У каждого из нас есть отец. Это общепризнанный факт. Вот только одни чувствуют его заботу постоянно, буквально купаются в его внимании, а другие… Впрочем, сегодня я понял, что не причисляю себя ни к тем, ни к другим. Но обо всем по порядку.


Когда я был маленьким, чаще видел своего отца на фотографии, которая стояла на каминной полке в гостиной, чем сидящим у моей кроватки. Красивый мужчина в стильном костюме торжествующе улыбался, глядя в глаза своим соперникам. В руках он держал очередную награду за какие-то там научные заслуги. Их было настолько много, что никто уже и не помнил, какой именно грант выиграл мой папочка.


Мне было, в сущности, наплевать на его заслуги. Я просто хотел, чтобы у меня был отец. Настоящий, такой, как у Джонатана, Билли, Венди, Анны. Такой же, как у нахального драчуна Чака с соседней улицы. Пусть бы он приходил ко мне по воскресеньям и отводил в парк развлечений, как папа Тома из начальной школы Оакфилда. Пусть бы даже отколотил меня за мои проступки, только бы он был. Только бы я не натыкался на закрытую дверь его кабинета.


Мама часто говорила мне о том, что мой папа – очень известный человек в Штатах. Он очень занят научными проектами на благо нашей родины. Папа вспоминал обо мне только в те редкие минуты, когда к нам приезжали журналисты снимать очередной ролик о нем. Тогда отец подзывал меня, обнимал и нежно ерошил волосы, говоря, что я – самый главный проект в его жизни. Смешно да. Я – проект, как электростанция или подводная лодка.


С тех пор, как мне стукнуло пять, я изо всех сил стремился быть похожим на отца. Соответствовать званию успешного проекта. Запирался в своей комнате, читал до одури и разбирался в устройстве компьютера, создавал стрелялки для себя и для других детей, у которых был папа. Когда в восемь лет я собрал первый портативный компьютер, отец только рассеянно погладил меня по голове и сказал: «Ну-ну, конечно». А ведь я делал это все только для него, точно так же, как окончил колледж, едва мне исполнилось 12. Просто ради его скупой похвалы. Но мой папаша вряд ли что-нибудь заметил: он строил новую электростанцию где-то там, на другом краю земли.


Когда мне исполнилось 15, я закончил Стэнфорд. Думал, что мой дорогой папаша приедет на защиту. Увы и ах! Он всего лишь прислал мне очередное видео сообщение: молодец, горжусь, занят. Я даже не расстроился, привык получать такие же сообщения на Рождество и на день рождения. Отец слишком увлечен более важными проектами, чем его сын.


Я вернулся домой дипломированным спецом, нетерпеливо распахнул дверь, ожидая восторженных криков мамы, объятий и улыбок. Но увидел то, что на долгие годы стерло с моего лица улыбку: маму, неловко кутающуюся в одеяло, и ее шефа, мистера Томпсона, пытающегося натянуть брюки. Я понял все, хлопнул дверью и ушел.


Что я делал? Просто шатался по улицам большого города: в толпе легче затеряться. В толпе легче думать и иногда находить выход. Конечно, я давно уже знал, что мать и отец не любят друг друга. И, судя по крикам, которые вот уже года три слышит весь квартал, даже не уважают. С самого раннего детства я слышал семейную легенду о том, что мои родители на свадьбе поклялись никогда не расставаться. До самой смерти! А по мне лучше один раз нарушить глупую клятву, чем мучить себя и своих детей всю оставшуюся жизнь.


Вернулся домой через две недели. И понял, что изменился. Не только внешне, но и внутренне. Что-то надломилось в душе, хрустнуло, подобно тонкой веточке. Мать старалась не спрашивать меня ни о чем, относилась ко мне бережно, словно я был раритетной китайской вазой. Единственной в своем роде. А мне хотелось совершенно иного: расспросов, дружеских объятий, немного участия. Я попытался связаться с отцом. Просто хотел поговорить с ним по-мужски, высказать все, что бередило мою душу. Рассказать ему о том, что впервые напился, и понял, что это не моё. О том, что, злясь на весь мир, проколол себе левое ухо. О том, что чуть было, не наделал непоправимых глупостей. Раздался щелчок соединения, и я увидел его широкую спину в белом халате. Он просил свою секретаршу спросить, здоров ли я. Вот и весь разговор…


Что было дальше, тяжело даже рассказывать. Скажу лишь одно: не убивал, не воровал, могу спокойно смотреть в глаза людям. Вот только на душе от этого легче не стало. Отец приехал на один день для того, чтобы сообщить, что мне не хватает дисциплины, и что я отправляюсь на подводную лодку. Там мне покажут, что такое быть настоящим мужчиной. Я горько усмехнулся: как будто он знает, что это такое быть мужиком.


****

На «Сиквесте» все было в сто раз проще, чем на Земле. Там не было полутонов. Черное – это черное, а белое – это белое. Я пригодился там, когда налаживали компьютерное обеспечение. И заслужил лавры компьютерного гения, хотя для всех так и остался настырным шестнадцатилетним мальчишкой. Для меня началась новая жизнь на субмарине, где было тысячи вечно занятых взрослых и ни одной минуты свободного времени.


Я уже почти начал забывать своих родителей. Отца мне с успехом заменил капитан Бриджер. Именно он заходил ко мне по вечерам, чтобы поболтать о том, о сем; он искренне переживал, когда я болел; он ценил меня такого, какой я есть. Наверное, дело было в том, что я заменил ему его пропавшего безвести сына.


В тот день мой папаша напомнил о себе с экранов телевизоров. Он создал систему мирового энергоснабжения. Бесплатную для всех и супер экономную. «Благо требует времени и жертв, - сказал он, - как видите, проект мирового энергоснабжения занял 15 лет и стоил мне брака. Я так и не смог узнать, как следует, сына». Я горько усмехнулся, знали бы телезрители, чего мне стоил каждый год из этих 15, проведенный без своего знаменитого папочки. На меня накатили злоба и бессилие. Хотелось крикнуть каждому из этих торжествующих парней всю правду о моем папочке прямо в лицо.


Чуть позже мы с ребятами поднялись на поверхность. Капитан дал нам выходной, в связи с днем великого открытия моего папаши. Можно сказать, что благодаря смекалке отца, я лишний раз увидел дневной свет. 13 месяцев под водой – не шутка, хотя когда выходной у целого мира, его как-то не ощущаешь. Наша команда вовсю веселилась на пляже, а я хотел лишь одного, чтобы все
забыли обо мне и моем великолепном папаше, хотя бы на минуту.

- Наверное, ты им очень гордишься, - сказал командор Форд, не вопрошающе, а констатируя факты.

- Кем я горжусь?

- Отцом, - как ни в чем не бывало, продолжает Джонатан. – Благодаря ему, у нас сегодня праздник. Это же главное событие двадцать первого века.

- Если я с ним когда-нибудь увижусь, - говорю, как можно равнодушнее, - передам, что ты в восторге.


Очень вовремя в царстве океана и песка появился Шелли – капитан авианосца – и предложил нам сыграть в волейбол. Все это действо спасло командора Форда от нелестных слов в свой адрес, а мне подарило минуту отдыха от тени своего отца. Достали!

- Будешь играть, - присаживается рядом со мной капитан Бриджер.

- Нет, - отворачиваюсь я: меньше всего сейчас мне хочется обидеть его ненароком.

- Почему?

- Потому что я зол, - внезапно говорю то, что тревожит меня весь сегодняшний день.

- На кого? На отца?

- Нет. Не на него.

- А я бы на него злился, - внезапно говорит Натан, и мое сердце начинает танцевать ча-ча-ча.

- Дайте мяч, - говорю я, вступая в игру.


****


Это был замечательный день: мы разгромили команду ребят с авианосца. Но наступил вечер, и настроение мое испортилось окончательно и бесповоротно. Мы стояли на берегу, когда весь город внезапно озарился светом, это заработало детище моего отца. Его проект, который оказался для него намного важнее меня. Все аплодировали, свистели, топали ногами от восторга. Натан обнял меня, восторженно улыбаясь, но этого было чертовски мало. Это дружеское объятие не могло заменить мне отсутствие отца. Я просто скрылся во тьме и шел по безлюдному пляжу все дальше и дальше, бросая в океан камни. Зла не было, захлестывало отчаяние и какая-то странная боль в сердце. Состояние, граничащее с безумием.


На прощальную речь по поводу окончания экспедиции не пошел. Закрылся в своей каюте, чтобы снова и снова перематывать видео письма отца. Рождество, прошлогоднее, позапрошлогоднее, пятилетней давности. Мое десятилетие, тринадцатилетие, наконец, шестнадцатилетие. Одни и те же избитые фразы: «Привет, Лукас! Я опять не смогу провести с тобой праздники, но твоя мать заверила меня, что у тебя все в порядке, что ты вырос и»…


В разгар моих душевных терзаний в каюту вошел Бриджер, беспокоясь, почему я пропустил его прощальную речь. Он спросил, хочу ли я возвращаться домой. Если нет, то будет еще одна экспедиция, и я могу остаться. Сказал то, что думаю:

- Да, я знаю. Но теперь мой отец стал великим спасителем мира. И он захочет покрасоваться в обнимку со мной. Показать меня миру. Как… свой очередной проект.


Просто включил для него запись. Потом еще одну. Обычное письмо, которое мой папа прислал для меня на какой-то праздник, неважно на какой. Все письма от него одинаково бездушные и торопливые, словно отговорки. Словно отмашки от собственного сына.

- Это его подарок на Рождество, - поясняю я. – Но ведь главное, что не забыл…

- Хочешь, я с ним поговорю, - участливо уточняет капитан.

- Нет, - мотаю головой, желая лишь одного, чтобы меня оставили, наконец, в покое, - но, если позвоните, передайте привет.


****

Глупо как-то получилось. Из-за всей этой суматохи я даже не успел приготовить подарок капитану. Спешно доделываю голограмму его покойной жены, которую он любил искренне, а не из-за глупой клятвы у алтаря. Вот сюрприз-то будет!


В предвкушении включаю видеосвязь. И вижу перепуганного Натана и полуголую Кэтрин – нашего бортового доктора. Господи, ну почему я порчу всем жизнь! Матери, отцу, вот теперь и капитану с его дамой сердца. Я – неудачник!


Ничего так не успокаивает нервы, как компьютерная игра, в которую ныряю с головой. Просто, чтобы забыть. Просто, чтобы забыться. Стук в дверь. Входит Кэтрин Вестфаллен. Расстроенная и немного смущенная. Просто хочет поговорить со мной, и я милостиво ей это позволяю. Просто для того, чтобы расставить все точки над и.

- Лицом к лицу, - добавляет она, не желая видеть мою спину.

Ставлю стрелялку на паузу и поспешно оборачиваюсь.

- Твой подарок капитану – замечательная идея, - говорит Кетрин. - Просто время выбрал неправильное…

- Вам незачем объяснять, - смущаюсь я, отчасти от того, что в моей семье не принято оправдывать свои поступки.

- Я хочу объяснить себе, - смущается она еще больше меня. – Ты выслушаешь?

- Ладно, - принимаю ее условия.

- За последний год мы с Натаном очень сблизились, а когда между взрослыми людьми возникает привязанность, даже близость...

Закатываю глаза: она что считает меня совсем глупым мальчишкой? Еще бы рассказала, откуда берутся дети.

- И, по-вашему, я еще недостаточно взрослый, чтобы все это понять?

- Нет, - говорит Кэтрин, пряча взгляд.

И я, не желая доставлять этой прекрасной женщине хлопоты и лишние переживания, поспешно добавляю:

- Я понимаю и рад, что вы с капитаном можете наслаждаться тем, что вас связывает. Жаль, что мой подарок все испортил…

- Тогда почему мне кажется, что ты на нас злишься?

Она еще спрашивает?! Все задают мне вопросы, на которые я не в силах найти ответ самостоятельно. Просто безумно хочу, чтобы меня оставили в покое, а поэтому взрываюсь:

- Потому что близость важна и для меня. Взрослые говорят о своих нуждах так, что мои кажутся неважными. Наука – важнее, чем мои проблемы. Исследование океана – важнее, чем мои проблемы. Для отца спасение человечества тоже важнее, чем мои проблемы. Подожди, Лукас! Займи очередь, Лукас! И тобой займутся.

Доктор Вестфаллен смотрит понимающе на меня. И, скорее всего, видит во мне последнего негодяя и эгоиста. Сейчас она скажет мне какую-нибудь бяку и уйдет. Валяйте!

- Ты абсолютно прав. Пусть работа твоего отца очень важна, но ты для него должен быть на первом месте.

Ха! Пусть попробует сказать это отцу. Возможно, это получится у нее, если у меня не получилось. Не получилось пробить стену толщиной в 15 лет. Она говорит: с удовольствием, так пусть попробует сначала до него дозвониться!

****

Кэтрин ушла, хлопнув дверью, и у меня мгновенно исчез интернет. Отлично, ничего не скажешь! Связь исчезла по всему «Сиквесту», на всех каналах связи тишина. Мир, будто бы вымер в одночасье. Странно и немного необычно.


Командор Форд выходит на частоту И. Минута-другая и адмирал Нойс взволнованно сообщает, что отключилась мировая электросистема. Весь мир погружен во тьму, а аварийные системы блокированы. К аварийным генераторам подключены лишь больницы, армия и полиция.


Капитан, по-моему, переживает намного меньше, чем я. И говорит Нойсу, а точнее, мне, потому что прекрасно знает, что я нахожусь где-то на мостике:

- Неполадки быстро устранят. Доктор Воланчек – человек умный…

- У нас нет времени на благодушные разговоры за ужином, при свечах, - бесцеремонно перебивает адмирал. – Мне доложили, что Воланчек погиб. Судя по последнему сообщению…


Я уже не слышу последних слов, просто обессилено сползаю по креслу. Отец погиб. Отец мертв. Больше его никогда не будет. И не будет надежды на то, что его кабинет однажды приветливо распахнет передо мной свои двери. Нет надежды на то, что мы когда-нибудь поймем друг друга. Просто поговорим по-человечески за стаканом апельсинового сока.


У меня погиб отец, а я думаю о соке. Чепуха! А о чем, вообще, думают, когда погибает отец? И, вообще, что в таких случаях делают?

- Как ты? – Голос капитана тверд и настойчив.

- Мой отец, - шепчу я, презирая себя за слабость.

- Нойс горазд на поспешные выводы, - внезапно срывается Натан. – А ты уже в панике, но я тебя понимаю.

- У Вас ведь погиб сын?

- Я никогда не узнаю наверняка, и сомнения грызут меня каждый день - перебивает Бриджер и, ласково глядя на меня, добавляет. – Но знаешь, кто мне помог?

- Кто?

- Ты. Для меня очень важно, что ты здесь. И хочу, чтоб ты понял: я всегда готов помочь тебе.

Я киваю ему в ответ, едва сдерживая слезы. Мой отец погиб? Мой отец выжил? Я не знаю точно, просто понимаю, что капитан любит меня, как родного сына. Он сделает все возможное и невозможное, чтобы сделать меня счастливым. Даже если для этого ему придется вернуть мне отца.

****

Я больше не мог оставаться на мостике, где все тихонько перешептывались, сочувственно глядя на меня. Просто сидел в своей каюте и рассматривал фотографии. Яркие вспышки, оставшиеся в моей памяти надолго. Там отец и мать еще не играли в счастливую семью, они были ей несмотря ни на что. Мама не говорила мне гадости об отце, а просто рассказывала, как сильно он занят, но все равно безумно любит меня.

За спиной заработала видео связь, и я услышал голос отца:

- Лукас, ты меня слышишь?

- Папа, - глупо переспрашиваю я.

- Ты меня слышишь?

Он растерян, напуган и, видимо, никак не ожидал, что сможет связаться со мной. Я пытливо вглядываюсь в лицо на экране и понимаю: вот он – настоящий. Без капли бахвальства, без налета самодурства, без пылинки занятости. Вот он – мой отец, который нуждается в моей помощи.

- Не знаю, сколько мы еще продержимся, - продолжает он дрожащим голосом, - но я хочу, чтобы ты знал. Мне важно, чтобы ты знал: ты – мой сын. И я люблю тебя.

Улыбаюсь, облегченно вздыхая. Он сказал мне эти слова так искренне первый раз в жизни. И я, впервые за шестнадцать с небольшим лет, понял, как это приятно знать, что отец тебя любит.

- Чтобы ни случилось, знай это, - добавляет мой отец, прежде чем его голос окончательно тонет в миллиарде дрожащих помех.

Я замираю. Надо что-то делать. Наверное, надо пойти к капитану. Он верит в меня, сможет помочь. Он найдет выход из сложившийся ситуации. Я встаю и направляюсь к двери, когда тишину пронзает голос Натана:

- Внимание всей команды! Говорит капитан Бриджер. Немедленно пройдите в спасательные челноки. Мы покидаем лодку. Повторяю, мы покидаем «Сиквест».

По-моему, запахло жареным. И в прямом, и в переносном смыслах. Прекрасно понимаю, что капитан шутить не будет, и дело действительно рисковое, но ноги сами несут меня на мостик. Уверен, что Бриджер там, он не покинет «Сиквест», пока последний матрос не сойдет на берег.

- А, как же мой отец?

- Лукас, - начинает объяснят мне капитан,- шансы выжить…

- Это будет грызть меня каждый день, - повторяю слова, сказанные Натаном о своем сыне.

- Я не могу рисковать людьми, - перебивает меня капитан, и я понимаю, что он прав.

Должен же быть какой-нибудь выход. Отец жив и его нужно спасать, даже ценой собственной жизни. К нам подошел Крокер, переговорил с капитаном и чинно удалился. Разговор был о моем отце, об экспедиции на электростанцию. Я прекрасно знаю, что меня не возьмут с собой, и просто прошу:

- Если найдете отца, скажите, что я люблю его.

- Скажу, - твердо говорит капитан, и я бегу к отсеку эвакуации.


****

Челнок доставляет нас на поверхность. Ребята держат Дарвина, поминутно обтирая его мокрой губкой. Да уж, дельфину сейчас совсем плохо. Я не взял с собой переговорное устройство, поэтому не могу поддержать его словами.


Рядом со мной сидит Кэтрин. Она просто держит меня за руку и молчит. Не сочувственно или понимающе, скорее, погрузившись в собственные мысли. Вдруг понимаю, что лишь я один из всего экипажа знаю об ее отношениях с капитаном. И один до конца понимаю, как она сейчас переживает за него. Мы невольно сближаемся, потому что общее горе делает ранее незнакомых людей родными не по крови, а по духу.

- Я в порядке, - говорю ей.

- А я нет, - слышу в ответ невольное признание и еще крепче сжимаю ее руку в знак признательности и дружеской поддержки.

Пять минут спустя мы стояли на берегу и до рези в глазах вглядывались в гладь океана. Там, на огромной глубине, сражались за жизнь наши самые близкие люди. Там решалась судьба всего человечества, поскольку лава, которую разбередила электростанция моего отца, грозилась вскипятить океан и растопить льды. А потом людям пришлось бы надевать акваланг, для того, чтобы выйти на смотровую площадку статуи Свободы.

Мы молчали, потому что слова казались пустыми и совершенно лишними в этой ситуации. Казалось, что воздух был напряжен так сильно, что достаточно было одной искры, чтобы весь мир вокруг нас запылал. Я почти перестал видеть окружающих людей, лишь руки Кэтрин, обнимающей меня за плечи, дарили надежду на чудесное спасение наших близких.

Честно говоря, я не знал, за кого больше переживаю за родного отца или капитана, который за эти 13 месяцев заменил мне его. Наверно, они дороги мне оба, но каждый по-своему. Глубины океана должны были сделать меня мужчиной, они сполна выполнили свою работу, забрав взамен самых дорогих мне людей. Я стал мужчиной в тот момент, когда далеко на горизонте прогремел взрыв и запылал огонь. Повзрослел окончательно, когда понял, что ждать помощи больше неоткуда. Натан и отец погибли, а я не сделал ровным счетом ничего для того, чтобы помочь им. Я должен был быть там с ними, спасать человечество, а не стоять на берегу, эвакуированный с корабля, словно беззащитный младенец.


Новый взрыв, гораздо мощнее первого. Невольно прижимаюсь к Кэтрин. За нашими спинами гробовое молчание, вся команда все еще надеется на чудо. И чудо не заставляет себя долго ждать: на поверхность океана выпрыгивает челнок. Все наши ребята начинают орать, хлопать и топать ногами от восторга. Им все равно, кто в нем находится, главное, что они спаслись.


Несколько секунд, пока надувная лодка причаливает к берегу, тянутся неимоверно долго. Ко мне бежит мой отец, выкрикивая мое имя. Он спрашивает, как я себя чувствую. Надо же мой отец думал обо мне, находясь в смертельной опасности! Может, не все еще потеряно в наших с ним отношениях? Может, мне просто стоит чаще слушать свое сердце? Да и, отцу это не помешает.


Пока нахожусь в эйфории от встречи с отцом, я не замечаю, что другим людям сейчас не так хорошо, как мне. Слышу пронзительный крик доктора Вестфаллен:

- Натан! Где Натан?!

- Там, - кивает кто-то на кипящий океан.

Мощный взрыв в его глубинах приносит новую волну безнадежности. Кэтрин смотрит вдаль, беззвучно шепча молитвы. Меня обнимает отец, ее некому обнять.


Спустя несколько минут отец отходит к своим коллегам, чтобы обсудить свои просчеты и предложить построить новую электростанцию. Я просто стою на берегу, смотрю на линию горизонта и слушаю свое сердце. Оно не болит, утверждая, что капитан мог спастись.


Недалеко от меня стоит Кэтрин с приложенной ко лбу ладошкой. Живое олицетворение всех жен моряков, которые ждут возвращения своих любимых. Она верит, любит и надеется так искренне, что океан делает ей неожиданный подарок. Скутер. Похоже, его вижу я один, бегу к нему. Открываю толстостенный колпак, радуясь, что сделал его термоустойчивым и сверхпрочным. Натан совсем плох, он изможден. Его лоб покрывает тонкая сеточка морщин и огромные капли пота. К нам подбегает Кэтрин, обнимает капитана, словно в бреду повторяя его имя. Натан вымученно улыбается, почти теряя сознание, он пытается поддержать нас.


- Ну, как вам мой новый трюк? – Спрашивает он нас, этого достаточно для того, чтобы мы расхохотались.

Мы смеемся, словно полоумные, обнимая нашего дорогого человека. Он выжил, мы вместе, а все остальное – такие пустяки. Все проблемы кажутся нам пеной на барашках волн: дунет ветер, и она разлетится на миллион капелек. Мое сердце говорит мне, что эти люди – моя семья. Они – настоящие герои. И я безумно рад находиться с ними рядом.


****


После того, как нас осмотрели врачи в военном госпитале, все разошлись по своим делам. Натан и Кэтрин ушли куда-то вдвоем. Надеюсь, что их романтический вечер удался на славу. Я же провел остаток дня со своим отцом. Целых три часа мы проговорили о том, о сем. Отец просил прощения и пытался узнать все о моей жизни. Он даже предложил поехать вместе отдыхать на все лето, но я вежливо отказался. Сиквеста больше нет, и я нужен Натану больше, чем своему отцу. Так подсказывает мне мое сердце. Мы расстались на пляже. Отец пожал мне руку, обнял, похлопал по плечу и снова обнял.

Наконец, он ушел, а я направился к Натану.

- Как прошло? – Словно между делом, поинтересовался капитан.

- Нормально, - так же безразлично ответил я. – Папа сказал, что он будет занят, но в следующем году постарается вырваться на мой день рождения.

Бриджер удивленно смотрит на меня, и я добавляю:

- Но я сомневаюсь.


Раньше эти слова мне доставили бы море обид и болезненных переживаний. Но ведь раньше я не умел слушать свое сердце. Натан все прекрасно понимает. Он хлопает меня по плечу, по-отцовски обнимает, и мы бредем по ночному пляжу только вперед:

- Не горюй, Лукас, следующий год будет удачным!

- Чем мы займемся?

- Для начала, сущим пустяком – построим новую лодку!


Мне становится легко и весело: рядом со мной надежный человек, который никогда меня не оставит. И домой этим летом я, уж точно, не поеду.