Жизнь в сети
- Мама, а как ты познакомилась с папой? – спросил малыш Паучиш маму Паучильду.
- Очень просто, дорогой мой. Я сплела очень прочную, очень красивую сеть. Однажды попавшись, Паучино Старший остался в ней навсегда.
***
…Все так делали. Всё паучье семейство всегда плело сети. Там они знакомились (если ловля претендентов на супружество может так называться), ели, спали, растили детей и умирали.
- А как же мухи? – спросил Паучиш.
- Что – мухи? – отозвалась Паучильда, не отрываясь от плетения паутины.
- Ну, как знакомятся они? Сетей-то у них нет. Не на что ловить…
Паучильда на секунду прервала свое занятие и закатила кверху все восемь глаз, размышляя. Потом встревожено глянула на сына. Уж не собирается ли он стать вегетарианцем? О мухах начал задумываться…
- Мухи – твари бестолковые. Как живут, так и мрут. Они тебе нравятся? – и замолчала, ожидая реакции Паучиша.
- Ну-у-у… Они вкусные, - неуверенно протянул тот, не совсем понимая смысла вопроса.
Паучильда кивнула, удовлетворенная сим ответом, и вернулась к работе.
Паучиш же продолжил думать о тех, кто не умеет плести паутину и ловить в неё всё, что нужно для хорошей жизни. Мухи и впрямь казались ему довольно-таки глупыми. Вот осы, например, другое дело. Хитрые и злобные бестии! В одиночку к ним лучше не приближаться. Маме Пучильде приходится почти заново создавать сеть после того, как оса проделает в ней огромную рваную дыру, вырываясь на свободу. Очевидно, любые, даже самые красивые, сети были противны осам – часто они портили их просто так.
В прочных, сияющих на солнышке и невидимых в сумерках нитях запутывалось много разных букашек. Не все они были вкусны, но иногда ничего другого не попадалось – приходилось довольствоваться этим.
Паучиш никому не говорил, что однажды ему довелось отпустить добычу на волю. И не потому, что невкусная…
В сеть попалась бабочка. При виде неё Паучиш замер - мохнатый шарик на тонких ножках. Сам себе он показался нелепым уродцем. От её же красоты захватывало дух. Боже, как чудесны цветные переливы на подрагивающих крылышках! Сколько нежных чувств вызвало это создание в душе Паучиша. Беспомощная, хрупкая, совершенная…
Зная, что пришел хозяин ловушки, она попыталась вырваться, но едва смогла пошевелиться. Осторожно, почти робко приблизился Паучиш к пленной красавице. Стараясь не тревожить её, начал распутывать нити. И потом, когда она упорхнула, долго смотрел вслед. Он не смог бы даже прикоснуться к ней – не то что ранить…
Ничего этого Паучиш не рассказал матери. Она бы не поняла его.
«Делай хорошую паутину, - любила приговаривать Паучильда. – Такую, чтоб никто не выкрутился.»
Сети её были идеальны. Совершенный рисунок, изящный узор - ловушка, из которой невозможно выбраться.
Паучиш стал часто, хоть и украдкой, разглядывать летающих-ползающих-прыгающих обитателей этого мира. Все они уступали, по мнению матушки, паукам в главном: у них не было надежного места. Сытного места. Никакой уверенности в будущем! Ни сегодня-завтра они попадут в сеть пауков и станут их пищей. Но до тех пор…
Они свободны, думал паучок. Беспечны, беззаботны, беззащитны – да. Но и свободны тоже.
Паучиш понял, что природа позаботилась об «иных» другим способом. И им не нужно заманивать кого-либо в сети, терпеливо ждать и довольствоваться тем, что попадется на ужин. Они не беспокоятся о грядущем. Просто встречают новый день и живут им.
Паучиш не мог и самому себе толком объяснить, что переполняло его душу, будоражило ум.
- Значит, можно по-другому, - шептал он, от волнения путая блестящую нить. – Можно не заставлять. Можно отпустить и верить, что вернутся сами… Она вернется…
«Кто вернется? – тотчас спросил внутренний голос, интонациями напоминавший мамин. – Куда вернется, если сеть не доделана? Нет! Надо быть уверенным, что всё будет по-твоему. Надо привязать ИХ. Чтоб уж наверняка. А когда удостоверишься, что сеть прочно держит, можно и отдохнуть. Поесть, поспать. И «они» не сбегут. Не покинут.»
Паучиш находил, что это не лишено смысла. Есть в паучьей жизни выгода. В конце концов, жили же все пауки так издавна. И неплохо жили. Правда, в их семье остались только он да мама. Об отце Паучиш знал очень мало. Паучильда как-то туманно высказывалась о том, что случилось с Паучино Старшим. Малыш считал, что отец сбежал. Должно быть, надоело такое существование. Теперь сын понимал его. Он всё чаще размышлял над тем, что хочет жить иначе и не ждать от судьбы чего-то, словно муха в сети. А лучше вообще взять да пойти куда глаза глядят. Или даже так: пусть ветер подхватит и понесет! И вот бы еще разок встретить ту бабочку… Единственное, что удерживало его - это как сказать о назревавшем решении матери. Она не поймет, нет.
Паучильда, которой нужны были материальные подтверждения надежности, не слишком ценила эфемерные «какие-то там чувства». Есть сеть – есть связь. Липкая связь, не развяжешься. Она и ела всегда много, «впрок», про запас.
Сам Паучиш уже давно не следовал заведенным традициям. Умеренный в пище - стал легким, как пушинка. Ведь он завидовал прыгучести кузнечиков, мечтал летать, как «крылатые». Часто спускался по нити и зависал в воздухе. Ждал дуновения ветра, чтобы воспарить...
Время шло. И в один из дней Паучильда заявила:
- Я нашла тебе невесту.
Она описала дочь знакомой паучихи с самых выгодных, по её мнению, сторон.
- И где же она будет жить? – мрачно спросил Паучиш, огорченный тем, что затянул с путешествием. – Места тут не так уж и много. А дети пойдут… Куда их?
Паучильда вдруг смутилась, замешкалась. Потирая лапки одну об другую, она проговорила:
- Видишь ли, дорогой, тебе придется переселиться к ней. Такова традиция. Её мать сплела для вас отличную паутину. Залюбуешься! Уютное гнездышко для будущего потомства.
Паучиш недоверчиво посмотрел на неё: впервые мамуля посылала его куда-то. Отпускала от себя. Может, она заметила, как ему тоскливо?
Он ощутил небывалое воодушевление и принялся собираться.
- Что ты суетишься? – окликнула его Паучильда. – Не бери ничего. В новый дом старое не носят.
Но Паучиш всё же хотел взять кое-что на память: засушенный цветок, по форме напоминавший бабочку. Невеста сможет полюбоваться на это чудо. Так ей легче будет понять его тягу к красоте, его мечты… Возможно, позже он даже расскажет о путешествии, и в её душе тоже проснется желание увидеть мир.
Пробегая мимо куста, ветки которого обвивали нити паутины, Паучиш случайно задел бестолково торчавший листочек. Тот оторвался и подкатился к ногам. Казалось, внутри свернутого трубочкой листа что-то было…
Паучиш развернул его. Сначала он не понял, на что смотрит. И зачем мать хранит здесь какую-то гадость? Чьи-то останки: ножки, шелуха, ворсинки… Неужели Паучильда тоже имеет привычку собирать всякие памятные вещички? И вдруг его пронзила догадка: перед ним останки паука. И вот эта лапка, так похожая на его собственную, принадлежала… отцу. Чуть короче, чем все остальные, с выщерблинкой, от чего Паучиш-младший слегка прихрамывал.
Судя по всему, отстраненно подумал паучок, отца съели. И вслед за тем осознал, КТО мог это сделать.
Паучиш вихрем пронесся мимо матери - и врожденный дефект не помешал. Он торопливо спустился на землю, не слыша обеспокоенных криков Паучильды, и бросился, как и мечтал, куда глаза глядят.
Бежал он долго, не чуя под собой ног. А потом, чуть поостыв, удивился новому ощущению твердой поверхности, так не похожей на зыбкую паутину. Паучиш решил не возвращаться. И уж, конечно, понимал, что его ждет в «семейной жизни». Такая вот традиция, как сказала бы мама.
Теперь он шел, не ведая, куда идет. Знал, чего больше не будет, а что будет – нет. Впервые за всё свое существование! Он не научился летать или прыгать, но чувствовал себя не менее свободным, чем «иные». Беспечным, беззаботным, беззащитным – да. Но и свободным тоже.