В первое Рождество, которое Драко провёл с Орденом Феникса, он закрылся в одной из спален дома на площади Гриммо и отказался выходить, пока не затихнут звуки смеха Артура Уизли и щёлканье хлопушек. Когда он появился, где-то двадцать часов спустя, ранним утром 26-ого числа, то обнаружил тарелку с Рождественским ужином на столе, зачарованную, чтобы оставаться тёплой, и небольшую открытку с его именем, нацарапанным на ней, как шрам.
По причинам, которых ему никогда не понять, это напомнило ему о Чёрной метке, впечатанной в его левую руку, так что он осмотрел все шкафы, в поисках чего-то не праздничного. Найдя банку бобов, которую даже не позаботился нагреть, он вернулся в спальню и съел их в компании своей тени и тишины.
Было утро 2-ого января, когда Молли Уизли сняла последнюю мишуру, и Драко освободился из возложенного на него самим собой заточения. Всё быстро вернулось на свои круги своя: количество еды снова стало фиксированным, улыбки уступили место хмурости, а Пожиратели смерти продолжали убивать людей.
Единственное, что изменилось (и Драко не заметил этого до самого марта) – Грейнджер больше никогда не называла его «хорьком», и её вечно задумчивые глаза теперь смотрели как-то мягче.
Они напоминали ему каштаны. Особенно, когда было холодно.
В июне он также понял, что её почерк совпадает с почерком на открытке, оставленном для него вместе с Рождественским ужином, и это непонимание неделями беспокоило его, но не настолько, чтобы потребовать от неё объяснений.

Во второе Рождество, которое Драко провёл с Орденом Феникса, он собирался повторить первое, и даже заранее заготовил несколько банок с бобами. Единственной проблемой стал его сосед по комнате – Долгопупс. Когда дом на площади Гриммо стал тесен, часть Ордена переместилась в дом Римуса и Тонкс, включая Долбанное Трио, Долгопупса, Лавгуд, близнецов Уизли, Драко и ещё несколько человек.
Несмотря на бесконечные попытки Драко объяснить Долгопупсу, что они и близко не друзья и даже не приятели, в Рождественское утро Невилл посчитал необходимым объяснить многие традиции, которые ему нравились, и разные скучные Рождественские инциденты, которые происходили раньше.
До войны.
После того, как Драко был отдан на растерзание одной из многих историй о Долгопупсе, роняющем индейку себе на ногу, он раздумывал о том, чтобы, используя шарф, задушить болтавшего Гриффиндорца, но его кровавые мысли были прерваны стуком в дверь и Грейнджер, вошедшей, не дожидаясь приглашения.
Он осмотрел её с ног до головы, как делал теперь часто. Её волосы выглядели ещё более дико и растрепано, чем обычно: торчали из разных углов и находились в полном беспорядке вокруг лица. Щеки были взволнованно румяными, и даже одежда была потрепана, с множеством пятен от еды. Похоже, она помогала матери Уизли с обедом, и это напомнило Драко о тех уроках Зельеварения, когда она была абсолютно измотана, но всегда с какой-то твёрдостью в выражении лица, словно не хотела показывать своего стресса.
Возможно, он это и замечал, но сам делал тоже самое.
- Невилл, обед готов, - сказала она, складывая руки на груди и опираясь о косяк двери. Затем она мягко улыбнулась и подмигнула: - Ты сидишь рядом с Полумной.
- Гермиона, ты просто звезда, - улыбнулся Долгопупс, выходя из комнаты. – Ты идешь?
- Иди, мне нужно кое-что узнать.
Драко наблюдал за ней из-под полуопущенных ресниц, как она переступала с ноги на ногу и нервно кусала нижнюю губу, отчего он всегда смотрел на нее дольше, чем ему этого хотелось. Наконец, после, как казалось, часа ожидания, она открыла рот, и он обнаружил, что слишком усердно наблюдает и за этим.
- Ты не присоединишься к нам за Рождественским обедом, Малфой? – спросила она. – Я и для тебя приготовила…
- Нет.
Она нахмурила брови.
- Могу я спросить, почему нет?
- Можешь спрашивать, что угодно, - пожал плечами он. – Отвечу я или нет – совсем другое дело.
- Ну, тебе не нравится сама еда? Или компания…
- Или всё вместе, - холодно огрызнулся он. – У нас определенный запас еды, и мы на войне. Мы не можем тратить время или еду на тупой маленький праздник.
- Это всего лишь один день в году…
- Один день, который Орден мог бы эффективно использовать для планирования или пополнения запасов. Серьёзно, Грейнджер, из нас двоих – ты должна быть рассудительной и умной. Как ты можешь с этим мириться?
- Потому что это приносит больше пользы, чем вреда, - ответила она. – Рождество помогает воспрянуть духом, успокаивает всех, объединяет нас. И иногда это нужно, иначе половина из нас просто сошли бы с ума…
- Вы уже сумасшедшие, - фыркнул он. – И не только по поводу этого Рождественского бреда, а войны целиком. Вы все действительно думаете, что сможете победить. Предел между оптимизмом и идиотизмом исчезает с каждым днем.
Гермиона поджала губы:
- А почему ты отступился? Почему перешёл на нашу сторону?
Тихий шум прозвучал у него в груди, что-то среднее между смешком и отвращенным рычанием.
- Потому что, кажется, у меня есть совесть, которая посчитала, что было бы весело объявиться через девятнадцать лет. Кто бы мог подумать, правда?
- Наверное, она была всегда, и ты просто игнорировал ее.
Он повернул голову, чтобы в упор на неё посмотреть, тяжело выдыхая и замечая, что её взгляд стал мягким. Почти слишком мягким, словно ей комфортно с ним.
- Возможно, - беспечно признал он. – Почему бы тебе не присоединиться к остальным? Тебе не удастся уговорить меня прийти на обед, так что можешь просто идти.
- Ладно, - вздохнула она. – Это твой выбор, но я оставлю твою порцию на столе, если ты передумаешь.
- Не передумаю.

В третье Рождество, которое Драко провел с Орденом Феникса, он всё еще находился в доме Римуса и Тонкс, и читал книгу об обратных заклятия и зельях против Темной магии, размышляя, стоит ли ему поставить заглушающее заклятие, после того, как тупой смех одного из близнецов Уизли отвлёк его. Он перевернул ещё одну страницу, как раз когда Гермиона решила ворваться в спальню, умудряясь неловко нести две тарелки и выглядеть сосредоточенной, подходя к нему.
- Грейнджер, что за чёрт? – выплюнул Драко. – Стучаться не учили?
- Как я могу постучать, если несу сразу две тарелки?
Он что-то неразборчиво пробормотал, с ожиданием глядя на неё.
- Чего ты хочешь?
- Я принесла тебе Рождественский ужин и десерт, - сказала она, ставя тарелки на шатающуюся тумбочку. – И не притворяйся, что не любишь сладкие Рождественские пирожки: я видела, как ты вчера украл один у Полумны…
- Грейнджер, я не в настроении для всей этой Рождественской хрени…
- Ты никогда не в настроении.
Он проворчал что-то сквозь зубы и пальцами, массажируя, зажал переносицу. Это явно его наказание за то, что позволил Грейнджер почувствовать себя комфортно в его присутствии за последних два с половиной года. В добавок к её властности и неумению понимать намеки, когда он пытался оттолкнуть её своими изобретательными оскорблениями, она бесспорно приводила в ярость, но… ему нужно было признать, что она также была в какой-то степени забавной. Он любил раздражать ее: тайно восхищался тем, как расширялись её зрачки, когда они спорили, или как черты лица практически танцевали, когда она волновалась, а также он всё ещё не мог перестать наблюдать за тем, как она закусывает нижнюю губу…
- Грейнджер, отвали. Я читаю.
- Так значит тебе нравится подарок на Рождество? – с довольной улыбкой спросила она.
- Так это ты оставила это под дверью?
- Конечно. И, прежде чем ты начнешь жаловаться, я её не покупала. МакГонагалл дала мне её на шестом курсе, и я знаю эту книгу почти наизусть.
Он нахмурился:
- Зачем ты мне её подарила?
- Потому что я знаю, что у тебя такой нет, и я видела, как ты раз за разом перечитываешь свои пять книг последних два года, - объяснила она. – К тому же, это специальное издание. У них даже не было таких в библиотеке Хогвартса, так что я решила, что ты её не читал. Там еще есть несколько рун, которые я так и не смогла полностью перевести. Я думала, ты можешь попробовать.
- Ты признаешь поражение? – удивлённо спросил он. – Вот это да, Грейнджер. Кажется, война помутила и твои мозги.
- Я не признаю поражение, - быстро огрызнулась она. – Я просто думала, что мы… могли бы, может быть, разобрать их вместе?
Он изогнул бровь.
- Ты бы приняла мою помощь? Ты хочешь знать моё мнение? Ты что, при смерти?
- Я знаю, что ты умен, Малфой…
- Но ты всегда слишком упряма по поводу таких вещей. Ты становишься нервной и противно топаешь ногой.
Она в удивлении широко раскрыла глаза.
- Я не знала, что ты замечаешь такие детали.
Он посмотрел в её озадаченные глаза.
- Я многое замечаю.
В тебе.
- Ты собираешься есть свой Рождественский обед? – спросила она, чтобы, как ему показалось, заполнить неловкую тишину.
- Нет.
- И ты не спустишься к нам вниз?
- Нет.
- Ты знаешь, у нас есть немного жареных каштанов, если ты…
Он сжался, отводя взгляд.
- Нет, ни за что.
Гермиона пожала плечами.
- Ладно.
Драко смотрел ей в спину, когда она выходила из комнаты, и, сдержав обещание, не стал есть Рождественский обед.
Но он всё-таки съел сладкие пирожки.

В четвёртое Рождество, которое Драко провел с Орденом Феникса, не было ни буйного шума снизу, ни попыток Грейнджер уговорить его присоединиться к остальным. За два дня до этого, 23-ого декабря, в атаке Пожирателей погибли Тонкс, Римус, Симус и Лаванда. Только Грейнджер и Бруствер из той небольшой группы вернулись живыми, и, из-за этого, никто даже не упоминал о привычных Рождественских празднованиях или даже ляпнул «с Рождеством».
Время медленно приближалось к вечеру, когда Драко раздраженно выдохнул и сдался, позволив ногам и ненужному беспокойству привести его в комнату Грейнджер, с тарелкой сладких пирожков в руке. У двери, он засомневался и расправил плечи, а затем вошёл, и странно чувство охватило его грудь, когда он увидел её.
Она сидела на своей кровати, прижимая подушку к груди, а свет одинокой свечи выдавал дорожки слёз у нее на щеках. Когда он вошёл, ему показалось, что она похожа на призрак: бледная кожа и пустые глаза. Рядом с ней стояла небольшая миска с вишнями, и, за последних три года, он понял, что вишни были её едой утешения, и она часто съедала несколько коробок, когда кого-то убивали или если просто скучала по своим родителям.
На её губах был виден вишнёвый сок: темный красный цвет, в свете свечей похожий на кровь, и он не мог понять, то ли её рот выглядел зовущим, то ли предвещал беду.
Он двигался решительно, когда подходил к ней, ставя тарелку с пирожками на тумбочку рядом с её кроватью, а затем сел на кровать напротив, почти вздохнув с облегчением, когда она, наконец, его заметила.
- Что ты здесь делаешь? – хриплым голосом спросила она.
- Можешь называть это расплатой. Я пришёл, чтобы заставить тебя съесть что-то Рождественское. Мне было лень готовить Рождественское блюдо, так что пирожки сойдут.
- Я не голодна.
- Ты умудрилась съесть вишен по весу собственного тела.
Она издала тихий звук, но Драко не мог понять, был это всхлип или полусмешок.
- Драко, я ценю твои старания и…
- Не надо мне этой чуши, - перебил он. – Просто съешь пирожок или спой одну из тех ужасных песен, которые тебе нравятся. Смотри, я даже притворюсь, что хлопаю тебе…
- Зачем ты это делаешь?
Он замолчал и прокрутил её вопрос у себя в голове. Правду говоря, он понятия не имел. Видя её такой расстроенной, он тоже чувствовал себя плохо, хоть и помнил времена, когда такое её состояние его бы только осчастливило. Но сейчас… теперь ему казалось, что у него болело что-то в груди, так что он медленно вздохнул.
- Потому что если ты сдашься, у остальных вообще не останется никакой надежды, - сказал он вместо правды. – Я… Почему-то, видеть тебя такой мне кажется… неправильным.
- Это все моя вина, - выпалила она внезапно. – Я… Я сломала портключ, и Тонкс пришлось дать мне свой. Она была бы жива, если бы не я.
- Это не твоя вина.
- Нет, моя…
- Грейнджер, - прошипел он. – Это не твоя вина. Во всем виноваты они. Ты это прекрасно знаешь, просто расстроена.
Она шмыгнула носом и дрожащими пальцами вытерла слёзы.
- Останься со мной ненадолго, пожалуйста?
- А… - неуверенно сказал он. – Ты точно не хочешь, чтобы на моём месте был Поттер или Уизли?
- Точно, - кивнула она. – Я хочу, чтобы ты остался. Пожалуйста.
- Тебе от этого станет легче?
- Станет.
Он кивнул.
- Тогда ладно.
Каким-то образом, она уснула, положив голову ему на колени, и он задумчиво проводил пальцами по её волосам, пока не распутал её космы. Закончив с этим, он провел пальцами вниз по её позвоночнику, а затем по плечам, и, хотя его четвёртое Рождество с Орденом было далеким от радостного или счастливого, он подумал, что оно точно станет самым запоминающимся.

В пятое Рождество, которое Драко провел с Орденом Феникса, он был в коттедже «Ракушка». Они переехали туда вскоре после смерти Тонкс и Римуса, и жили там с тех пор. Комнат было меньше, и снова пришлось сожительствовать с Долгопупсом, а Грейнджер – с Лавгуд, хотя Лавгуд и Долгопупс были в отношениях уже несколько лет и часто просили разрешения жить вместе. В конце концов, Грейнджер и Драко оказались в одной комнате, хотя его это уже не очень-то беспокоило. Да, он бы предпочел уединение, но если уж ему и приходилось с кем-то жить, то пусть это лучше будет Грейнджер, чем Поттер или, не доведи Салазар, Уизли.
На данный момент они сидели вдвоем на одной из кроватей, с несколькими книгами, разложенными между ними, пока Грейнджер поедала контейнер с вишнями, а Драко заканчивал свой второй сладкий пирожок.
- Ладно, - сказала Гермиона. – Я обменяю «Смертоносные драконы: Как их приручить» на «Историю Хогвартса».
Он закатил глаза.
- Грейнджер, ты читала эту книгу тысячу раз.
- Она моя любимая.
- Знаю, но может ты лучше выберешь мое издание «Авиафобия: Как летать без страха?» Известно Мерлину, тебе она нужна.
Она что-то промычала, а затем вкинула ещё одну вишенку себе в рот, не зная, что Драко наблюдал за этим.
- Нет, я очень хочу «Историю Хогвартса».
Он прочистил горло.
- Ладно, это твой выбор.
- Спасибо, - улыбнулась она, но улыбка исчезла, когда она посмотрела на часы. – До конца Рождества осталось десять минут. Потом всё вернётся на круги своя.
- Мне кажется странным, что ты считаешь войну с Пожирателями нормальным порядком вещей, - пробормотал он. – Наверняка, больше подойдет «снова в ад».
- Наверное, - кивнула она. – Я всегда расстраиваюсь, когда Рождество подходит к концу. Даже в детстве я всегда впадала в январскую депрессию.
- Не понимаю твоей помешанности на Рождестве.
- Я не одна такая, - заметила она, а затем, задумавшись, наклонила голову набок. – Наверное… до того, как я узнала, что волшебница, и не знала ничего о волшебстве, Рождество создавало эту волшебную атмосферу. У меня всегда появляется то же чувство, как когда я только начала узнавать о волшебном мире. Ну, знаешь, то тёплое чувство в сердце, словно всё возможно.
Он молчал и наблюдал за ней: как её каштановые глаза становились задумчивыми и отдаленными, когда она говорила, а затем его взгляд упал на ее губы, снова окрашенные в тот вишневый оттенок, который был такой… соблазнительный. Теперь она постоянно делала это с ним – терялась в болтовне о чём-то личном, словно доверяла ему, и он всегда наблюдал за ней, как оживало её лицо. Она понятия не имела, какой пленительной могла быть.
- Наверное, мне не получится это тебе объяснить, - продолжала она. – В смысле, ты был окружен магией всю свою жизнь, ты привык к ней, но для меня… Я все ещё восхищаюсь этим всем. У меня до сих пор появляется это тёплое чувство, и это… мне кажется, так ощущается любовь, знаешь… Понимаешь?
Он засомневался.
- Не совсем.
Она мягко засмеялась – то, что ему ещё нравилось в ней наблюдать, и, когда она положила ещё одну вишенку в рот, он облизнул губы. Он видел, как она вздохнула, снова посмотрев на часы.
- Пять минут, - грустно пробормотала она. – Хочешь вишню, Драко?
При упоминании слова «вишня», его взгляд снова опустился на её рот, и он сомневался всего секунду, а затем наклонился и накрыл её губы своими. Он был нежен, ожидая подчинения или отказа, но затем почувствовал отдачу и надавил сильнее, проводя языком между её губ и по языку. Он почувствовал её слегка дрожащую руку у себя на лице: ногти легонько провели по челюсти и чувствительному месту под мочкой уха.
Он положил руку ей на спину, чувствуя, как её локон запутывается вокруг его пальцев, когда он прижал её ближе к себе, прикусывая зубами её нижнюю губу и улыбаясь, когда почувствовал присутствие её зубов там же. Она резко вдохнула, когда она прикусил сильнее, но затем снова появились мягкие, как пёрышко, губы. Вкус вишни был везде у него во рту, и Драко наслаждался этим до тех пор, пока первый бой курантов не остановил их.
Они разорвали поцелуй, но не отодвинулись друг от друга, лишь дыша в унисон, слушая второй, третий и четвёртый удары.
- Восемь секунд, - тяжело дыша, сказала Гермиона. – С Рождеством, Драко.
- С Рождеством, Грейнджер, - эхом отозвался он, снова целуя её рот, под последний удар курантов. Он скорее почувствовал её улыбку, чем увидел, а затем, когда она медленно отодвинулась, он заметил в её каштановых глазах новое сияние, которое идеально ей подходило.
- Итак, - почти застенчиво начала она. – О чём я говорила?
- Я не знаю, - пожал плечами он. – Какую-то чушь о волшебстве и любви.