Бонни сидит на краю кровати с прямой спиной и никак не может решить, что делать дальше. Лечь поспать? Закончить сборы? Отправиться в дорогу прямо сейчас? А может, просто сдохнуть? Отключиться от этой чертовой реальности, сбежать раз и навсегда… Эта минутная слабость заставляет ее поморщиться. Бонни знает, что никогда не сделает ничего подобного. Умереть ради кого-то? Всегда пожалуйста. Ради себя? Слишком большое расточительство.
Бонни всхлипывает. Тихонько, протяжно и как-то неестественно, сквозь зубы. Медленно, точно боясь расплескать что-то внутри, она обводит взглядом утопающую в предрассветных сумерках комнату и останавливает его на раскрытом чемодане. Вещи уложены в него аккуратными стопочками – все подряд: белье, свитера, носки, платья. Начерта ей вообще там платья? Да и где это – там?..
Новый всхлип получается чуть менее задушенным, чем первый. Уже почти хорошо, мысленно хвалит себя Бонни, и давится горечью собственного сарказма. Это не ее – иронизировать в таких ситуациях. Как и впадать в истерику. Бежать без оглядки. Это не ее. Это по большей части его. Но ведь говорят же, что люди становятся похожи в отношениях? А у них за плечами больше десяти лет. Безумных, временами невыносимых, почти невозможных… больше десяти восхитительных лет.
Бонни резко прижимает ладони к животу и сгибается пополам – проклятое рыдание застряло где-то в глотке и мешает нормально вдохнуть...
Он наорал на нее. То есть сначала он уговаривал, обнимал, пытался целовать – а она была сама неприступность. И только повторяла как попугай: «Так правильно, Деймон. Так будет правильно». В конце концов он назвал ее дурой, шарахнул кулаком по стене и ушел. Он уходил, а она была готова вцепиться ему в ноги, как собачонка. Вместо этого Бонни отвернулась, а потом сползла по стене и уткнулась лицом в колени. Внизу хлопнула дверь – он, не слишком торопясь, прошел весь путь от ее спальни до выхода, давая ей время передумать – а она в ответ лишь содрогнулась всем телом.
Оцепенение прошло не скоро, комната успела наполниться мраком, поймать несколько лунных бликов на туалетном столике и снова мягко проступить во всех своих очертаниях, когда ночь пошла на убыль. Тогда Бонни поднялась, утерла несуществующие слезы, достала из-под кровати чемодан и стала собираться – методично, спокойно, тщательно выверяя каждое движение.
А потом она просто облажалась. Позволила обволакивающему сознание белому шуму пропустить всего один образ. Елена постепенно приходит в себя. Пьет кровь. Неуверенно улыбается. И нет, они не занимаются сексом. Просто Деймон держит ее за руку, или слегка поглаживает по плечу, или… Не важно. НЕ ВАЖНО.
Он просто там. Он с ней.
Так правильно.
Так, черт возьми, правильно!
Бонни захлебывается рыданием, свернувшись в клубок на самом краю постели, зарывается лицом в ткань и хочет, чтобы это утро не наступало никогда… Она уже сделала все, что могла: нашла решение, разорвала связь и вернула то, на что не имела никакого права - любовь Деймона. Так почему бы теперь этого гребаному миру не оставить ее в покое? Но Бонни знает, что этому не бывать. Она допустила ошибку. Она позволила этому случиться. А теперь пришло время расплаты…
Бонни сжимается еще крепче, точно пытается превратиться в точку, в ничто. Мысли в голове наскакивают друг друга, раскаяние борется с ревностью, боль со стыдом, и только воспоминание о давней, девичей дружбе звучит в этой какофонии отчаяния единственной светлой нотой. Бонни пытается ухватиться за нее, сфокусироваться на лице Елены, ее руках и теплой улыбке… Но перед глазами другое лицо, она чувствует прикосновения других рук и видит улыбку совсем иного рода, скорее ухмылку, но такую родную, обращенную к ней одной – в этой ухмылке нет прежней язвительности, пожалуй, ее даже можно назвать по-своему добродушной...
Бонни стонет сквозь зубы под нарастающий гул в ушах, надсадно болит грудь и першит в горле. Где-то в доме раздаются звонкие всплески взорвавшейся изнутри посуды. Давление в груди немного ослабевает, и Бонни делает несколько прерывистых, глубоких вдохов. Ей нужно успокоиться, иначе от дома останутся одни щепки. Пожалуй, ей бы не помешала пара таблеток успокоительного, но она понимает, что не может пошевелить даже пальцем. Вместо этого, смаргивая застилающую глаза пелену, Бонни находит глазами верхушку растущего во дворе дерева. Оно слегка покачивается под дуновением ветра, словно отвечает согласием на незаданный вопрос. Постепенно веки Бонни тяжелеют, и она проваливает в благословенную темноту…

Прежде чем окончательно проснуться Бонни слышит рокот машин на улицы – слышит слишком отчетливо, словно кто-то распахнул окно в ее спальне. Ужасная мысль пронзает ее, и она рывком садится в постели, так что с нее падает одеяло, которым она не укрывалась. Снизу доносится запах кофе.
Бонни сжимает кулаки. Ногти впиваются в кожу, и она давит еще сильнее, находя отдушину в этой кратковременной боли.
Она проспала. Проспала, и теперь внизу хозяйничает… Бонни сглатывает. Да, больше некому. Это должна быть она. Кэролайн и Стефан прилетают только через два дня, а других друзей в Мистик Фоллс у нее больше нет – ведь они с Деймоном давно не живут здесь.
Бонни медленно опускает ноги на пол – тело кажется неповоротливым и тяжелым, в ожидании неминуемых объяснений отвратительно скручивает все внутренности.
Итак, ей предстоит встретиться лицом к лицу со своей виной. Ей предстоит, глядя в глаза подруге, рассказать о том, как она предала ее и продолжала предавать на протяжении десяти лет. Ей предстоит разговор с Еленой.
Что ж, может быть так оно и лучше. Может быть именно так – правильно. Поговорить и только потом уехать. Правильно.
Бонни резко выдыхает и не верит ни единому слову. Деймон был прав… Только вот, в чем именно?
Слегка пошатываясь, точно с похмелья, Бонни спускается по лестнице, на долю секунды замирая после каждого шага. На кухне определенно кто-то есть, но все звуки сливаются в неявный гул, перекрываемый стуком ее сердца. Она не смотрит под ноги, так что едва не падает, когда оказывается внизу, споткнувшись о дорожную сумку Деймона.
Ее движения становятся стремительными – радость и страх смешиваются в безумный коктейль, Бонни врывается на кухню и застывает в дверях.
Деймон варит кофе.
Он просто стоит и варит кофе.
В этом нет ничего необычного. Напротив. Это самое обычное, самое привычное, что может быть для нее на свете. И все же именно это вгоняет Бонни в ступор.
Деймон тем временем слегка поворачивает голову, улыбается кончиками губ, кивает и возвращается к своему занятию.
- Твоя сумка… в коридоре, - тихим, срывающимся голосом говорит Бонни, когда пауза слишком затягивается.
Деймон снова кивает. Он осторожно разливает кофе по чашкам и ставит их на стол. Потом смотрит на нее внимательно и спокойно, даже невозмутимо, чем пугает Бонни до чертиков. Она знает этот взгляд. Это взгляд Деймона Сальваторе, который принял решение.
- Где… - снова пытается заговорить Бонни, но умолкает, не в силах закончить.
- Елена? – подсказывает Деймон. – Дома. Ну… формально, по крайней мере, - говорит он, слегка закатывая глаза. – Ты ведь помнишь – мы переписали особняк на нее.
- Деймон, - Бонни делает крохотный шаг вперед – ей так отчаянно хочется коснуться его, ощутить его рядом, всей своей кожей, каждым нервом. Она одергивает саму себя, застывая на месте. – Деймон, мы не можем… - она запинается.
- Встречаться за спиной Елены? – снова подсказывает вампир, демонстрируя чудеса проницательности. – О, я знаю. Поэтому я рассказал ей все, - говорит он и отхлебывает из кружки. – Знаешь, этот кофе – дерьмо, я же тебе говорил, что надо взять с собой…
- Деймон! – она обрывает его на полуслове. – Как ты… как ты мог?! – возмущенно-испугано восклицает Бонни, изо всех сил стараясь игнорировать окатившую ее с ног до головы теплую волну облегчения, почти счастья от его слов. – Ты нужен ей сейчас, Деймон, - говорит она по возможности твердо, при этом чувствуя, как начинает мелко дрожать, - она столько лет пробыла неизвестно где, и для нее ты все еще…
Деймон поднимает руку.
- Ты говорила это вчера, - напоминает он. – И позавчера. И позапозавчера. Но суть в том, Бонни, что для меня уже нет. Эти годы были для меня реальными. Я пытался поставить свою жизнь на паузу, ты отлично это знаешь, и ты знаешь, что из этого вышло. Ровным счетом ничего. Потому что это невозможно. Как невозможно предсказать, чем закончатся те или иные отношения. Может быть, мы с Еленой все еще были бы счастливы, а может, давно бы разбежались – мы никогда не узнаем. Никто не виноват в том, что произошло – ну, кроме долбанного психопата Кая. Но ты, я и Елена – это просто… - какое-то время он пытается подобрать верное слово, а затем просто пожимает плечами, – в общем, дерьмо случается.
- Дерьмо случается? – повторяет Бонни недоуменно, словно могла ослышаться. – Вот что это для тебя? Дерьмо случается? - теперь она почти кричит, в последнюю секунду понимая, что скорее выплескивает скопившееся напряжение, чем действительно злится.
Так это обычно и происходит. Они ругаются, сильно ругаются, кричат, спорят. А потом мирятся. Сильно мирятся…
Бонни вздрагивает и хмурится. Все это Деймон говорил и раньше. Но, должно быть, после кошмаров этой ночи ее идеально выстроенная защита дала трещину. Ей просто нужно собраться с силами и идти до конца. Но где-то в глубине души Бонни понимает – именно их у нее и не осталось. Последние крохи она потратила на ночные сборы и рыдания.
Глупо. И совсем на нее не похоже. Она ведь сильная, она может справиться с чем угодно… Ведь может? Но что-то внутри предательски ноет при этой мысли. Словно где-то здесь затаилась давно, тщательно запрятанная ложь.
- Эй, - Деймон приближается к ней за одно неуловимое движение. – Посмотри на меня, Бон-Бон. – Она еще какое-то время сопротивляется, а затем все же поднимает взгляд. – Я любил Елену, одному богу известно, как я ее любил. И в память об этой любви я не буду ей врать. Вот это – правильно. А ведь из нас двоих, именно ты помешана на правильности, заметь… Как я всегда и говорю - ты дурно на меня влияешь, - он придвигается и мягко целует вяло сопротивляющуюся Бонни в лоб. – И потом, так будет лучше для всех.
- И для Елены? – с горечью говорит Бонни, представляя, как больно сейчас должно быть ее подруге, и понимая, что является причиной этой боли.
- И для Елены, - кивает Деймон и ненадолго замолкает, задумываясь. Его взгляд становится отрешенным, и Бонни снова чувствует, как ее сердце сжимает страх, но уже по другой причине. – Да, это была чертовски длинная ночь, - наконец произносит Деймон, возвращаясь к реальности.
Он кривится, так что правый уголок его губ опускается в печальной гримасе, и Бонни невыносимо хочется поцеловать его, стереть этот признак тоски по другой женщине с лица Деймона. Но его выражение меняется и без ее помощи.
- Я больше не люблю ее… в этом смысле, - негромко, но твердо говорит Деймон. - Я готов заботиться о ней и помогать, но знаешь что? Ей это не нужно. Она так сказала, и я ей верю.
- Она так сказала? – недоверчиво переспрашивает Бонни.
- Да, сказала, что видимо пришло для нее время узнать, что значит жизнь без братьев Сальваторе. Она собирается путешествовать, писать и что-то там еще… Будет искать себя, одним словом. Обещает выйти на связь – через некоторое время. – Деймон делает паузу, давая время Бонни осознать услышанное. – Елена благодарна тебе за помощь, очень, но пока она хочет побыть одна, - прибавляет он.
Бонни кивает, не глядя на него. Она понимает, отлично понимает, и это понимание тяжестью ложится на плечи.
- Ну, у нас-то с тобой будут совсем другие задачи, - говорит Деймон с ноткой загадочности, явно пытаясь отвлечь ее.
- Да неужели? – бесцветным голосом спрашивает Бонни, чувствуя, как на глазах снова вскипают слезы.
Она не знает точно, из-за чего это. Кажется, она только что потеряла лучшую подругу. Хотя на самом деле это случилось много лет назад, и поэтому Елена права - так честнее. Честнее, чем выдавливать из себя ничего не меняющие, бесполезные сейчас слова. Можно попытаться понять, но не простить. Не так сразу, по крайней мере. Но Бонни готова ждать. Ждать столько, сколько потребуется. Тем более что теперь, благодаря ее новой магии, это стало возможным.
Но мучает Бонни не только это. Может ли быть, что и Деймон в чем-то, хоть самую малость прав? Иногда это с ним случается...
- Ну да, - Деймон осторожно притягивает ее к себе и касается губами виска. – Самые разные задачи, но самое главное: ты будешь осваивать искусство любви к себе – это не так сложно, я тебя научу. Будешь по-настоящему ценить себя, и не только тогда, когда жертвуешь ради кого-то своим счастьем, здоровьем или жизнью.
Бонни слегка ворочается в его объятиях, выражая неодобрение, и снова затихает.
- Иногда так надо, Бон-Бон, - шепчет Деймон ей в волосы. – Подумать о себе, позволить себе быть счастливым, побыть немножко эгоистом. Мир от этого не рухнет, я обещаю. У меня за плечами долгие годы тренировок.
Бонни усмехается через силу.
- А чем же займешься ты? – приглушенно спрашивает она, не поднимая головы.
- Я-то? О, у меня грандиозные планы. Ну, во-первых, как уже было сказано, я буду твоим гуру. – В ответ Бонни тихонько фыркает ему в шею. – Не только тебе делать меня лучше: отношения – это, прежде всего, взаимоотдача, Бонни Беннет, - наставительно замечает Деймон. - Ну а во-вторых, зная тебя, ты все равно рано или поздно кинешься кого-то спасать. Ну а я буду тем, кто спасет тебя, - уже серьезно говорит он и слегка отклоняется, чтобы заглянуть в лицо Бонни.
Она смотрит на него снизу вверх, и Деймон незаметно для себя выдыхает с облегчением – ее глаза снова светятся чувством, в которое так сложно было поверить когда-то. Кто бы мог подумать – маленькая ведьма Беннет подарила ему свое гордое сердечко, и каким-то малопонятным для него образом вышло так, что он никогда не получал дара ценнее.
- Никуда тебя больше не отпущу, - вырывается у Бонни.
Она замирает, на мгновение пугаясь собственных слов, но затем чувствует, как будто крохотные, жалящие крючки постепенно ослабевают, освобождая ее душу и тело. Да, Деймон определенно кое в чем прав. Пусть они поступили неправильно, пусть оказались слишком слабыми, слишком измученными очередными свалившимися на них несчастьями, чтобы сопротивляться своим чувствам. Пусть допустили ошибку, не отказавшись друг от друга. Но ведь такова жизнь, верно? Она состоит из ошибок, из решений – верных и не очень. По крайней мере, их ошибка привела к чему-то настоящему, к чему-то такому, на что они оба не считали себя способными. Да, она виновата, и готова жить с этим. К чему она не готова - отказаться от этого порой невыносимого, но такого родного и нужного ей мужчины.
- Эй, смотрите-ка, да у нас тут уже прогресс, - шутливо заявляет Деймон. – А я хорош, признай это – я хорош, - с хвастливым самодовольством говорит он, прежде чем наклониться и крепко поцеловать свою Бон-Бон в губы.