Дюк поставил на стойку две маргариты, дежурно улыбнувшись хорошенькой клиентке, и перевел взгляд на дверь — неизвестно в который раз за вечер. Почувствовав облегчение и укол совести одновременно, он взял очередной заказ и принялся смешивать напитки.
Нейтан не объявлялся в «Чайке» уже пять дней. Небывалый рекорд для того, кто провел тут последние полгода. На прошлой неделе Дюк не выдержал и сорвался.
«Проваливай к чертовой матери! Хочешь себя угробить? Вперед! Только не в моем баре».
Он кричал что-то подобное, выталкивая бывшего шерифа за дверь, когда клиенты почти разошлись, а Уорнос с трудом держался на ногах. Дюк попросил Гейла докинуть Нейтана до дома и напоследок сказал, что больше не желает видеть его в «Чайке», не может видеть.
На следующий вечер Уорнос действительно не пришел, но мимолетная радость быстро сменилась тревогой и тягостным чувством. Если Нейтан не напивается в «Чайке», значит, делает это где-то еще, и с ним может случиться беда. Не такая, как раньше, а самая обычная. Более того, Уорнос будет только рад вляпаться в очередные неприятности, от которых испытывал какое-то мазохистское удовольствие — словно надеялся, что все закончится проломленным черепом где-нибудь в грязном переулке. Грязных переулков в Хейвене было не так уж много, как и желающих связываться с Уорносом — особенно после того как Крокер пригрозил оторвать башку каждому, кто хоть пальцем его тронет. Так что от Нейтана, который чем больше пил, тем дурнее становился, шарахались, как от чумного. Но, в конце концов, всякое терпение может иссякнуть.
Какое-то время Дюк тешил себя надеждой, что ему удалось достучаться до Уорноса, но он и сам понимал ее тщетность.
— Ваш… мартини, — Дюк запнулся, встретившись взглядом с уже затуманенными выпивкой глазами Нейтана.
«Я ведь пью этот мартини», — некстати пронеслось в голове, и Дюк поморщился.
— Дай угадаю, два двойных? — процедил он вместо приветствия. — А хотя, знаешь, бери сразу бутылку, — он грохнул на стойку стакан, едва початую бутылку виски и отошел.
Нейтан в ответ не проронил ни слова, потянувшись к выпивке.
Остаток вечера Дюк ощущал на себе тяжелый взгляд медленно, с какой-то неумолимостью напивающегося Уорноса, и от этого слегка дрожали руки, а за ребрами ворочалась и жглась нарастающая злость.
Он и прежде злился на него, потом жалел, пытался достучаться, уговаривал, предлагал помощь — любую, какую угодно. Но Нейтан его не слышал. Разрушая себя с маниакальным упорством, он продолжал говорить и думать о прошлом, жить воспоминаниями и упиваться ими, разбавляя крепкими напитками. Ни шагу вперед, — казалось, таким был его девиз с тех пор, как Одри умерла у них на руках.
К двум часам ночи бар совсем опустел, и они снова, как не раз до этого, остались один на один. Хотя последние несколько лет между ними всегда незримо присутствовал третий, и с ее смертью ничего не изменилось — по крайней мере, не для Нейтана.
В этот раз Уорнос выпил меньше обычного — на дне бутылке еще плескалось виски, а взгляд не отупел окончательно, продолжая преследовать Дюка по пятам.
— Что? — не выдержал тот, круто обернувшись к Нейтану, который и не думал отвечать. – Ай, — Дюк раздраженно прицокнул языком, махнул рукой и, вылив остатки виски в чистый стакан, выпил залпом.
Теперь предстояло решить, что делать дальше. Иногда, если Нейтана удавалось уговорить, Дюк отправлял его домой с кем-то из более-менее трезвых посетителей. Иногда оставлял в «Чайке», правда частенько разворачивался на полпути и, чертыхаясь, тащил на лодку.
«Неужели в этом городе нет другого места, чтобы надраться?», — бывало, бормотал он, придерживая Нейтана под мышки. Но в то же время прекрасно понимал, почему Уорнос приходит именно в «Чайку».
— Ты ведь тоже не забыл ее, — скрипучий голос, совсем не похожий на голос Нейтана, отвратительной дрожью прошелся по натянутым нервам.
— Я никогда и не говорил, что… — Дюк резко оборвал себя, понимая, что готов сорваться на крик. — Знаешь что, Уорнос? Пошел ты, — устало сказал он. — Пошел ты со своими разговорами и всем этим дерьмом…
— Дерьмом? — Нейтан поднял голову, сощурившись. — Вот, значит, как… — он чуть запинался и заметно растягивал слова, и все же говорил довольно разборчиво и что-то соображал.
Можно было бы снова попробовать достучаться до него. Но Дюк не чувствовал в себе силы, он чувствовал обратное — как слабеет от этих разговоров, от всех этих воспоминаний, от вроде бы правильных слов. Словно кто-то пытается лишить его самого главного, того, чем он всегда гордился, за что держался — умения выживать несмотря ни на что, двигаться по жизни легко и только вперед, не оглядываясь. Не тащить за собой ставший бесполезным груз — будь то просроченный товар или сердечная боль. Пожалуй, он бы давно продал «Чайку» и пустился в путешествие, но что-то продолжало удерживать его в городе, вместе с бедами потерявшем часть себя. Сменится несколько поколений и пережитые ужасы превратятся в легенды, в сказки, которыми пугают друг друга у костра подвыпившие подростки. Хейвен станет обычным провинциальным городком, самыми большими проблемами которого будут мелкие кражи и дефицит бюджета. Наверное, этому стоило радоваться, но многие чувствовали себя потерянными, выжатыми и неспособными к нормальности. Они уезжали, в надежде снова обрести себя, а он почему-то остался — против всякой логики и собственных принципов. И вместе с тем Дюк отлично понимал, что, а точнее — кто именно его держит.
— Да послушай же… — Он вдохнул поглубже и отчетливо понял, что больше не хочет и не станет сыпать банальностями — здесь нужно было кое-что другое. Он вышел из-за барной стойки, сдернул Нейтана со стула, бросив сухое: — Пойдем, — и потащил его на террасу.
Осознав, куда его ведут, Уорнос пытался сопротивляться, но ему, осунувшемуся и ослабевшему от многомесячного запоя, это не слишком хорошо удавалось. Крокер буквально втащил его вверх по лестнице, недолго повозился с замком, продолжая удерживать за шею, и грубо втолкнул внутрь.
Через мгновение вспыхнул свет.
Нейтан, резко побледневший и протрезвевший, снова и снова обводил комнату глазами, каждый раз все лихорадочнее и безумнее, словно рассчитывал в ней кого-то отыскать. Словно рассчитывал отыскать там ее.
Дюк почувствовал накатывающую тяжесть безразличия — он не представлял, что еще можно сделать.
Будто потянувшись к чему-то, Нейтан сделал шаг и тут же покачнулся, Дюк подхватил его и довел до кресла.
— Зачем… — пробормотал Нейтан, — зачем ты? .. — он смотрел на него с такой мукой, что Дюк на секунду прикрыл глаза.
— Послушай, — он опустился на корточки напротив Уорноса, — тебе нужно понять это. Ее больше нет, Нейтан. Нет и не будет. Но ты-то жив… ты-то… — он в отчаянии взлохматил волосы. — Я подумал, тебе не повредит хорошая встряска, — тихо добавил, скользя взглядом по запылившемуся столу, давно потухшему камину, наспех застеленной кровати.
Он ведь тоже не поднимался сюда с тех пор ни раза… ни одного долбанного раза.
— Мне или нам? — словно прочитав его мысли, тихо спросил Нейтан.
Дюк мотнул головой, отказываясь отвечать. Рука Нейтана сжала его плечо.
— Ты ведь тоже любил ее… — он продолжал гнуть свое, — хотел быть рядом, целовал… — Дюк слегка вздрогнул и глянул на Нейтана.
— Ты же знаешь, что все дело было в Маре… — он выдавил усмешку, и в уголках рта залегли горькие складки.
— Чушь! — резко оборвал его Нейтан. — И если ты продолжаешь в нее верить, то ты идиот. Нельзя было этого делать, — помолчав, с невыразимой тоской сказал он, — нельзя было их разделять… нельзя сделать из одного человека двух. Она… она уже не была собой… не в полной мере, — он мотнул головой и опустил ее.
— Значит, ты тоже это заметил, — пробормотал Дюк и, получив утвердительный кивок, поднялся на ноги и подошел к окну. — Я все время думаю, что было бы… — он умолк, глядя на огромную, беспокойную массу плевавшегося пеной моря. Черные волны разбивались о борт его лодки, окатывая ее фонтаном холодных брызг, и отступали в ночь с тихим, угрожающим рокотом.
— Если что? — голос Нейтана раздался совсем близко, в лицо Дюку пахнуло перегаром. — Было бы, если что?
Дюк медленно обернулся.
— Если бы нам удалось соединить их, не убив при этом Мару, — спокойно сказал он, хотя чувствовал, что начинает дрожать, как в лихорадке — боль и ярость, так долго в нем таившиеся, больше не поддавались контролю. — Если бы нам удалось спасти обеих…
Нейтан кивнул и ненадолго зажмурился. От ощущения собственной беспомощности перехватило горло, и Дюк шумно вдохнул сквозь стиснутые зубы, но вдох казался неполным, недостаточным. Он уже стольких потерял, так почему бы не потерять еще одного — того единственного, последнего, к кому он хоть что-то испытывал? Того, чей вид заставлял его переживать весь этот кошмар снова и снова?
Но, кажется, именно этого он и боится больше всего. И поэтому злится, поэтому сходит с ума от одного вида спивающегося Нейтана.
— Послушай меня, послушай, — Дюк сжал его плечи и придвинулся. — Ты должен жить дальше. Понятно тебе? Должен! ..
— Не могу, — пошептал Нейтан, поднимая на него взгляд окончательно сдавшегося человека.
— Можешь, черт тебя подери! — Дюк встряхнул его. — Можешь, — а затем в каком-то полуосознанном порыве с силой привлек к себе — словно попытался в последний раз воспользоваться своей бедой и забрать хотя бы часть той невыносимой тяжести, что грозила раздавить Нейтана.
Он думал, что Нейтан воспротивиться, но тот обмяк в его руках, так что после нескольких странных, слившихся в один миг минут, Дюку пришлось вести Уорноса до кровати. Уложив его, он откинулся на подушку рядом и уставился в потолок. Сердце сильно билось в груди.
— Выключи свет, — пробормотал через какое-то время задремывающий Нейтан.
Дюк усмехнулся, поднялся и выполнил просьбу. Завтра он попробует поговорить с ним на трезвую голову. Те десять-пятнадцать минут, пока это будет возможно.
— Останься… пожалуйста.
От чуть смущенного шепота внутри что-то дрогнуло, и Дюк невольно послушался. Устроившись рядом с Нейтаном, он немного помедлил, а затем снова обнял его — на этот раз со спины, в тихом, утешающем жесте, который сейчас казался самым естественным на свете. И снова Нейтан не отодвинулся. А затем прижался теснее.

Проснулся Дюк один — под врывавшийся в распахнутые окна шум прибоя, в соленый привкус которого вливался горьковатый аромат кофе. Нейтана он нашел на террасе пролистывающим газету.
— Ищешь новое место для попоек? — мрачно пошутил Крокер, устраиваясь в соседнем шезлонге.
— Там внизу есть еще кофе, — проигнорировав выпад, спокойно отозвался Нейтан. — Оказывается в Хейвене напряженка с работой для бывших копов-алкоголиков, — сказал он, сворачивая газету и щурясь на вызолоченное утренним солнцем море.
— Ты серьезно? — помолчав, тихо и с недоверием уточнил Дюк.
Нейтан пожал плечами и поднялся.
— Мне пора.
— Не смею задерживать, — не удержался от язвительности Дюк, продолжая внимательно наблюдать за Нейтаном.
Тот закатил глаза — совсем как прежний Нейтан-зануда-Уорнос — и пошел к лестнице.
— Эй, — окликнул его Дюк, прежде чем он скрылся из виду, — мне бы пригодился толковый официант: ребятам приходится туго в разгар сезона…
— Охота была связываться, — буркнул Нейтан, кинув на Дюка быстрый, первый за это утро прямой взгляд и, немного помедлив, добавил: — Я подумаю.
— Обязательно подумай, — хмыкнул Крокер. — Чтобы Нейтан Уорнос и не подумал — где это видано? — и с довольной улыбкой откинулся на спинку кресла, закидывая руки за голову.
Раздались быстро удаляющиеся шаги, но Дюк даже не посмотрел в ту сторону. Он не сомневался, что они с Уорносом скоро увидятся. Может быть, сегодня вечером. Или завтра. Через неделю, месяц. Не важно. Важно, что это будет уже совсем другая встреча. Интересно, ему показалось, или Нейтан все-таки слегка покраснел?