Она разрывается между всепоглощающей радостью и искренним отчаянием. Она прижимает к себе Генри так крепко, что ему становится тяжело дышать. Он тоже обнимает её и говорит, пытаясь рассказать о тысяче событий одновременно. Эмма не вслушивается в слова, просто наслаждается его голосом – молодым, свежим, который становится выше, когда он радуется, быстрее, когда он вспоминает об ещё одной истории, о которой Эмма срочно должна узнать. Она знает, что ещё есть Реджина, и она знает, что ей тоже нужен Генри, но не может отпустить его.
Когда она наконец освобождает Генри из своих объятий (и позволяет теперь Реджине обвить его руками), она задумывается о другом: Нил. Он с ними уже почти сутки, но Эмма всё ещё не может до конца поверить, что он рядом. Он жив, и она не совсем понимает, что с этим делать. Не то, чтобы Эмма хотела, чтобы он умер – совсем нет, но её разум уже смирился с этим. Или, если она сама не смирилась, её разум убрал это подальше до тех пор, пока у неё будет время, чтобы обдумать это.
А теперь он здесь.
Их взгляды встречаются. Нил выглядит так, словно хочет что-то сказать, но они окружены людьми, и последнее, что нужно Эмме – чтобы кто-то знал о её личным делах. Так что, прежде чем он смог сказать то, что смутило бы их обоих, она говорит безэмоциональным голосом:
- Каков план?
Он снова встречается с ней взглядом, и они общаются. Он знает, что это значит, должен, потому что отворачивается и говорит:
- Я знаю дорогу назад. Нам только нужно немного пыльцы. Не волнуйся, у меня есть ещё с тех пор, как я в последний раз был здесь. Мы просто…
- Нет, - говорит Эмма, бросая на него удивлённый взгляд. – Мы пока не можем уйти. Крюк сейчас у Пэна, и мы должны спасти его, прежде чем…
Но Нил уже качает головой:
- У нас нет времени. Именно этого Пэн и хочет. Нам нужно бежать, пока у нас есть такая возможность.
Она сконцентрирована на Ниле, так что может только чувствовать реакцию родителей.
- Мы не можем просто бросить Крюка, - говорит Мэри Маргарет. – Кто знает, что Пэн сделает с ним?
- Слушайте, - говорит Нил. Он поднимает руки в воздух, стараясь не нервничать. – Никто не может покинуть Неверденд, Пэн следит за этим. И он знает, что мне удалось сбежать в первый раз. Единственная причина, по которой его ещё нет здесь, - он думает, что мы собираемся спасти Крюка. Нужно использовать это, как преимущество.
Генри поворачивает голову, глядя то на Нила, то на Эмму.
- Мы уходим? – спрашивает он.
- Да, - отвечает Нил. Он смотрит на Эмму, словно говоря «видишь, мы должны».
Эмма хватает Нила за руку, уводя его прочь от толпы.
- Мы на минутку, - говорит он остальным. Она в последний раз смотрит на Генри, но Реджина встречает её взгляд и кивает ей, как бы говоря, что будет следить за их сыном. Эмма кивает в ответ и уходит.
- Что? – спрашивает он. – Эмма, мы тратим время зря.
- Да, - соглашается она. – Мы спорим об этом, когда должны были придумывать план о спасении Крюка.
Нил вздыхает, отводя взгляд:
- Эмма, мы не можем спасти его. Нам нужно думать о Генри. Он – важнее всего, не так ли?
«Сволочь», - думает она, глядя на него. «Он использует Генри как предлог, чтобы заставить меня уйти. Он знает, я сделаю что угодно ради него».
У Нила почти получается. Почти. Потому что, пока она смотрит на него, она внезапно представляет Крюка, стоящего там, где сейчас находится Нил: его голос - низкий и изредка дразнящий, иногда требовательный или поучительный, но всегда с попыткой перейти границы дозволенного. Она помнит его лицо с тысячей эмоций, некоторые из которых настоящие, некоторые – нет. Она хранит в памяти его глаза, которые похожи на незабудки. Не из-за цвета (незабудки слишком фиолетовые), а потому, что стоит один раз посмотреть в эти глаза, больше их невозможно забыть. Когда Эмма закрывает глаза, она может представить их.
- Он доверяет мне, - Эмма слышит свои слова. – Он защищал меня. Я должна спасти его.
Нил издаёт низкое рычание. Она изучает его взглядом. Не так она себе представляла их встречу. Они должны были веселиться , смеяться и не могли бы провести минуту отдельно друг от друга. А сейчас Эмма не хочет даже прикасаться к нему. Она смотрит на него, словно вообще не может доверять.
- Эмма, - говорит Нил. Он впервые прикасается к ней. Он обхватывает руками её лицо, и её сердце сжимается. – Пожалуйста, поверь мне. Я знаю, ты думаешь, Крюку можно доверять, ты думаешь, что знаешь его. Но он умеет дурачить людей. Он пират. Он продал меня Пэну и Потерянным Мальчикам, он отнял мать у моего отца – разрушил мою семью. Возможно, он и помогал вам с вашим планом, но предал бы вас в конце концов.
Сладость ощущения его рук на её лице разрушена. Она отталкивает его так сильно, что он резко выдыхает от неожиданности.
- Этот пират, которому нельзя доверять, забрался в лагерь Пэна и спас Генри, попав при этом в плен. Его жизнь висит на волоске, а ты предлагаешь нам оставить его и сбежать?
- Эмма, он злодей.
- Он спас жизнь моему отцу! Он привёл нас сюда! – она вспоминает ощущение его поцелуя на своих губах, как она подарила ему частичку себя. Больше, чем собиралась. Как её губы горели, хотя она уже и отошла от него. Как ноги хотели подвести её ближе, никогда не позволяя уходить. – Он… Он поцеловал меня.
Эмма не смогла бы представить себе Нила более удивлённым, даже если бы попыталась.
- Вы… Вы поцеловались?
О чём я думала, чёрт возьми? Она никому не рассказывала об этом, зная их реакцию: она могла представить насмешливую улыбку Реджины, сжатые губы Белоснежки, ярость Дэвида. И почему-то она решила, что первым, кому она расскажет об этом, должен быть Нил, у которого есть больше причин быть расстроенным.
- Да, - подтверждает она. – Мы поцеловались.
- Ты поэтому хочешь вернуться к нему? – спрашивает Нил. – Потому что ты думаешь, что у него есть чувства к тебе?
А есть ли у него чувства? Сердце Эммы ускорилось, когда она с уверенностью подумала «есть».
Снова он прикасается к ней, но на этот раз он крепко обнимает за плечи.
- Эмма, - говорит он, - он, наверное, играл тобой. Он не может думать ни о чём, кроме мести.
- Он изменился, - отвечает Эмма. – Он работает с нами, с Голдом. Он уже не тот человек, которого ты когда-то знал.
- Он предаст тебя, - говорит Нил. – Рано или поздно. Прости, но нам нужно оставить всё позади, как Крюк обычно делает. Мы можем вернуться в Сторибрук, - он слабо улыбается ей, и Эмма знает, о чём он думает: об их жизни вместе с Генри одной большой и счастливой семьёй. Но почему-то это картинка исчезает, пока она слушает его слова.
- Я не могу оставить его, - уже медленнее повторяет Эмма. – Я… Он мне нравится.
Почему-то она не может произнести слова «влюбляюсь в него».
- Что? – Нил смотрит на неё, широко раскрыв от удивления глаза. Он подходит к Эмме, слегка вздрогнув, когда она отходит от него. – Ты же шутишь, правда?
Она хочет закричать: «Это не было моей виной! Я не хотела чувствовать этого. Как я могла знать, что я встречу мужчину в другом мире, и всё изменится?»
Вместо этого она спокойно отвечает:
- Нет, не шучу. Но не поэтому ты должен помочь мне вернуть его. Он находится в Неверленде, только потому что пришёл спасти твоего сына. Всё это время он думал о тебе и… Я думаю, он горевал, - он горевал почти всегда. – Он хочет, чтобы ты был рядом. И если я должна ему, то ты – тоже.
Внезапно Нил оказывается прямо перед ней. Её слова, должно быть, задели его за живое, потому что Эмма ещё никогда не видела его таким злым.
- Я ничего ему не должен.
Какое-то время Эмма не может поверить в то, что видит. Она думает, что не может говорить, но понимает, что не права, когда слышит свой раздражённый голос.
- Как ты можешь быть таким эгоистом? Крюк пришёл сюда, рискуя жизнью, а ты не можешь дождаться, чтобы бросить его здесь. Ты… ты так зол, что готов рисковать своей… добротой и человечностью, лишь бы победить.
Он не тот человек, которым она его считала. Она думала, что знает его. Но, глядя на него сейчас, Эмма не узнаёт его. А ещё она внезапно понимает, что он изменился… или это она изменилась.
Она говорит ему:
- Ты не тот, за кого я тебя принимала.
В этот момент всё рушится.
Она сразу же это чувствует. В её груди становится легче, а в ногах появляется больше силы. Эмма смотрит на него и впервые чувствует себя уверенно.
Она больше не привязана к нему.
Она больше не влюблена в него.
Эта мысль приходит внезапно, и она должна быть удивлена, она должна быть шокирована. Слёзы должны застилать её глаза и ей должно хотеться мороженого. Вместо этого она чувствует себя свободной.
- Между нами всё кончено.
Снова Нил выглядит удивлённым:
- Что?
- Я сказала, что между нами всё кончено, - повторяет она безэмоциональным, спокойным голосом. – Я больше не хочу быть с тобой.
- Мы не были вместе много лет, Эмма… ты не можешь…
- Если ты забыл, мы никогда не расставались. Так что я делаю это сейчас, - она смотрит на него так, словно пытается запомнить. – Я буду сотрудничать с тобой, чтобы попасть домой, и, конечно, ты можешь видеть Генри, но после этого… я, наверное, должна сказать это сейчас, - она улыбается. Эта улыбка не грустная, она умиротворяющая. – Прощай, Нил.
Она уходит. Он зовёт её, но будь она проклята, если вернётся.
Эмма не возвращается к группе, она бродит, ища что-нибудь, на что бы опереться. Она прислоняется к дереву, дыша так тяжело, словно долго бежала. Она должна быть грустной, но чувствует облегчение. Её ноги и руки дрожат, но она чувствует себя хорошо, словно сдала тест, словно добилась чего-то.
«Теперь я свободна», - думает она.
«Я должна спасти Крюка».