Она грустила. Утром, днем, вечером, и ту часть ночи, когда ее не смаривал сон. Грустила и ждала. Ждала, кажется, даже во сне. Ей снилось лето - кучевые облака, проплывающие по небу, речка, тонкой змейкой извивающаяся меж заливных лугов, и обязательно – он. Наверное, еще и потому, что летом они виделись чаще. Он много улыбался, а его кожа приобретала смуглый оттенок, лицо обветривалось, и он часто проводил по нему рукой, точно хотел проверить – такое ли оно сухое на ощупь, как кажется.
Впрочем, раньше он приходил в любое время года. Довольно часто и всегда – с удовольствием, с нескрываемой радостью.
Но этим летом все изменилось. И в первую очередь – он сам. Уставший, взволнованный, озадаченный. Он громко разговаривал по телефону, чего никогда не позволял себе прежде.
- Прости, никак не получается нормально расслабиться, - вздыхал он.
Ей не нужны были объяснения. Ей вообще никогда ничего от него не было нужно – кроме него самого. Наверное, он это чувствовал. Когда усталость брала верх, он просто утыкался лицом куда-то ей в шею, обнимал, а она старалась не шевелиться и даже дышала чуть тише.
Она чувствовала, что он отдаляется, замечала, что приходит все реже, все чаще отсутствует на этих и без того коротких встречах. Уже тогда она знала, что все это из-за той, другой. Он иногда рассказывал о ней прежде, мечтательно и чуть виновато улыбаясь. Но тогда в его глазах сияло счастье, и от этого она тоже чувствовала себя счастливой, а сейчас его взгляд потух, а меж бровей залегла эта противная складка.
- Просто понимаешь… у нас будет малыш, и не все гладко, - как-то сглотнув, прошептал он, и ее сердце сжалось от инстинктивного страха.
Что же теперь будет? Вдруг он откажется от нее, или того хуже – передаст в чьи-нибудь «заботливые» руки? Лучше тогда и не жить вовсе…
А потом он действительно пропал. Надолго. Листья срывались с деревьев под холодными порывами ветра и осыпались под ноги золотым ковром. Исхоженный, истоптанный множеством ног, смешанный с грязью и размокший от дождя, однажды утром он покрылся тонкой корочкой льда, которую чуть позднее припорошил снег, заставляя поскальзываться чуть ли не на каждом шагу. День стал совсем коротким, унылым и серым.
- Все тоскуешь?
Она раздраженно фыркнула и отвернулась. Эта девчонка в последнее время действовала ей на нервы. Хотя когда-то даже нравилась – ведь это он хотел, чтобы она ни в чем не нуждалась. При нем все становилось другим: еда казалась вкуснее, соседи – приятнее, звуки – тише и мягче.
А теперь у него были «обязательства» - так он выразился во время последней встречи, когда по ночам еще оглушительно стрекотали кузнечики.
И все это время она продолжала ждать. Вплоть до сегодняшнего дня. Завтра она снова начнет прислушиваться к каждому шороху, но сегодня…
Говорят, что Новый год – семейный праздник. Иногда она задумывалась – а как же быть тем, у кого нет семьи? Вот у нее, например. Прошло очень много времени с того момента, как она в последний раз видела свою мать, и откровенно говоря – не слишком хорошо ее помнила. Долгое время она была одна – гордая, упрямая, задиристая… ее побаивались и предпочитали кого-то «посговорчивее». А потом появился он. И мир перестал казаться таким враждебным – в нем нашлось место и для нее.
Она снова вздохнула, выпуская тонкие струйки пара. Серость в крохотном окошке под потолком подернулась синевой, время от времени взрываясь золотистым дождем от запущенных деревенскими мальчишками петард. В остальное время было тихо и по-зимнему свежо.
Она специально проигнорировала звук приближающейся машины. Глупо обманывать себя пустыми надеждами. Потом хлопнула дверь, и снег заскрипел под чьими-то торопливыми шагами. Опустив голову, она замерла. Нет, ну что за глупости? Он не приходил столько дней. Раздался скрежет наружного засова, ритмичный стук, словно кто-то отряхивал обувь от снега, а затем снова шаги… Сердце забилось беспокойно и часто, а по телу пробежала волна дрожи. Этот звук она ни за то бы не спутала! Несмотря на энергичность его походки, он чуть пришаркивал на одну ногу, а в такт шагам всегда позвякивали ключи, закрепленные на поясе… Издав радостный звук, она подалась вперед как раз в тот момент, когда он оказался на пороге:
- Заждалась, наверное?
От трепетной, словно дрожащей на кончике языка ласки в его голосе захотелось плакать. Но она лишь шумно выдохнула, позволяя себя обнять, и не веря, что это действительно происходит…
- Все хорошо, малышка, все хорошо, - с бесконечным облегчением в голосе бормотал он, протягивая угощение, которое сейчас было совсем ни к чему. – Они оба в порядке…
Она слышала, что его голос дрожит от накопившихся переживаний, знала, что две слезинки, скатившиеся по бледным щекам, - малая плата за месяцы страха на грани отчаяния.
Ведь только с ней он мог позволить себе быть слабым.
- Ну что? – спросил он через какое-то время, отстранившись и ласково проведя ладонью по ее спине. – Готова прокатиться? Я совсем ненадолго, не мог не поздравить тебя с твоим праздником, – он смущенно хмыкнул, словно стесняясь собственной сентиментальности.
Она не понимала, о чем он говорит. Просто смотрела в сияющие глаза, в которых была та самая доброта, за которую полюбила, и не могла поверить, что дождалась, что все-таки пришел. И стал прежним. Вскоре она уже летела по заснеженному полю, ощущая приятную, желанную тяжесть и какое-то воистину невыразимое, настоящее лошадиное счастье…