Глава 39Не для меня цветут сады,
В долине роща расцветает,
Там соловей весну встречает,
Он будет петь не для меня…
А для меня кусок свинца -
Он в тело белое вопьётся,
И слезы горькие польются.
Такая жизнь, брат, ждёт меня.
(Казачий романс)
Открываю глаза, и передо мной возникает кабинет. Столы, расставленные по кругу, запах сигарет и дешевого одеколона. В левый глаз светит солнце, которое при более пристальном рассмотрении оказывается настольной лампой в красном железном абажуре. Постоянная беготня и болтовня где-то за стеной, напоминающая гул двигателей самолета при взлете. Голова просто раскалывается, а в графине, стоящем на окне, вода горячая и несвежая.
Осматриваюсь по сторонам, и вдруг в мою голову врывается запоздавшая мысль о сыне. Не нахожу ничего лучшего, как начать орать во весь голос:
- Андрей! Андрюша! Где ты?
В ответ тишина. Зловещая. Такая, от которой мурашки начинают бегать по всему телу. Нервы мои сдают окончательно, и я стремглав вылетаю в коридор. Секунда и чуть было не сбиваю с ног маленького кругленького человечка в форме:
- Кайл, куда ты так несешься? Опоздала?
- Боря, - мгновенно узнаю вечного дежурного из нашего легендарного отдела милиции, – где Андрей? Ты не знаешь?
- Так ребята уже на выезде. На Молодежке труп.
- Ты не понял, - быстро поправляю Чердынцева. – Андрей – сын мой, ему восемь лет.
- А, - понимающе тянет Боря, округляя глаза. – Кайл, вы б, это, не пили больше.
- В смысле?
- Ну, вы вчера крепко вжарили. Помнишь? День рожденья Соловца?
- Ни черта не помню, - качаю головой. – Боря, так ты ребенка моего не видел?
- Нет. Сколько лет ему говоришь? Девять?
- Восемь с небольшим, - машинально поправляю я.
- Кайл, шла б ты работать, пока Мухомор тебя не увидел. А то у тебя первые признаки «белочки» начинаются, - ворчит Боря. – Тебе самой неполных 14, откуда ребенок?
- Ох, ё! Прости, Боренька, - внезапно понимаю, что опять играю по правилам КОТа, - зарапортовалась совсем. Просто сон приснился о том, что у меня дети есть.
- Да, ничего, - улыбается дежурный. – Занятный сон, потом зайди в дежурку, чайку выпьем, расскажешь.
- Обязательно, - улыбаюсь в ответ, отползая к двери.
Боря захлопывает дверь в дежурную часть, а я продвигаюсь к выходу. Надо бежать отсюда, поскорее. Опять попасть не в фандом, а в виртуальную жизнь – уже перебор. Включаю первую космическую и… врезаюсь в Соловца.
- Кайл, - спрашивает он, - а где наши все?
- На выезде, - повторяю слова Чердынцева. – На Молодежке труп нарисовался.
- А ты почему застряла?
Мысли бегают в моей голове, подобно муравьям или тараканам. Не нарушить фандома, не ляпнуть лишнего, не навредить себе:
- А я… Я свет в кабинете выключить забыла. Вдруг от энергетиков проверка.
- А что должна быть проверка? Пойду у себя свет проверю, - волнуется Георгиевич, - а то мало ли что. Штрафанут, а у меня и так зарплата с гулькин нос.
- Ну, ладно, до скорого, - шепчу я, открывая входную дверь.
- Кайл! Постой! А правда, что ты от нас переводиться собралась?
- Это куда еще?
- Ну, - почесывает переносицу Соловец, - говорят, что тебя Леша Коваль в ОМОН зовет.
- Зовет, но я еще на стадии размышлений и душевных метаний.
- Ты обдумай все хорошенько, - слышу в ответ. – И, учти, мы тебя так легко не отдадим.
- Ага, - говорю я, захлопывая дверь и шумно вздыхая.
Слава Богу, вырвалась! Но не тут-то было, на плечо мое ложится чья-то широкая ладонь. КОТ? Беглец? Еще кто-нибудь противный?
- Кайл, чего ты дергаешься, как берданка при отдаче?
- Ничего, - говорю я, медленно оборачиваясь на знакомый голос.
На меня весело смотрят прищуренные карие глаза. Мужик в камуфляже с калашом на плече улыбается мне:
- Ну, что там с переводом? Решилась?
- Алексей Николаевич, - начинаю я.
- Ох, Кайл, - неодобрительно качает головой, - пороть тебя нужно, а некому. Сколько раз я просил тебя называть меня Лешей или Ковалем, в самом пожарном случае?
- Раз сто, - улыбаюсь в ответ.
- Короче, последнее китайское предупреждение. Давай, решай свои дела и прекрати меня мариновать! Даю три дня, сама знаешь, что недокомплект отряда смерти подобен.
- Есть, не мариновать! – Козыряю я.
- Ты куда спешишь? - Добродушно продолжает Коваль. - Может, подвезти?
- Нет, тут рядом совсем. На Молодежку.
- Ну, удачи тебе, - кивает мне Леха.
****
Опять двадцать пять! КОТ то ли по незнанию, то ли по доброте душевной отправил меня в то место, где мне дышалось легко. Этот период моей виртуальной жизни был самым светлым и, одновременно, самым горьким в моей жизни. Я тряхнула головой, отгоняя навязчивые мысли. Понятия не имею, что задумал этот позорный представитель семейства кошачьих, но мне надо играть по правилам этого мира. Почему? А, черт его знает!
Витая в облаках, спускаюсь на пару улиц. Молодежная улица, дворы-колодцы – бич Питера, темные парадные, ничего не знающие соседи. Только сейчас, когда начала общаться с представителями города на Неве, поняла, что Питер настоящий намного отличается от того места, в котором я прожила пять лет. Но все равно в душе моей навсегда остался шепот волн, когда спускаешься к Неве, львы, белые ночи, туманы, друзья и враги. Питер навсегда остался в моем сердце.
Скопление людей, шум, гам, домыслы. Продираюсь через толпу, мастерски работая локтями. Корочку, как в фильмах про полицию заокеанскую, не свечу. Пусть думают, что мне приспичило посмотреть на жмурика, а то непременно на ногу наступят или на спину плюнут. Проверено на себе, причем неоднократно.
Красно-белая лента, очередной бедолага, с головой накрытый черным брезентом. Пробираюсь поближе, меня узнает парнишка Эдик, стоящий в оцеплении, и пропускает без лишних слов. Слава Богу! Все, как всегда. Мир КОТа не отличается от моего мира. Это не может ни радовать. Вот только я не помню этого трупа, хотя до сих пор многое осталось в памяти. Телефоны, лица, имена, адреса…
Седовласый полноватый человек в полосатой рубашке сосредоточенно щелкает затвором старенького фотоаппарата. Цифровиков тогда не было, даже в виртуалке.
- Здравствуйте, Андрей Борисович, - говорю я, - чем порадуете?
- Здравствуй, Кайл! Поздновато ты сегодня, все уже собрались. И начальство здесь, ворчит, ругается, ногами топает.
- В общем, все, как обычно, - подытоживаю я. – А с болезным что случилось?
- Непонятно, - разводит руками эксперт. – Руки, ноги, голова на месте. Не бледный, не синий, без трупных пятен.
- Он хотя бы мертв?
- Да. Мертвее всех мертвых. Короче, найди Ларина и поговори с ним. Он знает побольше моего.
Киваю Борисычу и шлепаю в сторону подъезда. Эксперт окликает меня:
- Кайл! За результатами сама зайдешь часам к 12.
- Сегодня?
- Завтра! Сейчас уже половина третьего, не ночью же ты ко мне собралась приехать? Я не то чтобы сильно против, но организм мой за будет вряд ли. Семьдесят лет, как-никак, в ноябре стукнет.
Хихикаю в ответ на шутку Борисыча. Не потому что очень уж смешно, просто не хочу обидеть старика и сказать то, что знать ему не положено. До семидесяти лет он не доживет. Умрет от инсульта за три дня до юбилея, в этот день его будут хоронить.
Почти бегом влетаю в темный подъезд, чтобы никто не увидел моих слез. Я поняла замысел КОТа: дать мне снова пережить прошлые события, не имея возможности что-либо изменить. Как в фильмах, типа, «Эффекта бабочки», где герой вновь и вновь проживает один и тот же момент, пытаясь что-то изменить. Но мораль сей басни такова: если меняешь прошлое, то, непременно, изменишь будущее. А нам это надо?!
- Кайл, твою дивизию! Ты там что застряла? – Окликает меня раздраженный голос.
- Нет, уже бегу. Просто задумалась.
- О чем интересно? - Спрашивает меня Андрюха Ларин, протягивая руку.
И я опять чуть было не говорю о том, что известно только мне: о том, что от него опять ушла его жена, что он снова запьет, и нам всем придется прикрывать его от начальства. О том, что жизнь - паршивая вещь, и любовь в ней предусмотрена не всегда.
- О жмурике, - нахожусь я. – Борисыч говорит, что он необычный.
- О, Господи! Кайл, для него все жмуры – произведения искусства, достойные кисти Рафаэля. Обычный труп, скорее всего, не криминал. Повреждений, по крайней мере, видимых нет. Об остальном нам споет Борисыч в своем отчете.
- А посмотреть на него можно? На труп этот загадочный?
- Да, за ради Бога! Иди и смотри, только не натопчи там, как в прошлый раз.
Киваю головой, вспоминая «прошлый раз». Когда я только поступила на службу, то на своем первом деле вступила в кровь и оставила четий отпечаток на полу в прихожей. Короче, Борисыч с ним сутки возился, но счастливого обладателя нашел. Тогда меня чуть не убили, потом посмеялись, простили, но при каждом удобном случае напоминали о конфузе.
Подхожу к накрытому с головой трупу, приподнимаю угол брезента и вижу потерпевшего. Он молод, лежит на животе и абсолютно обнажен.
- Эдик, - обращаюсь к парню, стоящему в оцеплении, - давай-ка его перевернем.
- А, что ты там собираешься увидеть? – ухмыляется он. – Может, я тебе это смогу показать?
- Рот закрой! – Одергиваю его. – Поверь мне, у тебя нет ничего такого, чем ты можешь меня поразить. Помоги, если хочешь, а нет – иди дальше ворон считай!
Я вполне могу приказать нахалу, но кичится своим званием – не мой конек. Он и сам рад помочь мне, просто набивает себе цену. Эдик Кантария всегда был таким, пока его не убили за год до моего ухода из виртуальной полиции. Ножом в шею, боль была адская, потерял много крови, но умер с улыбкой. Так его и хоронили: гремел почетный салют, а он смотрел в небо и безмятежно улыбался. Твою мать, КОТ, за что ты со мною так!
Мы переворачиваем тело, и я вскрикиваю от удивления. Эдик хихикает, зажимая себе рот широкой ладонью:
- Не думал, что тебя можно так легко удивить. У меня-то побольше будет!
- Эдик, ты куда смотришь?
- На это самое место, а куда еще?
- Ты телевизор смотришь, вообще, или работа, работа и еще раз работа?
Парень пожимает плечами. Неужели он не видит того, что вижу я? Голубые глаза, слегка вьющиеся русые волосы, тонкие черты лица и завораживающая улыбка. Это точно он. В голове одно за другим проскакивают все киношные звания этого человека: пилот крестокрыла, командир Повстанческого Альянса, лидер Разбойной эскадрильи, Рыцарь и Мастер Джедай. Обалдеть! На земле валяется брошенная кем-то в спешке рулетка. Наступаю одной ногой на ее конец и киваю Эдику. Парень уже без улыбки помогает мне и говорит:
- Рост – метр и семьдесят два сантиметра. Кайл, знакомый твой что ли?
- Эдик, ты, реально, болван или прикидываешься? Это же Люк Скайуокер!
- И че!
- И ничего! «Звездные войны», джедаи, лазерные мечи…
- Ты совсем с ума сошла? Кайл, не морочь мне голову. Это обычный мужик без трусов. С крыши сорвался, скорее всего, под наркотой, - серьезно говорит Эдик, возвращаясь в оцепление. – И не вздумай сказать о твоей супер версии Мухомору, в дурку загремишь!
Снисходительно улыбаюсь и снова склоняюсь над трупом. Странное дело, откуда Скайуокер здесь взялся? Ну, правда, не Дарт Вейдер же его замочил? Может, это обман разума – способность влиять на мысли других людей, навеивать им разные образы. Если этим владел сам Люк, возможно, что после его смерти способность эта перешла к кому-то другому, к КОТу, например. А что, если эта сила все еще скрыта в теле этого юноши, как в ларце Пандоры, и только ждет своего обладателя?
Ерунда какая-то в голову лезет, заставляя мои глаза засиять жадным блеском. Юноша безмятежно смотрит в небо синими, как васильки, очами и улыбается чему-то. Наверное, перед смертью он видел что-то прекрасное или это опять был пресловутый обман разума? Так или иначе, мне больно смотреть, как капельки холодного дождя срываются с серого небосвода на лицо парня, когда-то вскружившему головы тысячам девушек.
- Кайл, - раздается сзади голос Ларина, - хватит любоваться, сейчас труповозка приедет. А мы в отделение.
- Андрюша, - шепчу я, - давай его перевернем обратно. На живот.
- Тебя что-то смущает, малыш? – Ухмыляется он, но, поймав мой умоляющий взгляд, переворачивает тело.
Ларин ободряюще хлопает меня по плечу и направляется к желтой «канарейке». Вздыхаю и шлепаю за ним. Уже почти влезаю в машину, но внезапно понимаю, что на пальце моем нет золотого колечка. Надо возвращаться и найти, пока его не подобрали зеваки. Под чертыханья Андрея и нашего водителя Сереги подхожу к телу и… не узнаю его.
Вместо красавца Люка передо мной возникает тело худого юноши с черными, как смоль волосами. Переворачиваю его на спину и вижу мальчишку лет тринадцати-четырнадцати, его лицо от носа к правой скуле пересекает тонкий шрам. Не красавец, скорее, из ботанов, которые все свободное время отдают учебе и компьютерным играм. Самое страшное – видеть его глаза, в которых застыл первобытный ужас. Что же парень видел перед смертью, если умер с таким выражением лица?
Чтобы не видеть кошмарного взгляда, переворачиваю его на живот. Сама. Откуда только сила взялась? Худое тело, острые лопатки, маленький шрам на коротко остриженном затылке. И татуировка на левой ягодице, возникшая словно ниоткуда: кот, хищно оскаливший острые клыки. Протягиваю руку, чтобы потрогать тату, провожу рукой по контуру и внезапно проваливаюсь в ее светящееся жерло.
****
Темнота, тишина, покой и безмятежность. Я лежу на узкой кушетке, накрытой синим покрывалом. Чудеса, да и только! Сажусь и оглядываюсь по сторонам: рядом со мной несколько таких же кушеток, на которых кто-то сопит, бормочет во сне, похрапывает. Народ отдыхает, на то это и комната отдыха.
Конечно, я прекрасно понимаю, где нахожусь, и знаю каждого из ребят, лежащих на соседних кушетках. Справа от меня спит восьмилетний мальчик Ваня – боец спецназа с позывным Гук. Его нашел года три назад наш командир Леша Коваль в аэропорту Пулково, забрал с собой, откормил, обогрел и пристроил к нам в отряд. Трогаю его за плечо, Ванька ворочается, недовольно сопит, но не просыпается.
- Гук, проснись! Рота, подъем! – Шиплю я, и мальчик мгновенно садится на кушетку, хлопая пушистыми ресницами.
- Данута, ты что ли? Чего надо? – Недовольно ворчит он.
- Ваня, какой сегодня день недели?
- Среда.
- А месяц, год, число?!
- Кайл, ты с ума сошла? 6 мая 1998 года. Можно я теперь посплю?
Я молчу, переваривая полученную информацию. Этот день особенный для меня. Вот только не знаю: все уже случилось или вот-вот случится, поэтому снова трясу за плечо Ивана:
- Ванька! Гук, который сейчас час?
- Спать хочу, отвали!
Из дальнего угла слышится шипение, перерастающее в недовольное бурчание:
- Твою мать! Два часа ночи! Чего вам там не спится?
- Спасибо, Леший, - говорю я, ложась лицом к стене.
Сегодня 6 мая, в этот день произошло самое жуткое событие в моей жизни. Я твердо знаю, где оно произойдет, когда и как, неизвестно мне лишь одно: возможно ли предотвратить его наступление. Узнать это смогу лишь в два часа дня, а пока необходимо подремать. Искренне надеюсь, что усатый-полосатый отправит меня до наступления часа Х в другой фандом.
Но чуда не происходит: ворочаюсь с бока на бок, под ворчание Лешего – Олега Званцева, который и предположить не может, что не сплю я именно из-за него. Утро приветствует меня настырным лучиком солнца, который лезет в глаза, и криком командира: рота подъем! Вскакиваю, на ходу влезая в форму. Рядом с закрытыми глазами, натягивает защитного цвета брюки Ваня.
Дальше все идет, как обычно, когда я ночую в казарме: построение, зарядка на плацу, завтрак. Потом Коваль даст распоряжения и разрешит заняться своими делами до крупной заварушки, которая намечается на два часа дня. Кто-то будет чистить автомат, кто-то пришивать так некстати оторвавшуюся пуговицу на брюках, кто-то крутить сальто на турнике. А я пойду искать Лешего, чтобы хотя бы попытаться исправить положение.
Олега нахожу на спортивной площадке. Он висит вниз головой на брусьях, утверждая, что так кровь приливает к мозгу, давая возможность трезво мыслить. Я помню, что видела Лешего, висящего вниз головой, чаще, чем болтающего с кем-то из нас. Присаживаюсь рядом с ним на траву:
- Леший, я знаю ВСЕ!
- Поздравляю тебя! – Ехидно заявляет Олег. – Я вот дожил до тридцати пяти лет, а ни фига не знаю. Абсолютно.
- Ты не понял, - улыбаюсь я. – Мне известно о твоих планах по поводу дневной операции.
- Данута, ты сбрендила? Я ничего не знаю по поводу операции, - кипятится Леший. – А тебе действительно нужен врач, желательно, опытный психиатр. Свали, детка, у меня еще два подхода.
Передергиваю плечами и уныло бреду прочь. В этом весь Олег Званцев – нелюдимый, ершистый, себе на уме. То ли дело его родной брат – балагур и весельчак Валерка с позывным Чибис. Сколько раз его шуточки-прибауточки поднимали настроение, когда мы сидели по уши в грязи в засаде. Или делали марш-бросок, захлебываясь в клубах пыли и песка. Все воют, а Валерка, знай, заливается: «у дороги чибис, у дороги чибис»! Потому и Чибис – птичка певчая.
Мои размышления прерывает Ванька:
- Кайл, ты чего к Лешему ходила?
- Контакт пыталась наладить, - огрызаюсь я.
- Ну и как?
- Да никак: на связь не вышел, видимо, мозги через уши вытекли.
Гук хохочет, подпрыгивая на одной ноге. Мальчишка, что с него возьмешь.
- Айда на спортплощадку! Солнышко покрутим, - предлагаю я.
- Не, - хитро улыбается сорванец, - не хочется.
- Темнишь, Гук, - говорю тихо. – В чем дело?
- С вышки десантной прыгал, запутался парашют и лямкой руку дернуло. Правую.
- Сильно болит?
- Терпимо, - морщится мальчик. – Был у Егоровны, еле уговорил Ковалю ничего не говорить. На операцию не возьмет…
- Что там мне знать не положено? – Подбирается сзади командир. – Иван, ничего не хочешь мне сказать?
- Нет, - бурчит Гук.
- Кайл, а ты? – Переводит взгляд на меня Леша.
Во мне начинают бороться две идеи: сказать все Ковалю, спасти парнишку или смолчать и погубить его. Так и так я буду предателем для кого-то из них.
- У Вани болит рука. Правая, - говорю я. – Он стрелять не сможет. Больное плечо и отдача не совместимы.
- Иван, это правда?
- Да, - презрительно смотрит на меня мальчик. – С вышки прыгал и повредил. Стрелять, наверное, смогу.
- Наверное, - задумчиво говорит Леша. – Кайл, иди в расположение, приведи себя в порядок, скоро выезжаем. Гук, ты в медсанбат, потом – домой.
Ваня умоляюще смотрит на командира, но тот непреклонен:
- Исполнять!
Парнишка взрывается:
- Ненавижу вас всех!
Он почти бегом направляется к зданию медсанбата. Коваль окликает его:
- Иван! Котлеты в холодильнике, поешь!
- Да пошел ты, командир! – Не оборачиваясь, бросает мальчишка. – А тебе, Данута, я еще все это припомню!
Обычно Леша жестко наказывает всех нарушителей. За мат, появление в нетрезвом виде на территории базы, за опоздание. В самом начале моей службы в спецназе я забыла вычистить автомат. Коваль увидел это, и мне пришлось вместо поездки на тренировку вычистить все оружие, которое осталось на территории базы. А это, ни много, ни мало, двадцать два автомата. Сейчас же парнишка рассержен и расстроен, поэтому его нельзя ругать. Дело семейное, разберутся. Тем более, что Ванюшка скоро и сам все поймет. И простит.
Забегаю в оружейную, натягиваю бронежилет, ребята ждут меня в машине. Бегу по коридору, пришептывая, словно Белый Кролик из «Алисы в Стране Чудес»: опаздываю, как я опаздываю. Внезапно вижу на полу свое золотое колечко, оставшееся возле трупа Скайуокера или кого-то другого. Поднимаю его, и яркий свет ослепляет меня. Я теряю ориентацию и проваливаюсь куда-то. Снова.
*****
Опять темнота, холод и тишина. Руки мои связаны сзади скотчем. Без бронежилета и формы, в одном нательном белье, вишу на потолочном крюке. Не могу пошевелиться, все тело затекло и замерзло. Напротив меня на таких же крюках висят без сознания мои товарищи: Чибис, Коваль, Кот. Остальных не разглядеть в темноте. Я прекрасно знаю из-за кого мы попали в засаду, поэтому ору, что есть мочи:
- Все, кто меня слышит, запомните: нас предал Леший! Леший – предатель!
- Хватит орать, идиотка! – Говорит, похожий на гориллу, мужик, отвешивая мне оплеуху. – Сучка мусорская! Какого черта ты сюда полезла, играла бы в куклы!
Сплевываю кровь на землю. Сволочь, зуб выбил! Но это мелочи жизни, по сравнению с тем, что нас ожидает впереди.
В цех входят люди, если их можно так назвать. Короткое совещание. Вердикт – в живых не оставлять, слишком много видели. Нас выстраивают в коридоре, лицом к серой, покрытой грибком стене. Справа от меня стоит молчаливый Чибис, слева шепчет, едва шевеля губами, молитву Серега Котов. Я почти не слышу слов, замерзла, все тело мое онемело, ровно так же, как умерла душа. Знаю, что сейчас Лешему дадут автомат и заставят нас расстреливать.
Дышу ровно, хотя точно знаю: если меня сейчас убьют, то домой уже не вернусь. Автоматная очередь заставляет вздрогнуть от неожиданности. Левый бок обжигает неимоверная боль, выворачивающая внутренности наружу. Провожу рукой по телу, она становится багряной от крови. Теряю сознание, и весь мой мир становится похожим на огромную черную дыру.
Как будто через толщу воды слышу женские голоса:
- Молоденькая совсем! Жить да жить…
- Проникающее, брюшина, внутренние органы не задеты. Перитонита нет. Шок.
- Родилась в рубашке. Крови много потеряла.
- Жить, жить, жить…
Очнулась я от того, что солнце светило в глаза. Повернула голову на бок и увидела то, что рассчитывала там увидеть. А, точнее, знала, что все будет именно так, потому что уже проходила через это. Маленькая тумбочка, на которой лежала моя левая рука. Рядом – высокая кушетка, с которой нежно улыбался мне Лукас. Из вены его правой руки по тонким пластиковым трубочкам перетекала в мои вены темная кровь. И, конечно, я знала, что жизнь во мне все эти долгие сутки поддерживалась только благодаря его крови. Я заряжалась энергией, силой и желанием жить исключительно благодаря его любви. Улыбаюсь в ответ и, как и тогда, глажу вялой рукой его руку. Он понимающе подмигивает в ответ.
Внезапно до меня доходит, как сильно заблуждалась. Специально для меня кто-то создал эту чудесную сказку. Не исключено, что сам Господин КОТ режиссировал постановку, где я жила по-настоящему, где любила и верила, дружила и разочаровывалась, где понимала и прощала. Но сделано это все было для того, чтобы…
Не успеваю додумать свою мысль, лже-Лукас крепко сжимает мою руку в замок. Я вскрикиваю от неожиданности и вижу, как вместо двери палаты появляется огромное белое с прожилками молний облако. Оно разрастается, подбираясь все ближе и ближе к моей кровати.
«Портал», - успеваю подумать я, прежде, чем оно проглатывает меня и моего нежданного попутчика.
Продолжение следует…