Автор: Julia Shtal Автор обложки: Cudzinec Предупреждения: Слэш (яой), Ангст, Мистика, Психология, Философия, Повседневность, Hurt/comfort Персонажи: Джон Константин/Чес Креймер Статус: продолжение следует
Церковь, что описывается здесь, да и вообще сами улицы города, места жительства там и работы существуют реально и описаны в доскональной точности. Было не лень перерыть тонну инфы, но резом довольна. Кто заинтересуется, может глянуть карту города. Мейби, где-нибудь потом скину в примечаниях, чтобы щас не спойлерить. А ещё у меня тот фик не закончен, а за новый взялась; но этот обещает быть намного меньше, думаю, это будет миди. И да, в этой работе очень резкий сюжетный ход. Потом поймёте... Рейтинг не выше PG-13
Краткое содержание:
Даже после своей смерти Чес не даёт покоя Джону. А Джон, в свою очередь, со своим вечно циничным характером вдруг и решается на безрассудный поступок. Итог? Увидите сами.
Внимание! Копирование информации из данного поста без разрешения запрещено. По всем вопросам обращайтесь непосредственно к автору
Те сомнения, которые не разрешает теория, разрешит тебе практика. Людвиг Фейербах (с).
Джон прекрасно помнил тот день – день, когда произошла финальная битва с Адом, когда он умер, воскрес, бросил курить, тепло расстался с Анджелой и, наконец, потерял Чеса. От этого дня остался на душе почему-то тяжёлый осадок; хотя, наверное, глупо говорить «почему-то» – потому что умер хороший напарник. И сам он не мог позабыть об этом ни через день, ни через два, ни через месяц: мысль крутилась в голове, жужжала и не давала уснуть. Навязчивая, неприятная мысль, связанная с тем самым банальным «не успел многое сказать». Джон усмехнулся, стряхнув пару капель с брюк – всё-таки навес в этом кафе протекал. Вздохнул и откинул надоевшие мысли – парень погиб давно, а не давал покоя до сих пор. Единственное, что утешало, так это то, что он теперь ангел – ангел красивый, величественный, невинный и обретший вечный покой и счастье после мученической смерти и неспокойной жизни. Это радовало; но Джон впервые, может, с толикой стыда, ощутил, что ему скучно. Одиноко; хотя всегда он старался бежать от общества и друзей; нет-нет, Креймер никогда не был ему хорошим другом. Нет, друг для этого человека – нечто слишком странное. Водитель был просто близок по духу; да, Джон признавал (но только себе), что скучал по его любопытному взгляду и вечно глупым вопросам. И скучает до сих пор. Ужас.
Джон привык легко относиться к смерти, поэтому и случившееся нельзя сказать, что сильно тронуло его: душа Чеса ведь обрела покой, чего ещё нужно? Ну, а то, что он немного пострадал перед этим… кажется, он умер быстро. И не мучился. Но это всё внешняя сторона. Джон отпил кофе и поморщился от горечи: слишком крепкий напиток плюс отсутствие сахара равно отвращение к приятно пахнущей чашечке. Он встал и вернулся внутрь кафе. За окном брякал дождь, и теперь стало уютно и хорошо; Джон обожал такое. Это называлось мнимым домом; впрочем, такое было для него везде и всегда. Стоп!.. Нет, не везде и всегда… он задумался и хмыкнул. Сложно об этом думать, когда в голове зудит и не даёт покоя одна чертовски соблазнительная мысль… Джон впал в тяжкие раздумья, а потом, за какие-то пары секунд, решил то, что пытался решить вот уже пару-тройку месяцев. Он понимал, на что идёт, но решил… решил всё. Он осознал, что если не претворит мечту в жизнь, то так и сгниёт под её тяжестью и напором. Впрочем, желание-то шуточно…
Джон резко вскочил, оставил пару монет за кофе и выбежал из кафе. Ноги несли в правильном направлении, по правильному маршруту, который отнюдь не стёрся из памяти. Он даже наплевал на дождь, спеша и не давая себе и минуты на отдых. Хотя уж в этом случае спешить определённо не стоило: и так времени прошло бог знает сколько. А вот хорошенько задуматься следовало бы – и это он знал, как никто другой. Но, скажите же мне, хоть раз ваш разум выигрывал, когда ситуация была сплошь и рядом соткана из эмоций и чувств? Ну, каков же ваш ответ? Возможно, он оригинален, если звучит как «да»; увы, Джон не был из тех новаторов, поэтому довольствовался привлекательным «нет». И уж поверьте, в этом счастья (на первый взгляд) было куда больше… точнее, казалось куда больше. Джон скорее спешил, перепрыгивая лужи и чувствуя в этот момент какую-то свободу. Какую именно? Наверное, такую, которую он уж давно не ощущал; сейчас казалось, будто он сбросил с себя мелкие обязанности, стандарты поведения и ответственность и мог беспардонно творить что хотел. Серый город, серые стены, серые асфальты, серые машины и люди… нет, всё в тот момент почему-то не виделось в таком свете. Джон на удивление различал яркие краски, хотя не был оптимистом никогда в своей жизни; неужели всё из-за одного решения, которое он с трудом принял только через два месяца после его задумки?..
Вы как хотите, а Джон обожал сумбурность. И – теперь – дождь. А ещё он обожал не давать себе отчёта в своих действиях, как, впрочем, и всегда; сейчас это имело как и положительные, так и отрицательные стороны, но когда бы он задумывался о них? Он просто видел, что если упустит шанс, то пожалеет; а зачем упускать и жалеть, раз ему дано прожить ещё немного? Уж пускай это «немного» будет ярким и безумным, как и прошлая жизнь. Джон знал, что давно обдумываемое им в действительности вполне даже себе осуществимо. И вопрос стоял даже не в том, совершать или не совершать – потому что конечно же совершать – а в том, когда вовремя остановиться, встав на достаточном расстоянии от желаемого объекта. И вообще, останавливаться ли? Всё это предстояло решить, но в далёком будущем. Теперь – только клуб Миднайт. Никто ещё не догадывается, что собирается сделать Джон, не улавливает ту едва видимую связь с его мистическим прошлым?
Знакомая улица, знакомый вход, знакомые, хорошо представляемые, но непривычные на языке слова пароля. И его даже – на удивление – пропустили; Джон усмехнулся, стряхнул с головы капли и направился к знакомой лестнице; всё, всё здесь было знакомым, но таким неимоверно далёким, что казалось, будто он здесь был не два месяца тому назад, а два года – знакомо вам такое ощущение, состоящее из одного процента сильнейшей горечи, пяти – неприятно щекочущей душу ностальгии и остальных девяносто четырёх – чистейшей тоски, самой что ни на есть скребущей сознание и мысли. Если знакомо, значит, Джон сейчас – почти что ваш персонаж, если нет – просто смешайте эти чувства и попробуйте вылить на себя получившуюся смесь. Он же помнил, как в тот последний раз пришёл сюда с Чесом, который, в общем-то, так и остался на пороге, жалобно окрикивая Джона пропустить его и пытаясь убедить охранника, что он вместе «вон с тем человеком». Джон горько ухмыльнулся – как давно это было, хотя воспоминание казалось буквально вчерашним; странно: место – двухгодовалой давности, а воспоминание – вчерашним... Внизу нынче днём было совсем пусто, наверху людей оказалось чуть больше. Он с непривычки скривился от единственно крепкого и никуда не ушедшего аромата алкоголя и сигарет – сам давно не курил и не пил, был паинькой, так сказать. Как хороший мальчик, отлавливал демонов и остальных чёртов и отправлял их обратно в Ад; работёнки в последнее время стало с гулькин нос, но Джон не унывал и нашёл некоторые другие занятия, дающие ему, между прочим, ещё и деньги…
Но не об этом сейчас; вот Джон наконец дошёл до конца зала – там, за отделяющей ширмой часто можно было встретить Миднайта. По крайней мере, он на это сильно надеялся. Круглый столик оказался пуст; на нём одиноко стояла стопка, пепельница со свежевыкуренной, ещё дымящейся сигаретой (принадлежавшей явно не Полуночнику) и ополовиненный виски – видимо, сегодня приходили важные гости. Джон по-хозяйски опустился на кресло, а подошедшему официанту напомнил о себе и попросил сообщить о нём Миднайту. Тот кивнул и неслышно удалился; он прождал всего пять минут – его давний знакомый редко заставлял ждать себя более этого времени, как бы занят он ни был.
– Господи, Джон!.. Неужели сам Джон Константин решил осчастливить меня своим приходом? – частью искренне, часть с издёвкой воскликнул Миднайт, появившись в дверях. Джон обернулся в его сторону; они пожали друг другу руки, экзорцист уселся за противоположный край стола и, сложив ладони вместе, пытливо на него посмотрел. Уж кому-кому, а Миднайту было известно лучше всех, что просто так после двух месяцев отсутствия тот навряд ли бы заявился просто так, вспомнить старого знакомого и пропустить с ним пару рюмок чего-нибудь крепкого. Константин увидел этот явный вопрос, читающийся в глазах экзорциста, и хотел было начать, как тот его перебил: – Ну, как ты сам? Есть чего нового?
– Всё по-старому. Только демонов становится меньше.
– Что ж, значит, наступают мирные времена, – Миднайт пожал плечами и усмехнулся, не спуская своего пристального взгляда с него. – Про себя мне рассказывать почти что нечего, если тебе вдруг интересно. Дела идут как прежде…
– Ясно.
– Может, выпить чего-нибудь? – после секундного раздумья Джон лениво кивнул. – Эй, принеси-ка нам выпить… – Миднайт не окончил и вопросительно уставился на него; тот подумал вновь и договорил за него:
– Некрепкого.
– Отлично! Чего-нибудь некрепкого! – Официант тихо удалился, экзорцист вновь пристально посмотрел на него. Тот же крепко задумался: начинать говорить или нет. Ведь, в сущности, Миднайт такой человек – он точно знает, что пришедший знакомый чего-то хочет от него, но если этот знакомый не заикнётся, то и сам Полуночник не скажет ни слова об этом. Поэтому можно было преспокойно перевести разговор в другое русло и на том разойтись. Джон тогда остро понял – у него есть шанс, хороший такой шанс спокойно продолжить жить дальше. Ключевое слово тут, естественно, спокойно… Нужно лишь только начать говорить о чём-то более пространном, но… но когда бы он так запросто сдавался и отказывался от сложностей? Он чувствовал: это приключение ему нужно почти как еда или вода. А иначе для того ли дана ему была вторая жизнь, её беспечное продолжение, чтобы сидеть на одном месте и прокисать, как молоко? Прошла долгая минута, прежде чем Джон прокашлялся и твёрдо начал:
– Послушай, у меня к тебе есть одно дело… – он подался вперёд и упёрся локтями о стол; Миднайт также наклонился, показывая готовность слушать. – Конечно, я знаю об этом и так, но… как-то смутно и сейчас ты поймёшь почему. Расскажи мне, что может сделать сейчас Чес, став ангелом. Я относительно представляю об этом, но не так точно, как мне бы хотелось; если всю жизнь провести, имея под боком Ад, то можно и вообще забыть, как Рай выглядит. Я припоминаю, что ты более осведомлён в этом. Поделись.
Миднайт в одно мгновение, как показалось Джону, нахмурился, а после принял свой обычный равнодушный вид и начал:
– Кхм… ну, это вообще даже не просьба, Джон. Мог бы и по телефону позвонить спросить…
– Это не всё. Как только ты расскажешь, мне, в зависимости от ситуации, придётся, наверное, попросить тебя ещё кое о чём…
– Ах, ну раз так! Ладно, окей… – Миднайт прокашлялся и приготовился было говорить, как вошёл официант, поставил на стол тёмную бутылку и два фужера и принялся разливать. Напитком оказалось вино на фруктовой основе – конечно, не верх менее алкогольных напитков, но куда ни шло… Когда официант удалился и они оба пригубили вино, экзорцист продолжил: – Значит, тебе нужно точнее узнать, что может делать Чес там… Вероятно, ты хочешь узнать о Возможности Выбора, которая предоставляется всем ангелам? – Джон кивнул, чувствуя нарастающую тревогу где-то в районе живота. – Хорошо. У твоего бывшего напарника есть два варианта действий: остаться там или вернуться обратно, – он выдержал паузу, внимательно всматриваясь в него, а потом отхлебнул вина. – Скорее всего, последний вариант звучит привлекательно, верно?
– Ещё бы!.. – Джон прокашлялся – в горле пересохло, и вдруг стало жарко. Он оттянул ворот, чтобы пропустить воздух. – Правда, ещё я слышал, что и там есть свои подводные камни…
– Верно. Не всё так просто, как кажется на первый взгляд. После того, что я тебе скажу, можно даже задуматься: что же в действительности лучше, какой из этих вариантов? Это глубоко философский вопрос, на самом деле. Так вот, если Чес решит остаться там, в Раю, то это, честно говоря, самый лучший вариант, по моему мнению. Он будет жить в довольстве и счастье, впрочем, кому я рассказываю, что такое Рай? Ты меня понял, – Джон тяжело кивнул головой. – При этом многие самые яркие воспоминания из прошлой жизни будут сохранены в его голове, он будет всё это помнить, всю свою прошлую жизнь, всех своих друзей или знакомых… Правда, лишь частично – я уже сказал, что только самые яркие, – но это тоже очень хорошо. Второй путь… второй путь он может выбрать в любое время. Хотя ангелов заставляют в течение некоторого определённого времени сделать свой выбор, но всё-таки вернуться обратно в земной мир возможно без всяких проблем. Так вот, второй вариант действительно звучит как возвращение в наш мир, но с одним огромным условием: все прошлые воспоминания, жизнь и т.д. стираются подчистую и заполняются какими-то новыми, искусственно созданными. Рай аккуратно засовывает нового человека в наш мир, стараясь сделать это как можно незаметнее: во-первых, он отправляется в совершенно противоположную точку мира, нежели чем был до этого, во-вторых, в каких бы то ни было списках имя его будет значиться так, как будто он давненько жил здесь. Внешность не меняется, именно поэтому, наверное, Рай пихает его куда подальше от прежнего места обитания, чтобы родные не смогли найти; новое имя, новая должность, новая жизнь, новая работа и новые знакомые – думаю, это всё и так понятно и в объяснении не нуждается. Внешность, характер, какие-то особенные привычки, эмоции – всё остаётся, как и прежде; казалось бы, тот же самый человек, только вот без прошлых воспоминаний это уже совсем не то же самое… Он банально не будет знать, кто ты, а ты не будешь знать, как тебе к нему подойти и о чём поговорить.
– Вот как… – задумчиво проговорил Джон, хмыкнув.
– Да, – Миднайт вновь отпил вина. – А ещё у обычных людей мала вероятность встретить их праведных родственников-покойников – всего лишь одна сотая. Но мы же не совсем обычные люди, верно? Поэтому экзорцисты могут находить своих друзей в мире, если те, конечно, вернулись в него. Вероятно, ты это хотел узнать?
– Да, это… – он услышал свой хриплый неуверенный голос и добавил: – Я хочу узнать, в нашем ли мире сейчас Чес, а если да, то найти его конкретное местоположение.
Миднайт ответил не сразу, уставившись на него даже несколько суровым пристальным взглядом. Джон знал, что хотел ему сказать знакомый, но ни в коем случае не поменял бы своего мнения, хотя будущие слова экзорциста – сущая правда. Он запил вставший в горле ком вином и выжидающе глянул на собеседника.
– Это, конечно, возможно. Этому ты даже можешь научиться… да и нечему там учиться! – скороговоркой тихо проговорил Миднайт, покачивая головой и вперив невидящий взгляд в одну точку – было ощущение, что он чем-то разочарован. Потом он опомнился и, будто приободрившись, продолжил: – Ах да, вот… Для того чтобы найти человека нужна карта и особенный камень, хотя с виду он выглядит как обычный отшлифованный розовый кварц. На самом деле он что-то типа заговоренный, но и это не совсем так. Однако в подробности вдаваться не будем. У меня в комнате где-то должна быть карта мира, сейчас принесу. А уж за подробностями, в каком именно городе или месте, обращайся не ко мне – у меня всё-таки не кабинет географии, – Миднайт усмехнулся и встал с места, направившись к выходу. Джон не верил, что это – его скромное, но достигшее таких невероятных эмоций желание – уже близко к исполнению. Он не верил себе, не верил в эту реальность и, кажется, впал в безрассудство. Или беспамятство. Короче, в какое-то «без/бес» – в тот момент он точно был без чего-то. Почему-то это слишком повлияло на него, даже неприлично взволновало; Джон вдохнул, выдохнул, пригладил ещё влажные от дождя волосы и подумал, что ему нужно немного успокоиться, иначе это будет выглядеть слишком странно. Сейчас было глупо вставать перед выбором «делать-не делать»; этот выбор будет значим в далёком будущем, а сейчас, казалось ему, нужно автоматически отвечать «делать». Если, конечно, не окажется так, что Чес порешил остаться в Раю…
Вернулся Миднайт с небольшой картой подмышкой; потом они вдвоём расстелили её на соседнем столике и уселись на стулья. Экзорцист держал ещё что-то в ладони, и потом только Джон увидал, что это был небольшой, диаметром где-то не более полутора сантиметров шарик розового кварца.
– Вот он. У меня таких куча, делать их легко. Если захочешь, научу, как их делать, но сейчас не буду тебе голову заморачивать, – Миднайт положил шарик на середину карты и кивнул на него. – Возьми его в ладони и крепко-крепко подумай о Чесе – так, чтобы его образ ярко всплыл в твоей голове. Это первый шаг, и у многих бывали проблемы с этим – если шарик не зарядиться твоими мыслями о парнишке, то будет искать слабо или вовсе не найдёт.
Джон хмыкнул, но взял кварц в руки, сжал между ладонями и, прикрыв глаза, задумался. Шарик нагрелся почти мгновенно, даже стал слишком горячим, почти обжигающим – и всё за какие-то секунды; ему пришлось перекатывать его по ладони, чтобы не оставить красных следов на ладони.
– Он должен стать немного тёплым – этого будет вполне достаточно. Ну, как дела? Дай-ка его сюда, – Джон открыл глаза и с усмешкой передал камень в его ладонь. – Боже праведный! – Миднайт от неожиданности даже выронил камень на карту и потряс рукой. – Какой горячий! Впервые вижу, чтобы… чтобы он зарядился так сильно. Удивительно. И за такое малое количество времени… признаться, ты сумел изумить меня, Джон!
– А как же! – Константин упёрся локтями в Гренландию и сделал важный вид. Хотя ему самому смешно не было – было тоже как-то странно удивительно и непонятно. Все эти мелочи, вкраплённые в его жизнь и связанные с Чесом, казались безобидными, но вот если так призадуматься и собрать их воедино, то получалось огромное пятно, превосходившее по размерам все остальные в его жизни. «Странно…»
– Ладно, продолжим. Следующий шаг – это заклинание. Вот листок с его текстом, ничего сложного. В конце и где-то в середине… – он положил дряблый листок перед ним и ткнул пальцем туда, где виднелись закрытые скобки с многоточием, – нужно сказать полное имя отыскиваемого человека, точнее, если уж говорить правильнее, имя прошлого перевоплощения его души. Давай на этот раз я сделаю всё сам – понимаешь прекрасно и сам, что заклинания в таких довольно серьёзных случаях стоит читать правильно, чётко, но негромко. Понятное дело – куда шарик покатится, там и находится сейчас твой Чес; если камень вылетает с карты – соответственно, он вне нашего земного мира, т.е. в Раю. Правила до смешного просты. Я начну, – Джон для подтверждения кивнул. Миднайт взял горячий шарик в ладони и, перекатывая его с места на место из-за его непереносимого жара, прикрыл глаза и начал читать молитву наизусть. Ему ничего не оставалось, кроме как слушать; шёпот доносился непонятный и тихий, и ничего разобрать было нельзя. Продолжалось всё не более полминуты; после Миднайт аккуратно выбросил камешек в середину карты, и тот покатился по ней кругами, словно подгоняемый неизвестной силой. Джон с замиранием сердца следил за ним и разочарованно выдохнул, когда шарик пулей вылетел за пределы карты и стола на пол; значит, Чес ещё не решился. Или решился, но решение его было совсем отлично от того, какое представлял себе Константин.
Миднайт, кажется, выдохнул, но как-то облегчённо и полез за укатившимся камешком. Джон же крепко задумался: навряд ли бы, с другой стороны, его Креймер выбрал такой путь – это истинно путь отчаяния и горя. Куда лучше Рай… однако всё-таки какое-то чувство подсказывало ему, что парень не будет удовлетворён таким вечным спокойствием, а захочет обыкновенных проблем, обыкновенной жизни и хлопот. Возможно, это абсурдно, но ещё ему казалось, что Чес… Чес верит в него и верит в тот же самый наивняк, что и он сам – что они когда-нибудь встретятся и вспомнят друг друга. Обязательно вспомнят, наплевав на то, что правила гласили другое и были для всех строго одинаковыми; Джон, прокрутив сейчас это у себя в голове, вдруг и сам понял утопичность своих мыслей. Но даже собственные слова «Боже, что за бред!» не помогли: решил так решил, значит, на всё оставшееся время и будет думать так. Ведь самое главное у него всё-таки было – это надежда; надежда глупая, что даже показать её кому-то было бы стыдно. Но её наличие уже оправдывало многие стрёмные действия.
– Вот так, получается… – пожал плечами Миднайт. – Впрочем, лично по-моему, это даже лучше… Хотя тебе так явно не кажется.
Джон пожал плечами и залпом выпил бокал – надо было заливать нечто неприятно всклочившееся в его душе хоть чем-то. Экзорцист внимательно и долго на него смотрел, а после принялся складывать карту.
– На, камень держи, дарю. И заклинание. А карту изволь найти сам. Если будешь продолжать и дальше, то почитай перед этим молитву, порепетируй, так сказать. И… если вдруг что-то изменится, будь добр, сообщи… уж больно интересно, на что решится Чес.
– Да, спасибо, Миднайт. До встречи! – Джон встал и собрался было уходить; экзорцисту это было видеть не в новинку – кто знал его характер, тот уже давно смирился с тем, что тот мог запросто прийти и также неожиданно уйти, ничего не пообещав и даже не отсидев пять минут.
– Только, Джон, послушай вот что… – Джон напрягся и полуобернулся в его сторону, зная, что обычно Миднайт плохого не советовал, – ты, конечно, можешь не слушать меня и это твоё право, я лишь просто хочу тебя предостеречь: даже если Чес решится прийти в наш мир, даже если ты его найдёшь и увидишь вблизи, в нескольких метрах от себя, не теряй головы. Глупо, конечно, говорить тебе прописные истины, о которых ты знаешь, и я отнюдь не хочу читать тебе нотации, просто предупреждаю. Да-да, есть тот далёкий миф, что если в прошлой жизни какой-то человек был важен для ангела сильно-сильно, то он его обязательно вспомнит в следующей. Но я тебе говорю, что это только миф; знаешь, я и сам проходил всё это.
Джон молча обернулся полностью в его сторону, выражая этим интерес слушать дальше. Его глаза как бы вопрошали: «Какая история всё-таки была?». Миднайт продолжил:
– Лет пять тому назад я потерял одного своего хорошего друга; мы были с ним как не разлей вода. Он погиб, попал под машину, впрочем, это ненужные мелочи в рассказе. Главное здесь вот что: наша дружба. Я не хочу льстить себе, но она и правда была очень крепка. Так вот, он умер, и мне удалось узнать, что душа его отправилась не иначе как в Рай. Тогда я уже знал о том способе и незамедлительно воспользовался им; с первого раза камень не вылетел за пределы карты, а аккуратно указал на точку. Тогда я с бьющимся сердцем помчался в другую страну, а закинуло его не иначе как в Азию, и надумал себе многого, что не совпадало с реальностью. Я думал, что раз мы были почти лучшими друзьями, то он просто обязан меня вспомнить, и всё равно, что новоприбывшим на Землю стирается вся прошлая память. И, что ты думаешь, каков конец этой истории? Самый что ни на есть отвратительный – врагу такого не пожелаешь. Я припёрся к нему за три девять земель, долго искал встречи, и вот наконец это свершилось – счастью моему не было предела. Мне казалось, что стоит сказать слово – и друг тут же прозреет, поймёт, что это я; реальность оказалась хуже. Он недоумённо посмотрел на меня, сказал валить мне куда подальше и, пихнув плечом, поплёлся в свою сторону. А говорил я ему и правда какой-то бессвязный бред, типа ты меня знаешь, мы были знакомы и т.д. Любой бы поступил почти так же, как он. После я решил его оставить и зарёкся на всю оставшуюся жизнь больше не трогать дела мёртвых и возродившихся. Их нужно отпускать, Джон, и я это понял. И рассказал всё это лишь только затем, чтобы предупредить тебя от возможных ошибок. Конечно, твой Чес не так груб и надменен, каким был мой друг с людьми, но всё-таки… Просто помни о том, что ты для него, как для тебя какой-нибудь незнакомец на улице. Даже если он решится… искренне советую тебе быть только наблюдателем.
Джон задумался, хмыкнул, покачал головой и развернулся.
– Спасибо, Миднайт. Я постараюсь.
– Разочарование, Джон, самое худшее, что может быть в жизни. Даже хуже смерти, ибо смерть – это конец, а разочарование – продолжение смутного существования. К тому же, вы никогда не были друзьями; если вероятность того, что ангел вспомнит лучшего друга, равна одной десяти тысячной, тогда в твоём случае эта вероятность снижается до одной триллионной, – Миднайт замолчал, а потом добавил проще: – Ладно, до встречи.
Он кивнул и неспешно направился к выходу. Трезвый взгляд со стороны дал многое, хотя на его решение в любом случае поехать не повлиял. Просто задумался: по-хорошему, Миднайт был прав как ни крути. В особенности, раз ему пришлось пройти через подобное… А они с Чесом и, правда, не друзья, просто давние знакомые, и скорее не это скребло на душе у Джона, а другое – то, что он не успел сойтись с парнишкой ближе, хотя знал его лет семь или восемь. Впрочем, делать его другом Константин не собирался – он оставался верен своему принципу, – но кем-то ближе, чем просто знакомый… Джон бы хотел, да всё равно бы не смог из-за своего скверного характера – раз, и из-за недостатка времени и постоянно ускальзывающего Чеса – два. Короче, по-любому это было невозможно; но понаблюдать никто не отменял, а подходить и о чём-то говорить действительно глупый вариант. Константин торопился и сжимал в кармане пальто всё больше нагревающийся камешек – с того самого времени, как он вышел из бара на холодную улицу, шарик так и не остыл. Он думал о нём, думал, быть может, не постоянно, но ярко, даже лихорадочно, с каким-то жаром и реалистичностью, так, что хватало и пары секунд, чтобы разогреть его снова до максимума.
Тем временем дождь закончился, небо разгладило свои морщинки-тучи, и даже где-то вдалеке заблестело солнце; пахло свежестью, сыростью и чем-то вкусным – вероятно, булками из соседней пекарни. Людей прибавилось, лужи стали шире, а по дорогам весело забегали ручьи; казалось бы, живи да радуйся. Но Джон не радовался и скорее не потому, что не было настроения, а оттого, что просто не умел делать этого с рождения – редко когда можно было наблюдать на его лице улыбку, говорящую о такой же улыбке внутри души. Поэтому вся эта идиллия ему не нравилась; потом он решил забежать в книжный и купить карту мира. Пускай это и не поможет ему, но хотя бы остановит тот бесконечный цикл мыслей в его голове.
***
Прошли две недели, которые, в общем-то, ничего не решили; Джон боялся кому-либо признаваться в этом, но всё-таки искал Креймера в каждый из этих дней. Один раз даже позвонил Миднайт и заинтересованно спросил, не поменялось ли чего, хотя сам при желании мог искать, но по каким-то причинам оставил это дело только Джону. Будто это было нечто такое сугубо личное, касающееся только Константина; впрочем, в какой-то степени он был прав. И вот, одним погожим вечерком, Джон вновь уселся за карту и уже привычно начал готовиться к ритуалу. Поначалу было необычно запоминать новую молитву, новые действия, а в первые два раза вообще ничего не вышло, но в итоге он научился, как и всему остальному в прошлом, и теперь без всяких проволочек совершал поиск души. Больше всего его раздражало в этом ритуале одно: когда молитва была произнесена и шарик отправлялся в путь, то он уходил с карты не сразу, а дразнил, катался, делал круга два или три, прежде чем обломить все надежды и резко выскользнуть за пределы. Джон с усмешкой сравнивал это с Чесом – Чес также любил поиздеваться, а после незаметно уйти, резко покинуть поле зрения и даже не знать, какой ужас натворил он в чьей-то душе. И нет, Креймер не был плохим, как могло показаться, – просто некоторые его действия, кажущиеся совсем обычными для многих, иногда могли не совсем приятно задевать его... Впрочем, Джон сильно отвлёкся – камень был нагрет, карта – перед ним. Пора! Всё прошло как обычно, только шарик отчего-то долго катался по карте, помотав тем самым его нервишки. «Неужели что-то есть?» Мысль казалась запредельной неисполнимой мечтой; а камень, в отличие от прошлых разов, начал приостанавливаться. Джон услышал, как бьётся его сердце; слишком, слишком неприлично и нетипично это для него!.. Ему было уже скорее не так важно место, в которое Креймера занесёт, а просто сам факт того, что парень здесь. Кварц остановился; даже не вглядываясь и немного подрагивая всем телом, Джон определил, что это в районе Европы, а если быть точнее, то в Западной Европе. «Да, далековато тебя занесло! Зато хоть в цивилизованное место». Он пододвинул к себе карту и вслух прочитал:
Что за безумие бросать вызов мрачной смерти? Тибулл Альбин (c).
Если говорить серьёзно, то после Джон действительно не понимал и даже ругал себя за то, что так бурно отреагировал на это событие, пускай оно и было важным. Внешне он старался сохранять спокойствие, но эмоции внутри не давали заняться чем-нибудь другим и переключиться на какое-нибудь дело, поэтому в тот же вечер он сорвался в ближайший магазин канцтоваров и купил более подробную карту Лиона. Перед этим он отыскал там же карту Франции и ещё раз для успокоения быстренько проделал процедуру, пока его никто не видел – магазин был пуст, а узнать ещё раз, так как он мог ошибиться, было бы не лишне. В итоге даже на карте Франции шарик прикатился ровно на Лион. Джон незамедлительно схватил карту этого города и рванул на кассу.
Он точно не знал, зачем ему всё это: все эти карты, спешка, какое-то лишнее волнение. Ведь кругом был прав только Миднайт; но ведь Константин не хотел – по крайней мере, не планировал, что приблизится к Чесу. Только посмотрит со стороны… хотя, если подумать, зачем ему это? Джон не знал и, почему-то, знать не хотел. Всё должно было получиться так, как идёт сейчас, а сейчас всё шло как по маслу. То есть происходило это само собой, не привлекая вместе с тем шлейф тяжёлых размышлений и поисков причин; пока хотелось совершать многое якобы беспечно, бездумно, без каких бы то ни предпосылок. Так хотелось, решил Джон, значит, так будет ровно до того момента, когда он скажет себе остановиться; правда, сможет ли он сделать это в тот момент?..
В тот же вечер он, не понимая, что творит, вернулся домой не только с картами, но и с билетом на самолёт до Лиона. Придя домой, он положил перед собой это богатство и задумчиво хмыкнул: только сейчас вспомнил, как покупал последнее. Девушка-продавщица тогда мягко переспросила его: туда-обратно? На что он ответил твёрдо, даже не задумываясь: только туда. Впрочем, Константин порешил, что в любую секунду может купить билет и там… да, в любую секунду. Потом он радостно развернул карту Лиона и отыскал, где находится Чес в настоящее время: это оказалась улица со звучным названием Биша̀. Улочка эта находилась на севере так называемого полуострова, который с двух сторон был сжат реками. Та часть, хоть и находилась в центре, не была туристической, а в основном её можно было вполне назвать спальным районом. Джон сверил часы и понял, что, раз разница в девять часов и у него сейчас вечер, то у Чеса в самом разгаре ночь – четыре часа. Это значит, скорее всего, что указанный шариком домик – его квартира. Константин аккуратно сдвинул камень и обвёл карандашом эти дома – конечно, ни квартиры, ни какой именно этаж и подобных подробностей он через кварц не узнает, но уже доступная информация была до невозможного ценна. Естественно, то, что он сегодня узнал, не являлось достоверным и истинным фактом, но давало хотя бы приблизительные значения, что несомненно радовало.
На следующий день Джон без всякого сомнения принялся искать какие-нибудь отели поблизости, в итоге самым идеальным вариантом оказалась трёхзвёздочная гостиница на улице Деланден, которая была перпендикулярна улице Марка-Антония Пети, а та, в свою очередь, была продолжением Биша. Это было абсолютно недалеко и недорого; Константин дивился своему успеху. Как только номер был забронирован на послезавтра, он решил вновь кое-что проверить: взял камень и, сверившись с часами и поняв, что рабочее время сейчас в полном разгаре, провёл обычный ритуал. Кварц, на удивление, далеко не убежал: примостился на широкой улочке Площадь Шарлемань, которая также была перпендикулярна Биша и являлась своего рода серединой между нею и Марк-Антоний Пети. Чес сейчас находился почти что в её конце; рядом пролегала железная дорога. Джон лишь усмехнулся, подумав, как повезло Креймеру в этой жизни с работой: от дома до неё максимум минут пятнадцать, если не меньше, пешком. А ещё он искренно хотел верить, что работа у него теперь более прибыльная и респектабельная, нежели чем работа водителя; парень-то был с мозгами, только больно непостоянный, да и не повезло ему немного встретиться с Константином. Но сейчас наверняка всё по-другому.
В итоге все дела были сделаны, правда, не совсем корректно, но Джон не забивал себе этим голову – самолёт вылетал уже завтра, а в номер можно было заехать только послезавтра, в полдень. Впрочем, он пораскинул мозгами и понял, что это не совсем плохо. По сути, его вылет завтра в три часа ночи по местному времени, значит, плюс девять часов, в двенадцать дня по-лионскому. Лететь тринадцать часов с чем-то; получается, прибудет он в Лион по их времени в полвторого ночи, только уже как раз того дня, когда у него заселение в номер. Пока доедет, пока чего… ну, в итоге у него будет часов восемь-семь свободного времени. Честно говоря, его тянуло прогуляться по красивому городу с утра, когда ещё не было потоков туристов на улицах; странное желание, особенно для него, но Константин уже не думал об этом. Он вообще ничего не думал и даже не осознал своей наивности и невнимательности, когда во-первых покупал билет и только потом бронировал номер. Но ведь всё само получилось, верно? И получилось успешно; он же сам пребывал в том задумчивом с виду состоянии, когда было не до внешних дел, но те получались на удивление замечательно. Джон и сам не знал, о чём думал; точнее, ни одной более-менее существенной и запоминающейся мысли в его голове не возникало, зато появлялся рой других, совсем непонятных и достающих лишь количеством. Так бывает, когда пытаешься достучаться до верного решения или ответа; ищешь, ищешь у себя в голове, но никак не можешь отыскать среди всего этого хлама. Возможно, Константин тщетно искал ответа на вопрос «Зачем он летит в Лион?», возможно, даже и находил какие-то жалкие пародии на эти самые ответы; но до самого главного было ой как далеко. Иногда Джону даже думалось, что этого-то главного просто-напросто и нет. Впрочем, официальная и вполне удовлетворяющая его причина звучала как «просто посмотреть, как живёт там его бывший водитель»; но Константин знал, прекрасно знал, что, если б было как обычно, он бы навряд ли дёрнулся в ту сторону сам, а узнал бы через многочисленных знакомых; между прочим, есть у него парочка людей, живущих где-то во Франции, – принимая во внимание их нелёгкую жизнь, их могло бы вполне занести в Лион, и так Джон узнал бы всё, дав им достаточно информации, где и как искать Креймера.
Но нет, Константин почему-то не мог ждать, не мог просить, не мог не сорваться с места и не уехать; этого человека хотелось увидеть воочию, пускай и на другом конце улицы, но убедиться, что вот он, действительно живой и действительно в нашем мире. Только уже малость другой… Слова Миднайта были единственным, что разъедало его сердце; впрочем, эта горькая правда была известна ему задолго до этого разговора, просто всегда острее воспринимаешь сказанное, чем то, что на мыслях или в сухих текстах книг. И Джон, с каждым часом, да даже минутой, задавал всё чаще и чаще себе вопрос: правильно ли он поступил? Ведь, пока не поздно, можно отменить заказ в гостинице, если повезёт – то и билет на самолёт и вернуть деньги, которых, увы, не так уж и много; но нет, он осознанно тратил их на то, что, возможно, обернётся лишь горечью, отчаянием и неимоверной пустотой в груди, на то, что вероятнее всего сулит только одиночество – не такое уж необычное, но усиленное ситуацией в два раза. Короче, траты впустую, но Джон чисто из принципа не мог отступить – иногда это в его характере было хорошо, но иногда…
Впрочем, когда бы мы критически и по полочкам разбирали свои абсурдные, сумбурные действия? Только после того, как мы их уже совершим, верно! Только после разум немного охлаждается и даёт возможность взглянуть здраво; а пока обжигающая мысль задорно крутится у нас в голове, мы готовы яростно отметать слова других. Но не стоит думать, что Джон был настолько глуп: он всё это знал давно, понимал прекрасно и имел багаж опыта почти что бесценный; только всё это мудрое уходило на задний план, когда он вспоминал о своём водителе. Что-то тянуло его туда, а что – ну, наверное, любопытство. Он снова хотел почувствовать, каково это – понять, что в его жизни почти что нет ничего оригинального, а очередная затея, казавшаяся безобидной, но на деле являющаяся безбашенной, вновь приведёт его ко дну или тупику. В общем, заново пройти весь тот маршрут, который он проходил когда-то давно в молодости, правда, в несколько иных ситуациях, но со схожим концом – разочарованием то есть. Константин знал, что многие бы хотели его осудить и сказать своё «фу, как так можно вновь попадаться на те же грабли!», но что он мог поделать, если к тем граблям вёл непомерный интерес? А интерес, как известно, всегда предпосылка к куда более серьёзным последствиям и эмоциям; он своего рода невинное начало всех безумных идей.
Джон лишь несколько спустя, ближе к вечеру, понял, что благодаря Чесу – или как там его теперь звали, хотя для него он навсегда останется Чесом, – он влетел в крупную сумму денег; и это не считая различных будущих трат на транспорт, еду, другие какие-то вещи… «Да я так разорюсь…» – думал, качая головой, Джон, считая, сколько у него осталось, вместе со всеми заначками, и плюсуя к этому потраченное и будущие траты, измерявшиеся пока кругленькими суммами. Получалось так, что за месяц в Лионе (ну а вдруг, он посчитал и такой вариант, распределив на день определённое количество денег, над чем ему тоже пришлось попыхтеть и поузнавать тамошние расценки) он бы потратил столько, сколько заплатил бы, живя здесь, но только за четыре месяца. Впрочем, жил он всегда скромно, поэтому и получался такой разброс. Константин был изредка щепетильным человеком, поэтому и сейчас возникали вполне справедливые мысли для его взрослого разума по типу «а стоит ли?». Но авантюрист, который жил в нём, как демон в безумце, не давал покоя и ставил своё однозначное «Стоит!», буквально перешибая все остальные варианты. Поэтому Джон, достав чемодан, сказал полушёпотом, будто стараясь убедить себя ещё раз: – Сто̀ит!..
***
Джон решил не ложиться вообще, раз скоро всё равно выходить – выспаться можно и в самолёте. Часов в восемь, когда сборы были в самом разгаре, позвонил Миднайт.
– Меня интуиция редко обманывала, так что мне что-то подсказывает, что у тебя есть новости, с которыми ты не поделился со мной, как я тебя просил, – сразу с дела начал он, говоря всё это насмешливым тоном. Джон ухмыльнулся.
– Да, много чего случилось. Вчера я нашёл Чеса на карте; он решился, – в трубке послышался разочарованный вздох – видимо, Миднайт всё-таки надеялся, что интуиция его подведёт. Спустя десять секунд молчания, в которые и Константин серьёзно задумался, экзорцист продолжил:
– Ну, и где же он?
– В Лионе.
– Далековато занесло! И билеты дотуда недешёвые. Благо, город красивый, думаю, ему там понравится, – Миднайт как-то нехарактерно для себя перескакивал с темы на тему – явно было видно, что он глубоко изумлён решением Чеса. А Джон над этим как-то не задумывался…
– Я вылетаю этой ночью в три. А ещё я узнал, где конкретно он живёт, и забронировал отель недалеко оттуда…
– Джон, ты (можно скажу честно?) похож на маньяка. Серьёзно, – Миднайт говорил тихо, задумчиво. – Так это правда? Ты не шутишь? Серьёзно взял билеты и летишь ночью?..
– Да. В этом есть что-то странное? Притом же, я редко шучу, ты сам знаешь, – экзорцист на том конце провода замолчал и только хмыкнул; неловкое молчание длилось около минуты.
– Джон… впрочем, я уже говорил. Ты не успокоишься, пока не узнаешь сам. Просто хоть иногда вспоминай то, что я тебе говорил. Будь осторожнее: перед тобой не Чес… только схожая внешность с подобными привычками и характером, но лишь воспоминания и прожитое делают нас особенными. Берегись разочарования. Удачи. Сообщи всё-таки потом мне, как он, что он, чем занимается…
– Спасибо… – почему-то тихо, почти шёпотом ответил Константин, покачивая головой и думая явно о своём.
– Ещё раз удачи, – Миднайт положил трубку; Джон хмыкнул, ещё раз подумал над первопричиной и, разом отбросив сомнения и порешив, что довести дело нужно хотя бы до конца, больше не думал об этой тягомотине. Сомнение довольно долго в сложившейся ситуации не мучило его, вплоть до полёта в самолёте.
***
Константин давно собрал все вещи, и время с этого момента стало проистекать невероятно долго: девять очень лениво перетекало в десять, а десять, в свою очередь, с натугом дошло до половины одиннадцатого. Джон не знал, куда себя деть, чем занять, чтобы его тёмные мысли, как мрачные тени на полу, не захватили полностью; в итоге в голове появилась идея, и он ухватился за неё, как утопающий за соломинку. Впрочем, по сути она была бредовее некуда, но да разве это уже останавливало его? В сравнении с той несуразицей, которую он хотел совершить, эта мысль была жалкой, вполне разумной шалостью. Джон вызвал такси и на вопрос, куда подъезжать, ответил:
– Кладбище __, – на том конце провода были слегка удивлены, но пообещали, что такси прибудет в полночь. Джон почему-то поморщился – не мог он спокойно реагировать на такси и всё, что с ним было связано, после смерти Чеса; однако эта эмоция была одномоментной, скорее отголоском прошлого, чем настоящего. Впрочем, как и нынешнее желание – в чём-чём, а в нём Константин не отдавал себе отчёта.
Через сорок минут он был уже на кладбище вместе со всем своим багажом; найти могилку его бывшего водителя оказалось не сложным – с главного входа свернуть направо и дальше двигаться по дорожке, ещё раза два свернув в ту же сторону. Там, под ветвистым деревом, тихо и мирно высилось серое надгробие; нет-нет, оно ничем не отличалось от других, отнюдь: все были такие же серые (редко кто ставил более шикарные), такие же тихие и мирные. Джон помнил как сейчас, что во время похорон не чувствовал горечи, зная, что душа Креймера направляется в мир иной, возможно, лучше этого, что это просто продолжение пути, предначертанного каждому человеку судьбой. Но сейчас что-то гулкое, как удары колоколов в соборе, било в его груди; звук уныло отдавал в голову, разлетался мелкими отзвучьями по всему телу и собирался ноющей печатью в сердце; что-то непередаваемо тяжёлое вдруг открылось Константину в созерцании этого надгробия, этого имени, столь родного, но теперь истёршегося. Он раньше и не задумывался, что будет так неловко; всё это время ему казалось то, что он совершал, лёгким и беззаботным, обыденным делом. Но вот если приглядеться… то ведь и вправду его Чес погребён, навсегда, под этой толщей земли, хотя сам уж давно тусит где-то в Лионе в отблесках новой успешной жизни. Да, это он, его внешность, характер, повадки, манера общения, но нет и не будет больше той памяти; новый Чес лишь с удивлением, может, насмешкой, глянет на него и улыбнётся как ни бывало, не зная, что в прошлой жизни прошёл с этим человеком через огонь, воду, медные трубы, как принято говорить в таких случаях. Он не узнает, как ни надейся, и это Джону было известно задолго до этого. Что же всё-таки тянуло? Вопрос сложный, хотя он сам и догадывался, что на самом деле лёгкий.
Константин и сам не знал, для чего пришёл: то ли из-за необходимости хоть как-то скоротать время, то ли просто постоять над его могилкой, то ли проститься… с чем? С прошлой жизнью, Чесом, эмоциями? Джон не знал, и на секунду ему стало трудно дышать: горло спёрло, будто обвило какими-то жгутами. Понимание того, что всё уже не будет как прежде, было до того банальным и простым, что вызывало лёгкую усмешку; на деле оно было громадным и значимым, не таким легкомысленным. Он понял, что остро осознает это где-нибудь там, в Лионе, а сейчас пускай лишь только его сердце немного ёкнет, а сам он слабо усмехнётся…
– Чувствую, доставишь ты мне проблем, Креймер… – Константин вздохнул, развернулся и поморщился. – Я бы вернул тот день, честно, чтобы спасти тебя; теперь придётся расхлёбывать заваренную кашу почти что в одиночку.
Джон стал неспешными шагами направляться в сторону выхода; а ещё он помнил, как Чес в тот самый раз, тихо шурша крыльями, возник за его спиной, он сам обернулся, а парень, улыбнувшись загадочной, скромной, но многозначной улыбкой, резко рванул в небо, в Рай, туда, где ему самое место. Вот уж точно Константин не думал, что в следующий раз, когда он придёт к нему на могилу, парнишка уже спустится вновь сюда, в этот мир. За оградой блеснул свет фар; Константин знал, что ещё можно отказаться, можно отказаться вплоть до аэропорта, но… «Но если б я так часто отказывался, моя бы жизнь не стала такой интересной». Джон и сам себе дивился: что он, школьник что ли какой, чтобы искать новые ощущения и делать жизнь якобы интересней? Но что сказано, то сказано, то, значит, на душе. Он сел в уютное такси, и машина рванула вперёд, в очень сомнительное и многогранное будущее.
Тринадцатичасовой полёт хоть и не был из лёгких, но для Джона растянулся вообще в не пойми что; делать было практически нечего, и из-за этого ему показалось, что они летят уже долбаный день, хотя на деле не пролетели и пяти часов. Отсюда пошли и странные мысли, и какие-то причудливые догадки, и очень фантасмагорические сны… описывать это ненамного интереснее, чем то было на самом деле. Константин тщетно пытался заставить себя уснуть за неимением какого-либо дела. Короче, то время было самое скучное и самое отвратительное время в его жизни. Это довольно подпортило настроение. Когда до посадки оставалось полчаса, Джону стало неожиданно тревожно – плохое предчувствие одолевало его всего. Тогда он понял, что удача, которую ему пожелал Миднайт, будет очень и очень нужна; нынче это ценный и редкий товар. Что сулит ему этот сокрытый в облаках, горящий всеми цветами радуги, манящий своей историей город? Сердце лихорадочно отправляло в мозг запросы, который расшифровывались как «Ничего хорошего, ничего хорошего». Самолёт шёл на посадку, и, начиная с того времени, Джон так и не оторвал своего взгляда от города внизу, различив даже север полуострова – как раз то место, где жил и работал «Чес». Чес в кавычках, потому чёрт его знает, какое теперь у него имя!
Константин не совсем помнил, как добрался, но через час уже высадился из автобуса на остановке Гар-де-Лион-Перраш (это было уже на самом полуострове). Был четвёртый час, утро не торопилось заниматься: вокруг стоял молочный полупрозрачный туман, небо едва-едва светлело, будто не спеша пустить солнце на трон, улицы были пусты до такого, что, казалось, наступил тотальный конец света, а с рек дул прохладный лёгкий ветерок. Джон сверился с картой и выбрал путь подольше – не по дворам, а по главной улице Площадь Шарлемань. Где-то совсем рядом со станцией, в конце этой улицы, находилось место работы нового Чеса; Константин находился на другой стороне ж/д дорог, поэтому последовал через переход и оказался на широкой, сразу видно, что главной среди всех остальных, улице. Потом сверился с номером, на который ему указывал шарик, и подошёл ближе. Дом номер пять.
Было тихо, стояла почти что мертвенная тишина; только стук колёс его багажа об асфальт нарушал эту идиллию. Хотя для этих улиц такое, наверное, нормально: здесь часто селились туристы и прибывали ночью, чтобы идти тут ранним утром. Джон точно не знал, зачем думал об этом, подходя к закрытой двери этого дома. Здесь находилось, судя по записям, сразу несколько контор: нотариальная, адвокатская, ещё какие-то… Но ему хватило и двух секунд, чтобы понять, в какую область занесло его водителя; впрочем, это дело всегда нужное и в какой-то степени интересное; Константин, признаться, в детстве тоже мечтал стать юристом. Он усмехнулся и поплёлся по улице дальше, решив, что свернёт не на свою, а на Биша, где живёт Чес. Впрочем, парень в нынешней жизни необязательно мог быть адвокатом или юристом или нотариусом, а мог просто работать уборщиком в этой компании; Джон усмехнулся, покачал головой и решил, что это просто какой-то бред. Сон только начинал слипать глаза – увы, в самолёте он забывался максимум часа на четыре: всё мешали какие-то мысли. Теперь спать хотелось с необыкновенной переменчивостью, но всё-таки хотелось. Однако дойти до улицы Биша, которая была по правую сторону, он хотел не менее сильно, поэтому собрался в кучку и пошёл. Когда Джон свернул на Биша, то увидел невдалеке красивый, но грузный и слишком мрачный мост, выделявшийся из тумана чёрным пятном. До него было не больше двухсот метров, а Чес жил сразу после него; Константин медленно поплёлся в ту сторону, сладостно вдыхая свежий воздух и стараясь заглушить свою сонливость. «Отлично! Теперь Чес юрист… нет-нет, всё-таки эта затея и вправду была абсурдной. Нас ничто не связывает и не свяжет». Джон уже, честно говоря, не изумлялся никаким своим мыслям, но эта заставила его малость приподнять бровь в удивлении: вот и открылись его истинные намерения, которые он тщательно скрывал от Миднайта – да даже от себя самого! – значит, он всё же хотел с ним встретиться, да не просто постоять, посмотреть издалека, а конкретно перекинуться парами-тройками слов. И печальный опыт Миднайта его явно не мог остановить; да даже сотни таких примеров навряд ли бы повлияли на него здраво – Джон словно упёртый баран и от своего явно не откажется. И даже не это поразило неприятно, а сам факт вранья… самому себе; интересно, в таком случае, какие же ещё сюрпризы скрывает он внутри себя?.. Может, это открыть и осознать прямо сейчас, пока ещё не совсем поздно и можно с этим что-то сделать?
Ага, когда бы всё это было так просто! Константин остановился и потёр своё разгорячившееся лицо – прав был кто-то из древних, говоря, что самое страшное – это не знать себя. Да, страшнее всего видеть не чьи-то неожиданные выкрутасы, которые, быть может, можно и предугадать, а свои собственные, ничем до того не оправданные и являющиеся просто последствием какой-то призрачной причины, залёгшей на дне души. Вот это действительно отвратно; Джон сплюнул и покатил свой багаж дальше. Магазин, кажется, продуктов впереди начинал лениво открываться – кто-то громко поднимал рольставни; на другой стороне улицы какой-то мужик вёз бак с чем-то, неимоверно им гремя, а с какого-то балкона уже слышался французский лепет. Город оживал, просыпался, правда, как-то неохотно; впрочем, Джон тоже бы навряд ли вставал здесь с воодушевлением – для него Европа была каким-то ленивым местом, где работали нехотя, зато размякали под благоприятным климатом запросто. Наконец он подошёл ближе к мосту, остановился, посмотрел на него и прошёл под ним; где-то наверху пронеслась машина.
Он выглянул из-под моста и увидал на противоположной стороне дом, обведённый в его карте карандашом, потом перешёл улицу и остановился рядом с ним; и вновь стало так тоскливо на душе, как было вчера на кладбище – будто он сам стоит вновь на пороге чего-то нового, что всё равно неизменно наступит под напором его характера, и не может решиться, будучи затягиваемым назад тугой резинкой ностальгии. Нет-нет, он по-любому протиснется в это новое, правда, будет это тяжко, если сейчас не перерубить нить – так участь облегчится. Константин вздохнул, покачал головой и едва отвёл взгляд от многочисленных балконов, один из которых должен точно принадлежать Чесу. Получалось всё так идеально и хорошо благодаря этому камню, ритуалу, способному отыскать Креймера, свободным местам в самолёте на ближайший рейс, готовым к брони номерам в отеле и, наконец, достаточной сумме денег на счету. Просто никому и не снилось такое, чего не потребовалось добиваться огромными усилиями и что будто само в руки шло! А тем не менее счастья от этого с каждым часом отнюдь не прибавлялось; Константину показалось, что он обязательно свихнётся, и в таком состоянии не то что к Чесу, просто к людям нельзя. Что тогда?
Джон развернулся и поплёлся назад; что тогда – только сам дьявол знает! Может, и не мешать прогрессирующему безумству, оно само там как-нибудь разберётся и расположится?.. Он шёл быстро, чуть ли не бежал, и мысли в его голове сменялись с каждым новым шагом; голова трещала по швам, но спать теперь расхотелось, а было только одно желание: ходить по этому чёртову Лиону до тех пор, пока не отнимутся от усталости ноги. Константин так и решил, позволив какому-то воспалённому чувству внутри себя создавать для него маршрут. Он сам не мог знать, что напридумает это чувство, но осознанно стал его марионеткой; с тех пор он едва помнил себя, куда шёл и зачем. Было даже всё равно, что с багажом, главное – идти; пускай это было неправдой, но, по крайней мере, успокаивающей неправдой, что рой мыслей в голове от этой прогулки должен раствориться. «Проверим…»
***
Проверка дала не очень хорошие результаты: мыслей только прибавилось (куда уж больше?), а ноги унесли в какую-то даль. Джон очнулся только сейчас, остановившись на улице Президент Карно, и несколько позже понял, что прошёл что-то около двух километров, оказавшись в середине этого полуострова. Здесь жизнь протекала более интенсивнее: открывались магазины, часто ездил транспорт, людей было больше, и все куда-то спешили. Константин резко остановился посреди тротуара и почувствовал своё частое дыхание; шёл седьмой час, и уже почти рассвело: на горизонте виднелась розовая полоска. Через дорогу в диагональ виднелись желтоватые стены какого-то старинного здания; Джон не понял, что его туда понесло, но перешёл улицу и ради интереса решил глянуть, что же всё-таки это.
Этот интерес, да и эту прогулку вообще Константин после назовёт не случайными, а будто тайным заговором судьбы, жизни, Вселенной – хоть целого мира, но чего-то явно существенного. Будто все события переплелись так не рандомно, а с хитрой задумкой; но он тогда чувствовал, что обязательно ещё придёт сюда. Каким-то другим, может, за чем-то, но придёт; а потом уйдёт и тоже другим, совершенно, причём не факт, что в хорошем смысле. Там, в стенах повидавшего виды здания, не властны даже судьба и фортуна; там властно время и вера. Старинным зданием была церковь Святого Бонавентуры, сзади и с боков ничем не примечательная: жёлтый истёршийся камень, чуть ли не деревянные окна, потрёпанный общий вид. Зато в ширину и в высоту она была значительна, хоть и считалась, наверное, среди всех остальных соборов Лиона небольшой и скромной. Джон свернул на узкую улицу, зажатую с двух сторон каким-то домом и стеной церкви, а потом оказался на более широком проспекте, где находилась боковина старинного святого места, и, пройдя его (расстояние было ни много, ни мало восемьдесят метров, что соответствовало длине церкви), подошёл к той улице, куда выходил основной фасад, и тут-то и ахнул.
Нельзя сказать, что это здание было самым наикрасивейшим, но что-то цепляющее в его завитках, в лёгких узорах всё-таки было, несмотря на тяжёлую форму и конструкцию. Главный фасад был широк – от и до тридцать семь метров; было, как и обычно, три входа, украшенные остроугольными арками с цветами и различными красивыми элементами декора разной высоты: один огромный с тяжёлыми воротами, открывающимися только по праздникам, и два обычных, раза в полтора меньше. Ровно над высокими дверьми основного входа возвышались на постаментах статуи каких-то святых в длинных убранствах, Джону неизвестных. Сам фасад был похож на заточенный карандаш, верхушка которого мягко обрамлялась ажурной резьбой; остальная часть, будто подставка для этого карандаша, покато уходила вниз всё с той же резьбой, на углах заканчиваясь остренькими узкими башенками с нарядной крышкой. Над всеми входами, держась на острие арки, расцветали окна-розетки разного диаметра: над большим, соответственно, огромное, главное окно, а над двумя другими в раза три меньшие. Внутри основного окна-розетки находилось что-то наподобие цветка, лепестки которого были наполнены различными завитушкам, что-то наверняка значащими. Два других окна имели внутри себя по четыре кривых линии, исходящих из центра. Над главным виднелось ещё одно окошко, маленькое, и Джон его заметил только потом, а над ним, на самом верху, в сиянии утреннего неба виднелся небольшой крест. В общем, в основном фасад казался каким-то органичным, хотя, быть может, и пустым в сравнении с куда более роскошными соборами этого города, но Константину понравилось в нём эта простота, где было минимум украшений и всяческих изысканий.
Джон бы с радостью зашёл – только не спрашивайте зачем, в настоящее время ответы на такие вопросы он сам не знал, но церковь пока не работала. Однако он тогда почувствовал что-то около предчувствия, что он сюда точно вернётся, но не просто так… с какой-то целью. И это было неприятно, несмотря на очаровывающую красоту церкви Святого Бонавентуры; Константин вернулся так же, как и пришёл, и поплёлся в гостиницу, хотя времени до двенадцати было ещё много. После он тоже где-то промотался, но даже не обратил внимания где: всё проносилось как в сумрачном сне.
Без пяти двенадцать он со слипающимися глазами, зевками через каждую минуту и с уставшим видом зашёл в свою гостиницу и стал ждать, когда его зарегистрируют и дадут ключ. Пока миленькая девушка на ресепшене что-то оформляла, Джон решил спросить:
– Если я захочу остаться дольше, чем на пять дней, могу ли я как-то продлить свою бронь?
– Да, конечно! – живо отозвалась брюнетка, тряхнув своими кудрями. – Просто сообщаете об этом заранее, лучше за день, и вам, после внесения платы, продлевается бронь. Правда, может получиться так, что может достаться другой какой-то номер, но…
– Это не страшно. Спасибо, – Джон кивнул и протёр закрывающиеся глаза: только сейчас понял, насколько устал, не поспав в самолёте и совершив прогулочку, наверное, в километра четыре. Наконец регистрация закончилась, девушка протянула ему ключ и сказала, как пройти в номер.
– Вас провести к номеру? Показать? – Джон, кисло улыбнувшись, помотал головой. – Ладно, тогда обязательно осмотрите номер – может, вас что-то не устроит, так мы сразу поменяем. Удачного отдыха! – она приветливо улыбнулась, и Константин, взяв ключи и поблагодарив, пошёл к лифтам.
Усталый, он кое-как добрался до своей комнаты и ввалился в неё, как пьяный. Бросил чемодан рядом с дверью, закрыл дверь и, даже не включив свет и не сняв одежду, бросился на кровать, правда, успев перед этим неряшливо воткнуть себе в уши беруши – не хотелось, чтобы хоть какой-нибудь звук смог разбудить его. Как только его голова коснулась подушки, он мгновенно заснул и таким беспробудным, тяжёлым сном забылся на долгие часы.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться, либо войти на сайт под своим именем.
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гость, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Disclaimer: All characters belong to their rightful owners. No copyright infringement is intended or implied.
This is for entertainment only and no profit is being sought or gained.