуждения в гробу. – Вполне вероятно, что я и сама поступила бы также. Ведь тогда мне не пришлось бы рисковать возможностью снова увидеть его…»
В ответ Бонни промолчала. Да и что ей было сказать? Что Деймон бросил ее одну в беде? Что каждый раз, когда он «рисковал возможностью снова увидеть Елену», он спасал кого-то из их общих друзей, или своего брата, или – саму Бонни? Впрочем, Елена и сама тогда поняла, что сказала лишнее, и больше к этой теме не возвращалась. Да больше было и не нужно. После смерти Энзо, после всего, что они пережили, что-то изменилось и в самой Бонни. И теперь она тоже понимала, почему иногда «злодеи так не любят добряков».
Усмехнувшись своим мыслям, она вновь посмотрела на Деймона и ощутила знакомый укол в сердце – она волновалась за него, и скрывать это дальше становилось все сложнее. Нельзя было сказать, что он выглядел удрученным или страдающим, с другой стороны, про него теперь вообще сложно было сказать что-то определенное. Раковина захлопнулась, и об истинных мыслях и чувствах Деймона Сальваторе можно было только догадываться. Даже его шутки растеряли свою остроту, да и бросал он их изредка, лениво и словно бы нехотя. Приоткрывался он крайне редко и только ей, чаще всего в форме таких вот легких, ничего не значащих бесед. И это Бонни тоже прекрасно понимала. Поэтому, помолчав немного, она все же решилась на вопрос, который уже давно и хотела, и боялась задать:
- Деймон… почему ты, - ей пришлось остановиться и прочистить горло, которое отчего-то сдавило, - почему ты просто не уедешь? – наконец закончила она так тихо, словно это было чем-то неловким.
- А ты? – он пристально посмотрел на нее.
Бонни сглотнула, на секунду растерявшись под этим взглядом. А ведь действительно...
- Я…
- А поехали вместе, а, Бон-Бон? – его глаза зажглись знакомым блеском, в них появилось что-то диковатое, хмельное - давно позабытое и в то же время совершенно новое, незнакомое. – Нет, я серьезно, помнишь, как было здорово тогда, в Европе?
- Тогда в Европе мы спасали свои шкуры и искали способ разбудить Елену, - напомнила Бонни.
- Ну так теперь миссия выполнена – хехей… - Деймон отсалютовал ей стаканом и снова выпил. – Так что можно, нет – нужно, подумать и о чем-то другом.
- Деймон, я… - Бонни вдохнула поглубже и приготовилась объяснять вроде бы очевидные вещи, но он не дал ей.
- Я знаю, что ты хочешь сказать. И знаю, почему ты не уезжаешь. А ты знаешь, почему не уезжаю я. Но ведь все это на самом деле в прошлом, понимаешь, Бон-Бон?
Бонни отвела взгляд.
- Ээ, нет, посмотри-ка на меня, - Деймон протянул руку и бесцеремонно развернул ее лицо к себе за подбородок, - я серьезно, Бонни. Мы отдали всю дань прошлому, которую только могли. Ты так точно. И послушай, Энзо был отличным парнем, хотя, честно тебе скажу, я был несколько удивлен – и не уверен, что приятно, когда вы так быстро спелись, но уже довольно, Бонни. Правда. Довольно. Ты должна жить. Должна двигаться дальше. И не в этом захолустье. О, знаешь, что я придумал? – заметив, как она нахмурилась, воскликнул Деймон, возвращаясь к шутливому тону. – Я тебя обращу! Точно, я тебя обращу, и мы будем вместе путешествовать по миру. Потому что иначе… иначе я просто сдохну от скуки, когда тебя не станет. Ведь, несмотря на всю свою магию, ты не сможешь жить вечно – если вообще не самоубьешься раньше времени из-за очередного простофили вроде Гилберта-младшего, а я больше не могу себе позволить никого терять. Особенно, - он одним махом допил остатки, - тебя… друзей.
- Вот уж ни за что, - фыркнула Бонни, прекрасно видя, что за показной веселостью кроется нечто гораздо большее. Она все еще ощущала прикосновение его большого пальца на подбородке и никак не могла отделаться от соблазнительного видения - двое близких, дорогих друг другу людей, прошедших огонь и воду, путешествуют по миру, наслаждаются его красотами, забредают в самые необычные и неожиданные места, снова оживают и чувствуют... – А если ты так не хочешь терять меня, то, возможно, не стоило снова обращаться, - сказала она с несколько большей серьезностью, чем следовало бы.
Но она действительно не понимала. Сначала даже подумала, что это была своеобразная месть Елене – ведь он сделал это сразу же, стоило им разойтись, но со временем отказалась от этой мысли. Деймон не выглядел настолько расстроенным или обозленным этим разрывом, чтобы делать что-то сгоряча. Хотя, возможно, он просто хорошо это скрывал. Да и весь сегодняшний разговор – не оттого ли, что на этот раз Елена приехала в Мистик Фоллс со своим новым увлечением, длинноволосым, молчаливым и томным гитаристом по имени Барри, которое, если верить Кэролайн, становилось все серьезнее?
- Пфф, человечество веками ищет секрет бессмертия, - фыркнул Деймон, вновь завладевая ее вниманием. - Глупо по доброй воле отказываться от такого дара, тем более, что уже съел на этом собаку…
- Да не одну, - не удержалась Бонни.
- Вот именно, - подчеркнуто согласился Деймон. - Короче говоря, все нормальные люди хотели бы этого.
- Я вот не хочу, - пожала плечиками ведьма, так знакомо вздернув подбородок, что в глазах Деймона заплясали смешинки.
- Я сказал, нормальные, Бон-Бон, - почти ласково возразил он, глядя на нее со странной смесью теплоты и сожаления.
Смутившись этого взгляда и чего-то еще, давно и неосознанно ее тревожащего, она допила одним махом мартини и по возможности беззаботно улыбнулась:
- Идет! – Брови вампира поползли вверх в молчаливом удивлении. – Идет, давай сегодня напьемся…

Остаток вечера Бонни помнила какими-то сумбурными сценами-вспышками. Нет, она не напилась до бессознательного состояния, хотя стараниями Деймона и перевыполнила свою норму на полгода вперед, но именно сам вечер вызывал у нее это головокружительно-тошнотворное чувство несущейся на дьявольской скорости карусели. Хотя были и приятные моменты – то, как они отплясывали с Деймоном на глазах у слегка опешивших Елены и Кэролайн, потому что если к знаменитому стриптизу Деймона Сальваторе они успели привыкнуть, то к полустриптизу от Бонни Беннет – едва ли. Потом они смеялись, много смеялись, и вспоминали – и хорошее, и плохое… А потом явилось это долговязое недоразумение, новый бойфренд Елены, и они с Деймоном – пусть это было и не слишком тактично с их стороны – здорово позабавились, втихаря наблюдая за их странными, но исполненными истинно актерского драматизма разборками. Впрочем, удалилась парочка все равно вместе, а вскоре и они выбрались на свежий воздух, и вот тут…
Бонни крепче сжала кружку с остывшим кофе, в который раз проигрывая в голове один и тот же момент, какие-то две-три минуты, которые заслонили и запутали собой все, что происходило до и после них.
Неожиданно, так что Бонни испуганно ойкнула, Деймон прижал ее к стене за углом бара и, впившись в лицо жадным, изучающим взглядом, проговорил:
- Ну давай же, Бонни, соглашайся! Давай свалим из этой чертовой дыры! Я бы давно уехал, но…
И без того затуманенный алкоголем разум Бонни отчего-то окончательно сдал именно в этот момент, когда Деймон был так близко, когда одна его рука слегка сжимала ее плечо, а его тело было практически прижато к ее.
- Я, я… - залепетала она совершенно недостойно для ведьмы Беннет, прекрасно понимая, что стоило бы одернуть зарвавшегося Сальваторе, и не находя сил сделать этого. И тогда в ее мозгу вспыхнуло спасительное имя, которое давно уже стало для нее своеобразным оберегом, символом всего хорошего и светлого, что было в ее недолгой жизни. – Энзо…
Но вопреки ее ожиданиям имя друга не только не отрезвило Деймона, а напротив, обозлило его.
- Черта с два! – почти рявкнул он. - Черта с два я позволю тебе и дальше прятаться за этим парнем, которого даже нет в живых. Скажи-ка мне, Бон-Бон, - он наклонился совсем низко, так что она ощущала его дыхание на своем лице, а кончики его пальцев мягко очерчивали ее скулу, двигаясь в такт произносимым словам, - только честно… когда вы с Энзо были вместе… неужели ты ни разу… не представляла на его месте… меня?.. – его ладонь скользнула ей на затылок, и прежде чем ошарашенная таким вопросом Бонни успела что-либо сообразить, его губы прижались к ее в напористом, обжигающе неправильном поцелуе.
Бонни показалось, что она задыхается - от жара, от этой близости, от невозможности осознать происходящее. Но самым шокирующим открытием стало то, что она понятия не имеет, как к этому относится. Ее разум кричал что-то о недопустимости, но ее тело… о, тело подводило ее по полной программе, выгибаясь навстречу рукам вампира, изнывая под его ласками, а сердце, ее бедное, израненное сердце, оно разрывалось – должно быть, от боли, но почему тогда эта боль казалась такой мучительно сладкой?.. Окончательно сбитая с толку, разомлевшая от его поцелуев и одновременно взбешенная и этим вторжением, и самим его вопросом, каким-то сверхусилием она все же сумела оттолкнуть вампира и уставиться на него гневным взглядом.
- Иди и проспись! А утром придешь ко мне с извинениями… если я позволю их тебе принести!
Круто развернувшись, она как могла уверенно зашагала прочь на ослабевших, подгибающихся ногах.

Тогда Бонни и сама собиралась поступить также – проспаться. А потом забыть случившееся. Стереть из памяти. Но план ее провалился с первых же минут, как только она осталась наедине с собой. Пролежав в кровати без сна более трех часов, Бонни спустилась на кухню, зажгла свет, налила себе чая с душистыми травами и постаралась быть с собой максимально честной.
Когда за окном стало светать, она заварила себе кофе, двигаясь медленно и осторожно, точно боясь сломать внутри что-то очень хрупкое, и вернулась в кресло. Те признания, которые она сделала себе, до сих пор не укладывались в голове, которая гудела от похмелья и бессонницы. Теперь Бонни вообще с трудом представляла, как сможет когда-либо заснуть. Она смотрела на окружающие ее, с детства знакомые вещи, и они казались ей совсем чужими, почти враждебными. Словно кто-то перестарался с резкостью изображения, сделав его слишком, до боли в глазах отчетливым. Наверное, ей все же стоило бы поспать, или хотя бы попытаться...
Эта мысль утонула в мягком звуке шуршащих по асфальту шин. Бонни считала шаги, столь явственные и почти неприлично громкие в утренней тишине, прикрыв глаза и не имея ни малейшего понятия, что сказать, как объяснить…
Он не стучал, просто толкнув незапертую дверь. Помялся где-то на пороге гостиной.
- Дурацкая была ночь… - Бонни лишь плотнее зажмурилась, стиснув кружку пальцами – его тихие, не слишком внятные слова отозвались тупой болью в затылке. – Так ты их примешь? – помолчав, неуверенно добавил он. – Извинения? И кофе, я бы еще не отказался от кофе, - уже более привычным голосом продолжил Деймон, - а то со сном как-то не задалось и…
- Я представляла, - охрипшим от долгого молчания голосом произнесла Бонни, а затем в повисшей напряженной тишине повторила тверже и увереннее. – Представляла. Не так, как ты, должно быть, думаешь, не так… мерзко. Но да, какая-то часть меня всегда знала, что наше внезапное и, как ты сказал, быстрое сближение с Энзо имело причину, которой стоило бы стыдиться. Ведь ты и Елена, и наша дружба, и твой поступок… - она резко замолчала, но все же заставила себя договорить до конца: - Но потом, потом все изменилось. Был только он, это правда, – она все же вынудила себя повернуть голову в сторону Деймона. – Почему ты молчишь, ты мне не веришь? – спросила она, сгорая от стыда и ожидая увидеть в его лице презрение или так хорошо знакомую отчужденность, но не находила ни того, ни другого.
Скорее выражение его лица можно было назвать безмятежным, и это здорово сбивало с толку.
- Верю, - легко согласился вампир и даже кивнул в подтверждение.
Он, казалось, изучал каждую черточку ее лица и фигуры, взгляд его скользил, ни на чем надолго не задерживаясь, поза была расслабленной - скрестив на груди руки, он подпирал дверной косяк плечом и, похоже, не находил ничего необычного или неловкого в сложившейся ситуации.
- Почему ты так на меня смотришь? – вырвалось у Бонни, которая никак не могла понять его поведения и того, что ждет их дальше.
Что меняло ее признание, и вообще – к чему все это? Такой странный и жестокий способ заставить ее двигаться дальше? Нет, даже Деймон не может быть настолько циничен. Или может?.. Бонни передернула плечами и сильнее закуталась в плед. На самом деле она ведь прекрасно знает, на что он способен, всегда знала, наверное, как никто – и самые темные, и самые светлые стороны его души.
- Я боюсь, - сказал Деймон.
- Я тоже, - энергично кивнула Бонни, испытывая облегчение, смешанное с тяжелым, гнетущим чувством, о котором она решила подумать позднее. – Мне слишком дорога наша дружба, чтобы… - она запнулась, понимая, что он ведь ей ничего и не предлагал. – Думаю, нам лучше просто забыть обо всем этом.
- Едва ли мы сможем, - с некоторой ленцой протянул Деймон, и Бонни вдруг вспыхнула – неужели происходящее его забавляет? – Допустим, я прихожу к тебе выпить кофе, а сам смотрю на твои губы и могу думать только о том, чтобы целовать их без остановки, - его взгляд действительно опустился к ее губам, и сердце Бонни гулко забилось в груди, а щеки уже в который раз покрылись румянцем. – А ты протягиваешь мне кофе и представляешь, каким подходящим оказался бы этот стол для…
- Я бы никогда!.. – вскинулась Бонни, перебивая его, и тут же едва не рассмеялась, увидев лукавый блеск серых глаз. – Не думаю, что нам стоит обсуждать это в таком ключе, - взяв себя в руки, сдержанно сказала она, показывая, что находит подобные шутки сейчас, мягко говоря, неуместными.
- Мы оба прошли точку невозврата, Бонни, - мягко произнес Деймон, словно разговаривая с неразумным ребенком, - я вчера, ты - сегодня. И все, что нам остается, как-то смириться с этим.
Бонни посмотрела на него с тревогой – потерять еще и его, нет, к этому она не готова. Пусть он уедет, пусть идет своей дорогой, но пусть звонит ей хотя бы изредка, пусть останется в ее жизни, интересуется ею и рассказывает о своей. Да, она допустила ошибку. Пусть нередкую, но от этого не менее досадную. Позволила себе испытывать к другу нечто большее, чем просто дружбу. И она допустила ее гораздо раньше, чем он – пусть в последнее время она замечала, что в поведении и отношении к ней Деймона стало проскальзывать нечто новое, нечто равно ее волнующее и пугающее. Но ей-то пришлось загасить в себе эту странную, показавшуюся тогда едва ли не противоестественной искру уже очень, очень давно. Правда, оказывается, она не слишком-то преуспела…
- Деймон…
- Ты опять меня не дослушала, Бон-Бон, - упрекнул он и улыбнулся, словно не в силах больше сдерживаться. – Я действительно боюсь. Боюсь поверить, что все это правда. Что я действительно могу сгрести тебя сейчас в охапку и увезти так далеко, как только захочу.
- Эй, я не говорила… - Бонни запнулась, глядя в его смеющиеся глаза, и поняла, что тоже улыбается и уже почти беззвучно смеется вместе с ним.
- Иди ко мне, я очень тебя прошу, - он распахнул ей свои объятия, так и не двинувшись с места.
Он давал ей этот, самый последний выбор, и она, задержавшись всего на мгновение, потрясенная силой пронзившего ее чувства, порхнула в его руки и крепко прижалась к его груди.
- Моя Бон-Бон, - пробормотал он ей в макушку, то целуя ее, то прижимаясь к ней носом и щекой.
Бонни в ответ лишь шумно вздохнула.
- Скажи это, - попросил он, приподнимая ее лицо за подбородок и заглядывая в глаза. – Скажи.
И словно почувствовав, как именно это для него важно, преодолевая собственное смущение, Бонни тихонько произнесла:
- Мой Деймон… - и уже увереннее добавила: - Мой.