Я впервые увидел ее, когда взорвался катер со школьницами. Нас вызвали, едва прошел слушок о взрывчатке, возможно прикрепленной к днищу катера. Кто сможет найти ее, кроме нас – ныряльщиков?
Меня поразило обилие катеров, суден и суденышек совсем рядом с горящим катером. Первой мыслью было: «Вот черт, если будет повторный взрыв, они разлетятся во все стороны, словно детские игрушки».
Я понял, что меня всегда убивало безразличие цивильных, иногда граничащее с непробиваемой тупостью. Что говорить о других людях, если даже на «Немезисе» вовсю трещала рация. Неужели они не понимают, что сигнал для взрыва могли дать по радио, неужели в этой ситуации, среди паники и воплей девчонок, мог трезво мыслить только я?
Отдав приказ прекратить радиосвязь констеблю и убедившись, что тот передал его всем судам, находящимся поблизости, я направил свой катер к «Немезису». Что ни говори, а его команда работала слажено: ребята успевали доставать из воды перепуганных девчонок и оказывать им первую помощь. Я облегченно вздохнул, но услышал, как рыжий Сайкс пытается связаться по рации со скорой. Конечно же, я повторил свой приказ для тупых еще раз. И услышал в ответ: «Почему?» из уст молодой девушки.
Всегда говорил, что служба в полиции не для девушек. Они слишком ветрены и не отличаются особой сообразительностью в критической ситуации. Нет, я совсем не имею в виду всех женщин в округе. Но эта Кэсседи… Боже мой, почему на патрульные катера берут таких богатеньких малышек, а другим требуется стоптать пару-тройку туфель, прежде чем попадешь из милости в водную полицию? А, став, наконец, ныряльщиком экстра-класса, почему ты должен снова выслушивать глупые вопросы из уст смазливой блондиночки?
Чтобы не взорваться и не наговорить глупостей, ответил просто: «Потому что я так сказал?» Надеюсь, она все правильно поняла, и не настучит своему богатенькому папочке, что брутальный и неотесанный водолаз ее обидел.
Каково же было мое удивление, когда эта пигалица подскочила ко мне в участке с претензиями и обвинениями. Кэсседи, мило улыбаясь, прощебетала:
- Запомните на будущее, старший констебль, если я Вас, о чем–нибудь спрашиваю, не отвечайте: потому что я так сказал?
- Извините, - только и смог выдавить из себя я, глядя обалдевшими глазами на этого взъерошенного цыпленка.
- Сегодня утром я спросила, зачем нужно радиомолчание, а Вы мне так ответили.
В моей голове, что-то стало вырисовываться, девочка хочет погрозить мне пальчиком, но не знает, как сделать это поприличнее. Будь на ее месте мужик, я с удовольствием помахал бы кулаками, но это чудо с сияющими глазами продолжило:
- Ладно, не будем. Вы – старший констебль, я – старший констебль. У Вас звездочки, и у меня.
- Да, - спокойно сказал я, чувствуя, как внутри меня вспыхивает огонь противоречия. – Только я свои заработал.
- Ах, вот оно что, - только улыбнулась она, и непонимающе, бросила подходящим к ней парням. – Да что с ним такое?
Я не стал слушать их ответ, тем более, что давно уже высказал за пивом то, что думаю об этом ангелочке. У нее богатые родители, малышка с детства имеет все, о чем я мог только мечтать. Она купила себе место в водной полиции, но ей не хватит денег, чтобы купить меня. Я – простой парень, который всего добился своим трудом, многое вынес на пути к успеху, и, поверьте, видел такое, о чем эта Кэсседи может только догадываться.
Я ушел победителем, но, как ни странно, маленькая блондинка с искрящимися глазами, чистая и свежая, словно морской бриз, не выходила у меня из головы.

****
А потом мы искали бомбу на катере, и нашли ее… За это поплатился жизнью Джим. Мой учитель, мой друг, самый замечательный человек в мире. Я вытащил его, просто потому, что не хотел оставлять там, на глубине, не хотел, чтобы его обглодали крабы. В глубине души я понимал, что Джиму уже ничего не поможет, но продолжал ожесточенно делать искусственное дыхание. Я пытался заставить его изношенный мотор завестись. Он должен был дышать. Джим должен был жить сто лет, он, как никто другой был достоин этого.
Дэйв сказал, похлопав меня по руке:
- Бесполезно, не старайся.
Я продолжал считать, яростно надавливая на грудь Джима, не намереваясь останавливаться.
Тогда Дэйв впервые заорал на меня, откидывая к борту катера:
- Он умер, Тэрри. Оставь его в покое, оставь!
Когда я понял, что все кончено, то рыдал, не стесняясь своих слез. Колотил кулаком о борт катера, чувствуя, что еще немного, и я скачусь в бездну отчаяния. Мою истерику прервал командный голос Дэйва:
- Возьми себя в руки, сеньор!
Я стал докладывать о найденной бомбе. Той, которую Джим нашел под обломком судна. Я говорил, не узнавая своего голоса, глядя куда-то в сторону.
Просто старался не смотреть на Дэйва, который едва держался. Он – наш шеф, ему нельзя давать волю эмоциям перед подчиненными. Я знал, что вечером он напьется в баре до чертиков, но сейчас мы обязаны довести дело до конца.
Потом все было, как во сне: Дэйв сообщал нашим о найденной бомбе и о гибели Джима. Кларк рассказывал о том, как Джим, несмотря на предостережение доктора, полез искать взрывчатку сам. Он не то, чтобы не доверял нашим ребятам, просто все привык делать сам. Не надеялся ни на кого, кроме себя. Этому он научил и меня.
Я сказал Харрисону, что Джима убил тот самый тип, которого он допрашивал. Но Дэйв опять прикрикнул на меня:
- Джим нырял, когда ему запретили, вот, что его убило. Так что советую подчиняться приказам!
А еще он сказал:
- Ты беспокоишь меня, Тэрри. Может, поговоришь с психологом?
Если бы Дэйв только знал, как он был прав. Но разве может мне помочь психолог, если я сам себе помочь не в состоянии? Если я запутался настолько, что помочь мне может только разговор по душам с человеком, которому я небезразличен. А не с психологом, который забудет о моих проблемах, как только я покину его уютный кабинет. Я бы мог поговорить с любящей меня девушкой или с настоящим другом, но, увы, у меня не было никого. Я привык быть один, полагаться только на себя, все доводить до конца. Как Джим… Не исключено, что и кончу я так же, как он, если не начну менять что-то в своей жизни.


****
А, потом был упавший в воду автобус. Люди выбрались, но остался водитель, у которого заклинило дверь. Я видел ту самую блондинку – Кэсседи – которая командовала людьми, которая отдавала приказы четко, успевая в такой ситуации ободрять людей. Она бы бросилась на помощь водителю, не думая не минуты, если бы мы не оказались рядом.
«Моя девочка, - впервые подумал я. – как же ты красива. Моя маленькая отважная девочка».
Мы вытащили водителя на берег. Когда он задышал, нам хлопали люди и сигналили катера. Но, как ни странно, я видел только ее лицо, которое светилось гордостью за меня. В тот момент я понял, что мне есть ради чего жить.
После этого случая, я считал за честь любое задание, которое так или иначе пересекалось с ней. Я навел кое-какие справки и понял, что эта девочка всего добилась сама. Она никогда не кичилась своим богатством, ставя свои амбиции подчас выше, чем материальную выгоду и спокойную жизнь. Вскоре, общение с ней стало для меня, как воздух. Я боялся, что Кэсседи неправильно поймет меня или отвергнет мои попытки ухаживать за ней. Мне доставляло радость просто шутить с ней, слушать ее звонкий смех, или хотя бы видеть улыбку на ее губах. Странно, что рядом с такой девушкой не было принца на белом коне из высших кругов? К Томми и Сайксу она относилась, как к подружкам, и это было мне только на руку.

****
Эта девочка почти всегда была рядом со мной – нежная и стремительная, легкая и милая. У Кэсседи был особый талант: она дарила людям надежду. Она не только никогда не отмахивалась от проблем потерпевших и членов их семей, но и делала все возможное и невозможное, чтобы помочь им.
Честно говоря, мне было глубоко наплевать на заботы потерпевших. Мало интересовали меня и чьи-то проблемы: в своих бы разобраться, но Кэсседи изменила мой мир. Она начала делиться со мной своими неприятностями и проблемами, размышлениями и обидами. Она искала поддержку, просила у меня совета. Она искренне нуждалась во мне.
После разговора с женой мистера Хилли, Кэсседи перехватила меня в коридоре. Она что-то говорила мне, я, по-моему, даже что-то отвечал ей. Я, словно раненный зверь, метался по отделу, изо всех сил пытаясь не смотреть ей в глаза. Бог мой, ловелас Уотсон боится заглянуть в глаза девушке!
Кэсседи искренне недоумевала, почему мистер Хилли мог совершить самоубийство из-за банкротства его фирмы. Конечно, этой девушке, вряд ли приходилось экономить в своей жизни на чем-либо. Помню, она сказала тогда, заглядывая в мои глаза:
- Ведь можно научиться довольствоваться меньшим.
- Хорошо говорить, когда есть на кого опереться, - веско бросил в ответ я.
- Так, мы говорим о семье Хилли или о моей семье? – Хитро улыбнулась моя кокетка.
«Молодец, малышка, быстро раскусила меня», - мысленно ликовал я.
Тем не менее, быстро взял себя в руки и отмахнулся:
- Мне нет дела до твоей семьи…
Кэсседи нежно улыбнулась в ответ:
- Да уж, конечно.
И ушла, оставляя меня наедине с моими мыслями и переживаниями.
После этого разговора я понял, что пропал. Просто осознал, что сделаю для Фионы все за одну лишь ее улыбку, за ее одобряющий взгляд.
А потом был эксперимент по делу мистера Хилла, проходивший в присутствии страхового агента, который упорно старался доказать, что парень покончил собой. Еще вчера утром я был уверен на сто процентов, что скажу правду: это, по всей видимости, было чистой воды самоубийство. Но после разговора с Кэсседи страховой агент начал меня откровенно раздражать. Этакий прилипала, в каждом слове ищущий подвох! Как-то незаметно для себя, я начал поддерживать жену мистера Хилла, и сказал агенту, что это был несчастный случай: парень перепутал вентиль на глубине. То, что он задохнулся, просто злая шутка мистера Случая.
Я сказал неправду к великой радости Кэсседи, и был ужасно удивлен, когда она поблагодарила меня, едва скрывая восхищение. И идти домой в этот день мне почему-то внезапно расхотелось. Зачем идти туда, где ее нет.

****
Подводная шахта. Опасное место, особенно, если глубина в ней метров шестьдесят. Хотя местные поговаривают, что в этой проклятой шахте вовсе нет дна. Это огромная кроличья нора с миллиардом входов, выходов, пещер, гротов. Если у ныряльщика нет достоверной карты, он рискует навеки стать хозяином этой дыры.
В этот раз не повезло молодоженам. Нас вызвали туда, чтобы поднять тело счастливой невесты. Постепенно погружаясь в это чистилище, я думал о человеческой природе: у мужика медовый месяц, а он потащил новоиспеченную супругу на верную смерть. Да, если бы у меня был медовый месяц, я провел бы его дома, и, вряд ли, мы с Фионой надолго покидали бы кровать. Я расплылся в самой мечтательной своей улыбке.
Но мечты мечтами, а дело надо сделать. Причем, на все сто. Пробираюсь вниз. Тупик, тупик. Вода превращается в мутное, илистое болото, и я теряю ориентацию. Мне нужна карта, без нее в этих дебрях сам черт ногу сломит. Куда не свернешь, тебя, непременно, настигают тупики и неровные стены, исчерченные мелкими трещинками. Я обогнул груду камней и наткнулся на фонарик женщины, в этот момент Дэйв скомандовал подъем.
На следующий день я погружался с Анной – первоклассным ныряльщиком и другом. Она осталась на глубине двадцати метров для подстраховки, а я продолжил погружение. Опять тоннели, гроты, пещеры. Снова тьма, обнимающая мягкими руками ила. Я почувствовал, что меня клонит в сон, голову сдавливают стальные тиски, а координация движений оставляет желать лучшего – первый признак кислородного голодания на фоне перепада давления. Это пустяк, маленькая неприятность, с которой, непременно, сталкиваются все ныряльщики. Дэйв заволновался и приказал мне выбираться. Воздух в баллонах был на исходе, но я свернул в главную шахту. И нашел там тело.
Женщина лежала на животе рядом с грудой камней. Она была мертва сутки, может чуть более. Скорее всего, не справилась с перепадами давления или не выдержало сердце. Я сообщил эту новость шефу и попытался перевернуть тело, но что-то пошло не так: груда зашевелилась, и тысячи мелких камней посыпались на меня метеоритным дождем. Я взглянул на тело и увидел перед собой мертвую Кэсседи, которая смотрела на меня невидящими глазами. Я дернулся, втянул в себя воздух и потерял сознание.

****
В тяжелом забытьи я провел несколько суток. И все это время вместе со мной бесконечной чередой коридоров и тупиков, мириадами пещер и гротов блуждала она. Кэсседи говорила мне о чем-то важном, что-то доказывала, подшучивала надо мной. Больше всего на свете мне хотелось обнять ее, прижать маленькое хрупкое тельце к себе. Но Фиона таяла всякий раз, когда я настигал ее.
Я очнулся в палате госпиталя полный сил и решимости. Ее не было рядом со мной, но на моей тумбочке в вазе стоял роскошный букет. Я потянулся к нему, вдохнул пьянящий аромат, нежно перебрая лепестки в поисках визитки. Не нашел ее и, довольно улыбаясь, откинулся на подушку. Мне не надо было слов, я и так знал, что цветы принесла Кэсседи. Ведь я знаю только одного в этом мире человека, который мог заботиться обо мне.
При первом удобном случае я, как бы невзначай, спросил Фиону, не знает ли она, кто принес в госпиталь прекрасный букет. Она хитро улыбнулась и свалила все на мою популярность в женских кругах и на, ничего не подозревающего, Томми Тавиту. Мы оба знали правду, просто еще не пришло время раскрыть ее. А если время не пришло, зачем торопить события?
В тот день приехали люди Президента, чтобы обеспечить его безопасность во время дружественного визита. Их было двое – мужчина и женщина. Классические строгие костюмы, до блеска начищенные туфли, солнцезащитные очки. На лице – маска пренебрежения и всезнайства. В общем, типичные федералы.
При осмотре подходов к оперному театру мы обнаружили труп, чем очень «порадовали» наших новых друзей. Дэйв попросил меня сопровождать агента Картера, когда она будет прощупывать тоннель под театром. Я был совсем не против, но для Фионы, видимо, - это стало большим, но далеко не приятным сюрпризом. Когда я вышел из отдела в холл в своем парадном костюме, сияющий, как серебряный доллар, она попыталась что-то сказать мне. Но я не захотел терять время на объяснения в присутствии всей команды, просто подмигнул ей, мило улыбаясь.
Мы с агентом Картер чинно прогулялись по тоннелю, поболтали ни о чем. Мои мысли вновь и вновь упорно возвращались к Кэсседи. Я, словно наяву, видел перед собой ее расстроенное лицо. Она ждала от меня чего-то романтического и феерического, а я отправился на прогулку с другой женщиной. Просто, Фиона не знала о секретном задании, в которое втравил меня Дэйв, вот и устроила мне сцену ревности. Хотя я даже не намекал о своих чувствах. Почему женщинам так нравится думать о мужчинах, как о собственности?!
Утром мы возвращались с совместного патрулирования, а люди в черном спешно покидали нас. Честно говоря, я ждал, что агент Картер хотя бы пожмет мне руку, так, по-дружески, но она прошла мимо. Удивил меня молчаливый и хмурый агент Доггерти. До меня, конечно, долетали сплетни о том, что Кэсседи ходила с ним в кафе, и они ушли из него вместе. Я знаю, что все это было рассказано мне специально, для того, чтобы позлить. Нас с Фионой не обсуждал только слепой и ленивый, не удивлюсь, если на развитие наших отношений делала ставки вся водная полиция Сиднея. В общем, Доггерти мило расшаркался перед моей девушкой, улыбнулся и даже попрощался с командой «Немезиса», как со старыми друзьями.
Я решил действовать, пока Кэсседи не ускользнула, и предложил ей выпить со мной пива. Она потребовала полного отчета о нашей прогулке с агентом Картер. Я сказал, что все время думал о том, чтобы поскорее вернуться в отдел, и Фиона почти согласилась пойти на свидание со мной, но эти два болвана – Томми и Сайкс – обратили все в шутку. В итоге, мы пошли в бар все вместе, и я опять не смог проводить Кэсседи домой. У меня было много женщин до нее, с которыми все было просто и предельно ясно, но лишь в ее глазах я тонул. Только ее прикушенная от обиды губка заводила меня, рождая в моей голове сладкие фантазии.

****
Я привык все в своей жизни доводить до конца, все делать в лучшем виде, но было одно дело, которое не давало мне спокойно жить. Находясь в госпитале, я сотни раз прокручивал в голове свое погружение в шахту. Я находил миллионы вариантов решения этого дела, после которых я не попадал на больничную койку, а прах девушки был предан земле. Чтобы не сойти с ума и жить дальше, мне надо было, во что бы то ни стало, разобраться с этим кошмаром. Но Дэйв и слышать не хотел о спуске в шахту, хотя безутешный мистер Форбс ежедневно напоминал нам о себе. Он умолял достать тело, добавляя к моим бессонным ночам новую порцию кошмаров.
Все решила радиопередача Мерфи. Этот болтун умудрился скрестить в эфире шпаги Кларка и мистера Форбса. Фактически, работа морской полиции была осмеяна, а ныряльщики названы трусами. Я понял, что это мой единственный шанс и другого такого не будет: Кларк с его ущемленным самолюбием сделает все, чтобы достать тело миссис из шахты. Тем более, что мистер Форбс угрожал снова спуститься вниз за своей женой, а человеческие жертвы явно не делали чести работе водной полиции. Никто не будет разбираться, отправился ли Форбс за телом жены от большой любви или из-за выгоды. Оказалось, что ребята были партнерами по бизнесу, имели достаточно солидные доли в нем. У них были такие страховки, о которых мне оставалось только мечтать. До всего этого богатства оставался один шаг – получение свидетельства о смерти. Нет трупа – нет свидетельства, как бы ни кощунственно это звучало.
Пробил мой звездный час. Я сам вызвался достать тело, оперируя тем, что уже погружался в шахту. Тем более, что Кларк, хоть и произнес целую гневную тираду о том, что безрассудно подвергать риску живых ради мертвых, тоже был не прочь торжественно завершить это дело. Пусть и руками ныряльщиков…
Она пришла ко мне перед погружением. Возмущенная и разъяренная. Она не могла ни прийти. Просто боялась потерять меня. Оставалось или признаться, что я тоже немного боюсь, или обратить свой и ее страх в шутку. Я выбрал второе, и сказал:
- Нырять опасно всякий раз.
- Именно поэтому тебе это нравится?
- Да, - ответил я, ставя точку в нашем разговоре.
Кэсседи примирительно кивнула. Она была совсем близко. Я видел ее влажные губы. Я видел в ее глазах вызов, а еще видел там искорку нежности. Я видел не сильного констебля Кэсседи, а слабую и растерянную девочку, свернувшуюся клубочком где-то в глубине души. И ощущал ее запах – легкий аромат цветов и морской воды. Мне захотелось послать все к черту, поцеловать ее, ощутить вкус морской соли у себя на губах. Я хотел быть с ней, подарить ей свою любовь, может быть, даже повести под венец…
Я хотел очень многого, но вместо этого просто сказал:
- До встречи!
Она ушла, даже не подозревая, что в этих простых словах таилась надежда и обещание, что мы обязательно встретимся. А обещания я всегда выполняю.


****
Мы уже почти подъезжали, когда послышался треск рации. Джеф сообщил нам, что мистер Форбс не только обогнал нас, но и успел спуститься в шахту полчаса назад. Не могу понять, почему этому выскочке не сидится на месте, что побуждает его спускаться вниз, рискуя собой? Кто может мне это объяснить, если даже Дэйв пренебрежительно смотрит на меня стоит мне завести разговор о чете Форбс?
Я просто сказал, желая ободрить своего шефа:
- Это не наша вина, Дэйв. Мы не велели ему спускаться. Мы сказали ему, что это опасно.
Но моя фраза явно не принесла ему облегчения, шеф только хмуро пробурчал что-то невразумительное, а потом сказал:
- Он умолял нас спуститься и достать ее, а мы отказались, имея оборудование и обученных профессионалов. Как ты думаешь, что скажут про нас, если он тоже умрет?
Я задумался о нашем шатком положении, заставляя автомобиль ехать быстрее. Нельзя было допустить еще одного тела. Нельзя было допустить, чтобы мистер Форбс стал одним из моих личных призраков. Ради Кэсседи и ради меня самого.
Видимо, видок у меня был еще тот, если Дэйв задал мне вопрос о самочувствии раз пять. Хотя, может быть, он просто опасался, что я склею ласты где-нибудь на глубине шестидесяти метров. «Не дождешься, старина!» - Подумал я, забрасывая за плечи баллоны.
Мы начали погружение. Опять мутная вода, каменные груды и тупики, но, на сей раз, я чувствовал себя в этой шахте, как дома. Уверенно и спокойно я обшаривал пещеры и гроты в поисках четы Форбс. Я сражался с собственными призраками ради нашего будущего, ради того, чтобы сказать Кэсседи, что люблю ее. Просто знал, что не погибну, потому что моя девочка сейчас прислушивается к шумам рации и переживает со мной каждый мой шаг, а вдвоем уже не страшно.
Я спустился в главный тоннель шахты и увидел Форбса. Он выглядел так, как будто потерял остатки разума, а может, и рассудок. Я привлек его внимание и в то же мгновение пожалел об этом: Форбс попытался сорвать с меня маску. Кислород в его баллонах был на исходе или закончился минут пять назад. Я вырвал у него микрофон, и потащил обмякшее тело наверх.
Остановившись для декомпрессии, я обратил внимание на то, что индикатор воздуха у Форбса был почти красным. Дурной знак! Ребята спустили нам баллоны с кислородом, и они, в мгновение ока, оказались на мистере Я - Самый – Крутой – Под – Водой. В это время Анна увидела тело еще одного ныряльщика. И Форбс моментально поплыл к своей мертвой жене, невзирая на то, что кислород мы ему так и не пустили. Дэйв приказал мне оставаться на месте еще пару минут, чтобы не подхватить эмболию, но я не смог оставить человека в беде, и бросился на помощь.
В гроте, наполовину заполненном водой, я увидел Форбса, который истерически рыдал, обнимая тело жены. В этот момент я готов был взять обратно все свои слова о том, что парень искал жену только для того, чтобы стать обладателем страховки и доли в бизнесе. Сердце рвалось на части, когда Форбс пытался поцеловать ее через маску, прижимал к себе и умолял Бога воскресить его жену или забрать его на небеса. Я не смог этого вынести и отошел, давая парню время хоть немного прийти в себя.
Когда мы вытащили, наконец, Форбса и тело его жены из шахты, я почему-то почувствовал себя другим человеком. Я видел перед собой парня, который, не стесняясь своих слез, разговаривал с любимой. Мне стало все предельно ясно: Форбсу было наплевать на все, если бы он погиб в той шахте, он был бы только рад, его тело покоилось бы рядом с телом любимой женщины. Он был героем, а не я. Тот, который бесстрашно доставал людей из плена воды, но тянул время, страшась признаться в любви Кэсседи. Я тянул время, которого у нас с ней было не так много, находя тысячи причин, чтобы перенести наш разговор на потом.
Форбс был не так уж и молод, наверное, он тоже все откладывал на потом, но потом так и не наступило. Я слушал его слова, и они разрывали мое сердце:
- Нам с тобой давно надо было пожениться, а я все откладывал и откладывал. Если бы были дети, мы бы никогда с тобой сюда не приехали.
Он снял с пальца свое обручальное кольцо и надел на холодную руку жены. И задумался о чем-то. Может, о том, что они пережили вместе, или о том, что они могли пережить в будущем. Я вдруг понял, что больше не чувствую к Форбсу раздражения и недовольства, наоборот, в моем сердце было уважение, сочувствие и сострадание. И еще мне безумно хотелось увидеть Фиону, просто обнять ее и сказать, как она дорога для меня. Пришло наше время. Время любить, не оглядываясь назад.

****
Едва мы прибыли на базу, Дэйв позвал меня на пару слов. Судя по выражению его лица, этот разговор не предвещал для меня ничего хорошего. Шеф сказал:
- Я был рад. В прошлый раз, когда ты спускался в шахту, то едва не погиб. Сегодня ты вернулся туда и сделал дело. Я рад.
- Да, - изумленно протянул я, не понимая, к чему он клонит.
- Да, я рад, что ты смог сосредоточиться на работе, - продолжил Дэйв. – И выбросить из головы Фиону, с которой ты глаз не сводишь, и которая сводит тебя с ума.
Я, наконец-то, понял, к чему он клонит. Понял и внезапно взорвался:
- Тебя это не касается.
- Не груби, сынок, - не отступал Дэйв, повышая голос, - мы на дежурстве.
- Ты хочешь сказать, что я плохо сделал свое дело?
- Если бы я думал так хоть минуту, - послышалось в ответ, - ты бы не стоял здесь. Послушай, ты или забудь ее, или борись за нее. Избавь остальных от мучений!
Я смутился и тихо сказал, доверяясь Дэйву:
- Я, кажется, все решил по дороге назад.
- Извини, я что-то упустил из виду, - язвительно сказал шеф. – Послание в облаках? Голос с небес? Старика с бородой и двумя мемориальными табличками?
- Форбса, плачущего о потерянном времени, - сказал я, понимая, что моя жизнь в скором времени изменится.

****
Вечером я, волнуясь словно мальчишка, постучал в дверь Кэсседи. Зажегся свет, и она вышла на порог в легкой пижаме.
- Привет, - протянула девушка, заглядывая мне в глаза.
- Привет, - ответил я, чувствуя, что мое сердце вот-вот разорвется от напряжения.
- Ты уверен, что не ошибся адресом?
- Я думаю, что нет, - улыбнулся я.
- Ну, тогда входи, - милостиво разрешила Кэсседи, пропуская меня в дом.
Щелкнул замок, и я понял, что моя уверенность куда-то исчезла. Я забыл все слова, которые так долго подбирал, которые, причесываясь, произносил перед зеркалом.
- Здесь хорошо, - только и смог выдавить из себя я.
- Послушай, - взвилась она, сверкая возмущенными глазами, - если ты пришел сюда говорить о деньгах или занятиях, оставь эту пустую затею.
- Нет, я здесь для того, чтобы поговорить о времени. И не тратить его зря.
Кэсседи, немного посомневавшись, подошла ко мне. И я понял, пришло наше время.
Время для поцелуев и нежных слов, время для улыбок и раскрытия тайн.
Время любить, надеяться и верить друг другу.
Просто пришло время. И я не намерен тратить его впустую.