— Просто сознайся уже, Романова, что ты хотела проиграть, — дружески подколол Клинт, толкая в плечо ближнего товарища, коим оказался Роджерс. Тот в ожидании ответа внимательно смотрел на Наташу. Бросив карты в общую кучу, она подняла на собравшихся за столом глаза, в которых плясали бесенята, и поджала губы, пряча расползающуюся улыбку.

— Нехорошо завидовать товарищам, Бартон, — поучительно произнесла Наташа, вызвав тихие смешки присутствующих.

— Да я и не завидую, — откинувшись на спинку стула, попытался оправдаться тот. — Мне просто незачем — у меня есть Лора.

— Конечно, — усмехнулся в кулак Сэм, переглянувшись с Роджерсом.

Капитан ответил поддерживающим взглядом и перевёл его на Барнса. Сам же виновник проигрыша Романовой с непроницаемым лицом молча следил за происходящим. И только глаза выдавали его лёгкое волнение.

За столом снова воцарилось молчание. Все ждали, что последует дальше.

Усмехнувшись, Наташа поднялась из-за стола и под пристальными взорами соигроков направилась к выходу из общей комнаты. При этом, специально или нет, но она покачивала бёдрами, будто собиралась устроить шоу с раздеванием прямо сейчас.

Барнс придержал её за руку, заставив немного наклониться к нему.

— Ты вправе отказаться, — тихо произнёс он.

— Испугался, что не сможешь держать себя в руках? — лукаво улыбнулась Наташа.

Сзади недвусмысленно присвистнул Сокол.

— Бросаешь мне вызов? — в тон ей поинтересовался Барнс. В его глазах зажёгся огонёк азарта.

— Как всегда, — кокетливо взмахнув ресницами, ответила она.

"Проиграешь", — провоцировал серый взгляд.

"Может, поспорим?" — усмехались её глаза.

Молчаливый диалог столкнувшихся взглядов продолжался ещё какое-то время, пока нарочито громко не кашлянул Клинт, привлекая всеобщее внимание.

Барнс выпустил руку Наташи.

— В десять, у тебя, — одарив его многообещающим взглядом, тихо произнесла она.

Он ответил коротким кивком.

С одной стороны, ему не хотелось думать, что Романова специально подставилась. Её карт он так и не увидел, впрочем, как и никто другой. Но мысль о предстоящем вечере заставляла его сердце ускорять привычный размеренный ритм. И если то трепещущее чувство внутри называлось надеждой, то Барнс готов был отдать на отсечение свою здоровую руку, чтобы это оказалось правдой. Но вместе с тем он испытывал нечто, смутно напоминающее страх. Слишком давно они с Наташей были знакомы. Слишком через многое прошли. Слишком многое их связывало.