Пробираясь по длинному проходу вагона к своему месту, Адамс поймал себя на том, что думает о сущей ерунде. Мысли вращались вокруг вопроса «когда он в последний раз ездил в поезде?», и от того, что воспоминание ускользало, свежеиспеченный сенатор злился. Хотя, если подумать, злиться ему следовало только на собственную глупость. Потому что назвать причину, по которой он здесь оказался, иначе, как идиотизмом, было нельзя.

Сверившись с билетом, он опустился в кресло, пристально оглядываясь вокруг. Похоже, та, кто была его целью, еще не появилась.

И все-таки – зачем? Зачем ему этот глупый жест? Чак мертв, его не вернешь. Отца тоже не стало, и уже ничего не исправить, как бы он ни хотел. И все-таки глупое желание своими глазами увидеть ту, что разрушила семью Адамс, оказалось сильнее здравого смысла.

***

– Все, что ты сказал мне тогда на похоронах...
– Я правда не хочу это начинать.
–... до сих пор стоит у меня в ушах. Все эти три года.
– И хорошо! И хорошо, потому что знаешь что? Они и должны стоять.
– У Чака был выбор, как и у тебя.
– «Только серебряные крылышки на груди сделают тебя мужчиной». Не припоминаешь эти слова?
– Это нечестно, сын.
– Это нечестно, да. Потому что один из нас не должен был носить форму пилота.
– Он заслужил свой значок пилота, как все.
– Но он не должен был им стать. Он ни за что не окончил бы летную школу, если бы его папочка не дернул за нужные ниточки!
– Это преувеличение. Я не сделал для него ничего, чего не сделал бы для кого-то еще.
– Ты меня вообще не слушаешь. Почему ты никак не можешь это осознать? Чаку было не место в истребителе. Его не должно было быть там. И он это делал только ради тебя. Признай – это ты убил его.
– На этом все, капитан.

Олсон Адамс умер спустя год после этого разговора. А еще через полгода герой иракской войны Лиам Адамс внезапно подал прошение об отставке и впервые встретился с Лорен Макдоналдс, сенатором штата Нью-Йорк. Сказать честно, Адамс не особо увлекался политикой. В тот день, когда ему позвонил помощник Лорен, он поначалу принял все за розыгрыш. «Что-что? Со мной хочет встретиться сенатор США? Да, конечно, буду безумно рад встрече!».

Но через пару часов, услышав деликатный стук, он распахнул дверь и наткнулся на невысокую женщину в строгом стильном костюме стального оттенка. Сдержанная улыбка и открытый умный взгляд не оставляли сомнений, что перед ним именно та, за кого она себя выдает. Лорен Макдоналдс, женщина, которую в равной степени боготворили сторонники и ненавидели враги.

Вспоминая их первую встречу, Лиам невольно усмехнулся – он был настолько ошарашен, что выдал непечатную фразу, которая, без сомнения, была бы уместна в казарме, но не в обществе высокопоставленной женщины. Пристально взглянув на него, Макдональдс шагнула в распахнутую дверь и, не обращая никакого внимания на хозяина дома, опустилась в кресло.

– Думаю, мы с вами поладим, – сказала она.

А потом улыбнулась. И тогда Адамс понял, за что избиратели Нью-Йорка так преданы своему сенатору. Улыбаясь не для протокола, Лорен удивительно преображалась. Ей хотелось верить, к ее словам – прислушиваться, а еще до чертиков свербело желание быть ей полезной, сделать что-то правильное, нужное. Сглотнув, Адамс отставил стакан, на дне которого плескался виски. Он пожал плечами, и, подойдя ближе, сложил руки на груди, прислонился спиной к деревянной балке, приготовившись слушать. Беседа обещала быть занимательной.

– Что у вас там? – весело поинтересовалась мадам сенатор, кивая на почти пустой стакан.

– «Джек Дэниэлс». Кажется, - криво усмехнулся Адамс.

– Я, пожалуй, тоже не отказалась бы.

Несмотря на серьезный вид, лучики морщинок вокруг глаз выдавали улыбку.

– Да, мэм.

– Лора. Друзья зовут меня Лора. А с вами, капитан Адамс, мы подружимся. Я уверена.

Мадам сенатор не ошиблась, они впрямь стали друзьями. По прошествии двух лет, представляя Лиама Адамса в качестве второго сенатора штата, Макдоналдс искренне говорила о том, что заполучила в его лице лучшего последователя, которого только можно представить. Нью-Йорк привычно пал перед обаянием этой женщины, и процентный отрыв Адамса в голосовании оказался даже больше прогнозируемого.

Лиам искренне верил в то, что нашел свой путь. Что обрел смысл в жизни, который смыл тоску и горечь потерь. До тех пор, пока однажды не осознал, какой властью обладает. Адамс не мог ответить, когда он решил использовать служебное положение для личного расследования. Возможно, когда Лора невзначай упомянула, что знала его отца и считает его великим человеком. Тут сложно было поспорить – Олсон Адамс почти пятнадцать лет возглавлял военно-воздушные силы США и, несомненно, был одним из лучших командующих, занимавших этот пост. Так или иначе, именно после случайных слов сенатора Лиам наведался в секретный архив, попросив личное дело отца. И тогда закончилась его спокойная и правильная жизнь.

Как оказалось, Олсон Адамс провел тщательное расследование обстоятельств смерти своего сына. Чак не блистал талантами, но с упорством стремился к хорошим результатам. Отец и впрямь не пытался влиять на комиссию, но одно он все-таки сделал. Из всех инструкторов, преподававших в академии, он выбрал для сына лучшую. Карен Тренс. Чертову языкастую стерву, от выходок которой стонали все: от ее руководства до несчастных стажеров.

В небе Карен Тренс была богом . Пожалуй, в чем-то даже лучше, чем сам Адамс. Когда Тренс садилась за штурвал, неповоротливые истребители превращались в послушных котят, пляшущих под ее дудку. Девчонка вытворяла невозможное, самые сложные элементы полетов давались ей как будто шутя. К стажерам Карен не знала жалости, гоняя до седьмого пота. Но именно те, кто заканчивал летную школу под ее руководством, были везунчиками. Ни одной гибели выпускника майора Тренс за пять лет – такой результат казался почти мистикой.

А потом Тренс влюбилась. В его брата. Или Чак влюбился в нее. Как именно сошлись эти двое, скупой отчет умалчивал. Единственным достоверным фактом, который установила комиссия, было то, что Карен почему-то позволила его брату самостоятельный полет, когда Чак еще не был готов. Этот первый полет стал для него последним. Судя по записи черного ящика, Чак запаниковал, когда пришлось лететь в узком коридоре меж двух гор, дернул штурвал на себя и самолет ушел в неконтролируемое пике, из которого младший Адамс уже не смог его вывести.

По большому счету, комиссии ничего не удалось бы доказать, если бы Тренс не сорвалась тогда. Она сама, добровольно пришла к проверяющим. Кусая губы и «выглядя нестабильной», как написали в отчете, она говорила, что не должна была выпускать Адамса одного. Что не смогла противостоять его уговорам закончить обучение вместе с его курсом, хоть Чак и был слабее остальных. На вопрос, почему она так поступила, Тренс поджала губы, а потом, отвернувшись к стене, выдала «потому что я любила его».

Лиам смотрел видеозапись ее допроса и не мог разобраться в мешанине чувств. Злость была ожидаемой, но помимо злости Карен Трейс вызывала массу других эмоций. В какой-то момент ему хотелось придушить эту суку, но чем дальше смотрел, тем больше Адамс начинал в чем-то завидовать брату.

Тренс не была красавицей в общепринятом смысле этого слова. Слишком большой рот, глаза не серые даже – прозрачные, а еще ни малейшего намека на женственность в подкачанной фигуре. Но отчего-то Адамс безоговорочно понимал Чака, доверившего свою жизнь ей. Было что-то, совсем неуловимое, в том, как она смотрела исподлобья – что-то очень человеческое, ранимое, открытое. Что-то, что казалось до боли знакомым.

Тот факт, что младший брат ни слова не сказал ему о Карен, вовсе не удивлял. Несмотря на то, что они были довольно близки, Чак нередко шутил, что на фоне великолепия капитанского мундира «большого брата» его шансы с девушками стремились к нулю. Неприятным сюрпризом стало то, что отец был в курсе отношений Чака с Карен. Он знал, какую роль сыграла Тренс в его гибели. Знал, но ничего не сделал. Даже не отстранил от должности. Подружка брата сама написала заявление об уходе, как только закончилось расследование, безо всякого давления извне. Еще бы! Признаться в том, что поспособствовала смерти сыночка Адамса было все равно что собственноручно подписать себе «волчий билет». Одно было непонятно. Карен Тренс была кем угодно, но не дурой. Зачем нужно было ставить себя под удар? Почему она призналась комиссии в том, что Чак Адамс не был готов к полетам?

***

...она вошла в вагон, рассеянно оглядываясь. Прижимая к груди папку с бумагами, Карен двигалась между кресел, пока не остановилась возле Адамса.

– Здесь ведь четырнадцатое место, да? – обратилась к нему Тренс.

Он не смог сразу ответить. Потому что вовсе не пытался оказаться рядом с ней, хотел лишь посмотреть со стороны. Общаться на протяжении двух часов пути до Чикаго никак не входило в планы сенатора. Но слепой случай распорядился иначе – Карен умудрилась купить билет на соседнее кресло.

– Четырнадцатое, – протянул сквозь зубы Адамс и отвернулся к окну.

Он не был готов видеть ей вот так, рядом. Так близко, что ощущал запах лаймового дезодоранта и мог рассмотреть каждую морщинку на ее лице.

Поезд тронулся. С каждой минутой Адамс все больше ощущал себя героем то ли паршивой мелодрамы, то ли театра абсурда. Не обращая на него никакого внимания, соседка разложила на столике чертежи и, вооружившись карандашом, склонилась над ними. Она касалась бумаги кончиками пальцев так, будто та была живой. Обводила контуры чего-то, что Адамс не мог увидеть, и сосредоточенно думала. Потом карандаш заскользил по рисунку, и Лиам против воли нагнулся ближе, чтобы рассмотреть, чем так увлечена попутчица.

Он восторженно охнул – не смог сдержаться. На бумаге тонкими штрихами проступали очертания небольшого самолета, легкого и хищного. Модель была не только красивой, но и продуманной, функциональной. Достаточно было взглянуть, как изящно была решена проблема сверхлегкого веса такого летательного аппарата. Металлические крепления по фюзеляжу отдаленно напоминали обводы бампера классических машин вроде старого Камаро или Доджа.

– Похоже, вам нравится, – услышал он насмешливый голос.

Дернув плечом, Адамс вернулся в исходное положение и даже сложил руки на груди, отгораживаясь. Но темно-серые глаза внимательно изучали его, и это было неуютно.

– Оригинальное решение, – вынужден был признать Лиам. – Признаться, впервые сталкиваюсь с подобным.

– Иногда самым сложным оказывается принять то, что, казалось бы, лежит на поверхности, – она чуть заметно наклонила голову, соглашаясь. – Вам ведь тоже показалось, что обводы фюзеляжа роднят мой «Вайпер» с машиной?

– «Вайпер»? – губы Адамса расплылись в улыбке против его воли. – Вы серьезно?

– Более чем, – гордо кивнула она, безуспешно пытаясь сдержать ухмылку. – И вы сейчас, конечно, спросите почему.

– Так почему?

– Не знаю, – Карен Трейс обезоруживающе улыбнулась, и Адамс понял, что пропал.

Ни на одной видеозаписи, что попались ему на глаза, он не видел на ее лице улыбку. Во время допроса Трейс была болезненно-сосредоточена, напряжена и потеряна. Глаза на ее измученном лице казались больными.

Та, кто сидела сейчас напротив сенатора, была другим человеком. Совсем другим. Уверенная в себе, спокойная и смешливая. Лишь ранние морщинки вокруг глаз говорили о том, что эта женщина не была везунчиком судьбы. Ее можно было даже назвать симпатичной. Но стоило ей улыбнуться – и мир вокруг преображался. Такой улыбки Адамс не видел ни у кого. Карен все равно, что сияла, и заражала этим светом других.

– Простите, мне надо выйти.

Втиснувшись в крохотный туалет, он плеснул холодной водой на разгоряченные щеки. Все выходило из-под контроля. Последние полгода он так страстно ненавидел эту женщину, что не был готов к такому интересу и даже, черт побери, симпатии. Поезд дернулся, притормаживая, Адамса качнуло вперед, и он уперся пылающим лбом во вмонтированное в стену зеркало.

– Станция Гленбрук, – просипел металлический голос над потолком.

Поезд еще раз дернулся и остановился. За дверью шумели входящие и выходящие пассажиры, а Адамс все еще не мог открыть глаза, прижимаясь лбом к зеркалу. Все, что происходило сейчас, было в корне неправильно. Какой бы невинной не казалась ему Карен Тренс, она виновна в смерти брата. И он должен, обязан отомстить ей, уничтожить. Чтобы мерзавка страдала так, как страдал он сам. Именно она должна была ответить за то, что он так и не попрощался с отцом, не простил старика – за то, в чем не было его вины.

Когда шум за дверью стих, Адамс медленно развернулся, намереваясь выйти. Он и сам не знал, что будет делать дальше – набросится с обвинениями на Тренс, чтобы увидеть, как бледнеет ее лицо, а в глазах блестят слезы, или же так и не обмолвится ни словом о том, кто он такой. Когда пальцы уже легли на ручку, Адамс краем уха услышал тихий звук. Тиканье. Оно доносилось из переборки под потолком.

Несколько лет назад сенатору уже доводилось слышать что-то подобное. Это была командировка в Кабул, где он выступал в качестве военного консультанта в операции против Талибана. Тогда он услышал похожее тиканье в фойе офицерского клуба, и этот звук стоил жизни семи отличным ребятам, погибшим спустя несколько секунд. Он сам уцелел чудом – между ним и взрывным устройством оказалась бетонная стена перекрытия, которая и приняла на себя мощь ударной волны.

Все еще не веря в реальность происходящего, Адамс подтянулся и откинул решетку воздуховода. Вряд ли матерчатый рюкзак оказался там случайно. Осторожно потянув на себя молнию, он с ужасом увидел сплетение проводов и табло, отсчитывающее оставшееся время. Минута и двадцать пять секунд. У него было ровно минута и двадцать пять секунд, чтобы принять решение, что делать дальше.

Он мог покинуть поезд и спастись. Он мог попытаться вытащить рюкзак, но тогда взлетит в воздух станция и пострадает еще больше людей. Он мог...

Он мог попытаться спасти тех, кто был в вагоне.

Больше не раздумывая ни минуты, он рванул вперед.

– Бомба! – заорал он, торопливо пробираясь к своему месту. – Все на выход!

Как в замедленной съемке он видел недоуменные взгляды людей. Кто-то крутил пальцами у виска, кто-то недоверчиво приподнимался на своих местах, но никто не бежал, сломя голову к выходу.

– Карен! – он выдернул девушку из кресла, крепко прижимая к себе. – Я не шучу. Пойдемте быстрее, прошу вас!

Она пыталась оттолкнуть его руки, но Адамс изо всех сил тянул ее в надежде спасти. Когда до спасительного выхода оставалось буквально несколько шагов, внутренние часы сработали маятником отчаяния. Сейчас.

Он еще успел почувствовать, как вцепилась в него Карен Тренс, вдохнуть в последний раз ее запах, прежде чем огненный вихрь выжег воздух в легких...

***

– Черт, черт, черт! – она катастрофически не успевала.

Кара выругалась бы и пожестче, но в последнее время считала себя обязанной соблюдать хотя бы видимость приличий. Не то, чтобы она не знала, кто такой Зак Адама, когда впервые согласилась на свидание с ним, но одно дело – быть его инструктором, другое – вроде как его девушкой.

– Я – его девушка, – негромко пробормотала Трейс себе под нос и сразу поморщилась – звучало чудовищно.

И как, спрашивается, она умудрилась во все это вляпаться? Она что – серьезно сейчас стоит около плиты и чертыхается, потому что не успевает приготовить праздничный обед по случаю знакомства со знаменитым братом Зака?

Звонок в дверь не добавил положительных эмоций. Если это Зак, то он очень вовремя. Бедолаге предстоит выслушать все, что Кара намеревалась сказать про эту дурацкую встречу, идею заставить ее готовить дома, а не пойти в ресторан, а на закуску она, возможно, скажет пару ласковых о его семье и закончит тем, что все это не для нее.

Она уже набрала полную грудь воздуха, когда открыла дверь, но это был не Зак. Ли Адама – во всей своей красе. Пару секунд Кара рассматривала молодого мужчину с букетом цветов, который несмело улыбался, и, кажется, нервничал не меньше ее.

– А вы, наверное...

– Да. Ли.

Улыбка у него была чудесная – теплая и смущенная. А еще он был чертовски хорош собой – настолько, что стало вдруг душно и как-то тревожно. Будто когда-то она уже знала Ли Адаму, и сейчас все равно что вспоминала что-то – быть может, свою прошлую жизнь? О, боги Кобола, только не это! Ей не должен нравиться этот человек, она не имеет никакого права смотреть на него восторженными глазами и испытывать глупое томление в груди! Он – брат Зака. И этим все сказано.

Но ответная улыбка не сходила с ее лица. Смущенно отведя за ухо непослушную прядь, девушка протянула руку, прерывая затянувшееся молчание:

– Прошу прощения. Я – Кара. Заходи. Очень мило, но вовсе не обязательно, – кивнула она на букет в его руках. – Давай, поставлю их в воду.

– Мило тут у вас, – раздалось за спиной, когда Кара спускалась в комнату.

– Просто мышеловка, но сдают недорого.

– Да нет, в этом есть особый шарм.

– А ты ужасный врун, - Трейс снова пришлось обернуться, чтобы взглянуть на гостя. – Надо бы в карты с тобой сыграть.

– Я не буду поддаваться.

Плохо было то, что с каждой секундой Ли нравился ей все больше и больше. С ним легко было быть самой собой, все страхи улетучились, и сейчас Трейс искренне недоумевала, как могла думать о Ли Адама как о напыщенном снобе, рядом с которым придется изображать из себя приличную леди.

– Милая, я дома! – раздалось от двери.

Зак торопливо спускался по лестнице, не сводя сияющего взгляда с Ли.

– А ты с каждым днем все противнее, – рассмеялся он, обнимая старшего брата. – Привет, как ты? Смотрю, ты уже познакомился с моей лучшей половиной? Да, вот такая она – Кара Трейс. И она моя. Так что держись подальше!

Каре показалось, что шутка Зака была лишь отчасти шуткой. Она внимательнее пригляделась к братьям, пытаясь понять, что здесь происходит.

– Еще и девушек у брата отбивает, надо же! – протянула она игриво, проходя возле мужчин.

– Я не отбивал у него девушек, – заметно напрягся Ли.

– Он у нас врун. Просто ужасный, – развел руками Зак.

– Мы это уже выяснили. Зак, неси напитки, – Кара прижалась к его губам быстрым поцелуем. – Ужин почти готов.

– Есть, мэм...

Все было здорово. Да, здорово. И с Ли ей было легко, очень. Он подхватывал ее шутки на лету – не всем это дано, Трейс не раз слышала о том, что у нее своеобразное чувство юмора. Он не смотрел на нее неодобрительно, когда девушка наравне с ними храбро опрокидывала в горло очередной экспериментальный «коктейль», в создании которых соревновались братья Адама. Он внимательно слушал мысли Кары о звездном флоте и согласно кивал головой, подтверждая, что политики сделали из адмиралов послушных шавок.

А еще он смотрел на нее. Смотрел, как завороженный. Когда Кара изрекала очередную мудрость – или глупость, тут уж как посмотреть. Когда она смеялась. Когда пыталась изображать из себя гостеприимную хозяйку и интересовалась, не надо ли что-то еще.

«Тебя», – показалось ей в его глазах, когда Трейс в очередной раз задала вопрос, не хотят ли они еще чего-то.

И во рту вдруг стало сухо. Так сухо, что Кара залпом осушила свой бокал. Ей потребовалось некоторое время, чтобы снова посмотреть на Ли Адаму.

– Если ты не участвуешь в политических дискуссиях, ты отдаешь свой голос кому-то другому. Отдаешь свое право решать, как будет развиваться наше общество, – продолжил он спорить с ней, пригубив вино.

Кара расхохоталась в голос.

– Что? – недовольно проворчал Ли.

– Ты правда веришь в эту ерунду, да?

– Я верю! И горжусь этим. И ты, кстати тоже.

– Да неужели? – Трейс скептически выгнула бровь.

– Да. Именно поэтому ты носишь форму. Именно это нас учили защищать.

– Ой, не надо! – Трейс никак не могла остановить смех. Его рассуждения казались правильными, но такими... наивными. – Это же тоска, просто заумная тоска.

– Дай-ка угадаю, – Зак вернулся с кухни с очередной бутылкой. – Он тут вещал о праве голоса и его значении для демократии. Опять.

– Ты что – подслушивал? – шутливо возмутился Ли.

– А ты мне не говорил, что твой брат – идеалист-мечтатель, – поддела Кара.

– К сожалению, на самом деле он не такой. За его романтической внешностью скрывается циничная душа.

– Да неужели? – не согласился с ним брат. – Он еще не такое расскажет, – подмигнул он Каре.

– Да, и это одна из многих-многих причин, почему они с отцом больше не общаются.

– Ну, хватит, – похоже Ли был не на шутку расстроен тем, как повернулся разговор.

А в Кару словно бес вселился.

– Синдром предков, какая прелесть! – натужно улыбнулась она. – Давайте выпьем за это! Мальчики, откройте старые раны.

– Лучше не надо, – без тени улыбки попросил Ли.

Но Зак не обратил на него ровным счетом никакого внимания.

– Отец верит в систему, верит в эту форму, во что-то более важное, чем он сам, – разглагольствовал Зак.

– Поправка - он верит в самого себя. В свою форму, свою систему и в свой образ жизни, – с долей раздражения поправил его брат. – И если ты не находишься внутри этой оболочки, значит, тебя просто не существует.

Кара притихла, прислушиваясь к разговору. Кому, как ни ей, знать, какими сложными иной раз могут быть отношения с родителями, и к каким трагедиям это может привести.

– Если ты так его ненавидишь, зачем тогда пошел по его стопам?

Зак допил вино и уставился на брата, ожидая ответа.

– Армия оплатила мои четыре года в колледже, – Ли сцепил замком руки перед собой, закрываясь. – И, значит, ей я должен четыре года службы. Все очень просто.

Его брат расплылся в довольной улыбке.

– Вот видишь, он – циник, – победно сообщил Зак Каре, снова вовлекая в разговор. – Цинизм заполняет все пустоты, окружающие его сердце.

И это было так похоже на нее, что...

– Дорогой, а мне начинает нравиться твой брат, – Кара улыбалась, но за ее улыбкой скрывалось многое. Понимание, быть может, даже одобрение.

Но от взгляда, которым одарил ее Ли – внимательного, пристального, – по коже пошли мурашки. Она нервно сглотнула.

Зак грузно опустился на стул рядом и прикрыл отяжелевшие веки.

– Это все, конечно, очень интересно, но как-то мне нехорошо...

Переглянувшись, Ли и Кара подхватили пьянчужку под руки. Столкнувшись пальцами со старшим Адама за спиной Зака, Трейс нервно дернулась, но заставила себя расслабиться. Это все ерунда, она придумала себе все эти тайные знаки и нежданно-негаданно возникшую симпатию.

– Вперед, боец, – беззлобно улыбнулся Ли.

– Давай, дорогой, – вторила она на ухо Заку, – Ать-два, ать-два.

– Я вас всех люблю, – Зак повис у них на руках, глупо улыбаясь. – Вы же моя семья. Брат, я люблю тебя.

Тащить его по лестнице в спальную было бы жестоко. Они аккуратно устроили Зака на диване в гостиной.

– Пить он никогда не умел.

Ли с нежностью смотрел на заснувшего брата.

– Не то, что ты, – не упустила случая поддеть его Кара.

– Эй, я-то на ногах стою, – смеясь, возмутился старший Адама.

– А это значит, что надо продолжить! – Кара подскочила к нему, обнимая за плечи.

Трейс не знала, что за дьявол в нее вселился. Но она то ли всерьез, то ли шутя, щелкнула Ли по носу и решительно направилась к столу, наполнить рюмки.

– Ты со мной?

Он помедлил, но шагнул навстречу.

– Искушаешь судьбу? – криво ухмыльнулся Ли, опрокидывая шот вслед за Карой.

– Если у меня есть судьба, то она предрешена, – с пьяной бравадой сообщила ему Трейс, – И, думаю, знать о будущем – не значит приблизить его.

– Да, это верно. Но летать, думая о смерти, ни к чему хорошему не приведет. Ты начинаешь бояться и сомневаться в себе.

– Я не боюсь, – нетерпеливо прервала его Трейс.

– Но ты же сказала, что думаешь о смерти каждый раз, когда садишься в кабину.

– Ага, – Кара растянула губы в глупой улыбке.

– Ну, и... дальше?

– Да, но меня это не пугает, Ли. Ты никак не поймешь.

Она была так близка к тому, чтобы впервые открыться кому-то другому, постороннему. Ни Зак, ни кто-либо еще не знал ее темную сторону. Ее страхи и ее надежды.

– Значит, ты у нас, Кара Трейс, – бесстрашный воин? – Ли ласково улыбался, и от этого было так больно, будто сердце сжимали стальной ладонью.

– Пам-парам! – девушка изобразила самый что ни на есть дурашливый вид, но тут же стала серьезной. – Да нет, я знаю, что такое страх. И я боюсь. Просто... боюсь не смерти.

– Чего же ты тогда боишься?

Он был слишком близко, и его глаза были полны понимания. А еще в них был искренний интерес, и жажда, и желание защитить – все то, что Кара мечтала обрести, но и ненавидела тоже.

– Я боюсь быть забытой, –призналась она очень тихо.

К ее радости, Ли не стал развивать эту тему. Молча разлил алкоголь, пододвинул одну порцию и дождался, когда Кара коснется края его стакана своим.

– Чтобы помнили.

Трейс чокнулась с ним еще раз, согласно кивая. Да – чтобы помнили.

Она потеряла счет шотам на десятом. Или двенадцатом?

– Мы с тобой. Прямо здесь и сейчас.

Она что – на самом деле сказала это? Но противиться дальше животному притяжению, которое вызывал в ней Ли, не было никакой возможности. Краем уплывающего сознания она еще помнила, что это может обойтись слишком дорого, но именно сейчас не могла придумать ни единого аргумента, почему она должна отказаться от человека, за один вечер пропитавшего ее разум и чувства так, что она была больна им.

– Что – на столе?

Ответ показался настолько идиотским, что Кара расхохоталась.

– Что – слабо? – она перегнулась через стол, приближая губы к его губам. – А вот мне не слабо.

– Тебе не слабо? – Ли поднялся ей навстречу, становясь еще ближе.

– Да.

В ее «да» был вызов, и Кара знала, что он не устоит.

– Ну, ладно, – Ли с шумом втянул в себя воздух, перетягивая Кару ближе к себе. Та смеялась – весело и пьяно.

Его нужно трахнуть – думала она. Тогда наваждение уйдет. Потому что все, что случилось этим вечером, было слишком личным. Болезненным. Важным. А она не хотела, чтобы Ли Адама был важен для нее.

Когда их губы соприкоснулись, по венам будто прошло чистое электричество. Потрясающе. Сильно. Так сладко, что зашлось дыхание.

Не так. Все не так. Она должна была избавиться от наваждения, а не питать его!

Кара слепо протянула руку, пытаясь нащупать кромку стола. Ей нужно было уцепиться хоть за какой-то кусок реальности. Она стиснула пальцами шелковую скатерть, дернула на себя, потянувшись навстречу губам Ли. Сумасшествие. Запредельное.

...звон разбившегося стекла она, наверное, даже не услышала бы. Но его услышал Зак.

– М-м-м, – пьяно пробормотал он, неловко приподнимаясь. - А что разбилось?

И реальность вернулась, отдирая их друг от друга.

Правдой было не сумасшедшие притяжение, а то, что каждый из них был связан с человеком, которого только что едва не предали.

***

– Здесь ведь четырнадцатое место, да?

Адамс тряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Что это было? Психическая атака? Сон наяву? Или он попросту сходит с ума, окончательно помешавшись на Карен Тренс?

– Четырнадцатое, да.

Ли Адама – или Лиам Адамс – снова оказался в какой-то сумасшедшей реальности, в которой должен был умереть вместе с женщиной, которую, кажется, ненавидел. Или до безумия любил. Проблема заключалась в том, что стряхнуть с себя наваждение оказалось не так-то просто. Он силился заговорить, но не мог. Застыл истуканом, не в силах вымолвить ни слова. Тренс посмотрела на него удивленно, однако промолчала. Вновь, как и в прошлый раз, зашуршала бумагами, прикусила кончик карандаша и нахмурилась, обдумывая проект.

Каждая минута приближала их к неминуемой катастрофе. Неимоверным усилием Адамс заставил себя заговорить:

– Кара, послушайте...

– Как вы меня назвали? – насмешливые серые глаза заглядывали, казалось, в самое нутро.

– Вы мне не поверите, знаю. Но я прошу вас все-таки поверить. Это очень важно, Карен. В воздуховоде этого вагона спрятано взрывное устройство. Если вы хотите выжить – пожалуйста, пойдемте со мной.

– Вы даже не сказали, как вас зовут, – с усмешкой констатировала она. – И при всем при этом надеетесь, что я вам поверю?

– Меня зовут... Меня зовут Лиам Адамс. Единственная причина, почему я здесь – ты, Карен. Мне хотелось увидеть тебя. Посмотреть на женщину, из-за которой погиб Чак. Но это глупость. Моя глупость, нелепая причуда. Я даже не уверен в том, что случится дальше, но если есть хоть малейший шанс, что я прав... Я хочу спасти вас, Карен.

Глаза женщины напротив будто выцвели, потухли. Тем же взглядом, которым когда-то она смотрела на тех, кто допрашивал ее об обстоятельствах гибели брата, она смотрела сейчас на него. Мертвенная бледность на лице сменялась лихорадочным румянцем, Карен вся подобралась, сжалась – и показалась вдруг Адамсу одинокой птицей со сломанными крыльями, брошенной на произвол судьбы улетевшей стаей.

Адамс гулко выдохнул и схватил ее за руку.

– Пожалуйста. Вы должны мне верить.

На этот раз никакой внутренний маяк не указал, когда раздастся взрыв. Но боль от этого не стала меньше.

– Кара! – орал он на последнем выдохе выжженных легких.

И от того, что не мог получить ответа, умирал снова и снова.

***

– Ли, у нее сорок шесть часов. Если до той поры не найдем...

Адмирал мог бы не продолжать. Спутник, на который – как надеялся Адамс – упал «Вайпер» Старбак, был негостеприимным. Атмосфера в основном состояла из углекислого газа, метана и аргона, пыльные облака висели низко над поверхностью луны, затрудняя обзор. И, будто этого было мало, пронизывающий ветер поднимал в атмосферу взвесь грунта, напрочь забивающую сопла «Вайперов».

Когда большая часть времени, отведенного Старбак, была на исходе, Ли Адама впервые опустился на борт «Галактики». Он провел в ядовитой атмосфере почти полные сутки, глаза слезились от усталости, но время было слишком дорого, чтобы даже помыслить об отдыхе.

– Один из двигателей вышел из строя, Шеф. Дай мне другой «Вайпер».

– Я бы рад, сэр, но уже тринадцать «Вайперов» сдохли, не считая вашего.

– Мне плевать, что ты сделаешь и где его возьмешь. Там мой пилот, и я верну его.

Кислорода у Старбак оставалось на пять часов, и будь он проклят, если позволит чертовой Трейс задохнуться!

– Нам нужно больше людей, сэр, – рапортовал он адмиралу. – Отзовите патруль. Мы привлечем их на поиски.

– Плохая идея, – немедленно набычился Сол Тай. – Патруль – единственная защита флота. Если сайлоны появятся, пока все вайперы будут ковыряться на луне, нас сотрут в порошок.

– Тогда переместим флот ближе к луне. «Вайперы» всегда смогут перейти от поиска к отражению атаки. Таким образом, мы удвоим площадь поиска на то время, что у нас осталось.

– Да Старбак первая начала бы тебя отговаривать! – взвился Тай.

Но Ли уже несло. Он был готов к чему угодно – к гауптвахте, разжалованию, отстранению от полетов – но потом. Только когда они найдут Кару.

– Вы бы с радостью бросили ее там, – не сдержался он. – И избавились от болтливого и своенравного пилота, который подрывает ваш авторитет.

– Ты забываешься! Здесь не только я путаю личные чувства с долгом, – с угрозой начал Тай.

– Что, черт побери, это значит? – Ли с вызовом шагнул к полковнику, готовый сцепиться со старым другом отца.

– Ты принимаешь все слишком близко к сердцу, – отчеканил тот. – И все потому, что Трейс важна для тебя.

Ли вцепился в отвороты фирменного кителя, и драки было бы не избежать, если бы усталый голос Уильяма Адамы не поставил точку в их споре.

– У нас много работы, джентльмены. Не стоит растрачивать силы на споры.

И лишь потом, когда Адама-младший же уходил с мостика, подошел к сыну.

– Задействуй все «птички», какие сможешь, и найди нашу девочку.

Сказать было проще, чем сделать. Время утекало сквозь пальцы, но поиски были напрасными. Когда из сорока шести часов остался последний, полковник Адама был готов биться головой о стальные переборки «Галактики». И все же не был готов прекратить поиски.

Как будто мало было недовольного Тая, на его стороне вдруг выступила президент Розлин. Лора в категоричной форме потребовала прекратить поиски лейтенанта Трейс, и, видят Боги, Адама не стал бы с ней спорить, если бы речь шла о ком-то другом.

– Может, я что-то не понимаю в тактике, но вы же оставили флот без защиты, – с обманчивой мягкостью выговаривала Лора в трубку.

Ли Адама, в отличие от нее, не был политиком. Всего лишь человеком. Он искренне попытался достучаться до женщины, на плечи которой легло нелегкое бремя власти.

– Это ненадолго. Потому что скоро у Кары закончится кислород и она погибнет.

– Вы настолько привязаны к лейтенанту Трейс?

Что тут ответить? Адама предпочел полуправду.

– Мы никого не бросаем в беде.

– Но нам уже приходилось бросать людей, и вы это знаете. При всем моем уважении, капитан, для безопасности флота бывают ситуации, в которых нужно жертвовать.

– Нет. Не в этот раз.

Если до сих пор он мало задумывался о том, что чувствует к отчаянной Старбак, то сейчас вынужден был признать, что ничего не закончилось, когда он с таким трудом заставил себя оторваться от нее той ночью в доме Зака. Обласканный женским вниманием и удачной карьерой, он все еще помнил удивительное ощущение абсолютной свободы от всего и всех, которое испытал, целуя горько-соленые от текилы губы.

Крохотное пятнышко порока на безупречной репутации блестящего офицера. Кара Трейс. Наваждение и наркотик. Женщина, которую он так и не смог забыть, не смотря ни на что. Даже смерть Зака не смогла стереть память о том притяжении, которым она обладала. Это притяжение жило вопреки чувству вины и боли, через которое прошли они оба, было сильнее сплетен, которыми обросло имя Старбак с той поры, как не стало Зака. Он прекрасно знал, что Трейс не была монахиней все эти годы, отголоски слухов о ее бурных романах доносились и туда, где служил Ли Адама.

Но на самом деле ничто из всего перечисленного не имело никакого значения. Он думал о ней. Когда очередная светская львица томно глядела из-под ресниц, делая недвусмысленные намеки. Когда в казарме заходил нетрезвый разговор о женщинах. Когда оставался один на один с собой и не мог запретить себе о ней не думать.

Чертова Старбак. Его отрава и погибель.

Когда стрелки, отсчитывающие время ее жизни, сравнялись с нулем, его накрыло отчаянием. Запертый в тесной кабине «Вайпера», Адама готов был выть волком. Боль скрутила каждый нерв и даже нёбо – быть может, поэтому он сумел сдержаться и не заорать в голос.

Он был до чертиков благодарен своему отцу за то, что, вопреки здравому смыслу, тот решил продолжить поиски.

И он ненавидел президента Розлин, потому что та сумела отговорить его. Конечно, Лора была права – каждая минута продления операции по спасению Трейс ставила под угрозу выживание остатков человечества. Сорок пять тысяч человек, за которых несла ответственность «Галактика», не стоили жизни одного пилота. Пусть даже сам он был с этим категорически не согласен.

Но, черт побери, Ли был готов молиться на взявшийся из ниоткуда сайлонский рейдер! Только благодаря ему был прерван отсчет очередного прыжка «Галактики» и флота, который навсегда поставил бы точку в короткой жизни Кары Трейс.

– «Галактика», это Аполло. Вижу цель.

Ли заложил крутой вираж, перехватывая рейдер в перекрестье прицела. Однако трассеры прошли мимо, неведомый пилот увернулся, отчего-то не отвечая огнем на огонь. В том, как маневрировал сайлон, Адаме показалось что-то знакомое, но предположение было слишком невероятным, чтобы всерьез обдумать эту мысль.

Аполло прибавил скорость, загоняя противника в зону, доступную для орудий левого борта «Галактики», но это вовсе не значило, что он не собирался уничтожить врага сам. Еще одна цепочка трассеров прошла мимо, сайлон шутя уходил от преследования, выписывая невероятные траектории. Кто бы ни сидел за штурвалом, Ли невольно восхитился мастерством пилота.

– Какого... О, Боги!

Ли остолбенело смотрел, как сайлон поднырнул ему под корпус, а потом завис над «Вайпером», издевательски помахивая крыльями и все еще не предпринимая ни малейшей попытки атаки.

– Сайлон летит рядом со мной, – докладывал он. – Прямо над моей головой. Эта штука ведет себя странно.

И тут сайлонский рейдер извернулся боком, подставляя размашистую неказистую надпись вдоль крыла.

Рассмотрев кроваво-красные буквы, Ли сначала не поверил своим глазам, а потом взревел от восторга, оглушая всех, кто мог его услышать.

– Это Старбак! – орал он в микрофон, стараясь хоть немного сдержать раздирающее его в клочья счастье. – «Галактика», на сайлонском рейдере написано «Старбак». Прямо на долбанном крыле!

Будто издеваясь, вражеский рейдер игриво помахал ему крыльями. И полковник Ли Адама, который не позволял себе подобных выходок со времен окончания лётной школы, повторил маневр, махнув крыльями вайпера в ответ.

Это было невероятно. Невозможно. Это было тем чудом, в которое никак нельзя поверить. Но Кара Трейс вернулась.

И это давало надежду.

***

– Похоже, вам нравится.

Ее глаза смеялись. В этом мире Кара – Карен? – была спокойнее, мягче. А он, как и в прошлый раз, пытался бороться с матрицей, в которой оказался, как в страшном, повторяющемся кошмаре. Все повторялось снова. Только на этот раз звуки плыли, искажаясь в сознании. Он выхватывал обрывки разговора, пытаясь улучить момент, когда сможет вырваться из-под контроля.

– «Вайпер»? Вы серьезно?

– Более чем, – гордо, но с насмешкой кивнула она. – И вы сейчас, конечно, спросите почему.

– Так почему?

– Не знаю.

Кара улыбалась, а вот Лиам Адамс с трудом растягивал губы, стараясь изобразить веселость.

Если в прошлый раз его посещали мысли по поводу вывертов сознания, то сейчас сомнений не оставалось: они стали частью какого-то отвратительного, чудовищного эксперимента. Что было правдой - мир, в котором сайлоны почти уничтожили человечество или мир, никогда не слышавший о человекообразных роботах? Кто стоял за бесчеловечными опытами? Сайлоны? И он должен был в это поверить? Отказаться от Вселенной, которая, пусть и не дала много счастья, но казалась правильной, привычной, единственно возможной?

Это были не его мысли – того самого Лиама Адамса, который полгода набирался смелости, чтобы посмотреть в лицо своей боли. Что?! Стоп! Но он же и есть Лиам Адамс!

– Станция Гленбург, – услышал он голос в динамике над ухом.

Ничего не объясняя и не давая ни секунды на возражения, Адамс сгреб в охапку растерянную женщину и бросился к выходу. В какой-то момент он поверил, что сумел вырваться, смог переиграть тех, кто стоял за бесчеловечным экспериментом. В голове сенатор уже прокручивал слова, которыми будет объяснять Тренс свое странное поведение. Ему не хватило каких-то десятых долей секунды.

Ударная волна толкнула в спину, безжалостно швырнула на асфальт. Адамс обернулся к поезду – и понял, какой на этот раз будет его смерть. Фрагмент металлической крыши вагона, искореженный и черный от гари, летел на него, как в замедленной съемке. Все, что он успел – закрыть собой Тренс и крепко зажмуриться.

Последней осознанной мыслью была надежда на то, что на этот раз он сумел спасти Карен.

***

Кара вовсе не гордилась собой.

Надо сказать, все, что она делала с момента возвращения Ли на «Галактику» – пыталась убедить его и себя в том, что ничего кошмарнее лейтенанта Трейс в его жизни еще не встречалось. Старбак была почти уверена, что ее усилия увенчались успехом. Еще бы! В ход шло все: от открытого неповиновения до интрижки с этим напыщенным индюком Балтаром.

Но то, что она делала сейчас, не относилось к попытке выбесить Адаму никак. Ни отца, ни сына. Побег на Каприку – осознанный выбор. Это, в конце концов, вопрос веры, – думала Старбак, принимая из рук Сэма стрелу Афины.

К горлу подкатывали слезы, когда этот замечательный парень, Сэм Андерс, с глупой бравадой обещал ее дождаться. Да, вернуться на Кобол, привезти стрелу и отдать ее Розлин было ее долгом. Не перед собой даже, перед всем оставшимся человечеством. Но Сэм и все его люди...

Шансов на выживание у них практически не было. И, скорее всего, сейчас, когда она протягивала Сэму дублирующий солдатский медальон со своим именем, она видела его в последний раз.

– Я вернусь, – пообещала она еще раз. – Я всегда выполняю обещания, помни. Просто дождись меня, хорошо?

Вместо ответа парень улыбнулся понимающе и поцеловал ее ладонь.

– Береги себя, – шепнул он на прощание.

И Кара сдалась. Двинулась тяжело навстречу посудине, которую где-то откопала сайлон Шерон, приняла руку Хило, забираясь в кабину и привалилась к переборке, меньше всего желая следить за тем, как Агатон пытается незаметно оберегать свой ходячий тостер. Ей надо было подумать, разобраться в себе. Понять, что чувствует. Потому что впервые со смерти Зака она почувствовала шанс на то, что ее жизнь снова станет правильной. То, что должно было быть одноразовым сексом, стало чем-то важным, значимым.

Ей нравился Сэм, по-настоящему нравился. То, как он реагировал на ее грубость, как шутил в ответ на озлобленные замечания. Когда он смотрел на нее, легко наклонив голову на бок, что-то отзывалось щекочущим теплом внутри. Он был понятнее и проще, чем Ли Адама с его кодексом чести и нагромождением сводов и правил.

Кара тяжело вздохнула и прикрыла глаза.

Ну, вот опять. Опять она думает о Ли, зачем-то сравнивает его с Андерсом. Давно пора свыкнуться с мыслью, что Адама для нее – отрава и наркотик, что ничего хорошего у них не получится. Никогда. Даже думать о нем не стоит. Выбросить из головы дурные мысли, относиться к Аполло, как к командиру, и только, – вот лучшее, что она может сделать.

И когда она вернется за Сэмом, то сумеет начать все сначала. Даст им шанс.

– Выходим из гиперпространства, – прошелестел по кабине голос Шерон. – Впереди множественные цели, судя по кодам – корабли флота.

– Старбак, я бы на твоем месте попытался связаться с ними, – обеспокоенно заметил Агатон. – Учитывая, на чем мы летим, то по нам сначала выстрелят, а потом будут разбираться.

Кара согласно кивнула и переместилась к пульту связи.

– Старбак вызывает галактический флот. Вы слышите меня?..

Их возвращение было триумфальным. Президент Розлин лично встречала свою героиню и торжественно приняла из ее рук артефакт. Но вот к чему Кара была совсем не готова, так это к тому, как встретит ее Ли.

Крепко стискивая ее в медвежьих объятьях, он прижимал ее все крепче, будто надеялся вплавить в себя и тогда уж точно больше не отпускать. А потом случилось и вовсе невероятное – Адама поцеловал ее. На глазах у всех. Похоже, бравый капитан и сам не понял, что сделал, пока не столкнулся взглядом с Трейс. Изумленно выпучив глаза, Кара отодвинулась, скрывая потрясение за смущенной улыбкой.

– Я тоже рада вас видеть, капитан.

Ли моргнул, будто стряхивая наваждение.

– Напомни мне посадить тебя в камеру, – ответил он.

Все снова встало на свои места. Нет и никогда не будет Ли и Кары. Но где-то там, на Каприке, каждую минуту рискуя жизнью, ее возвращения ждет Сэм.

И это ее слово.

...Адама нашел ее, когда Кара пыталась придумать способ вернуться на Каприку и забрать выживших. Рука ее бездумно бросала в стену подаренный Сэмом мяч.

- Я все думал, когда мы, наконец, отдохнем и расслабимся.

Ли перехватил мяч, игриво стукнул им Трейс по носу, однако та, против обыкновения, не отреагировала. Все так же сосредоточенно смотрела в одну точку, будто рядом никого не было.

– Нелегко, наверное, было вернуться на Каприку? Быть дома... Наверное, там тебе пришлось несладко.

Не желая нарушать ее личное пространство, лейтенант устроился по другую сторону сетки, но так, чтобы ощущать спину Кары. Ее упрямое молчание беспокоило. Если Трейс молчала в ответ и на шутку, и на переложение выговориться, значит, дела были и впрямь плохо.

– Да что с тобой, Кара? Поговори со мной.

Недолгая пауза. Ее сдержанное «нет», – и осточертевший уже стук мяча о стену.

– Я хочу, чтобы ты знала, Кара, – я твой друг, и я люблю тебя. И если тебе нужно поговорить, скинуть камень с души, – я всегда здесь, рядом.

Бум-с, – мяч снова отскочил от стены и приземлился в руки Старбак.

– Ну, в общем...

Адама поднялся, чувствуя себя лишним, и двинулся на выход.

– Погоди, ты что там в середине сказал? – нагнал его вопрос, когда до двери было рукой подать.

– Что? Ты о чем?

– Ты сказал, что любишь меня? – Старбак поднялась со своей скамейки и наконец-то оставила в покое мяч. Сейчас она с усмешкой смотрела прямо в глаза, дожидаясь ответа.

– Я...

– Ли Адама любит меня, - с победоносной улыбкой повторила Кара.

– Да нет, я имел в виду...

Давненько командор не чувствовал себя таким идиотом. Глупо улыбаясь, он растерянно хлопал глазами. Напор Старбак не давал ни малейшей возможности отвертеться и обойтись малой кровью.

– Нет, серьезно, это здорово! – Кара то ли смеялась над ним, то ли говорила всерьез – не поймешь. – Ты любишь меня. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь.

Посчитав, что лучшим способом прекратить этот странный разговор, будет уйти, Адама ухмыльнулся и развернулся спиной к веселящейся вовсю Старбак.

– Тебе это снится, Кара, – бросил он напоследок. – И не мечтай!

Когда в глубине коридора стихли шаги, улыбка медленно сползла с ее лица. Что она делает? Зачем? Кара ведь все решила: есть только Сэм, Сэм и еще раз Сэм. И от Адамы нужно держаться как можно дальше. Так какого черта сейчас было? Она бессильно уронила голову на скрещенные руки и глухо застонала. Стукнулась затылком о сетку раз, другой и крепко сцепила ладони.

Проблема в том, что она не могла контролировать себя и свои эмоции во всем, что касалось Ли Адама. Старалась, изо всех сил старалась! Но это все равно, что заядлому алкоголику пытаться завязать с тягой к бутылке. Можно держаться какое-то время, убеждать себя, что все под контролем, а потом сорваться в штопор, в глухой запой, проклиная собственную слабость.
И что ей теперь делать?

***

На этот раз что-то пошло не так. Он очнулся не в чреве обреченного поезда – в белом ничто и нигде. Адамс не чувствовал своего тела, он словно завис в абсолютной пустоте.

– Отклонения от исходного кода коррелируются, – прозвучал металлический голос. – Глубина искажения недостаточна для внедрения психоматрицы. Рекомендации: вернуться к исходному коду.

Что за чушь? Где он и что происходит?

Он, наверное, крепко зажмурился, чтобы защитить глаза от нестерпимого света. И в следующую секунду вновь оказался там, где был его персональный ад.

– ...Иногда самым сложным оказывается принять то, что, казалось бы, лежит на поверхности.

Стоп. Стоп, стоп, стоп. В том, что сказала Тренс, был какой-то смысл, куда как более глубокий, чем она сама вкладывала в эту фразу. Он ведь только что видел что-то, слышал что-то очень важное. Свет. Там был очень яркий свет. И что-то про исходный код, точно.

Он смог подняться на ноги, несмотря на то, что все инстинкты вопили, умоляли ответить Карен, продолжить их пустой спор. Адамс безумным взглядом обвел всех вокруг в нелепой надежде отыскать существо, которое как-то связано со всем этим кошмаром. Не могли же твари, убивающие их снова и снова, пустить все на самотек? Должен же быть тот, кто следит за ними, контролирует, чтобы подопытные вели себя именно так, как нужно кукловодам?

Адамс поймал адресованную ему саркастическую улыбку темнокожего парня в ярко-красной кепке, который немедленно уткнулся в ноутбук. Он? В три шага преодолев проход, сенатор вытащил его из кресла. Ноутбук полетел на пол, а незнакомец вызывающе уставился на него.

– Это ведь ты, да? – прошипел ему в лицо Адамс. – Кто вы такие? Что вам от нас нужно?!

– Что вы делаете? – донесся до него растерянный голос Кары.

– Станция Гленбрук, – раздалось по вагону.

Адамс засмеялся истеричным, сумасшедшим смехом.

– Всего лишь умираю, – горько ответил он. – Вместе с тобой. Снова.

Как жаль, что к этой боли невозможно привыкнуть, – думал он, когда захлебывался криком в бушующем пламени.

***

Злость пожирала его так давно, что Ли Адама уже начисто забыл, что это такое – жить без злости. С того момента, как услышал от отца, что Кара, которую еще несколько часов назад сжимал в объятьях, вышла замуж? Или все началось тогда, когда увидел ее на палубе «Галактики», улыбающуюся ему так открыто, будто прошлое осталось позади? Или же, черт побери, эта злость жила в нем с той самой ночи, когда он перешагнул порог квартиры брата и столкнулся с ней впервые, почувствовав это ненормальное, нереальное притяжение?

У Ли Адамы, к сожалению, не было ответа на этот простой вопрос. Не было ответа и на более сложные. Почему, несмотря на то, что Ди дарила ему спокойствие и умиротворение и подходила ему, как никто другой, – мысли о мятежной Старбак отравляли каждый день его существования? И неважно, где в тот момент времени находилась Кара: отправлялась на «Вайпере» охранять спокойствие «Галактики», отдувалась за очередную провинность на гаупвахте или мирно жила с выбранным ею мужем на Новой Каприке. Она все равно не покидала его сердца, души и мыслей. Кара Трейс стала его проклятьем в тот самый момент, когда он увидел ее впервые, и с тех пор он был вынужден с этим жить.

Привычным усилием отогнав воспоминания, Ли сосредоточился на противнике.

На этот раз против него выступал не сайлон, не враг – всего лишь человек. Один из команды «Галактики». Такой же, как он – тот, кому было, за что злиться на этот дерьмовый мир, на паскуду-жизнь. Агатон ожесточенно отвечал на каждый его удар, и Адама был уверен, что у Хило тоже есть причины, чтобы выпустить пар. В конце концов, связаться с сайлоном настолько, чтобы воспринимать все всерьез, чтобы бороться за свою женщину и своего ребенка, зная, что практически все считают ту, кого ты любишь, бездушной машиной... У Хило, пожалуй, причин злиться было даже больше, чем у майора Адамы. Может, поэтому он так хорош в качестве противника?

Давненько Ли не попадались достойные соперники! Едва не пропустив прямой апперкот, он жестко напоролся скулой на боксерскую перчатку, и не без удовольствия увидел довольный оскал Карла. Тот, должно быть, решил, что близок к победе. Еще одна серия быстрых ударов – Адама коротко выдохнул, когда один из них вышиб из легких воздух. Агатон усилил нажим, пошел в наступление. Удары сыпались один за одним, однако вместо боли Ли чувствовал лишь звенящую пустоту. На все более и более высокой ноте она вибрировала где-то внутри, прося и не находя выхода.

Б-бамс!

Беспощадное утро, когда его мечтам наступил конец. Скупой свет звезды, такой пустой и холодный теперь. Неожиданное одиночество – пугающее и тревожное. Надо найти ее, понять, что происходит, сказать какие-то правильные слова, ведь совсем недавно...

Мощный удар по ребрам вернул к действительности. Адама глухо застонал, зажав голову меж локтей, руки привычно заняли защитную позицию. Он почти не осознавал, как отбивает удары, как ответный хук Агатона заставил сначала пригнуться, а потом, когда он не успел отклониться, всем телом тяжело дернуться под ударом.

Кара, его порочная, прекрасная Кара кружится в танце, улыбаясь так, как умеет улыбаться ему одному. И Адама снова верит, что у них есть шанс. На этот раз он готов на что угодно, лишь бы не упустить его.

Натиск Хило становился сильнее. Он как будто чувствовал слабость командира, вкладывает все свои силы в каждый удар. И Карл был прав на этот раз: все, о чем хотел думать сейчас Ли Адама – это та, кого он окончательно и бесповоротно потерял много месяцев назад, когда «Галактика» и «Пегас» скрылись в глубоком космосе вместо того, чтобы позаботиться о поселенцах Новой Каприки.

Губы Ди. Такие мягкие и податливые. Свет в ее взгляде. И так просто поставить точку, сказать себе, что – все, хватит. Он достаточно боролся. Быть может, он все-таки заслужил забвение и покой?

Еще удар. Жесткий, с оттяжкой. Агатон скалился сквозь прорезь шлема, пластиковая защита, зажатая между зубов, казалось, вот-вот раскрошится под напором движения его челюстей. Нет, Адама не хотел боли. Не такой. От того, победит сейчас Хило или он сам, ни для него, ни для друга ничего не изменится. Они останутся в том мире, в котором живут. В мире, где для одного любимая женщина недоступна, а другая носит несмываемое клеймо сайлона.

Наверное, глупо так злиться на Сэма. Если подумать, Андерс еще в более паршивом положении, что он сам. Что их объединяло – так это полное непонимание мотивов поведения Старбак. Во всем, что касалось их ненормального треугольника – и не только. Кара всегда поступала только так, как было правильно по ее собственному разумению, но и страдала в результате таких решений чаще всего сама – в первую очередь. Адама не взялся бы судить, насколько Андерс понял эту часть сути своей жены, но очень надеялся, что Сэм не дурак.

Б-бамс!

В голове все равно, что сирена завыла. Надсадно, тяжко, будто на последнем издыхании.

Все-таки хорошо, что ее здесь нет. Опуская жетон в контейнер, он перебрал те, что уже лежали на дне. Знакомого имени среди тех, кто прошел жеребьевку, не было. И если поначалу он не мог сказать, радует его отсутствие Старбак или огорчает, то сейчас он был уверен – к дьяволу ее рядом. Особенно сейчас, когда он так слаб. Когда закрывает глаза – и видит...

Ее глаза, в которых отражаются звезды. Звезды неба Новой Каприки. Их нового мира.

– Зацени – отличное место для дома, – Кара берет его под руку так, будто это самый естественный жест в мире.

Вот только все давно уже не так. У нее есть Сэм, ради спасения которого Трейс подняла на уши весь звездный флот, у него – Ди. Все понимающая и всепрощающая Ди. Неосознанно Адама отстраняется, но все равно держится близко, на расстоянии вытянутой руки.

– Ты действительно бросишь карьеру пилота?

– Кому теперь нужны пилоты? – кажется, в ее голосе нет даже нотки сожаления, и это почему-то задевает. – Кучи тренировок, бесконечные рапорты... Война окончена. Как и все самое интересное.

– Экскурс в новую жизнь Кары Андерс? – Адама кивает на кусок земли, облюбованный ею, как символ новой жизни.

– Замуж я не выйду, - останавливает она Ли.

– Тогда зачем? Ты же его любишь?

Наверное, это должно быть утверждением, а не вопросом, но сарказм и недоверие прорываются за броню внешней невозмутимости.

Как всегда, когда он рядом с ней.

– К чему ты клонишь, Ли?

О, он знает этот тон! Каре опять вздумалось поиграть? Ну, уж нет!

– Вопрос вот в чем. К чему все это? Ну, вот она – вся твоя будущая жизнь, Кара. Ты так хочешь ее провести?

То ли злость играет с ним недобрую шутку, то ли и впрямь он выпил больше, чем нужно. Но ноги сами ведут его к Трейс навстречу. Он наступает до тех пор, пока не оказывается совсем близко.

– Провести ее с ним? – шепчет Адама, когда между ними остаются считанные дюймы.

Если бы она этим вечером так и не появилась – это был бы уже перебор, да? Должно быть, он провинился за что-то перед Богами. Ли откинулся на стул в углу ринга, пожирая появившуюся Трейс разъяренным взглядом. Какого черта она приперлась? Не хватает милых семейных радостей возле любимого муженька?

Агатон почувствовал его слабость, собрался. Один за другим удары посыпались на капитана, но, казалось, тот и не думал защищаться. Адама даже почти не смотрел на соперника, его взгляд всякий раз возвращался к краю ринга, где оживленно переговаривались Кара и Шерон. Последствия не заставили себя ждать: кулак Агатона сокрушительно врезался в его скулу, и Ли зашатался, упал на колени, все еще не в силах оторвать взгляда от Старбак. Она вдруг оказалась рядом, так близко, что, мотнув головой, он потянулся к ней. Смаргивая кровь с разбитого глаза, он смотрел с немым укором – или просьбой, он и сам не мог разобрать.

– Давай! – ударила ладошкой по его перчатке Трейс.

И все изменилось.

Больше не было потерянности, ушла неуверенность и слабость. Женщина, которую он любил – да, любил, врать не имело смыла, – была рядом и верила в него. Злость все еще кипела в Ли, вырывалась, подобно лаве из жерла вулкана, но теперь она придавала новых сил.

Хило поначалу пытался дать отпор, но четко выверенные, жесткие удары один за одним достигали цели и беспощадно рушили его сопротивление. Удачный апперкот – и Агатон пошатнулся. Не дав времени на передышку, Адама снова ударил. Нет, не на Агатона он сейчас зол – на ту, что улыбалась широко, глядя на него. Бросала короткие отрывистые реплики тем, кто окружал ринг. Прозвучал гонг, и он понял, что клокочущая в нем ненависть – на нее? На себя? – так и останется внутри, пожирая заживо. Сол Тай тянул его с ринга, вынуждая уступить место новой паре, Адама с большим трудом сдерживался, чтобы не сорваться на старшего офицера, пусть это даже сукин сын Тай.

Она, конечно, тут как тут. С гаденькой улыбочкой и тягучим:

– Что, не по зубам оказался?

Только бы не сорваться. Только бы не сорваться.

Он прошел мимо, разматывая бинты на руках.

– Ты уходить собрался? – прозвучало в спину.

– Веселись, – коротко бросил Ли.

У него не было сил на споры с Карой. Все, чего он хотел сейчас – оказаться как можно дальше от нее. Не думать, не вспоминать, не болеть ею. Черт побери, он всегда знал, что Старбак для него – беда и наваждение. Но никогда еще его не тянуло вкусить запретный плод так сильно, как сейчас. И, признаться честно, не любви ее сейчас хотел примерный командор и семьянин Ли Адама. Он до одури хотел, чтобы ей стало так же больно, как ему сейчас. Не физически, нет. Ноющая скула и отголоски боли в ребрах были сущей безделицей по сравнению с тем, что терзало сердце.

Он как раз протянул руку, выискивая свой медальон в числе прочих, когда над ухом раздался ее голос:

– Уже вытаскиваешь жетоны?

Он что – и впрямь думал, что Старбак оставит его в покое? Надеяться на ее тактичность так же нелепо, как на благоразумие, или, скажем, осторожность. Злость забурлила с новой силой, заставляя кипеть кровь, но Адама постарался взять ее под контроль.

– Я закончил, Кара.

Она подошла так близко, что Ли ощутил запах секса. И Сэма.

– А я нет, – опалил ухо шепот, ее медальон глухо звякнул о дно.

Нет, он не зол. Он всего лишь в бешенстве. Но, надо думать, именно этого Старбак и добивалась. И именно поэтому он не доставит Каре такого удовольствия. Ли развернулся и торопливо двинулся прочь. Туда, где, как показалось Адаме, он видел Дуалу.

–Эй! – разнесся по залу рассерженный голос Трейс. – Куда это ты собрался?

Не дожидаясь ответа, Старбак поднырнула под канаты ринга и рванула к нему.

– Я уже сказал тебе – я закончил.

Адама все еще пытался сохранять видимость спокойствия, хоть и было ясно, что ничем хорошим это не кончится. Каре Трейс скучно. Или тоскливо. Или паскудно. Суть одна – в покое она его не оставит.

– Вот, значит, как. У тебя хватает духу трахнуть женщину другого мужчины, но не сразиться с ней? – Трейс смотрела вызывающе, она и не подумала понизить голос, мало заботясь о том, что услышат другие. В ее глазах Ли безошибочно разглядел ту самую злость, что сжигала его самого. Он сверлил Старбак тяжелым взглядом, уже не надеясь избежать потасовки. Кара нарывалась, и делала это с тем редкостным талантом, которым обладал мало кто из людей. И видимо, посчитав, что сказанного мало, она лениво протянула:

– Интересно, если бы Ди знала, что получает – она согласилась бы на групповуху?

Яростью ошпарило, как кипятком. Адама и сам не понял, как так получилось, но в следующий момент его кулак впечатался в челюсть Старбак. Та пошатнулась, но устояла. Лишь вздернула голову и посмотрела упрямо в глаза. Кара слизывала кровь, выступившую в уголке рта, и презрительно улыбалась. Подавив неуместное желание коснуться ее разбитой губы, Ли отступил. Но Трейс и не думала успокаиваться. Она придвинулась, сократив пространство между ними до считанных дюймов.

– Не любишь правду, да? – выдохнула Старбак ему в губы.

– Хочешь боя, капитан? Ты его получишь!

Он устал контролировать свою ярость. Трейс добилась своего – как всегда, впрочем.

Та ночь... Адама временами думал, что лучше бы ее не было. Он впервые позволил себе поверить, что невозможное возможно. Что Кара Трейс станет для него благословением Богов, а не проклятьем. Хоть сотню жизней проживи — ему не забыть ее нежданной нежности и ласки. Он и не думал, что Кара может быть такой: чувственной, открытой, жаждущей. От воспоминаний о том, что случилось той ночью на Новой Каприке, даже сейчас кругом шла голова. Это было больше, чем секс, больше, чем то, что люди вкладывают в понятие «любовь». Это было невероятное постижение. В тот миг, когда Кара задрожала, впиваясь ногтями в его плечи, когда ответила на его проникновение, Адаме казалось, что звезды пляшут радостный хоровод вокруг. То, что он чувствовал, превзошло его самые смелые ожидания. Будто не только их тела сливались под небосводом новой родины — ему казалось, что сама Вселенная вдруг обрела незыблемую ось. Погружаясь вновь и вновь в обжигающий жар до одури желанного тела, Адама чувствовал себя почти Богом. Как будто срастались давно разорванные нити, удерживающие на месте планеты и созвездия, будто сама ткань мироздания выправлялась, подчиненная их первобытным движениям. Это было больше, чем наслаждение, больше, чем страсть, больше, что он мог бы вообразить в своих самых смелых мечтах. Он и Кара — это было все равно, что предопределение. Совпадающие друг с другом настолько, что становилось страшно от подобной близости. Потому что ничего прекраснее представить или вообразить было попросту невозможно.

– Боишься ударить меня?

Боится? О, нет, нисколько! Адама легко ушел от атаки, перегруппировался и ударил в ответ скользящим ударом, легко задевающим ребра и пресс. Но это совсем не то, чего хотела Старбак. Оскалившись, она посылала хлесткие, точные удары, безошибочно попадающие в корпус. Ли пытался контролировать дыхание, но Старбак была слишком хороша, чтобы Адама мог и дальше чувствовать себя хозяином ситуации. Она не дразнила, нет, – била жестко, даже жестоко. Брала измором. Каждым ответным ударом пыталась достать его злость, выпустить ее наружу.

И он сорвался, да. Когда увидел на лице Трейс кровь, уподобился зверю. Всю злость, что жила в нем, всю ярость сконцентрировал в коротких выпадах, что безжалостно обрушивались на Кару Трейс. Они отчаянно лупили друг друга, забыв о том, где и зачем находятся, не слыша шума толпы. Существовало только надсадное дыхание человека, что стоял напротив.

– Это все еще больше усложнит, – прошептала Кара, утыкаясь носом ему в ключицу.

– Да, – не стал спорить Ли.

– Что будем делать?

– А что мы можем сделать? – он обнял ее покрепче, привлекая к себе. – Мы примем это. Завтра я скажу Ди, а ты скажешь Сэму.

– Вот так просто?

– Да, так просто.

– Не знаю, – морщинка сомнения прорезала лоб Старбак.

– Да, мы скажем им о наших чувствах. Прокричим это небесам.

– Ха! – едкая ухмылочка показалась на ее лице. – Да уж, точно.

Но Ли не настроен был шутить.

– Думаешь, я этого не сделаю? – он склонился, легко целуя скулу.

– Не-а.

В голосе Кары не было ни тени сомнения, но, кажется, он готов ее сегодня удивить. Ли легко поднялся и запрокинул голову к небу. Во всю силу легких он закричал:

– Меня зовут Ли Адама, и я люблю Кару Трейс!

Сдавленный хохот послышался оттуда, где лежала Кара.

– Перестань, не надо! – попросила она его сквозь приступы смеха.

– Это еще почему? - полушутливо возмутился Адама. – Нас никто не услышит, Кара, – мы ведь в твоей лесной хижине.

Трейс снова оглушительно захохотала. Закрепляя эффект, Адама вновь обратился с воззванием к небесам:

– Я люблю Кару Трейс, и мне плевать, кто об этом знает! – кричал он равнодушному небу.

– Ли, ты сумасшедший, - Старбак протянула ему руку, призывая к себе. – Лучше ложись.

– Брось, я не прекращу, пока ты не сделаешь то же самое.

– Я не могу, - Кара издала нервный смешок и отрицательно качнула головой.

– Ладно, тогда по новой. Ли Адама...

– Ладно, - Трейс встала рядом и зябко поежилась. – Кара...

Голос изменил ей, и Старбак закашлялась. Но, повинуясь ободряющей улыбке, справилась с собой.

– Кара Трейс любит Ли Адаму! – разнеслось под звездным куполом неба.

Он не мог больше сдерживать рвущееся наружу счастье. Развернув Кару к себе, Ли впился жадным поцелуем в ее губы...

Удары становились все ожесточеннее и ожесточеннее. Они не щадили друг друга. Кара упала на колени, но тут же сделала подсечку, обрушил Ли на жесткий ворс ринга. Еще один хлесткий удар по ногам, пока Адама поднимался – и …

Рассвет Новой Каприки. Одиночество. И слова отца. «Ты все пропустил. Кара вышла замуж».

Будь ты проклята, Кара Трейс! Что же ты творишь со своей собственной жизнью и жизнями тех, кому не повезло оказаться в зоне твоего притяжения? Адама прижимал Трейс к канатам, молотил кулаками отчаянно и зло. Старбак закрывалась, но это все, на что ее хватало. Из рассеченной брови тонкой струйкой текла кровь, заливая глаза, она почти не видела противника. Наконец, сил не осталось ни у нее, ни у него. Но даже тогда они были не в силах расцепиться. Покачивались посреди ринга, впечатавшись друг в друга. Ли не знал, что чувствует Кара, а у него перед глазами, будто вся жизнь – та ее часть, что связана с Карой Трейс. Лучшее и худшее. Он обречен ее любить. Пора просто смириться.

– Я скучала по тебе, – прошептала она разбитыми губами.

– Я тоже.

***

– И все-таки, Шестая, я не понимаю.

– А что тут непонятного? – тряхнув белокурой шевелюрой, она легко пожала плечами. – Вы хоть осознаете, что перед нами лучшее подтверждение существования Богов, что только можно получить? «Все это было уже и случится снова». Тысячи лет прошли с тех пор, но – вот...

Она качнула головой в сторону экрана, где замерли, вцепившись друг в друга, два человека.

– Это они, даже ты, Второй, не сможешь с этим поспорить. Кара Трейс и Ли Адама. Они помнят.

– Даже если так. Мы приняли решение не изменять ткань реальности. Эти двое должны были погибнуть, так какое ты имела право...

– Хватит, – неожиданно жестко бросила ему Шестерка. – Я не позволю им умереть. Эти двое заслужили счастье. Хотя бы в этом мире.

– Ты нарушаешь все договоренности, – возмущенно зашипел ее оппонент. – Когда узнает Совет...

– Когда узнает Совет, большинство поддержит меня, – ни капли не сомневаясь, прервала его тираду Шестая. – Я спасу их. Во имя любви.

Легкое движение тонких пальцев – и бомба исчезла из той реальности, где склонившись над чертежами, беседовали двое.

– Станция Гленбург, – прошелестело по вагону.

– Интересное решение, – не услышал объявления мужчина в строгом сером костюме. – У вас есть планы на вечер? Может, обсудим ваш проект за бокалом вина?

– Предпочла бы что-то покрепче, – неуверенно улыбнулась в ответ женщина. – Но в остальном... А почему бы и нет?